Место для нас

– Меня зовут Джо, – представился Джо, встав перед Люси. – Рад с вами познакомиться.

– Люси. Привет.

Люси протянула Джо руку, внимательно глядя на него.

У нее были большие глаза цвета лесного ореха, светлая кожа и широкая искренняя улыбка. Верхние резцы, как и у ее бабушки, были расставлены немного широко. Глядя на Джо, девушка покраснела и растерянно прижала левую руку к груди.

– О, какой приятный сюрприз! – Марта вновь обняла внучку и поцеловала в макушку. – Люси, Джо – новый шеф-повар в «Дубе». Он будет готовить еду для праздника.

– Как здорово! – с искренним восхищением воскликнула Люси. – Моя мачеха много о вас рассказывала. Она говорит, что вы – самое лучшее, что случилось у них в деревне с тех пор, как она туда приехала. – Люси взяла с тарелки кусок коврижки и села. – М-м-м… Бабуля, как же здорово!

– Так… А кто ваша мачеха? – Джо отправил в рот очередной кусок имбирной коврижки.

– По-моему, она в вас влюбилась, так что будьте осторожнее. – Люси кокетливо покачала своим куском коврижки. – Карен Бромидж. Знаете ее? Ей за тридцать, она невысокого роста, похожа на Гитлера в женском обличье, носит облегающие топы.

– Люси, не говори глупостей, – вмешалась Марта. – Джо, с вами все в порядке?

Джо встал, закашлялся и очень старался не поперхнуться.

– Немно… – Он не мог говорить. – Я…

– Налей ему воды, – распорядилась Марта.

Люси вскочила, побежала к раковине, протянула Джо стакан. Он сделал глоток, тяжело дыша и чувствуя себя полным идиотом. Вот ужас!.. Девушка изо всех сил стукнула его ладонью по спине. Джо откашлялся и сел.

Люси взяла салфетку, стерла крошки с губ и повернулась к Марте:

– Итак, бабуля, что за грандиозная идея? Я имею в виду твой праздник. Я получила приглашение. Хотя, между прочим, ты его отправила на мой старый адрес.

– Детка, ты то и дело переезжаешь. У меня нет твоего нового адреса. А что было не так со старой квартирой?

– Всякие проблемы, – коротко ответила Люси. – Настало время переехать.

– Ты ведь там всего три месяца прожила!

– Ну… голубь то и дело насиловал голубок на крыше рядом с окном.

– Что?!

Люси проглотила последний кусочек коврижки.

– Каждое утро. Этот голубь раздувал перья на шее и гонялся за голубками, а они пытались от него улететь. А я лежала в кровати и слушала непрерывные крики и воркование, а потом смотрела за окно, и мне было жалко этих несчастных голубок.

– Круговорот жизни, – вздохнула Марта. – Задернула бы шторы.

– Не было там никаких штор.

Марта закрыла лицо ладонями и расхохоталась.

– Теперь я живу с Айрин. И все нормально.

– Кто такая Айрин?

– Айрин Хуанг? Айрин из Алпертона? Бабуля, ты же с ней познакомилась, когда мы обедали в «Либерти». Она блогер, пишет о моде. Более или менее… если честно, порой она жутко действует на нервы. Оставляет на холодильнике записочки про своего кота, у которого расстройство кишечника, мол, я не должна – ни в коем случае – кормить его сама.

– Люси! – одернула Марта внучку таким тоном, словно той было лет восемь. – Не надо за столом говорить о расстройстве кишечника.

– Разве это неприлично? – удивилась Люси.

– Чертовски неприлично говорить о расстройстве кишечника у постороннего кота.

– Кота зовут Председатель Мяо. И это очень даже прилично. Замечательная кличка, она меня очаровала, а теперь уже слишком поздно.

– А почему вы решили с ней жить? Ну, кроме кота? – спросил Джо, пытаясь дышать ровно, хотя он до сих пор не понял, в какой части глотки у него застрял кусок имбирной коврижки.

– Она живет в Далстоне. А Далстон в наше время – центр всего на свете.

– Даже не слышала о таком районе, – покачала головой Марта.

– Это в Восточном Лондоне, – сказал ей Джо. – Очень модный район.

– Представь Гринвич-Виллидж пятидесятых годов сегодня, – пояснила Люси.

– О, понятно, – кивнула Марта. – Как дела на работе? Люси работает в редакции «Daily News», – сказала Марта, переведя взгляд на Джо.

– Работа? Все прекрасно, – ответила Люси радостно. – Просто блеск. Послушай, я хотела тебя кое о чем спросить. Как ты думаешь…

В холле послышались шаги. Люси мгновенно покраснела, пожала плечами и поспешно добавила:

– Ладно, ничего.

Дверь кухни со стуком открылась, и на пороге появился Дэвид Винтер. Створку двери он придержал тростью.

– Чаю можно попросить, Эм?

– Конечно. – Марта почему-то посмотрела на Джо. – А что-то случилось?

– У меня сложности с Уилбуром. Ты не могла бы прийти ко мне и сделать вид, будто гоняешься за своим хвостом? – Тут он увидел Люси, и его лицо озарилось радостной улыбкой. – Люси, милая! Какая радость! Пойдем ко мне в кабинет. Мне нужно, чтобы ты побегала по кругу.

Люси весело рассмеялась.

– И Джо здесь, чудесно! Приветствую, сэр. Вы, наверное, пришли обсудить планы грядущего праздника?

– Здравствуйте, Дэвид. – Джо встал и пожал руку хозяина дома. У него слегка закружилась голова. – Да мы, в принципе, уже договорились насчет меню.

Дэвид наклонился к столу.

– Что ж, чудесно. А теперь я возьму вот этот кусочек коврижки и вернусь к себе в кабинет. Люси?..

– Мне нужно бабулю кое о чем расспросить. – Люси посмотрела на Марту. – А Джо не мог бы?

– Джо, пожалуйста, пойдемте со мной. Я вас попрошу побегать по кругу, притворившись собакой, ладно? – произнес Дэвид с улыбкой.

И Джо второй раз за время пребывания в Винтерфолде подумал, что для человека с такой улыбкой можно сделать что угодно.

– Конечно.

– А знаете, проще было бы посмотреть, как собака гоняется за своим хвостом, на ютубе, – сказал Джо, когда они вошли в кабинет Дэвида.

– На ютубе? – переспросил Дэвид и с трудом опустился в рабочее кресло. Он тяжело дышал.

Джо присмотрелся к нему. Под карими глазами Дэвида залегли коричневые круги.

– А мне и в голову не пришло… Отличная идея. – Дэвид откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Вам нездоровится?

– Немного устал. В последнее время плохо сплю. Было время, снотворное принимал. Больше не могу. – Он похлопал ладонью по груди. – Мотор барахлит.

– Сочувствую.

Джо обошел большой дубовый письменный стол, встал рядом с креслом Дэвида и принялся набирать команды на клавиатуре старого компьютера, системный блок которого опасно разместился на краю стола, рядом со стопкой бумаги, большой кружкой, набитой карандашами, и бесформенной грудой дисков с триллерами. Дэвид смотрел в одну точку, вяло сложив руки на коленях.

– Этот стол опасен для здоровья, – сказал Джо, чтобы поддержать разговор. – Просто аварийный.

Слава Дэвида смущала его, заставляла нервничать. В ресторан в Лидсе ходили совсем другие люди: футболисты или те, кого выгнали из реалити-шоу. Они заказывали пиво «Cristal», а потом подолгу сидели за столиками и неотрывно пялились на экраны своих смартфонов. В Дэвиде было что-то такое, что по-настоящему восхищало Джо – восхищало всю жизнь, и это было странно, очень странно.

– На своей кухне я бы вам ни за что работать не позволил.

– Ха, – хмыкнул Дэвид. – Тут работа всей моей жизни. Плюс все наши бумаги. Да, жуткий бардак, и в один прекрасный день кому-то предстоит тут основательно разобраться. Надеюсь, не мне. – Он сел ровнее, когда Джо запустил видео. – Подумать только, а? Но откуда вы знали, какой собакой был Уилбур? Это же его точная копия!

– У меня были все книжки ваших комиксов, – смущенно ответил Джо. – Дядя дарил мне их каждое Рождество. С Дейзи и Уилбуром я знаком лучше, чем с большинством своих родственников.

– Правда? – обрадовался Дэвид. – Чудесно! А как зовут вашего дядю? – Толстые красные пальцы попытались обхватить карандаш, однако тот выскользнул. – Проклятье. Руки сегодня меня практически не слушаются.

– Его звали Альфред. Он уже умер, так что можно не записывать. – Джо накрыл ладонью руку старика. Он был очень тронут. – В школе, где я учился, Уилбура все обожали.

– Неужели? Очень приятно!

– Да. – Джо улыбнулся. – Ну, я вас оставляю, не буду мешать работать.

– Нет-нет, пожалуйста, поболтайте со мной, – взмолился Дэвид. – Терпеть не могу оставаться один. Особенно в такие дни.

– Мне бы надо вернуться. А миссис Винтер хочет, чтобы вы доделали какую-то работу.

Ко всему прочему, у Джо уже было такое чувство, что он провел в этом доме достаточно времени и вмешался во все здешние дела. То, как обитатели дома притягивали к себе, даже не спрашивая, хочешь ты этого или нет, сводило с ума, очаровывало и сбивало с толку. У Джо голова шла кругом.

– А мне в паб пора, скоро вечерняя смена.

– Вот как… – разочарованно протянул Дэвид. – Ужасная новость. – Он вытащил кусок коврижки из кармана куртки. – Я должен съесть это, а потом вздремну. Марте не говорите. Сроки сдачи работы перенесли.

Джо вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь, и направился к кухне. Подходя к ней, он услышал сердитый голос Марты:

– Нет, Люси. Нет и нет. Просто поверить не могу! Как они вообще посмели тебя просить? Мало разве Левша сделал для них за все годы?

Что-то упало и разбилось. Похоже, фарфоровая чашка.

– О черт! Надо бы мне позвонить им и задать трепку.

Джо растерялся, не зная, войти или нет. Но и подслушивать у него желания не было.

– Пожалуйста, не звони, бабуля. Это была моя идея.

– Твоя идея! – Марта расхохоталась. – Люси, только этого еще не хватало!

Люси хрипло проговорила:

– Против твоей воли я бы ни за что не стала ничего такого делать, бабуля. Если ты считаешь, что идея ужасная, – все, забыли. Я просто подумала написать Дейзи мейл и спросить у нее, почему она…

Марта ответила шепотом, Джо с трудом расслышал ее слова.

– Даже не думай об этом. – И, словно поняв, что возле двери кто-то есть, она резким тоном добавила: – Джо, вы здесь? С какой стати вы подслушиваете?

– Простите.

Джо вошел, смущенно почесывая макушку. Люси покраснела. Марта ласково погладила ее мягкие кудряшки.

– Прости меня, детка. Зря я сорвалась на тебя… Джо, хотите еще чаю? Или бокал вина? Я бы не отказалась от бокала вина.

Джо посмотрел на настенные часы.

– Мне лучше поскорее тронуться в обратный путь. Давайте обговорим остальное меню, и я пойду.

Люси встала и отодвинула стул от стола.

– А я наведаюсь к папе, заброшу вещи. Потом поужинаем, ладно, бабуля? Прости меня. – Ее глаза блестели почти лихорадочно. Она сглотнула слюну и повернулась к Джо: – Вам кто-то звонил. И сообщения приходили.

– Наверняка моя мама… – смущенно произнес Джо.

Лидди то и дело забрасывала его эсэмэсками. Но, опустив глаза, он увидел на экране номер абонента, отправившего ему последнее текстовое сообщение, и у него пересохло во рту.

«Ну вот, – подумал Джо, – меня нашли».

Увидимся попозже? Могу смыться.

Люси виновато смотрела на бабушку, и Джо не мог понять, прочла ли она сообщение. Палец, которым Джо прикоснулся к экрану смартфона, дрожал так, будто в его тело вонзилось множество отравленных дротиков.

– Ну что ж… Я как-нибудь загляну к вам в паб, ок? – сказала Люси.

– Конечно, – кивнул Джо. – Заходите в любое время. Можете у себя в газете про нас рассказать. Пусть приедут, отведают. Нам такая помощь не помешает.

Люси задумчиво на него посмотрела.

– Пожалуй, я так и сделаю. Спасибо, Джо… Ну все, стартую к отцу, – сказала она и на прощанье одарила Джо быстрой секретной усмешкой.

А он не понял, что бы это могло значить.

Флоренс

– Pronto!^[42]

– Профессор Ловелл! Вы хотели меня видеть?

Джордж Ловелл положил на стол ручку и свел вместе подушечки пальцев. Зажмурив глаза и слегка склонив голову набок, он произнес:

– Да. Adesso, Signora^[43].

Флоренс закрыла за собой дверь и села на один из стульев красного дерева с высокой спинкой. По слухам, профессор Ловелл «вызволил» эти стулья из заброшенного палаццо неподалеку от Фьезоле.

– В общем, – сказала Флоренс, – я хотела попросить у вас маленький отпуск в ноябре. На три дня примерно.

– Насколько я понимаю, это не для работы на «Курто»?

– Нет, просто выходные. Надо навестить родителей.

Флоренс сунула руки в карманы юбки и улыбнулась настолько очаровательно, насколько могла.

Профессор Ловелл вздохнул и закатил глаза, словно пытался рассмотреть соринку, прилипшую к брови. Флоренс наблюдала за ним, гадая, как ему удается так долго сохранять неподвижность. Он был похож на сову.

– Джордж? – произнесла Флоренс через несколько секунд. – Джо-ордж…

– Флоренс. Опять?

– Что «опять»?

– Отпуск в середине семестра.

Флоренс лихорадочно попыталась припомнить, на что он намекает.

– А, вот вы о чем! Но это было два года назад, и речь шла об операции. Мне удалили родинку, что вызвало последствия.

– Ну да, да, ваша знаменитая родинка на спине, – проговорил профессор Ловелл таким тоном, словно сильно сомневался в этой истории.

– У меня потом было заражение крови. Я чуть не умерла.

– Полагаю, это некоторое преувеличение?

Флоренс скрестила руки на коленях. Она давно знала профессора Ловелла и понимала, что спорить с ним бесполезно. А она до сих пор ясно помнила монахинь в больнице и то, как она то приходила в себя, то снова теряла сознание. Будто сквозь туман до нее доносились голоса монахинь, тихонько переговаривавшихся по-итальянски и пытавшихся понять, католичка ли эта синьора и хотела ли бы она, чтобы над ее телом были произнесены молитвы, поскольку пребывать на этом свете ей явно осталось недолго.

– Пожалуйста, простите. Мне жаль, что так получилось. – Спорить с Джорджем, когда он был в таком настроении, не стоило. – Моей матери исполняется восемьдесят лет. Я просто обязана присутствовать на семейном торжестве.

– Гм-м-м. – Профессор Ловелл кивнул. – Ну да, пожалуй. Но, профессор Винтер, мы с профессором Коннолли вот о чем говорили на днях…

При упоминании имени Питера Флоренс едва заметно улыбнулась.

– Это была его идея, и, наверное, сейчас самое подходящее время, чтобы спросить вас… Не желаете ли вы немного отдохнуть?

Уж не сошел ли профессор Ловелл с ума?

– Об этом я и веду речь. Да. Три дня в ноябре.

– Нет, Флоренс. – Рука профессора решительно легла на крышку старинного письменного стола. – Я имею в виду семестр. Или пару семестров. Чтобы у вас было время поразмыслить над своими планами. – Он старался не встречаться с Флоренс глазами. – Вы у нас женщина занятая – особенно теперь, когда появилась работа для Курто.

Слово «Курто» он произнес так, как мог бы произнести «злокачественная опухоль» или «нацист».

Флоренс озадаченно воззрилась на профессора.

– Как же… Мне нужно закончить доклад «Беноццо и идентичность» для конференции в декабре – вряд ли вы об этом забыли, Джордж. И моя книга… мне еще много предстоит прочесть, чтобы закончить ее. Очень много.

Профессор Ловелл насмешливо хохотнул.

– Ваша книга? Ну да, конечно.

– Безусловно, она не того уровня, что книга Питера… – начала Флоренс.

Джордж фыркнул. «Ну, ясное дело, не того уровня», – подумала Флоренс.

– Тем не менее она важная. А курс весенних лекций… Мне нужно всего лишь три дня в следующем месяце, а вовсе не два семестра.

– Так… – Джордж Ловелл откинулся на спинку рабочего стула и опустил руки на подлокотники. На его гладкой желтоватой лысине выступили капельки испарины. – Флоренс… я постараюсь объяснить. Мы полагаем, что вам пора сделать шаг назад, если можно так выразиться. Это не понижение в должности. И не связано с возрастом. Однако для выполнения учебной программы нам нужны лекторы с более широким подходом, поэтому…

– Что?

– Поэтому, – повторил Джордж, не обращая внимания на Флоренс, – профессор Коннолли назначил доктора Талиту Лиф ассистентом на факультете искусствоведения. Я уверен, что вы с ней прекрасно сработаетесь. Талита очень талантлива и энергична. Она специализируется на творчестве Филиппо Липпи и Беноццо Гоццоли…

Флоренс ощутила себя Алисой, свалившейся в кроличью нору и угодившей в мир, лишенный всякого смысла.

– Но… но это же моя специализация! – Она показала вверх, за спину профессора Ловелла. – Посмотрите! Посмотрите на книгу позади вас, на полке. «Исследование работ Беноццо Гоццоли и Фра Филиппо Липпи, под редакцией профессора Флоренс Винтер». Вот почему я у вас работаю, Джордж. Вам не нужна никакая… Табита Лиф. Я…

– Талита Лиф, – поправил ее Джордж неизвестно зачем.

Флоренс прищурилась, пытаясь мыслить четко. Так вот, значит, в чем дело. Уволить ее из-за возраста они не могли, потому что в прошлом году пытались избавиться от Рут Уорбойз и взять на ее место двадцатичетырехлетнего мальчишку с прилизанными волосами и аккаунтом в Твиттере. А Рут наняла адвоката и устроила руководству показательную порку. С тех пор про двадцатичетырехлетнего сосунка никто слыхом не слыхивал. Профессор Ловелл питал слабость к молодым блондинам-англосаксам, Флоренс это отлично знала. Они с Джорджем учились в Оксфорде в одно время, и она помнила, как однажды он явился на торжественный обед^[44] с подбитым глазом – свидетельством неправильно понятых намеков со стороны одного из членов студенческого хорового общества Королевского колледжа. Джордж порой рисковал слишком опрометчиво. Флоренс давно заметила, что это свойственно непривлекательным мужчинам.

Но девицы, девицы вроде этой Талиты… Талита, да?.. Лиф не входили в сферу его интересов. Что-то здесь не так.

– Мы это долго обсуждали с профессором Коннолли. К тому же мы учитываем вашу дополнительную нагрузку в Курто, не говоря уже о вашей склонности часто ездить на различные конференции, а также ваше… поведение. Словом, все это в совокупности смотрится не в вашу пользу.

Профессор Ловелл поерзал на стуле.

– Мое поведение? – озадаченно переспросила Флоренс.

– Будет вам, Флоренс. Вы понимаете, о чем я.

– Нет, не понимаю. – Флоренс вздернула подбородок.

– Вы немного… непредсказуемы. Особенно в последнее время. – Джордж постучал кончиками пальцев по кадыку. – О вас ходит много слухов, различных инсинуаций… ну, и так далее.

– Инсинуаций? – Флоренс показалось, что ее тело изнутри наполняется водой, начала кружиться голова. – Прошу вас, Джордж, растолкуйте. Боюсь, я понятия не имею, что вы имеете в виду.

Профессор Ловелл оскалил зубы в улыбке.

– Будет вам, Флоренс. Факты, связанные с вашей нагрузкой, говорят сами за себя. – И добавил, явно стараясь смягчить тон: – Видимо, вы переутомились, моя дорогая.

– А у Питера не слишком большая нагрузка? – требовательно вопросила Флоренс. – После выхода книги и телесериала он здесь почти не бывает. И ошибки делает. А я ошибок не делаю. Вряд ли я заслуживаю увольнения – притом что ваш заведующий кафедрой вообще решил стать медийной персоной.

– Это совсем другое дело! – пискляво воскликнул Джордж. – «Королева красоты» – настоящий хит. Важность того, что Питер стал… как вы изволили выразиться, «медийной персоной», для нас неоценима.

– Да он даже дату «Костра тщеславия»^[45] точно не назвал! – проговорила Флоренс, всеми силами стараясь не повышать голос. – Он участвовал в какой-то дурацкой утренней программе Би-би-си и не мог сказать, когда произошло самое значительное из печально известных событий Ренессанса!

– Оговорка, не более того, – раздраженно парировал Джордж. – Прямой эфир, Флоренс. В книге ведь все указано верно, не так ли?

– Ясное дело, в книге все верно! – прокричала Флоренс и заставила себя замолчать.

Они с Джорджем уставились друг на друга широко раскрытыми глазами.

«Не говори об этом. Не стоит». Флоренс прикусила язык.

– То, чем занимается Питер, – это будущее, Флоренс. А то, что вы каждые два месяца летаете в Лондон, где делаете доклады по своим изысканиям в Курто, не очень-то работает на общее дело, вам не кажется?

Как только стало известно, что Флоренс взяли на работу в институт искусств Курто, просочились и слухи о том, что профессор Ловелл одновременно с ней подал документы на замещение той самой вакантной должности, но ему отказали. Его специализация – Холман Хант^[46] – вышла из моды. Флоренс Ханта терпеть не могла, и ее весьма радовало то, что Джордж не мог понять, почему, кроме него, больше никто не интересуется гиперреалистичными морализаторскими изображениями символических козлов, падших женщин и отвратительных розовых и голубых младенцев.

Ситуация была совершенно прозрачной: «клуб старых приятелей» смыкал ряды. Флоренс отлично понимала, что натворит, сколько наделает бед, если только выпустит все свое безумие на волю. А она уже чувствовала, как в ее сознании формируются фразы:

«Вам прекрасно известно, что большую часть книги Питера за него написала я. И если я решу кому-нибудь рассказать об этом, грянет такой грандиозный скандал, что колледж могут и закрыть».

И все же она не могла этого сделать. Не хватало храбрости. Или хватало?.. Сейчас бы выпить кофе. После кофе она всегда соображала лучше.

Флоренс сидела молча, понурив плечи и почти обмякнув на стуле с высокой спинкой. Сидела и слушала негромкий, четкий голос Джорджа.

– Срочности нет. Желательно, чтобы перемены произошли в январе две тысячи тринадцатого года. У доктора Лиф свадьба в Рождество, и работу здесь она начнет с нового года. Она бы очень хотела познакомиться с вами и разработать программу, согласно которой вы вдвоем…

Флоренс резко встала.

– Который час? Мне пора идти. Извините, у меня встреча с… – она подняла глаза к потолку, стараясь говорить спокойно и ровно, – …с дератизаторами. В доме завелись крысы. Ладно, Джордж, я подумаю о том, что вы мне сказали, и зайду попозже.

Профессор Ловелл выпятил пухлую нижнюю губу.

– Если не зайдете, я вам позвоню.

Флоренс сжала дрожащими пальцами дверную ручку и сделала глубокий вдох.

– Безусловно, мы еще поговорим. И предупреждаю вас: я буду очень старательно защищать свои права. Кстати, в вашем письменном столе завелись жучки-древоточцы. Всего хорошего.

Флоренс даже смогла весело кивнуть Джорджу на прощание.

Она бежала, пока совсем не выбилась из сил. Только на другом берегу реки Флоренс остановилась и осознала, что дрожит с головы до ног. Ссориться она не любила почти так же сильно, как не любила мышей. Именно поэтому отказалась от преподавания и занялась наукой – только ради того, чтобы с опозданием понять, что мир науки очень похож на Флоренцию четырнадцатого века, что и здесь царят междоусобица, коварная политика и молчаливое предательство. Чем дальше, тем сильнее в последнее время она вспоминала свое детство рядом с Дейзи – игру, правил которой она не знала и не могла угадать. Но флорентинцы хотя бы время от времени убивали друг дружку во время мессы, чтобы воздух стал чище. Это было куда более честно, чем потаенная агрессия и скрытое напряжение, которые мучили Флоренс точно так же, как ожидание любого из маленьких злобных замыслов Дейзи.

Талита Лиф. Что это за имя? Флоренс с дрожью размышляла, уместно ли расспросить о ней Питера.

– О, Питер, – произнесла Флоренс вслух и шаркнула подошвой изношенной туфли по древней мостовой. Каждый крошечный момент того жаркого лета запечатлелся в ее сознании фотографией из курортного альбома, и любой снимок она могла при желании увидеть, а желание приходило часто. Думая о Питере, о том, что было между ними, она всегда чувствовала себя самой обычной женщиной. Рядом с ним ей нравилось вести себя так, словно все хорошо, а особенно – когда рядом были другие люди. Мысль о том, что о них могут сплетничать, будоражила ее. «Профессор Винтер и профессор Коннолли?» – «О да. У них явно был летний роман несколько лет назад». – «Он по ней с ума сходил, я слышала».

Да, ей хотелось, чтобы люди о ней думали именно так. Флоренс Винтер: выдающийся ученый, страстная любовница, умная и энергичная современная женщина.

Что-то прикоснулось к ее бедру. Флоренс вздрогнула, но тут же поняла, что это ее собственный палец – в кармане юбки обнаружилась дырка. Флоренс почесала кожу ногтем. Ноги у нее были волосатые; она не могла вспомнить, когда в последний раз их брила. А вдруг бы она встретила Питера, прямо здесь, идущего по улице, как в тот день в январе. Он шел ужинать к своим друзьям в Ольтрарно^[47]. Их звали Никколо и Франческа, Флоренс запомнила имена. А вдруг бы они заговорили, и она пригласила бы его на бокал вина. И они бы потом сидели на террасе на крыше – крошечном пятачке размером с одеяло для пикника – и смотрели бы на «Торре Гуэльфа»^[48] и Арно. И смеялись бы над Джорджем и его похождениями, как это было раньше, до того как Питер начал охладевать к ней и ее стесняться. И он мог бы положить руку ей на колено, когда она сказала бы что-то смешное, и расхохотался бы. «О, Фло». Раньше он частенько называл ее «Фло», и это напоминало ей о родном доме. «Я скучаю по тебе. А ты?»

«Иногда», – ответила бы она, чуть лукаво улыбнувшись.

А он, наверное, взял бы ее за руку и повел в спальню, и снял бы с нее одежду, и они бы предались любви в теплой комнате со стенами цвета терракоты, и звенели бы колокола вдалеке, и шуршали бы простыни, их лица порозовели бы, а глаза сияли бы от радости… И если бы все это случилось, ему ведь было бы все равно, бритые у нее ноги или нет, верно? Раньше ему было все равно. Так хорошо было раньше, так…

Флоренс запрокинула лицо к синему небу в обрамлении черных сумрачных домов и прижала ладони к пылающему покрасневшему лицу. На ее губах играла тайная улыбка.

Кто-то рассмеялся, и Флоренс почти удивленно обернулась. На нее таращились две старые девы. Явно туристки и явно англичанки. Флоренс торопливо пошла дальше.

Верхний этаж старинного палаццо на Виа дель Сапити теперь был поделен на квартиры. Квартира Флоренс некогда служила дожу спальней, и когда Флоренс обосновалась здесь десять лет назад, в квартире находилось несколько предметов мебели, о происхождении которых Джулиана, хозяйка квартиры, ничего не знала. Флоренс нравилось думать, что эти вещи простояли здесь несколько столетий, что какой-нибудь вельможа-злоумышленник прятал письма в свадебном сундучке, а под большим деревянным креслом у него лежал нож.

Тяжелая дверь, закрывшись, сразу отделила ее от внешнего мира. Голова слегка кружилась, нужно было выпить кофе. Флоренс вошла в крошечную кухню. Здесь имелась газовая горелка с пьезоподжигом и несколько запылившихся коробок с пастой и томатным пюре. А еще, как ни странно, на подоконнике стоял горшок с пышным кустиком базилика. Совсем как в истории Боккаччо об Изабелле и горшке с базиликом, который, увы, всегда напоминал Флоренс о еще одной жуткой картине Холмана Ханта^[49]. Как же это типично для человека типа Джорджа! Неужели можно жить здесь, посреди великих произведений искусства, и продолжать восторгаться Холманом Хантом?

Флоренс поставила на газовую горелку старую, обшарпанную кофеварку «Bialetti» и распахнула покосившиеся двери, ведущие на террасу. Она с наслаждением сделала глубокий вдох. Лучи золотистого вечернего солнца прикоснулись к ее лицу. С улицы доносились голоса детей.

В такие мгновения она осознавала, как сильно ей здесь нравится. Солнце, запахи, ощущение того, что она жива… Впервые приехав сюда в отпуск – двадцать лет назад, – она не планировала оставаться. Однако здесь ее головной мозг работал так, словно именно тут его включали в правильную розетку. Как она тосковала по Италии, находясь в Англии, где сырость и серость пробирали до костей и все время казалось, что промокли ноги! Она не хотела, чтобы у нее, как у отца, руки искорежил ревматизм, не хотела быть бледной и страдающей по яркому солнцу или, как мать, закрыться от большого мира. Именно здесь Флоренс узнала, кто она такая.

В ожидании, пока закипит кофеварка, Флоренс положила на стол книги, которые принесла домой, и стала рассматривать репродукцию фриза «Поклонение волхвов»^[50], которую она много лет назад прикрепила к стене. Вспомнился разговор с Джорджем. Флоренс не отличалась быстротой реакции. Ей всегда нужно было уединиться и обдумать полученные сведения.

Ладно, если придется – уедет. И почему она прилипла к этому второсортному колледжу и терпит унижения от мужчин, которые в интеллектуальном плане ей в подметки не годятся? Почему это для нее так важно?

Впрочем, она прекрасно знала ответ. Из-за Питера. Она будет жить и работать здесь, пока здесь он. Как знать – вдруг в один прекрасный день она ему снова понадобится? Порой Флоренс гадала, не сама ли она избрала Питера чем-то вроде мотора, благодаря которому она двигалась вперед – а теперь уже слишком поздно признаваться в том, что она ошиблась в выборе.

Флоренс смотрела на пришпиленные к стене картины и искала в них какую-то подсказку. Ее взгляд упал на единственную картину в раме – репродукцию любимой картины отца, «Благовещение» Фра Филиппино Липпи. Каждый год в день ее рождения они с отцом ходили смотреть на эту картину. Флоренс внимательно изучала спокойное, прекрасное лицо ангела. Что-то очень важное, спрятанное в глубине ее сознания, стремилось к поверхности усталого мозга. Мысль, воспоминание, нечто, нуждавшееся в спасении… Флоренс еще внимательнее вгляделась в лицо ангела, в луч света на животе Марии.

Что происходит?

Кофеварка, стоявшая на газовой горелке, затарахтела, черная жидкость полилась через край. Флоренс налила себе кофе. Едва она сделала первый обжигающий горло глоток, как в дверь позвонили. Звук звонка был таким пронзительным и неожиданным, что Флоренс вздрогнула, чашка в ее руке качнулась и кофе пролился на пол.

– Черт побери, – пробормотала Флоренс еле слышно и пошла к двери.

Ее эксцентричная домохозяйка имела обыкновение выжидать полчаса после возвращения Флоренс с работы, а затем являться и требовать что-то перевести, или что-то объяснить, или рассказать о своем споре с кем-то по какому-то поводу.

Но это оказалась не Джулиана. Открыв дверь, Флоренс окаменела.

– Флоренс, привет. Так и думал, что ты дома.

– Питер? – Флоренс ухватилась за ручку двери. Неужели она вызвала его сюда силой мысли? И настоящий ли он? – Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно было увидеться с тобой. Можно войти?

Она знала его в совершенстве. Каждый дюйм поверхности его тела давно запечатлелся в памяти, потому что столько лет она то и дело вспоминала его и мечтала о нем. Часто – как сейчас – ее удивляло, что он одет в незнакомую ей одежду. Стоя на пороге, Флоренс улыбалась Питеру, слушала поскрипывание его новых туфель и вдыхала еле ощутимый аромат лосьона после бритья.

– А я только что пила кофе.

– Конечно, понимаю.

Он едва заметно улыбнулся.

Она покраснела. Он знал ее лучше всех.

Питер кашлянул.

– Я хотел с тобой поговорить. У тебя есть что-нибудь выпить? В смысле вино?

– Конечно. – Флоренс сунула руки в карманы, чтобы перестать комкать в пальцах ткань юбки, и прошла в кухню. – У меня есть прекрасное вино «Гарганега» – такое мы…

«Такое мы с тобой пили в «Da Gemma» в тот вечер, когда ты ел ягнятину, а я телятину. Мы много выпили, а потом поспорили насчет Уччелло и впервые поцеловались. Ты был в галстуке с маленькими лилиями, а я – в синем сарафане».

– О, замечательно. Спасибо. Фло, старушка, ты уж прости, что я вот так к тебе врываюсь. – Питер вошел следом за Флоренс в кухню и растерялся. – Господи, как давно я тут не был! Милое у тебя местечко. Как говорится…