Крылатый кинжал

По заросшим травой ступенькам отец Браун поднялся к входным дверям, с высокими колоннами по обеим сторонам, и постучал. Потом он подождал минуты четыре, постучал снова и стал терпеливо ждать, прислонившись спиной к дверям и глядя на ландшафт, медленно темневший по мере того, как надвигалась тень огромной тучи, ползшей с севера. Над головой отца Брауна чернели колонны портика; опаловый край тучи балдахином навис над ним. Серый, с переливчатой бахромой балдахин опускался все ниже и ниже, и скоро от бледноокрашенного зимнего неба осталось лишь несколько серебряных лент и клочков.

Отец Браун ждал, но из дома не доносилось ни звука!

Тогда он быстро спустился по ступенькам и обогнул дом, ища другого входа; набрел на низкую боковую дверь; побарабанил в нее; подождал. Потянув за ручку, он убедился, что дверь заперта на ключ или засов, и пошел вдоль стены, мысленно учитывая все возможности и гадая, не забаррикадировался ли эксцентричный мистер Элмер в глубине дома так основательно, что до него даже не доносится стук. А может быть, сейчас он и баррикадируется, полагая, что этим стуком дает о себе знать мстительный Стрейк.

Возможно, что слуги, оставляя дом, открыли всего одну дверь, которую хозяин и запер за ними; но скорее, уходя, они не особенно заботились о мерах охраны. Отец Браун продолжал обходить дом. Через несколько минут он вернулся к своей отправной точке – и тут же увидел то, что искал. Застекленная дверь одной комнаты, снаружи занавешенная плющом, была неплотно прикрыта; очевидно, ее забыли запереть. Один шаг, и он очутился в комнате, комфортабельно, хотя и старомодно обставленной. Из этой комнаты шла лестница наверх; с другой стороны была дверь в соседнюю комнату, и вторая дверь, прямо против окон и гостя, – дверь с красными стеклами, пережиток былого великолепия. Справа на круглом столике стояло нечто вроде аквариума – большая стеклянная чаша с зеленоватой водой, в которой плавали золотые рыбки, а прямо против аквариума – какая-то пальма с очень большими зелеными листьями. Все это было таким пыльным, таким викторианским, что телефон в углублении, полуприкрытом занавеской, казался совсем неуместным.

– Кто тут? – крикнул резкий голос из-за двери с красными стеклами. В тоне было недоверие.

– Могу я видеть мистера Элмера? – виновато спросил отец Браун.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел человек в сине-зеленом халате. Волосы у него были растрепаны, спутаны, будто он только что встал с постели или непрерывно вставал, но глаза совсем проснулись, и взгляд был живой, пожалуй, даже встревоженный. Отец Браун знал, что такие противоречия естественны в человеке, который живет в постоянном страхе. Профиль был тонкий, орлиный; но прежде всего поражал неопрятный, даже дикий вид большой темной бороды.

– Я – мистер Элмер, – сказал он, – но я давно не жду посетителей.

Что-то в его беспокойных глазах побудило отца Брауна перейти прямо к делу. Если у хозяина – мания преследования, то он не будет в претензии.

– Никак не пойму, – мягко сказал отец Браун, – действительно ли вы перестали ждать посетителей?

– Вы правы, – спокойно согласился хозяин. – Одного посетителя я жду. Возможно, он будет последним.

– Надеюсь, что нет, – заметил отец Браун. – Во всяком случае, я рад, что не особенно похож на него.

Мистер Элмер зло засмеялся.

– Ничуть не похожи, – подтвердил он.

– Мистер Элмер, – заговорил напрямик отец Браун, – прошу извинения за свою смелость, но один из моих друзей сообщил мне о ваших затруднениях и просил выяснить, не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен. По правде сказать, у меня есть кое-какой опыт в таких делах.

– Нет и не было дел, подобных этому, – возразил Элмер.

– Вы хотите сказать, – сказал священник, – что ваши братья, трагически расставшиеся с жизнью, были убиты?

– И даже убийства эти не простые, – отвечал хозяин. – Человек, который загоняет нас на смерть, – порождение Сатаны, и сила его – от ада.

– У всего зла одни корни, – серьезно сказал отец Браун, – но откуда вы знаете, что это не простые убийства?

Элмер ответил жестом, пригласив гостя присесть, а сам медленно опустился в другое кресло, обхватив руками колени.

Когда он поднял глаза, в них появилось более мягкое и задумчивое выражение, а голос звучал дружелюбно и уверенно.

– Поймите, – заговорил он, – я отнюдь не желаю, чтобы вы считали меня неразумным человеком. Разум привел меня к этим выводам, ибо, к сожалению, разум-то к ним и приводит. Я много книг перечитал, ведь я один унаследовал познания отца в этой темной области, а там – и его библиотеку. Но то, о чем я хочу вам рассказать, не вычитано из книг, я видел это собственными глазами.

Отец Браун кивнул, и собеседник его продолжал, как бы подыскивая слова.

– Относительно старшего брата я сначала был не совсем уверен. В том месте, где его нашли, не было никаких следов, никаких отпечатков ног. И револьвер лежал подле него. Но он только что перед тем получил угрожающее письмо от нашего врага, это несомненно, на письме был знак – крылатый кинжал, одна из его проклятых каббалистических штучек. И служанка говорила, что в полумраке видела, как вдоль стены сада что-то ползло – не кошка, чересчур большое. Распространяться больше не буду. Скажу одно: если убийца и являлся, он умудрился не оставить никаких следов. А вот когда погиб брат Стивен, дело обстояло иначе, и с тех пор я все понял. Машина стояла на помосте, у подножия фабричной трубы. Я вскочил на помост тотчас после того, как он пал, убитый железным молотом. Я не видел, чтобы его ударило что-нибудь, но… я видел то, что видел. В тот миг большой клуб дыма закрывал от моих глаз фабричную трубу, но в одном месте вдруг образовался прорыв, и на самом верху стоял человек, завернувшись в черный плащ. Сернистый дым на время заслонил его от меня. Когда дым рассеялся, я глянул на трубу. Там никого не было. Я человек разумный, пусть же разумные люди объяснят мне, как он попал на такую высоту и как спустился оттуда?

Он посмотрел на отца Брауна, улыбаясь, словно сфинкс, а затем, помолчав, сказал коротко:

– Череп у брата разлетелся, но тело не пострадало. И в одном из карманов мы нашли угрожающее письмо, полученное накануне, – письмо с крылатым кинжалом. Я уверен, – серьезно продолжал он, – что символ, крылатый кинжал, выбран не случайно. Что бы ни делал этот ужасный человек, все – преднамеренно… В уме у него перепутались и самые сложные планы, и всякие, никому неведомые наречия, шифры, образы без названий. Он принадлежит к самому худшему на свете типу людей – к типу злых мистиков. Я, конечно, не утверждаю, что отгадал все скрытое под этим символом. Но есть какая-то связь между символом и необычными, преступными действиями этого человека, который парит, как ястреб, над нашей семьей. Можно ли не видеть связи между крылатым кинжалом и смертью Филипа – смертью на лужайке собственного дома, где не осталось ни малейших следов ни на траве, ни в пыли дорожек? Можно ли не видеть связи между крылатым кинжалом, который летит, как стрела, и фигурой на фабричной трубе?

– Вы хотите сказать, что он летает? – задумчиво сказал отец Браун.

– Симон Волхв летал в свое время, – возразил Элмер, – и в былые, темные времена всегда утверждали, что антихрист будет летать. Как бы то ни было, на письмах изображен крылатый кинжал; мог он летать или нет – другой вопрос, но разить он умел.

– Вы не заметили, на какой бумаге написаны письма? – спросил отец Браун. – На обыкновенной, почтовой?

Сфинкс жестко расхохотался.

– Можете сами убедиться, – мрачно сказал он. – Я получил сегодня такое же письмо.