Читать книгу: «Отмель», страница 3

Сейчас

Я словно выхожу на сцену к зрителям: столпившимся на улице зевакам, соседям и мамашам, которые катают перед собой коляски, поглядывают на меня и шепчутся с подругами по телефону, прикрыв рот рукой. Ничего подобного на нашей улице не случалось. Директор крупной компании каждый вечер приводит в дом новую женщину? Да. Личный водитель выгружает из автомобиля пьяную знаменитость? Бывает. Но не такое. Даже владельцы скользящих по реке лодок того и гляди пришвартуются у нашей набережной, поблескивая биноклями. Интересно, скоро ли новость просочится в прессу?

На мне потрепанные кожаные ботинки, мятый свитер и драные штаны. Я всегда так выгляжу до десяти утра. Могу себе позволить, будучи на пятом месяце беременности. Когда ждешь ребенка, целых девять месяцев разрешается жить в свое удовольствие. Удивительно, что комплексы, связанные с внешностью, мелькают в голове даже сейчас, несмотря на хаос, царящий в доме соседей.

Джорджия остается дома, но подсматривает за мной из окна; я чувствую на себе ее неотрывный взгляд, когда спускаюсь с крыльца и иду по дорожке, ведущей к воротам Ариэллы. Я просто обязана убедиться в том, что ей ничего не угрожает. Моей соседке, клиентке, подруге. В горле застревает ком, когда я вижу женщину, которая стоит у входа, скрестив руки на груди: натянутое выражение лица, строго зачесанные назад волосы. Детектив в штатском? Мужчина в защитном костюме криминалиста протягивает ей полицейскую ленту, чтобы опечатать дом. Из скорой выскакивают санитары, толкая перед собой тележки с медицинским оборудованием. И тут я понимаю: о чем бы ни хотела поведать мне Ариэлла, кто-то явно позаботился, чтобы я ничего не узнала.

Три месяца назад

Приглашение в дом Ариэллы и Матео приходит на следующий день после того, как мы поговорили и она при помощи записки рассказала мне о своих проблемах. Перспектива посетить ее тюрьму и весь вечер делать вид, будто я наслаждаюсь ужином и не догадываюсь, насколько уязвима Ариэлла, вызывает у меня страшную головную боль, которая длится весь день и никак не отступит. Ведь я даже не уверена, что соседке угрожает опасность. Я не знаю ровным счетом ничего. И еще не успела позвонить Джеку, а Чарльз – последний человек, которого я стала бы просить о помощи.

Во-первых, как мне теперь общаться с Ариэллой? Обмениваться записками, как в старших классах? Надо бы обратиться в полицию, но, что бы ни происходило за закрытыми дверями наших соседей, наверняка Матео хватит ресурсов, чтобы сохранить тайну. Да и как отреагируют копы? И что я вообще им скажу? Мол, соседка оставила мне записку, в которой просит о помощи?

Если позвать Ариэллу на прогулку вдоль реки, Матео заподозрит, что его жена хочет поговорить наедине. Возможно, если мы с ней будем часто встречаться, а Матео узнает нас получше, рано или поздно телохранитель перестанет таскаться за нами по пятам, и я наконец смогу докопаться до истины.

Чарльз в восторге, что нас пригласили на ужин. За последнее время они с Матео успели несколько раз созвониться и даже пару раз пересечься в городе. Это меня беспокоит. О чем они разговаривали, где проводили время, были ли с ними стриптизерши? Чарльз, как обычно, скрытничает и говорит, что это не мое дело. Вот почему я никогда не рассчитываю на его поддержку.

Впрочем, мы оба хороши. У каждого из нас свои секреты.

Куп прыгает по нашей кровати в пижаме с узором из самолетиков, а Кики снимает себя на смартфон, сидя на полу рядом с моей шкатулкой для драгоценностей.

– Итак, ребята, сегодня мы будем примерять украшения моей мамы. Вы ведь тоже этим балуетесь? – Она говорит с легким американским акцентом и склоняется к микрофону, как заправский видеоблогер.

Чарльз надел вечерний костюм и теперь, разговаривая по телефону с клиентом, выбирает галстук. Очень уж ему хочется произвести впечатление на Матео. Никогда не видела, чтобы муж так пекся о своей внешности. Раньше, когда Чарльз только вернулся со службы в первой зарубежной кампании, он казался мне красивым. Нас свел общий друг, сказав, что мне полезно познакомиться с солдатом, настоящим мужчиной, которого не заботят деньги. Думаю, так говорят только для того, чтобы подстраховаться, отвадить жадных до денег пиявок. Хотя я ходила на свидания и с пафосными богачами, прежде чем в моей жизни появился Чарльз. К слову, имя никогда ему не шло. Лучше бы его назвали Гасом или Бреттом. Чарльз звучит слишком царственно, слишком напыщенно.

Сейчас, когда муж обрызгивает одеколоном мускулистую шею, я не вижу в нем красавчика. Передо мной незнакомец, который изредка заглядывает к нам, чтобы поужинать и заснуть раньше меня. Он больше не мой муж. Он моя обязанность. Мужчина, которого я, по мнению общества, «обязана» иметь, которого «обязана» осчастливить и брак с которым «обязана» сохранить, будь я хоть трижды несчастна. Я пытаюсь вставить в мочку уха сережку и, промахнувшись, морщусь от боли.

– Слезай с кровати, – говорю я Купу. Сын готовится прыгнуть на меня, но я качаю головой: – Не вздумай.

Его плечики трясутся от смеха, и он все-таки прыгает, повисая у меня на шее. Я целую его светлые кудри.

– Иди к Джорджии. Попроси ее почитать тебе книжку.

– Когда вернешься?

Я снова чмокаю его в макушку.

– Когда ты уже будешь спать, дружок.

– Поцелуй меня, пока я сплю, – требует сын.

– Всегда так делаю.

– Эта тиара очаровательна, – говорит сидящая на полу Кики. Надетая набекрень корона съезжает ей на глаза, и я прошу дочь прекратить съемку. Затем наклоняюсь и целую ее в лоб.

– Помни: нельзя выкладывать ролик в Сеть, – шепчу я.

Она подмигивает и улыбается:

– Само собой.

Сейчас

Джорджия закончила уборку. Кухня наполняется запахом кофе: домработница готовит его специально для меня, чтобы помочь успокоить нервы. Я беру кружку и делаю долгий глоток, закрыв глаза. Джорджия перечисляет возможные варианты развития событий, но все они звучат смехотворно, например: «К ним просто влезли в дом», «Обычное ограбление, ничего страшного» и «Уверена, миссис Ариэлла в полном порядке». Потом накрывает своей пухлой ладошкой мою руку. Но это явно не похоже на ограбление. Судя по суете вокруг соседского дома, всё гораздо серьезнее. Думаю, Ариэлла ранена, а то и мертва. Нет, говорю себе я, качая головой. Я ни в чем не виновата.

– Они скоро придут, – бормочу я в кружку. – Полицейские. Придут и начнут задавать вопросы. Будут выпытывать, что мы видели.

По коридору эхом разносятся шаги, и в кухню врывается Чарльз с портфелем в руке. В складках между бровями блестит пот. Я издаю нервный смешок, сама не зная почему. Может, потому, что взгляд мужа кажется чужим и несколько пугающим. Глаза его превратились в круглые черные дыры, словно он под кайфом, только все еще хуже: Чарльза трясет. От страха. Чего же он боится?

– Надо уезжать. Прямо сейчас.

– Чарльз, по-моему, с Ариэллой что-то случилось…

– Послушай меня, Эмма. – Он с громким стуком роняет портфель на пол и хватает меня за плечи, обжигая раскаленными ладонями. Его пальцы впиваются мне в кожу, изо рта веет кислым запахом. Вот тут я пугаюсь всерьез. Чарльз никогда не схватил бы меня так грубо в присутствии Джорджии. Он хочет, чтобы все считали его любящим, заботливым мужем. Хотя, на мой взгляд, он жесткий и холодный, как кусок бетона. – Заберем детей из школы. Возьми с собой только сумочку и ключи. Надо валить отсюда как можно скорее.

Живот сводит спазм. Не понимаю, к чему такая спешка, но, боюсь, это как-то связано с Ариэллой.

– Зачем? Ты ведешь себя нелепо.

Он не отвечает. Мой муж буквально соткан из секретов. Мне вторит Джорджия:

– Зачем, мистер Дрей, зачем?

Он резко поворачивается к ней и тычет пальцем в ее удивленное лицо:

– Никому не говори, что мы уехали, слышишь? Никому, Джорджия.

– Но…

– Нет! Никаких, мать твою, «но»! – Он разворачивается ко мне: – Быстрее, Эмма. Собирайся.

Он рвет и мечет, как никогда прежде. А я вдруг понимаю, что мне сейчас ни за что не вспомнить, где лежат сумочка и ключи. И застываю как вкопанная, заливаясь слезами, словно ребенок, которому не справиться без мамы. Когда Чарльз берет портфель и направляется к выходу, Джорджия в истерике хватает его за руку. Почему нельзя никому о нас говорить? Мы уезжаем из-за Ариэллы? Муж роняет портфель и нагибается его поднять, а я чувствую, что меня сейчас вырвет. Вдруг я права? Таких совпадений не бывает. Сначала переполох у соседей, а теперь вот это. Случилось нечто важное, и вдруг Чарльз как-то в этом замешан?

– Не знаю я, не знаю, где моя сумочка, – лепечу я, снова уставившись в чашку кофе. – Это из-за Ариэллы? Что с ней?

Чарльз в бешенстве носится по дому, пытаясь найти сумочку. Я слышу его шаги то в одной комнате, то в другой. Он хватает какие-то вещи, а я жмусь к Джорджии. Она что-то бормочет по-испански, по пухлым щекам текут слезы. Почему ей нельзя никому о нас говорить? Сумочка висит на спинке кухонного стула, и я упираюсь в нее невидящим взглядом. Ну да, мы почему-то в опасности, но время просто замирает. Я вижу сумочку и знаю, что надо ее взять, но не могу пошевелиться. Рядом раздается фырканье. Клубы пара от горячего кофейника медленно поднимаются к потолку, и мой взгляд цепляется за это чувственное движение. Чарльз возвращается и перекидывает ремень моей сумочки через плечо. В руках у него плюшевый мишка Кики, одеяло Купера и рюкзак, который я раньше не видела. Муж хватает меня за запястье, резко выводя из оцепенения, и говорит, что нам пора.

– Садись в машину.

Три месяца назад

В холле и на этажах пятизвездочных отелей распыляют спрей с характерным запахом, и точно такой же аромат стоит в доме наших соседей. Богатый и землистый, навевающий воспоминания о каникулах в Европе. Я предполагаю, что стол будет либо сервирован в стиле упаднической роскоши (тарелки с золотым ободком, искусственные бриллианты), либо украшен душистыми белыми цветами с непристойно раскрывающимися лепестками. Иными словами, нас ждет либо кричащий блеск Матео, либо приземленность Ариэллы.

Нет ни того, ни другого. Все строгое, белое, стерильное и голое. Еда, приготовленная домашним шеф-поваром и поданная бессловесными официантами, выглядит под стать интерьеру: гребешок на белой шапке мусса, украшенный серебристым листом цикория. Кругом белизна, сплошь белизна и пустота. Мне от этого неуютно. Я смотрю, как Матео подцепляет гребешок ложкой и всасывает целиком, после чего вытирает скользкие губы салфеткой. Мой лежит на тарелке в форме идеально круглой монеты, но я не могу его съесть. По крайней мере, пока. Я отпиваю газированной воды и думаю о записке.

– Чем занимаешься, Эмма? – спрашивает Матео с набитым ртом. – Кроме того, что мелькаешь на страницах светской хроники, конечно.

Это шутка, но в ней слышится намек.

– Она коуч по здоровому образу жизни, – говорит Чарльз.

– Я коуч по здоровому образу жизни. – И могу сама за себя ответить, кретин.

– Притом очень хороший. – Чарльз мне улыбается, но это лукавство. Мы не счастливы, нет, не счастливы, и он не гордится мной. Хватит притворяться. Сколько же всего я хочу сейчас сказать, чтобы его позлить.

– Я поискала тебя в Сети, – сообщает Ариэлла, и Матео тут же поднимает взгляд. Словно не хочет, чтобы его жена пользовалась услугами коуча. Судя по моим наблюдениям, мужчины, которые боятся, что их партнер обратится к коучу, психотерапевту или духовному наставнику, всегда скрывают нечто постыдное. – Ты ведь один из лучших коучей Сиднея. Наверное, работаешь с крупными компаниями?

Я не люблю хвастаться, а потому слегка пожимаю плечами. Да, я действительно работаю с крупными финансовыми компаниями, обучая их персонал созданию безопасной рабочей среды. Мои клиенты – государственные служащие, знаменитости и генеральные директора. Но не только они. Я также помогаю благотворительным фондам, которые занимаются проблемами женского здоровья, домашнего насилия и бедности. Увы, моя жизнь от этого лучше не делается. Люди оценивают успех только по своим связям, компании, в которой работают, дому, в котором живут, и автомобилю, который водят. Никто не видит женщину, плачущую в душе. Не понимает, что значит пить, чтобы напиться. Наесться досыта, когда изголодался. Без устали мчаться вперед, чтобы выжечь накопленную злость.

– Работа у меня интересная, – заключаю я.

– Значит, в твоем присутствии надо вести себя прилично. – Матео картинно взмахивает салфеткой и ухмыляется. Напрасный труд. Я уже знаю все, что должна о тебе знать. Мы с Ариэллой переглядываемся. Что же он с тобой делает?

– Она ведь не на работе, – возражает Чарльз и кладет руку мне на плечо, а я с трудом подавляю желание увернуться. Его ладонь, тяжелая и горячая, несет в себе посыл, слова, которые он не может произнести вслух.

Я подцепляю гребешок и закидываю в рот. Лимон, соль и соус сладкий чили пощипывают язык. Как вкусно! Отличный способ отвлечься.

– У коучей ведь все строго конфиденциально, да? – спрашивает Матео, не переставая жевать. – Лояльность клиентам превыше всего?

Я киваю.

– Разумеется.

Не знаю, на что намекает этот тип, но мне становится тревожно, когда я вижу, как он на меня смотрит и кивает в ответ. А потом Чарльз меняет тему и заводит разговор о безопасности.

Когда Матео в перерывах между блюдами решает показать Чарльзу недавно приобретенную картину и они уходят из-за стола, свет в зале словно меркнет, становясь теплым и приглушенным. Можно отдохнуть, расслабиться и поболтать. Ариэлла доливает мне воды и вздыхает. Я сопереживаю ей. Всем сердцем. Телохранитель подходит ближе к столу, но я делаю вид, что ничего не заметила. Будет ли сегодня еще одна записка? Возможно, мне следовало написать ответ.

Чарльз сказал тебе, что Матео предложил ему заниматься охраной нашего дома? – спрашивает Ариэлла.

– Честно говоря, нет. Мы почти не говорим о работе. Когда это было?

Она снова садится, откидывается на спинку стула и смахивает темно-русые кудри с плеча. На ней простое черное платье, поверх которого, дополняя образ, наброшен модный пиджак, а вот Матео и Чарльз явно нарядились, чтобы произвести впечатление друг на друга. Мы с моей соседкой совсем не похожи. У нее чистая, гладкая кожа, светло-карие глаза и роскошные темно-русые волосы. Она земная, соблазнительная, загорелая. Я бледнее, с явной нехваткой витамина D, со слезящимися на солнце глазами и угловатыми конечностями, делающими меня похожей на мальчишку.

– Матео позвонил Чарльзу на прошлой неделе. Твой муж и его компания произвели на него очень хорошее впечатление. К тому же наша служба безопасности допустила пару оплошностей.

Меня так и подмывает спросить, зачем им охрана. Хотя мы с Чарльзом явно не бедствуем, у нас никогда не было телохранителей, прочесывающих сад, прежде чем встретить у входных ворот. Видимо, это уже следующий уровень богатства. Конечно, в нашем особняке тоже есть камеры, ПИН-коды и прочие технические фокусы, но за безопасность соседей отвечают как минимум три человека, которых я видела своими глазами. Наверное, именно по этой причине я постоянно поглядываю на часы, горя желанием поскорее отсюда уйти и вернуться домой. Такое ощущение, что здесь мы всегда под прицелом. Часть меня боится помогать Ариэлле. Во что ее втянул этот человек? Не знаю, способна ли я сделать для нее хоть что-то.

– Каких оплошностей? – Я разглаживаю салфетку на коленях.

Ариэлла доливает себе вина, и я вдруг понимаю, насколько хорошо нам удается поддерживать светскую беседу. Болтаем, как старые подружки. Пальцы ног крепко сжимаются под столом.

– Кто-то попытался проникнуть в дом в тот день, когда мы сюда переехали. Охрана поймала грабителей у дверей. А они и до забора дойти не должны были.

Ну и ну. За все время, что мы здесь живем, с нами такого не случалось.

– Наверное, вы оба сильно испугались.

Два официанта стоят у стены, уперев глаза в потолок, точно гренадерские гвардейцы у Букингемского дворца. Смотреть там не на что. Значит, слушают наш разговор. Снаружи, у дверей на террасу, ошивается сотрудник службы безопасности. Его ноги обильно поливает дождь. Он стряхивает воду с туфель и прислоняется к стеклу. Но Ариэлла, кажется, этого не замечает. Наверное, ей все равно. Привыкла, что за ней наблюдают, а разговоры подслушивают.

– Было страшно, – соглашается она. Интересно, связано ли это происшествие с тем, что сказано в записке. «Мне нужна Ваша помощь, Эмма».

– Давай прогуляемся на этой неделе, – предлагаю я. – Обычно я гуляю по утрам, до того как проснутся дети, примерно в половине шестого. Буду рада, если ты составишь мне компанию.

Она отпивает вина.

– С удовольствием.

Я смотрю ей в глаза и пытаюсь понять, что она хочет мне сказать.

– Можем пойти завтра… – Ариэлла осекается, когда мужчины возвращаются к столу, похлопывая друг друга по плечу, как старые друзья, которые давно не виделись и только что заключили выгодную сделку. Настроение тотчас меняется, точь-в-точь как погода за окном. Воздух становится более холодным и плотным, трудно дышать. Ариэлла вновь принимает сдержанную позу. А я поглядываю на часы на запястье, словно хочу, чтобы стрелки ускорили ход и я поскорее вернулась домой к детям. И продолжаю искать глазами записку. Под своей тарелкой, за солонкой, под миской ризотто, которую мне передали официанты. Но послания нигде нет.

– Ариэлла рассказала, что несколько недель назад кто-то пытался проникнуть в ваш дом, – обращаюсь я к Матео. Мы ведь обсуждали эту тему в присутствии охранника, стало быть, беспокоиться не о чем. Матео наливает себе вина и стреляет глазами в Ариэллу. Напрасно я полезла. И кто меня за язык дергал? А вдруг я только что переступила запретную черту?

– Да.

– Какой кошмар. – Я торопливо поворачиваюсь к Чарльзу: – Но теперь за безопасность отвечаешь ты?

– Именно. – Он чокается бокалом с Матео. – Мы как следует о вас позаботимся. Кстати, как звали моего предшественника, Мэтти? Ты не говорил, что это была за компания.

Мэтти? Теперь муж зовет его Мэтти? Я едва сдерживаю смешок.

– Забудь. Незачем тебе знать. – Матео жует булочку, отрывает зубами очередной кусок и улыбается стоящему у стены охраннику. – Сукин сын исчез. Испарился. Бум – и нету.

Похоже, Матео намекает, что начальник его охраны мертв. Меня очень беспокоит, что он говорит об этом с улыбкой. Я хочу отсюда уйти. Мне нужен Джек. Только он способен меня успокоить. Чарльз смеется, как ботаник над шуткой заводилы класса, – детский, трусливый смех. Охранник самодовольно ухмыляется своему шефу, Ариэлла смотрит в тарелку. Я с трудом сдерживаю желание спросить, что значит «бум». Его что, взорвали? Готова поспорить, Чарльз жалеет, что подписал контракт с этим человеком.

Приносят третье блюдо, за ним – десерт, а записки все нет. За столом обсуждают Сидней, деньги, бизнес, роскошные яхты и коллекционные часы. Но записки нет. Ариэлла передает вино, просит принести еще одну бутылку. Матео целует ее в обнаженную шею. Я слушаю общий разговор и сама обсуждаю с Ариэллой йогу, рецепты, детей и моду. Она смеется. Кажется, оттаяла. Мужчины травят анекдоты и закуривают сигары. Десерт представляет собой жидковатый, не слишком аппетитный заварной крем. Ариэлла кормит им Матео с ложечки. И когда хозяин дома провожает нас, приобняв жену за талию, и дверь за нами закрывается, а ворота захлопываются, оставляя соседку взаперти, я оборачиваюсь через плечо и хмурюсь. Ариэлла чертовски хорошо играет свою роль. Настолько, что мне начинает казаться, будто и не было никакой записки и я сама ее выдумала.

Три месяца назад

Сколько в мире людей, несчастливых в браке? Уверена, немало. Сколько таких пар, которые, стоя у алтаря, говорят друг другу «да», а сами уже сомневаются в принятом решении, охваченные парализующим страхом застрять с этим человеком на ближайшие шестьдесят лет? Сколько тех, кто женится лишь потому, что так делают их друзья? Сколькие хотят уйти, но остаются?

Мы с Чарльзом не были счастливы и до того, как он начал работать на Матео. Он никогда не приходит домой раньше десяти вечера, а теперь, подружившись с этим типом, все чаще возвращается к четырем утра. Привычка питаться порознь служит хорошим оправданием нам обоим. Мы научились искусно скрывать, что презираем друг друга.

Случись ему вернуться домой раньше, Чарльз обычно ужинает за рабочим столом, заляпывая планшет соусом для спагетти, а я в это время укладываю детей спать, читаю им сказки, спрашиваю, как прошел их день.

Иными словами, выполняю родительский долг, пока муж ведет жизнь отшельника в доме, который нам приходится делить.

Приняв душ, я смотрю телевизор в другой комнате, а Чарльз говорит, что устал и нуждается в отдыхе. Ведь у него был такой тяжелый день. И вообще, утверждает он, управлять компанией – дело нелегкое. Но мне-то, конечно, не понять. Никогда не понять, что значит стоять во главе крупной фирмы.

У нас большая двуспальная кровать, но и она слишком мала для нас двоих. Я кладу между нами подушки, чтобы мы не касались кожи друг друга, и ложусь в постель, только если уверена, что муж заснул. Самый очевидный признак – это его храп, точнее, то, как именно Чарльз храпит. Когда притворяешься, что спишь, поддерживать сухость дыхания просто невозможно: рано или поздно не выдержишь и сглотнешь. Я знаю, потому что пробовала сама. Но даже едва заметное глотательное движение подтверждает, что муж еще не спит. Тогда я беру расческу, тапочки и книжку, лежащую на прикроватном столике, и покидаю спальню.

Иначе мы не можем. Не можем лечь рядом, пока другой не спит.

Хотя пару раз такое бывало. Мы в постели, между нами подушки, оба неуклюже покашливаем, сопим, смотрим в потолок и пытаемся задремать, зная, что другой лежит рядом и все слышит. А сон – это ведь дело очень личное.

Так мы живем с тех пор, как родился Купер. Не касаясь друг друга, не желая спокойной ночи, не глядя в глаза. С тех пор, как я родила сына, с которым Чарльзу приходится соперничать. С отцом и братом мужа что-то случилось, и хотя мне хочется выяснить детали, в глубине души я жутко боюсь узнать правду.

Пусть лучше муж приходит поздно. К десяти вечера я обычно успеваю поужинать с детьми, искупать их, самой принять ванну, посмотреть телевизор и лечь спать, не опасаясь необходимости разговаривать с Чарльзом. В постели меня ждут подушки, защитный барьер, мой личный «железный занавес».

Вы наверняка хотите спросить, почему я не сплю в другой комнате. Но так нельзя. Представьте, что будет, если это увидят дети. Представьте, что будет, если они расскажут друзьям. Нет, как только родители расходятся по разным комнатам, с браком можно попрощаться. А я к этому не готова. Пока. Сначала надо привести жизнь в порядок.

Когда выходишь замуж, поначалу избранник кажется тебе практически идеальным. Но Чарльз уже не тот человек, кто вечно оставляет за собой грязные, покрытые разводами чашки, которые чистит и моет Джорджия. Не тот, кто демонстрирует всему миру свою очаровательную натуру, а со мной ведет себя как ворчливый зануда. Он тот, кого виски возбуждает больше, чем моя нагота. Тот, кому гораздо интереснее обсуждать политику, чем заниматься воспитанием родных детей. Тот, кто ведет боевые действия и, как я подозреваю, трахает шлюх, после чего возвращается домой в четыре утра. Тот, при виде кого моя мама скривила бы уголок рта, тем самым выразив свое полнейшее презрение. Да. Он такой.

И сейчас, когда Чарльз влетает в нашу спальню в десять минут одиннадцатого, распахивая дверь с такой силой, что она с грохотом ударяется о стену и сдирает с нее краску, я резко подскакиваю на кровати и вижу, что передо мной стоит именно такой человек.

* * *

Я даже не успеваю как следует протереть глаза и сонливо потянуться. Чарльз стоит у двери, покачиваясь и тыча пальцем в мою сторону. Голос его напряжен, полон злобы.

Ты нагрубила Матео за ужином.

Я опираюсь на локоть и непонимающе смотрю на мужа:

– Когда это?

– Не лезь в его дела. Поняла?

– Понятия не имею, о чем ты.

Чарльз запрыгивает на кровать и карабкается по матрасу, пока его лицо не оказывается в паре сантиметров от моего. От него воняет виски, сигаретами и острым парфюмом, который кажется мне чужим. Его палец утыкается мне в ключицу.

– Матео – мой новый клиент, и ты должна относиться к нему с уважением, пока находишься в его доме. Слышишь меня? Ни слова о взломах. Ни слова о работе. Твоя задача – играть роль воспитанной жены. И всё. Усвоила?

Я киваю. Мне хочется пырнуть его ножом. Будь у меня под рукой нож, наверное, так и сделала бы. Вот как я ненавижу моего мужа.

Однажды я его брошу. Но время еще не пришло. А не это ли хуже всего? Что я вынуждена ждать. Ждать, что когда-нибудь мое будущее непременно устроится, я накоплю достаточно денег и сумею поднять детей. Ждать и терпеть даже сейчас, когда муж меня пугает. В темноте его безумные глаза поблескивают, как два крошечных блюдца. В прошлом Чарльз принимал наркотики, мог на все выходные уйти в загул, вернуться в понедельник и проспать целый день, пока Джорджия готовит ему кофе и тосты с веджимайтом³. И сейчас он снова под кайфом. Я вижу это по его пульсирующей, взрывной энергии. По химическим реакциям, из-за которых лопаются нейроны. Рот у него перекошен, палец дрожит, голова покачивается из стороны в сторону. Пора покончить с этим омерзительным браком. Покончить с Чарльзом.

– Матео тобой недоволен, – продолжает он.

Я фыркаю, прислонившись спиной к подушке.

– А Матео всегда получает, что хочет, да?

Я и подумать не могла, что муж меня ударит, но щеку вдруг пронзает острая боль. Жгучая, внезапная, она тотчас проходит, и все-таки я была к ней не готова.

Но я не хватаюсь за лицо. Не вскрикиваю. Не сжимаюсь и не скулю. Иными словами, не позволяю Чарльзу насладиться моим унижением, а прикидываю, как лучше нанести ему ответный удар. Нет, не сейчас. Позже.

– Матео – мой клиент. – Он кусает губу, лихорадочно бегая глазами по моим плечам, уху, лбу, шее. Похоже, муж готов на все, лишь бы угодить своему новому нанимателю. А может, просто в ужасе от осознания, что облажался. – Очень важный, серьезный человек. Не лезь в его дела. Я не шучу.

Чарльз соскальзывает с кровати, точно гимнаст, готовящийся выполнить сложный акробатический трюк. Его тело хочет нестись вперед, качать мускулы, упражняться и выжечь химический коктейль, в котором хозяин его искупал. Я ненавижу мужа всем сердцем. И сейчас эта ненависть придает мне сил, побуждая во что бы то ни стало помочь Ариэлле.