На Калиновом мосту

Из‑за здания опять выполз зеленый «Хаммер». Второй такой же автомобиль осторожно высунулся с другой стороны площади.

– Влад, пока нас полностью не окружили, бери РПГ и в окно. Займи позицию за теми деревьями. Поддержишь нас оттуда. Рано не начинай. Пусть к нам поближе подойдут. Тогда ты их с фланга…

Садовский молча пожал руки Калгану и Вахромееву и быстро ушел.

– Теперь до небес одна ступенька осталась, – сказал Вахромеев Калгану.

– А ты уверен, что до небес? Может до сковородки у чертей?

– Скоро узнаем.

* * *

Иван летел, почти касаясь колесами вершин деревьев. По столбу дыма от взрыва он ориентировался, где находится КПП. Ему нужно было залететь на базу с другой стороны и по возможности так, чтобы его не заметили.

Очень характерный бетонный забор по периметру напомнил, что когда‑то здесь стояли советские войска. Территория части была не просто огромной – она была размером с большой город. Иван вдалеке увидел хорошо сохранившуюся взлетную полосу с заброшенными капонирами для самолетов по бокам.

Часть зданий на территории части почти развалилось. На черных битумных крышах бесконечных ангаров выросли кусты и березки. Из открытых или оторванных ворот выглядывала ржавеющая военная техника. В одних боксах стояли так и не пригодившиеся ГАЗоны, ЗИЛы и Уралы, а из других торчали пушки танков и БМП. На подъездных железнодорожных путях стояли тепловозы, которые больше никогда не поедут, потому что  рельсы кончались сразу под ними. Кое‑где осталась фанерные щиты с наглядной агитацией. Было ощущение, что люди уходили в большой спешке, бросив все, как при грандиозном отступлении, больше напоминающем позорное бегство. Полное отсутствие здесь людей делало пейзаж каким‑то постапокалиптическим.

Чем ближе к центру базы приближался вертолет, тем больше целых домов было под ними. И наконец Иван увидел то, что искал. Здание, которое на карте Садовского было указано как вход в подземный город. Отделанное новыми голубыми фасадными панелями, одноэтажное сооружение было пустым внутри и его единственной функцией было спрятать огромный проход в подземные укрытия части, которые, как говорил Садовский, разместились почти под всем военным городком.

Иван облетел здание вокруг и увидел, что огромные ворота в торце здания открыты. Он завис невдалеке и увидел длинный проход уходящий вниз. Людей не было. То ли они все были сейчас там, откуда доносились автоматные очереди и какие‑то взрывы, то ли вообще постоянная охрана здесь была не предусмотрена.

Из тоннеля выходили две железнодорожные колеи. Иван решил, что размера вполне достаточно для его вертолета. Подлетев поближе, он еще раз оценил ширину и высоту и осторожно нырнул внутрь. Тоннель казался бесконечным. Кое‑где он был освещен висевшими у потолка плафонами, где‑то было абсолютно темно, и спасал лишь прожектор вертолета. Они медленно пролетали мимо ответвлений в стороны от основного прохода и больших залов с платформами для разгрузки вагонов. Но конца видно не было.

– Иголка в стоге сена, – повторил Иван слова Вахромеева.

– Не похоже чтобы здесь было что‑то работающее. Может он ошибся? – спросила Маша.

– Где‑то же эта лаборатория должна быть.

Наконец они уперлись в такие же огромные ворота как в начале тоннеля. Створки были прикрыты и пришлось приземлиться.

– Сиди здесь, а я на разведку, – сказал Иван и спрыгнул на землю.

Ворота не были заперты. Он с трудом чуть сдвинул одну из створок. За ней был огромный ремонтный цех с рядами станков, прессов, подъемников и прочего оборудования. Иван попробовал открыть ворота, но это было нереально: их толщина была такой, что они должны были выдержать ядерный удар, а теперь, заржавев, они заклинили навсегда. Он вернулся к вертолету.

– Дальше нелетная погода. Придется пешком.

Иван забрал из самолета автомат и сумку с взрывчаткой

– Не укачало? – спросил он. – Ну теперь не отставай.

За ремонтным цехом тоннель продолжился. Он был почти не освещен и был гораздо уже и ниже, чем предыдущий. У двери на рельсах стояла маленькая вагонетка с прицепленной платформой. Иван поднялся на нее и нажал несколько кнопок. Что‑то щелкнуло, загорелась и сразу погасла красная лампочка. Он еще что‑то подкрутил, а потом резко дернул за небольшой рычажок. Раздался хлопок, и запахло бензином.

– Ну-ка, ну-ка…

Он еще раз дернул за рычаг и двигатель на вагонетке застучал цилиндрами.

– Работает, – удивился Иван и опустил тумблер, заглушив сильно коптящий мотор.

– Не очень похоже, что там дальше что‑то может быть, – предположила Маша. Ей было страшно и больше всего хотелось сейчас сесть обратно в вертолет и улететь подальше от этого места.

Они зашли обратно в цех. В этот момент в нем загорелся яркий свет и Иван увидел, что в приоткрытую створку ворот, через которые они сюда попали, проскользнуло несколько человек. Он потянул Машу обратно в тоннель.

– Кажется, нас обнаружили. Значит и вертолет тоже.

– А если уехать на том вагончике? – предложила  Маша.

– Тогда обратной дороги уже не будет.

– А есть другие варианты?

– Тогда вперед, пока кондукторы не прибежали.

Иван приклеил к двери в цех два брикета взрывчатки, запрыгнул на вагонетку, завел двигатель, повернул ручку, и они тронулись. Маше казалось, что вагонетка еле едет. Когда от цеха их отделяло метров сто, открылась дверь в ярко освещенный цех, и мгновенно громыхнул взрыв.

– Этот поезд быстрее не может? – испуганно спросила Маша, оглядываясь назад.

– Думаю, сейчас начнут стрелять и нам бы лучше сойти.

И сразу после его слов им вдогонку прозвучали автоматные очереди. Несколько пуль ударились в железную платформу позади  них.

– Ваня! – крикнула Маша и показала пальцем на темный коридор, уходящий в сторону от рельсов.

– Прыгаем, – взял ее за руку Иван и они, соскочив с вагонетки, которая поехала дальше, забежали в коридор.

– Ванечка, ты сумку забыл, – напомнила на бегу Маша.

– Черт! – Иван резко остановился. – Женщина на корабле…

– Да‑да, вали все на меня, – потянула его за собой Маша. – Бежим уже. Все равно взрывать нечего.

Те, кто их преследовал, тоже добежали до коридора и выпустили в него несколько очередей.

– Они пойдут за нами?

– Думаю, да, – на бегу ответил Иван.

– Мог бы и обмануть.

Иван и рад был бы ее обмануть, но он понимал, что они попали в ловушку и из этого коридора вряд ли есть выход наружу.

* * *

У штаба все происходило, как и предсказывал Вахромеев. Первая атака быстро захлебнулась. Два «Хаммера», пулеметы которых должны были прикрыть нападавших, были легкой мишенью и сейчас горели, выпуская клубы черного дыма. Потери нападавших были большие. Атаковать в лоб через площадь – была идиотская идея.

Калгану сильно посекло лицо осколками стекла и камней.

– Давай перевяжу, – предложил Вахромеев. Травмы были не опасные, но на лице было много крови.

– Не нужно. Да и времени нет, – сказал Калган, промокая кровь сложенным бинтом. – Уйти отсюда нам уже не суждено, так что давай переберемся на самый верх. Оттуда отстреливаться поудобнее. А по дороге посмотрим по комнатам какое‑нибудь оружие.

Вахромеев посмотрел в окно в ту сторону, где был Садовский. За стрижеными кустами начинался идеально ровный газон. Он вспомнил, что у себя на даче как ни пытался, все равно не смог сделать ничего похожего. Даже дом не достроил.

– Да, ты прав. Пойдем наверх, – ответил он Калгану.

Владислав удержался и не вступил в перестрелку, чтобы не обнаружить себя раньше времени, понимая, что его поддержка пока не нужна. Он расположился в конце аллеи около чудом сохранившегося памятника советским солдатам, погибшим в Великой отечественной войне. И сейчас суровый воин из красного гранита надежно прикрывал собой Садовского.

– Ваня, здесь дверь! – Маша остановилась тяжело дыша.

Иван дернул ручку железной двери, но она не открылась.

– Подвинься! – крикнул он и выпустил одну очередь в темноту коридора, а вторую в дверной замок. Потом разбежавшись, врезался в неё плечом.

Дверь распахнулась. Луч фонарика высветил большой зал перед ними. Иван пошарил около двери. Найдя тумблер выключателя, поднял его вверх и ошеломленно выругался матом от удивления.

В центре зала, освещенный прожекторами, сверкая краской как новый автомобиль на Франкфуртском автосалоне, стоял самолет СУ‑27 с красными звездами на крыльях.

– Ваня, это что?

– Пока не знаю, но очень надеюсь, что это ковер самолет и обратный билет домой.

Он открыл дверь и еще раз вслепую выпустил в темный коридор длинную очередь.

– Откуда он здесь? – спросила Маша, удивленно разглядывая самолет.

– Купили у каких‑то наших бывших друзей. Может, хотели что‑то исследовать, изучить, разобрать. Но, наверное, руки не дошли. Да это сейчас неважно. Главное, что у него с аккумуляторами и топливом. Немцы аккуратные, не должны подвести.

Говоря все это, Иван подкатил к кабине стремянку, поднялся наверх, открыл фонарь кабины, запрыгнул на сидение и защелкал тумблерами и выключателями. Все это он мог делать с закрытыми глазами. Точно такой же красавец был у них в училище и он провел в его кабине сотни часов, раз за разом повторяя порядок запуска двигателя.

Через несколько секунд приборы ожили. Иван соскочил по лесенке вниз и подбежал к воротам капонира, за которыми должен был быть выход наружу. Рядом с ними в сером монтажном щитке было несколько кнопок. Иван, почти не дыша, нажал на большую красную в центре. Загудела сигнализация и над воротами замигал проблесковый желтый прожектор. Но главное, ворота сдвинулись и поползли вбок.

На секунду Иван засомневался, что делать дальше. Можно было прямо сейчас выбежать на улицу и попытаться скрыться где‑нибудь на территории. Он оглянулся. Ему показалось, что самолет, этот огромный красавец, как верный конь, не понимал, какие могут быть в нем сомнения.

– Давай в кабину, – крикнул он Маше.

– Мне вперед или назад? – спросила она, забравшись на стремянку.

– Назад, солнышко, сегодня назад, – ответил Иван, осматриваясь вокруг и стараясь ничего не упустить.

– Ваня, здесь шлемы на сиденье. Нам нужны или сбросить?

– Нужны, конечно, – он тоже заскочил в кабину. – Надевай, садись в кресло и пристегивайся. Попробуем запустить.

Маша, ничего больше не спрашивая, протянула один шлем Ивану, а второй взяла себе. Прыгнула на сиденье и стала пристегивать ремни так уверенно, будто это ее сотый вылет.

Иван сел вперед. Черные круглые приборы на светло‑изумрудной панели были живыми и показывали полную готовность. Он осторожно перевел переключатель запуска двигателей в положение «Запуск», установил рычаг управления двигателем на малый газ. Прикоснулся к двум кнопкам и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох, нажал на первую «Запуск Лев» и почти сразу на вторую «Запуск Прав». Сначала услышал заработавший турбостартер. Потом, как взвыли оба двигателя и на них начали уверено увеличиваться обороты.

Иван открыл глаза. Стрелки приборов были там, где им положено. Нарастающий шум дошел до установленной нормы и загремел радующим оглушающим звенящим знакомым рокотом. Иван захлопнул фонарь, прибавил газа и самолет двинулся с места. Осторожно управляя передним колесом и отклоняя педали, он выехал из капонира, доехал до взлетной полосы и включил стартовый тормоз.

– Готова? – спросил он Машу и услышал в наушниках дорогой голос.

– Мы еще кого‑то ждем? Или как?

Иван еще раз проверил работу систем. Подтянул плечевые ремни и начал плавно увеличивать обороты двигателей. Когда они достигли максимальных, растормозил колеса, его мгновенно вжало в кресло и самолет начал разбег. Он включил форсаж. Через пару мгновений почувствовал, как оторвалось от земли переднее колесо, и самолет взлетел.

– Ваня, посмотри вправо, – услышал он Машин голос.

Но он уже ничего не видел, кроме голубого неба перед собой. Самолет уверенно набирал высоту.

– Что там? Я не успел посмотреть, – спросил Иван.

– Там было новое здание и около него несколько грузовиков. Очень похоже, что в них что‑то загружают.

– Сейчас посмотрим.

Иван убрал шасси и, сделав резкий вираж, зашел на второй круг. Он летел максимально медленно, чуть слева от взлетной полосы, чтобы можно было разглядеть то, что увидела Маша.

Наконец он увидел: новенькое стеклянное трехэтажное здание было  огорожено железным забором со своим отдельным КПП. На территории стояли грузовики. Под навесом хранились десятки разноцветных металлических бочек. Было очевидно, что здесь действующее производство. Последние сомнения исчезли, когда Иван увидел очистные отстойники. От всех сооружений в лес шли толстые трубы, которые попадали на еще одну закрытую территорию. Там располагались несколько бетонных резервуаров круглой и прямоугольной формы и два приземистых здания из красного кирпича. Прямо под ними начинался канал, вода из которого попадала в заросшие пруды.

Через секунду Иван пролетел над штабом. Он заметил, что за двумя зданиями под прикрытием трех БМП сосредоточились несколько групп готовых к атаке. Он включил систему управления вооружением. Приборы показали, что самолет снаряжен вооружением насколько это возможно.

– Вот это то, что нужно, – обрадовался Иван. – Сейчас мы  поддержим ребят с воздуха.

Он выбрал подходящий для случая тип ракет, установил засечки целей и ушел на еще один круг. В этот раз он поднялся повыше в небо, чтобы сделать все максимально точно. Поднявшись на высоту почти два километра, он начал пикирование, выбрав главной целью лабораторию. Он видел, как из‑под самолета ушли ракеты. В то мгновение, когда взрывы начали сносить все, что было под ним, он ушел на горизонтальный полет и прошел над площадью перед штабом. За самолетом вверх поднималась ярко‑алая стена огня.

– Хотели апокалипсис – получите, – пробормотал Иван. – Жаль нельзя прислать пару ракет в форточки к заказчикам.

– Ваня, а что дальше? – спросила шокированная Мария.

– Дальше домой, – спокойно ответил Иван.

– Куда домой?

– Надеюсь, до Калининграда топлива хватит.

Маша посмотрела вниз. Они летели над Берлином. От того, что произошло за этот день, от перегрузок ей было плохо. Почему‑то хотелось плакать. И когда слезы уже повисли на веках, она услышала, как Иван запел:

– Черный ворон, черный ворон, Зря ты вьешься надо мной, Ты добычи не дождешься…

Маша улыбнулась сквозь слезы и поддержала:

– Черный ворон, я не твой…

Эпилог

Новый катер Иван решил опробовать на Ильин день. На Онежском озере хороший катер вещь жизненно необходимая. Маша составила маршрут первого путешествия и рано утром они отчалили.

Такая замечательная погода здесь на Онеге за все лето случается всего пару раз. При полном безветрии вода будто застыла. На зеркальной глади отражалось бескрайнее голубое небо, по которому очень высоко скользили два ленивых маленьких облака.

Когда они добрались до первого пункта своего маршрута – Андома‑горы, раздался телефонный звонок .

– Привет, мореплавателям! – услышал Иван знакомый голос Владислава Садовского и от неожиданности чуть не выронил телефон.

– Жив? – вскрикнул Иван и, показывая пальцем на телефон, радостно сообщил об этом  Маше: – Это Влад Садовский! – Ты где? И откуда ты знаешь, что я мореплаватель?

– Ваня, Ваня, – засмеялся Садовский. – Если ты бросил Контору, не значит, что Контора бросила тебя. Но это сейчас неважно. Я от тебя не так далеко. Так что жду в гости прямо сейчас.

– Но я же на катере.

– А ко мне только на катере и можно. Записывай координаты…

Через полтора часа Маша, как настоящий капитан, осматривающий горизонт в большой бинокль, закричала:

– Вон этот остров! И новая церковь на самом берегу!

Вскоре они увидели Владислава, встречающего их на маленькой пристани.

– Две атаки мы отбили. Потом подогнали БМП, минометы… Минут двадцать стреляли по штабу и по мне из всего этого. А потом опять атака. Штаб почти весь разнесли по кирпичикам. Вахромеев с Калганом уже не отстреливались. Хотя я уже не очень-то смотрел по сторонам: меня так прижали, что голову высунуть не мог. Так что точно не знаю. Сам не видел и нигде не слышал, что их тела нашли. Когда ты первый раз пролетел, я сначала не поверил, – Садовский замолчал, вспоминая события того дня. – Потом увидел, что ты на второй заход пошел и догадался, что сейчас будет… Когда все началось, у меня несколько секунд и появилось… Там недалеко люк в бомбоубежище, я его в детстве вдоль и поперек излазил. По нему можно выйти в любом месте части. Так я и ушел.

– Я думал шуму от нашей операции будет больше, но везде тишина.

– Тишина – это хорошо. Значит те, кто надо, все увидели и все поняли. Поэтому забились в щели и молчат. И всем своим дали команду молчать.

Садовский очень изменился за два месяца. Будто бы он наконец нашел то, что искал всю жизнь. В глазах появился необычайная восторженность и искренний интерес ко всему вокруг. Будто он очнулся после долгой болезни.

Остров, на котором они находились, от берега отделял узкий пролив. Сейчас, в последние теплые дни, несколько человек наводили через него  мост. Место было неглубокое. На темной прозрачной воде плавали большие листья кувшинок с желтыми и белыми цветами. Все сваи уже были забиты и соединены между собой. Сейчас делали деревянный настил и перила. Рядом с новым мостом кое‑где торчали из воды почерневшие столбы от старого моста. Рядом с ними в прогретой солнцем мелкой воде у коричневого торфяного дна гоняли друг друга мелкие рыбешки.

– Вот, решили мост восстановить, а то мы здесь у себя на острове  большую деятельность развернули. Коров уже больше сотни. Овцы, козы, – с нескрываемой гордостью говорил Садовский. – Сыр, творог молоко, мясо. Без моста никак.

– Влад, я что‑то не пойму, у вас здесь монастырь или колхоз? – спросил Иван.

– Ну, наверное, не совсем монастырь, –  Владислав откинул рукой со лба длинные волосы. – Скорее община по интересам. Есть у нас два храма. А на соседних островах скиты и часовни, но общего устава монастырского для всех нет. Многие из соседних деревень к нам приезжают просто на работу. И им никто ничего не навязывает. Могут ходить в церковь, могут нет. Могут верить, могут нет. Я же тоже не так давно верующим стал.

За разговором они подошли к роднику с небольшой часовенкой. Они выпили по кружке холодной воды и сели на скамеечку рядом.

– Все‑таки я не пойму, как ты таким стал? – спросил Иван.

– Каким?

– Ну вот, – он показал рукой на восстановленную церковь на берегу и на часовню, – верующим…

– Да собственно, благодаря тебе, – улыбнулся Садовский и посмотрел Ивану в глаза.

– Как же у меня это так получилось?

– Я в жизни две клятвы давал и оба раза у того гранитного памятника в воинской части под Берлином. Один раз, когда меня в пионеры принимали в третьем классе. А второй, когда я за этим солдатом себе место выбрал, где умереть. Я уже с жизнью распрощался и только молился, – Садовский говорил тихо, глядя на порхание бабочек и стрекоз у родника. – Умирать, Ваня, все‑таки очень страшно. Вот и просил боженьку мне жизнь спасти. Обещал я ему… – Влад на несколько секунд задумался и глубоко вздохнул, – много чего обещал… И тут ты на «сушке» с красными звездами… После этого, Ваня, трудно атеистом остаться…

Садовский неожиданно поднялся и немного отошел в сторону. Иван, глядя на него, подумал, что, наверное, не все спокойно и гладко у него на душе.

– Ну и не только это конечно, – продолжил Владислав. – Когда начинаешь понимать, что людей, которые тебя понимают, с которыми ты говоришь на одном языке почти не осталось… – он оглянулся, посмотрел на Ивана с Машей, – значит, пора начинать готовиться…

– Думаешь, мы неправильно там сделали? – неожиданно для себя спросил Иван.

– Правильно, не правильно, – Владислав нахмурился. – Исходя из той информации, из тех знаний, что у нас были на тот момент, нам казалось, что правильно, а пройдет лет двадцать…

Владислав так и стоял, уже не глядя на Ивана с Машей, думая о чем‑то своем.

– Большинство тех событий, которые нам кажутся чем‑то особенным, для природы незаметный пустяк. Но когда она почувствует реальную опасность, то у нее найдутся механизмы самолечения. Понадобится ей для этого убрать человечество – уберет и ничто тогда  нас не спасет. Вирус, не вирус. Потепление, похолодание. Тот, кто этот мир создавал, так все хорошо продумал, что на каждую хитрую гайку, есть свой болт с нужной резьбой.

– Это ты о чем? – спросил Иван.

– Появится, к примеру, человек, решивший что он хозяин мира, и вдруг, когда его мечта почти сбылась, какой‑нибудь неказистый рязанский Ванек‑дурачок вдруг упирается насмерть в двадцати километрах от Москвы и ломает все планы… А спроси того мужика: «За что ты здесь костьми ложишься?» Не ответит. Так что природа на глобальном уровне разберется сама, – улыбнулся Влад. – А вот, что нам в своей стране делать, надо думать.

– И ты знаешь, что?

– Да откуда?.. Я же не Моисей: со мной бог из горящих кустов не разговаривает. И дорогу из египетского плена не указывает.

– А мы‑то думали, что ты сейчас нам скрижали принесешь! Ну или берестяные грамоты, исходя из нашей местной специфики, – попробовал пошутить Иван. – А то как же мы без дороги?

Садовский не обратил внимания на иронию. Он уже не мог стоять на одном месте и взволнованно ходил перед Иваном и Машей, которые продолжали сидеть на скамейке.

– Мне кажется, для большинства людей не важно, куда ведет дорога, а важно, чтобы она была. Потому что если ее нет или она потерялась, то ее приходится искать самим… Думать… А от этого становится страшно.

– Это понятно. А ты сам‑то понимаешь куда идти?

– Если в уравнении все данные известны, то результат можно посчитать, – Садовский немного успокоился, опять присел на скамейку и говорил уже спокойно: – Очевидно, что смутных времен не избежать, а после смуты и безвременья придется все восстанавливать. Собирать обратно. Для этого нужны точки опоры. Может такие места смогут ими стать.

– Я что‑то не поняла. А что восстанавливать? – спросила Маша, которая до этого молча внимательно слушала.

– Империю, – пожав плечами, ответил Садовский.

– А нужна ли она? Тысячу лет здесь империя, а в маленькой Швеции, по соседству, народ живет гораздо лучше… Может, потому что вовремя отказались от ненужных амбиций?

– Может и не нужна, но что теперь сделаешь… – Садовский с грустной улыбкой посмотрел на Машу. – Если бы моя мама уговорила папу и меня отправили в музыкальную школу, то я бы, может, стал музыкантом. Только папа отправил меня на самбо и в стрелковый тир. И я пошел в военное училище… Россия в другом формате существовать не сможет.

– Ну вам мужчинам виднее, – не стала спорить Маша.

– А получится опять империя? – спросил Иван.

– Если народ захочет сохраниться, то его остановить невозможно. А если народу наплевать, то это не народ. Стаду баранов империя не нужна, им загон нужен с кормушкой.

– Я бы, кстати, поела, – решилась прервать этот разговор Маша, – Мы же с утра ничего не ели.

– А у нас сегодня как раз братчина, – вспомнил  Садовский. – День Ильи-пророка и мост мы закончили. Люди со всей округи собрались. Я вас, собственно, поэтому и пригласил посмотреть.

На самом красивом месте, на высоком берегу острова, откуда были видны соседние острова, рядом со старинной деревянной, недавно восстановленной церковью, стоял длинный ряд накрытых столов. Чуть в стороне, в двух громадных котлах, подвешенных над кострами, что-то варилось. За столами на лавках и у костров прямо на земле сидели люди. По лицам было видно, что у них веселое праздничное настроение. Многие были с детьми.

Влад подвел их к уличной кухне, где им положили в тарелки вареной баранины и рассыпчатой молодой картошки. На накрытом белыми скатертями бесконечном столе стояли подносы и миски с пирогами, блинами и караваями. В кувшинах была медовуха и пиво, морсы и квас.

– У вас здесь настоящий праздник, – заметила Маша, уплетая пироги, – а у нас дома такая депрессивная деревня… Как у вас это получилось? Людей увлечь?

– Надо совсем немного: всего лишь сделать так, чтобы люди поверили в то, что они нужны. Без веры все пустое…

– А кому они поверили? Вам?

– Друг другу. Может быть, тому, что у них есть родина.

– А что такое «родина»?

– Я, Маша, об этом каждый день думаю и пока нет точного ответа. Одно точно: Родина – это не территория, не история, которую можно крутить как угодно, и даже не идея. Все это не стоит того, чтобы за это умирать…

– А что тогда?

– Нас же миллионы. Поэтому что‑то для каждого свое. Может в генах что‑то, но скорее в первых детских ощущениях. В запахах, звуках, голосах…

– Я до того, как в школу пошел, ничего не помню, – скептически сказал Иван.

– Даже если мы что‑то не помним – это все равно внутри нас.

Садовский повернулся к Маше с Иваном.

– Вот я и сейчас ощущаю табачный запах деда, солдата‑ветерана. Запах водки и лука на его поминках. А это было сорок лет назад. Помню прелый запах весеннего березового леса, когда первый раз пришел туда за соком.

– А звуки? – спросил Иван.

– Помню, как лежал на верхней полке и слушал стук колес плацкартного вагона на мосту через Волгу, когда отец повез меня на Байкал.

– А я точно никогда не слышала, – задумчиво сказала Маша, – но отлично представляю, как свистит метель над забором с колючей проволокой. И как глухо ударяется топор о плаху на лобном месте. Как катится голова по окровавленным доскам…

– И это тоже… – согласился Садовский. – И звуки счастливого материнского смеха, когда у тебя получилось сделать первый шаг и не упасть… И родной всем голос в скрипящих динамиках: «Поехали», – он налил из кувшина полную кружку клюквенного морса, выпил, поморщился и добавил: – Или ты это чувствуешь или нет. Как любовь: если нет, то не пришьешь. Как говорила моя бабка: «Не к рукам баба, так хуже лаптя дырявого».

Когда они прощались на пристани, Садовский попросил:

– Приезжайте почаще и берегите друг друга, – потом помолчав, добавил: – Жизнь как лестница. Пока ты лезешь по первым ступенькам, есть куча страховочных веревочек, которые тебя поддерживают. Родители, потом друзья, потом любовь, дети… Потом веревочек становится все меньше. Последнюю ступень ты всегда проходишь один без страховки и без чьей‑то помощи. Один. И тут без веры нельзя.

На обратной дороге они опять остановились у Андомского мыса. Солнце уже наполовину спряталось за горизонт и раскрасило все вокруг в фантастические цвета. На бледно‑голубой эмали куда-то плыли длинные нежно‑желтые облака, подсвеченные снизу заходящим солнцем. Розовое небо на горизонте смешалось с водой и от этого казалось, что лодка висит внутри огромного шара. На другой стороне, где уже начинало темнеть, появилась луна и если приглядеться, то можно было увидеть несколько ранних звезд.

Иван заглушил мотор, и они медленно дрейфовали вдоль высокого обрывистого берега.

– Я ему немного завидую, – сказал Иван, вспоминая разговор. – Он знает что хочет, видит свою цель.

Маша легла на сиденье, закинула ноги на борт, а голову Ивану на колени.

– К сожалению, на одного такого подвижника десяток жуликов и миллион равнодушных. Поэтому на самом деле скиты строили не для того, чтобы империи воссоздавать, а чтобы от империй прятаться. Но островов на всех не хватит.

– Ты просто очень большой скептик, – улыбнулся Иван и погладил ее волосы.

– Я, конечно, женщина необразованная, но может и действительно не нужны границы и государства. Кому надо, могут и так объединиться: без вождей и их сказочных обещаний. Для того, чтобы остаться русским, китайцем или татарином не нужны ни цари, ни президенты. Мне хватило бабушки‑поморки.

– Тебе может и не нужны. А тем, кому самому думать не хочется, нужно чтобы кто‑то показал дорогу.

– Вожди не показывают дорогу. Они учат по ней маршировать строем. Учат кого любить, кого ненавидеть… Кого убивать. Да и эти… которые думать не хотят, не так просты… Мне кажется, им так легче: «не мы такие – жизнь такая» и «моя хата с краю».

– Вообще‑то, ты, наверное, права. Но если не будет своих вождей, будут вожди чужие. Пока вокруг столько равнодушных без этого никак. Поэтому я не верю, ни в мир без границ, ни в империи. Все это для того, чтобы было удобнее стричь свое стадо.

Маша подняла подбородок, чтобы посмотреть на Ивана.

– А зачем тратить жизнь на бесплодные попытки найти волшебный мир справедливых эльфов? Можно создать свой мир, свою страну, свою родину, где ты царь и президент. Сам утверждаешь законы, раздаешь ордена и сам отправляешь в вечное изгнание.

– А сколько человек будет в твоей стране? – спросил Иван, глядя вниз на Машу.

– Если ты не один, то это уже победа.

– Да ты у меня, милая, наверное, и в бога не веришь?

– С богом я еще не определилась, но то, что никакого рая на небесах нет – это точно.

– Почему это?

– Потому что если не будет боли, то как ты поймешь что такое счастье? Каждый человек – это мир. Каждое мгновение – это вечность. Наверное, мы все разучились это понимать и ценить.

– И что же делать?

– Любить и радоваться каждому дню. Человек сам себе устраивает из жизни рай или ад. Все, что с нами происходит, делаем мы сами и сами должны за это отвечать.

Мария подумала, сейчас сказать, что беременна или подождать немного  и не решила.

– А неплохо мы с тобой поем? – вспомнила она. – Кроме «Черного ворона» в твоем репертуаре еще что‑то есть?

Иван закрыл глаза и запел:

– Ой, да не вечер, да не вечер. Мне малым мало спалось…

– Мне малым мало спалось, – подхватила Мария, – да во сне привиделось…

Тут и сказки конец.