Генезис

– Вы ее еще не нашли?! Как такое возможно? Сдается мне, вы не хотите ее искать. Если не справляетесь, подключите Эрхарда. Он ее найдет.

Ефим Петрович выдержал мой гневный взгляд.

– Мне понятен ваш ультиматум на счет Закирова. Личная неприязнь. Но мы решили этот вопрос, введя новых людей. Опять же повторюсь, они не в курсе всей операции. Так что будьте осмотрительны в выборе тем для разговоров.

– В вашей организации хоть кто-то в курсе всей операции? Создается впечатление, что всем управляет Лондон. Если так, зачем нужны вы? Позаботиться о безопасности я могу и сама. Сделаю это не хуже вашего Закирова.

Ефим Петрович вытягивается, как часовой в карауле. Берет паузу, чтобы успокоиться. Я мысленно себя одергиваю. Куратор – единственное контактное лицо с Эрхардом. Если фсбэшники меня блокируют, я могу не выбраться из этого плена. А именно так я себя ощущаю – военнопленной.

Ранее я планировала попросить пятиминутный разговор с Эрхардом, но сейчас передумала. Если он сам не изъявил желание до сих пор выйти на связь, мне не следует форсировать события. Поэтому ограничиваюсь вопросом:

– Как Эрхард и сын?

– В порядке.

– Где они сейчас?

– В Лондоне.

Иду в ванную комнату и на ходу прощаюсь с куратором. Он желает мне удачи и пулей выскакивает из гостиничного номера.

Смотрю на себя в зеркало и ужасаюсь: нос красный, лицо отекшее, под глазами темные круги. Баба Яга возвращается! Нет, Икар прав, никакого отката назад. Лучше уж нырнуть в личину Нины и на ее манер справиться со всеми навалившимися проблемами.

Икар! Как бы я на него не злилась, признаю, что он делает меня сильнее. В который раз!

◊◊◊

У джипа меня встречает приятной наружности мужчина лет тридцати в черно-белом камуфляже. Гладко выбрит, услужливо улыбается, будто мы знакомы.

– Доброе утро, Алекс, – он открывает передо мной дверь. – Меня зовут Даниил. Я буду сопровождать вас до пункта назначения.

Мистер Раздражение сидит в другой машине, стекла опущены, на меня не смотрит, но явно слушает. Чудненько! По всей видимости, мне предстоит провести два часа в приятной компании.

– Доброе утро, Даниил, – отзываюсь я ангельским голоском.

Пусть Мистер Злюка не думает, что я со всеми веду себя как умалишенная. Нет, это эксклюзивная поведенческая модель, разработанная как ответная мера, специально для него.

Мы обмениваемся любезностями, говорим о погоде. Даниил протягивает мне термос с кофе и сообщает, что завтрак накрыт для нас в местечке, где вчера ужинали ГБ и куратор. Ехать недалеко, но придется подождать, пока проверят помещение и прилегающую местность.

Приезжаем на берег Волги. Меня ведут в кафе. Так вот где мне вчера косточки промывали. Весь вечер уши горели.

Даниил подводит меня к столику, сервированному на двоих, а сам отходит к выходу. Заметив мое замешательство, он тут же возвращается и спрашивает:

– Что-то не так?

– Столик на двоих.

– Желаете позавтракать в одиночестве?

– Да! – громче чем надо выкрикиваю я и краснею.

– Ваше право, – пожимает плечами Даниил и зовет официанта.

Мне любезно предоставляют прессу. Я погружаюсь в чтение, когда в кафе входит Икар и видит, как официанты переносят второй набор столовых приборов на другой столик.

Завтракаем в полном молчании, если не считать его заигрываний с румяной пампушкой лет двадцати. Как только у них устанавливается контакт, она то и дело пробегает мимо его столика, осведомляясь при любой возможности, что еще Его Величеству нужно, будто он тут главная персона. На разыгранный специально для меня – я в этом ни минуты не сомневалась – спектакль не обращаю внимания.

С интересом углубляюсь в новости. Первая полоса пестрит громкими заголовками об «Эпсилоне». Ничего сенсационного, но я неприятно удивлена, что Белоусов купил акции холдинга. Смотрю видео с интервью у входа в его офис. Позируя перед камерами, он называет себя одним из основных акционеров холдинга и бравирует планами по развитию. Речь изобилует финансовыми терминами. Кто-то его грамотно натаскивал. Я отлично помню скудный словарный запас Басмача – так его называли друзья – он анекдот толком не мог рассказать.

Вторая статья муссирует войну между Морозовым и Белоусовым. В памяти еще свежи наставления Макса. По его словам, Морозов – единственный акционер в моем стане. Но именно это меня и смущает. Через его компанию были пропущены денежные потоки за полученные шантажом акции «Эпсилона». Ни на минуту не поверю, что он не знал о рейдерском захвате. Знал и участвовал!

Меня напрягает буквально все, что пришло от Макса после его смерти. Не мог он взять и перекроить план без объяснений! Мы согласовывали все пункты по нескольку раз, часами обсуждали детали финансовых операций, создание в офшорных зонах подставных компаний для предстоящих сделок. А потом план резко изменился. Крутой поворот, лишающий смысла идею отмщения и возврат акций. Будто арест девяти акционеров решает все проблемы. Возможно, этому есть простое объяснение: силовики нашли доказательства сговора между девятью акционерами, но не могут их прижать. Тогда интересы Макса и ФСБ совпадают. Они могли надавить или убедить его, что тюрьма – это тоже отмщение. Если так, почему Макс ничего мне не сказал? Знал, что я буду против?

– В Лондоне сейчас восемь часов, – грудной низкий голос Даниила выводит меня из раздумий – Не хотите пожелать доброго утра?

– Есть такая возможность? – так я даю понять, что все это время меня держали на коротком поводке.

Даниил набирает номер. После приветствия и короткого чеканного доклада он протягивает мне телефон. Слышу измученный голос Эрхарда:

– Александра, как ты себя чувствуешь? У тебя регрессия?

– Я в порядке. Разговор с психологом помог.

– Рад это слышать.

– Почему у тебя такой измученный голос. Ты не спал?

– Вчера няня Кристофа, наслушавшись новостей, изложила ему бредовую идею о твоем похищении и последующей госпитализации, видимо, слышала, как я говорил с врачом.

– О боже, – шепчу я и прикрываю рот рукой, на глаза наворачиваются слезы. – Откуда она знает, что по новостям говорят именно о его матери?

– Твоя фотография стоит у Кристофа на ночном столике. Я сказал сыну, что ты лежишь в больнице. Он задал странный вопрос: «Она заболела из-за меня?».

– Что это значит?

– Пока не знаю. Отвезу его сегодня к психологу.

– Представляю, что он сейчас чувствует, бедный малыш, – резкая боль прорезала виски. – Когда я его увижу?

Эрхард делает паузу, набирая в легкие воздух для ответа, который, судя по всему, не предвещает ничего хорошего.

– Александра, я сказал, что ты приедешь после выписки из больницы. Дай ему время на адаптацию к этой мысли. Ты за это время окрепнешь. Любимая, все будет хорошо. Скоро мы будем вместе. Каждому из нас нужно расчистить путь к будущему. Осталось пару месяцев. Сейчас важно, чтобы ты оставалась в эксклюзии. Обрати оставшиеся месяцы в авантаж. Мне не по душе шумиха вокруг бывшей сотрудницы с психозом и твой конфликт с Закировым. Его замену настоятельно не рекомендую.

Я коротко бросаю взгляд в сторону ГБ и тихо отзываюсь:

– Хорошо.

– Ты ведь не хочешь меня огорчать?

– Нет, – нервно сглатываю, у меня холодеют руки. Это предостережение. – Могу я услышать Кристофа?

– Услышать – да, но не говорить. Он пока не готов.

– Дай, что можешь, – молю я.

Слышатся шаги. Эрхард спрашивает у кого-то по-английски, где сын. Женский голос отвечает, что он ждет его в малой столовой. Снова шаги. Мое сердце отбивает бешеный ритм. Через минуту я слышу ангельский голосок Кристофа. Он так сладко рассказывает Эрхарду о своих планах на день, что я зажимаю рот рукой и начинаю бесшумно плакать.

◊◊◊

Алекс проигнорировала меня дважды: когда группа грузилась в транспорт и в кафе. Эта курица не захотела со мной завтракать! Слов нет, одни междометия! Кому она делает хуже? Надо было видеть, как вытягивалось ее лицо по мере прочтения новостей. Пусть поварится в клоаке. Я же от всего ее ограждал, чтобы не взрывала себе мозг. А тут лукуллов пир! Угощения на любой вкус: похищения, грызня, угрозы, шантаж, подставы и покушения.

В придачу, спец, что сопровождал ее в Тольятти, организовал прямую связь с Вернером. Парочка обменивалась любезностями, как мартовские коты, в конце она даже пустила слезу. Кикимора болотная! Втирала мне, как она его ненавидит. Со мной – принцесса Антарктиды, с Вернером – королева покорности и самообладания. Голос ласковый, местами даже томный. Паралич сердечной драмы!

Я дал ей шанс все исправить. Не хочет – ее проблемы. Дальше сама по себе. Мое дело – ее безопасность.

На вечер в Москве назначено совещание глав отделов по нашей операции. Всю ночь мы с Петровичем просидели в раздумьях, но так и не пришли к общему решению. Вернер настаивал на новом прикрытии, но я просил тайм-аут. Он нужен не только мне, но и Алекс. Пусть перекипит и подумает над своим поведением. К тому же ей нужно скинуть личину Нины – пока что она крепко сидит в ее повадках.

Перед отъездом куратор планировал поговорить с Алекс о нарушении протокола безопасности в Липецке, но судя по тому, каким он от нее выскочил, втолковывать придется все же мне. Помню, как он кичился в Пензе, что сам ее пропесочит, а на деле Алекс до сих пор в неведении, что мы вскрыли ее тайники.

Как только мы выдвинулись из Сызрани, меня накрыло чувство тревоги. К операции подключили столько народу, что высока вероятность утечки. От меня теперь мало что зависит, и это напрягает.

На этот раз нас поселили в двухэтажном кирпичном доме. С одной стороны – яхт-клуб «Дружба», с другой – Воскресенский монастырь. В метре от дома деревянная баня и крытая терраса с мангалом. На огражденной территории идеальная чистота, все ухожено, а за забором размытая дорога после дождя и гниющий мусор.

Нас встречают три спеца. Я прозвал их три поросенка. Нет, внешне они вполне соответствуют высокому званию инструктор, но по сути их интересует только жрачка. Когда мы приехали, Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф купались в речке. Видать, конвой не оповестил их о времени прибытия. Завидев нас издали, они выскочили на берег, похватали вещички и понеслись сломя голову в дом.

Алекс как раз выходит из машины, когда горе-инструкторы предстают перед ней во всей красе. Она снимает солнцезащитные очки и выпучивает глаза. Мозг уходит в перезагрузку. Поначалу ее охватывает восторг, но потом она обращает свой взор ниже пояса и как-то быстро сникает. Проследив за ее взглядом, я еле подавляю смешок. По ходу, Вернер прислал ей трех кастратов.

После ужина, который приготовили спецы, я занимаюсь системой безопасности. Устанавливаю камеры, датчики. Вывожу изображения на ноут и распределяю дежурства. Сажаю перед монитором хохмача, что решил установить рекорд Гиннесса на знание анекдотов. Лично я пялиться в камеры не собираюсь – и без того дел хватает.

Выхожу за забор, чтобы осмотреться, и тут в такт колокольному звону начинает трещать мобила. Лондонский код. Вернер! Надо же, какой я чести удостоился. Видать, куратор уже на совещании и вырубил телефон.

– Почему в качестве мотивации вы выбрали сына?

Я застываю в недоумении. Ожидал чего угодно, только не этого. Сканирую периметр. Как же удачно он подгадал время: я только вышел из дома, где Алекс ходила за мной по пятам. Вернер все еще следит за нами по спутнику. Молчу, жду пока колокола отзвонят.

– Самая лучшая мотивация для матери – ребенок.

– Не в случае Алекс, – ультимативно выдает Вернер. – Понимаю, вас интересует только эндшпиль, но именно мне предстоит разбираться с ее психологическим состоянием.

– Сработала только эта мотивация, – гну свою линию.

– Уверен, что это не так. Вы оценили ситуацию из доступной информации и выбрали самый эффективный, на ваш взгляд, вариант. Как я понял, вам не дали доступ к ее личному делу. Я же осведомлен больше кого бы то ни было. Хочу, чтобы Александра не зацикливалась на сыне, а больше думала о своих успехах и новых достижениях.

У меня аж челюсть отвисла. Как он себе это представляет?

– У меня создалось впечатление, что вы проявляете к объекту сверхмерный эмоционализм. Я прав?

Хочется послать его подальше, но этим я поставлю крест на своей карьере.

– Если она на грани, я беру паузу. Вот как сейчас.

– Я с вами категорически не согласен. Александра в отличной форме. Отчасти благодаря вам. И я, поверьте, умею быть благодарным с теми, кто не подсекает мои интересы.

– Мне уже намекали, – даю понять, что раскусил его подкат через Сергея Борисовича.

– Советую вам воспользоваться моментом и занять место вашего уровня.

Я хмыкнул. От него мне точно ничего не нужно.

– Спасибо, справлюсь сам.

– Зря. В отличие от вас, мне известно будущее вашего отдела, поэтому советую принять предложение о переводе еще до окончания операции.

Я не ответил, и он снова повторил:

– Так мы договорились? Вы не напоминаете Александре о сыне. Никогда. В противном случае не Алекс, а я буду ходатайствовать о вашем отстранении. Это понятно?

Я разъединил связь.

Иду к яхт-клубу, потом делаю круг вдоль берега и возвращаюсь в коттедж. Пока осматриваюсь и оцениваю риски, думаю о сыне Алекс. Нахожу в сети ролик, который Вернер предоставил телевизионщикам, и обращаю внимание на возраст ребенка. Судьба не наделила меня детьми, но у Костика, моего друга, есть сынишка. Я общаюсь с ним, когда удается вырваться между заданиями. Ему сейчас почти пять, как сыну Алекс. Но на видео заснят малыш не больше трех лет. Рост Вернера почти метр девяносто, у Алекс метр семьдесят. Их ребенок не должен быть низкорослым. Что-то здесь не то…

◊◊◊

Интересное наблюдение: после разговора с Эрхардом меня несет в объятия Икара со скоростью света. Он мой щит. Только рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Стычки в Липецке и на выезде из Пензы возвели между нами стену. Не знаю, как все исправить.

Пока Икар обходит причал и пляж, я прислоняюсь к оконному стеклу и, наблюдая за ним, думаю о нашей ссоре. Раньше я считала, что он понимает мое состояние. Но его взгляд в кафе во время моего разговора с Эрхардом красноречиво говорил, что это не так. Он принимает мою игру за реальность. Думает, что я действительно испытываю к Эрхарду чувства. Но это не так. Мое тело плавится, а сознание испытывает перегрузки, будто я без скафандра прохожу через атмосферный слой.

Нас покинула группа сопровождения. У меня в голове это не укладывается. Хотела возмутиться и попросить Икара нанять людей, но Даниил, видя мою реакцию, сказал, что это решение Эрхарда.

Насколько я высоко оценила профессионализм последней группы сопровождения, настолько же меня возмущает панибратское отношение инструкторов. Ко мне они обращаются на «ты». Один из них, проигнорировав мою просьбу, называет меня сугубо Александрой. Я повторила трижды, но потом поняла, что он это делает намеренно. Поймав взгляд Икара, до меня доходит, что и это распоряжение Эрхарда.

Внешностью инструкторы похожи на завсегдатаев финтес-клубов, которые знают ответ на любой вопрос, касающийся спортивного питания и прокачки мышц. Я их различаю по прическе: лысый – это Алексей, коротко стриженный и с проплешиной на макушке – Игорь, а Роман – с хвостиком, и самый юморной. Ко мне они никакого интереса не проявляют, что несравненно радует. Роман еще как-то старается разрядить атмосферу, остальные ведут себя как флегматики.

Икар над ними открыто потешается, язвит и ставит под сомнение их доводы. Вызывает на спарринг инструктора по рукопашному бою. Думала, они всю мебель переломают. Икар с минуту прощупывает слабые места, а потом наносит сразу три удара: по корпусу, под коленную чашечку и в челюсть. Когда противник валится как мешок, подает руку и снисходительно говорит:

– Для Алекс сойдешь.

Тот обижается, пытается взять реванш, но удачным броском Икара через плечо валится на пол с таким вскриком и треском, что я ожидала увидеть его в подвале.

Тактика Икара нацелена на их подавление и полное подчинение. Уже через два часа все трое ходят по дому как шелковые и согласовывают с ним маломальский вопрос. Я дала им прозвища, почему-то все на букву «б»: Балеринка, Бусинка и Бубенчик. Так мне проще воспринимать их заумства.

Кухня для них – самая посещаемая комната, а холодильник – притягательный и вожделенный предмет. Мне кажется, заглядывая в его недра, они испытывают оргазм. Они обсуждают рецепты, соревнуются между собой на самое вкусное блюдо. Икар в восторге, а я дважды демонстративно выходила из-за стола голодной. Готовить придется самой. Еще одного такого обеда или ужина я не выдержу. Стол ломится от блюд, а мне нечего есть. Пришлось прочитать лекцию о вреде мяса. На что три мужлана только посмеялись и продолжили чавкать. Икар по сравнению с ними – галантный джентльмен. Теперь я с ностальгией вспоминаю дни, прожитые в Липецке. Прав был Ницше – все познается в сравнении!

Когда мы наконец-то остаемся с Икаром наедине, он рассказывает, что команда технических специалистов из Конторы зачистила офис и квартиру в Липецке. Уже на базе компьютерную технику подвергли тщательному досмотру и вскрылись все мои хитрости. Икар узнал, что я тайком штудировала Интернет на предмет новых фотографий сына. Но это еще не все, однажды я вышла по скайпу в чат с Яфой, заверила ее, что в порядке и скоро вернусь в Москву. Отнекиваться бесполезно. Невнятно бормочу: «Прости». В который раз! Я сама на себя зла, что уж говорить об Икаре.

◊◊◊

После ужина стучу в дверь спальни Алекс. Пора нам расставить все по местам. Она приоткрывает дверь, я говорю, что нам нужно поговорить. Нехотя, но все же впускает. Стоит передо мной в футболке и тех самых шортах, что я стянул с нее в первую ночь в лесном домике. Не мешкая, выдаю все, что о ней думаю. Алекс прячет глаза. Долбануть бы ее сейчас об стенку, чтобы мозги раз и навсегда встали на место.

Пока был в ее спальне, «поросята» шныряли по второму этажу как заведенные. Видать, у них приказ: бдеть, когда я наедине со своей подопечной.

Напоследок даю прослушать запись разговора с Вернером.

– Почему его интересует твоя мотивация?

– Ты, как никто другой, понимаешь его поступки и стремления. Так что спроси себя. Я давно ничего не понимаю. Такое ощущение, что с момента нашего побега из башни моя жизнь мне больше не принадлежит.

– Не заговаривай мне зубы, Алекс.

Она забирается на кровать и накрывается одеялом. Я сажусь в кресло и терпеливо жду объяснений.

– Я не знаю, почему он поднял вопрос о мотивации. Да и какая разница, почему и что я делаю.

– Для него есть.

– Мне плевать, о чем он думает, меня больше заботит, что думаешь ты, – Алекс смотрит на меня, будто я покусился на самое святое. – Ты ведь знаешь, насколько я уязвлена, но ведешь себя как абьюзер. Насилие, унижения и третирования я ожидала от него, но не от тебя.

Сколько можно ей повторять? У меня скоро мозоль на языке натрется. Я – суррогат Вернера!

– Когда надо, ты прикрываешься легендами или подготовкой к предстоящим испытаниям, но на деле тебе нужно мое подчинение, и к работе это не имеет никакого отношения. Ты хочешь…

– Завтра видеоконференция с группой. У Норы есть новости, – прерываю я ее излияния. Тон сдержанный, отстраненный. – На связь выйдем утром из другого города. Новости ты читала, так что примерно понимаешь расклад сил. Воюющие группировки перешли от слов к действиям. Ты, кстати, им помогла. Трижды, не считая Пензы, нарушила протокол безопасности. Так что Стелла оказала нам услугу. Сорвала с места и заставила уйти в укрытие как раз тогда, когда твои оппоненты установили наше местоположение.

– При случае ее поблагодарю, – язвит Алекс и отводит взгляд. Глаза на мокром месте. – Ты как-то сказал, что мы два одиночества…

– Алекс, выспись, завтра трудный день, – уже второй раз я даю ей понять, чтобы заткнулась, но пока она не выскажет, что задумала, не успокоится.

Звонок Вернера я расценил как прямую угрозу. Так он дал понять, что моя миссия постельной грелки закончена.

– Икар, ты самый дорогой мне человек, – слышу извинительные нотки.

Не понимает она моих намеков. Не на моей волне.

– Я для тебя никто. Расходный материал, – со злобой говорю сквозь зубы и иду к двери. – Вернер хочет, чтобы ты прошла тренинги. Я не в курсе всей программы, инструкторы сами тебе расскажут. К работе приступят завтра.

– Отложи на пару дней. Мне нужно настроиться и привести мысли в порядок. Сейчас я разбита на части.

– К началу тренингов постарайся избавиться от Нины. А то из тебя до сих пор курсы пикапа прут, агрессивность и придирчивость.

– А ты? – спрашивает она, вскакивает с кровати и тоже подходит к двери.

– Что я?

– Вернешься в личину Руслана?

– Я уже в ней. Разве не видишь? – тянусь к дверной ручке.

– Икар? – ее руки ложатся мне на спину.

Я отстраняюсь и чеканю:

– Спокойной ночи, Алекс.

Хлопаю дверью нарочито громко. Знаю, не следовало. Вспоминаю слова Вернера и усмехаюсь. Эмоционализм! Впервые за свою карьеру я проявляю к подопечной повышенные эмоциональные реакции. Я так не страдал и не обижался даже в подростковом возрасте.

◊◊◊

В Димитровград выезжаем еще затемно. Оба не горим желанием общаться. Алекс лишь попросила на обратном пути заехать в продуктовый супермаркет. Место выхода на связь я держу в секрете даже от нее. Привожу в девятиэтажку на проспект Автостроителей за десять минут до видеоконференции и быстро подключаю оборудование. Алекс садится рядом, тела соприкасаются, и я размякаю.

– Как спала?

– Плохо. Хочу в Липецкую квартиру, – выдает она и зевает. – Там был ортопедический матрас и функциональная кухня.

Так она намекает на секс и наши полуночные разговоры. Мы трепались не останавливаясь, а после секса вырубались, переплетая руки и ноги как морские узлы.

– Мы здесь по твоей вине, так что кори только себя.

– Знаю, прости, это все образ Нины, она ведь хулиганистая. Не знаю, как ее сбросить.

До сих пор я не находил объяснений поведению Алекс. Втолковывая ситуацию куратору, напрочь забыл про легенду, не учитывал ее характер. Для Нины было логично нарушать правила и установленные запреты.

– Вспоминай самые лучшие события из собственной жизни. Разрабатывай планы на будущее. Стратегия и аналитика выведет тебя из тени Нины.

– Только Нина может справиться с Эрхардом.

Вот оно что! Алекс сознательно держится за легенду!

– Включишь ее, когда будет нужно, как ту Анжелу. Да и… – заглядываю ей в глаза, чтобы сказанное отложилось на первые полки ее мозговых клеток. – Не исключено, что дом нашпигован прослушкой. Я все проверил, но с технологиями Вернера… – морщусь, давая понять, что при надобности он разглядит зеленую полоску на ее зубной пасте. – Больше он нашей близости не потерпит. Один шаг в мою сторону, и ты не увидишь сына. Он же не зря требует, чтобы мы больше о нем не говорили.

Алекс выпрямляется, окидывает меня опасливым взглядом, хочет что-то сказать, но на связь выходит Нора.

После стандартных приветствий и комплиментов внешности Алекс, от которых меня передергивает, напарница приступает к докладу:

– Какой-то хмырь пырнул Тополева заточкой в живот. Технично обошел охрану и добрался до предпринимателя. Операция длилась шесть часов, он выжил, правда, потерял много крови. Сейчас троица – Кравченко, Захаров и Тополев – разрабатывают план отмщения. Уверенности, что это заказ Вернера, у них нет. Вроде как мелькает третья сторона, но кто это – мы пока не поняли.

– Морозов, – уверенно заявляет Алекс.

Понятное дело, что выбор оружия многое говорит об окружении. Вернер это понимает и будет использовать как отвлекающий маневр.

– Вернер не дурак, найдет кем прикрыться и как отвести от себя удар, – я намеренно вставляю реплику, пусть Алекс знает, что меня не пробрали ее доводы о Нине. Сейчас, когда мозг переключился в фазу аналитики, мне уже кажется, что в Липецке она намеренно давала ему знать, где искать. Надеялась на звонок в обход куратора, изнывала от неведения о сыне.

– Я тоже так думаю, – поддерживает меня Нора, – силовики обложили его со всех сторон. Мы насчитали три группы наблюдения. Офис и дом нашпигован под завязку. Паша не стал устанавливать свое оборудование, перехватил их сигналы. Вернер уже неделю в Лондоне и возвращаться пока не собирается. Мы слушаем его мать. Странная женщина. В разговоре ни разу не обмолвилась с сыном о внуке. Словно его не существует. Одна из групп наблюдения докладывала начальству, что она периодически посещает колумбарий, где захоронен прах Макса.

– Что? – Алекс аж подпрыгивает.

У меня мелькает шальная мыслишка: Вернер случайно не сынок Макса? Я не видел фотографии матери, но на отца он совсем не похож. Видать, у девчонок пробегает такая же мысля. Мы переглядываемся. Раз вывод напрашивался один, я решаю подытожить:

– Если Вернер его сын, половина наследства выглядит логично.

– Макс никогда бы так со мной не поступил! – Алекс вскакивает и бежит плакать в ванную.

Я тот еще параноик и решаю воспользоваться случаем. Нора отлично умеет читать по губам, и я беззвучно отдаю распоряжение: «Копни под Алекс. В начале операции куратор намекал, что между Вернером и Алекс не все так просто. Сейчас я в этом убежден. Перетряси ее жизнь до «Протокола-17». Найди средства связи и возьми распечатки звонков. Обследуй недвижимость. Опроси соседей и родню. Ищи связь с Вернером. Она явно что-то не договаривает».

Нора не ожидала такого поворота. На лице отражается весь мыслительный процесс.

Из ванны выходит Алекс – лицо заплывшее, нос как у Деда Мороза.

– Знаете, Эрхард ненавидел Макса. Говорил, что это семейное дело. Я думала, он имеет в виду вражду Макса и его отца. Если Макс наставил рога Огареву, в следствии чего на свет появился Эрхард, то это все объясняет. Эрхард и Макс могли заказать друг друга – и конец истории, но ни тот, ни другой этого не сделали. Создавалось впечатление, что у них были связаны руки.

– Они могли обладать обоюдным компроматом, – предположила Нора.

Если Вернер – сын Макса, тогда понятно, почему Макс лег в психушку и наладил с Алекс контакт. Сынок был на ней помешан и наломал дров. Отец захотел все наладить. Не удивлюсь, если папаша и сынок все годы держали связь, обсуждали путь ее исцеления и не придумали ничего, кроме как нанять спеца. Макс подробно инструктировал меня в больничной палате.

– Если так, зачем Макс заключил со мной брак?

– Фиктивный, – напоминаю я.

– Все равно. Что мы скажем сыну? Твой дедушка был женат на маме?

– Только Вернер даст тебе объяснения. Они точно что-то мутили.

Алекс мотает головой, не веря в такой расклад, а я не настаиваю.

– Надо проверить эту информацию, – я киваю Норе.

– Еще новости… – Нора делает глубокий вдох и выдает очередную сенсацию: – Мы пошли по денежному следу Морозова и нашли его зазнобу. Это некая Ализа Шульман.

Мы с Алекс переглядываемся и пожимаем плечами – первый раз слышим.

– Постоянно проживает в Тель-Авиве, но часто навещает родственников в Москве. У них сын и дочь. Оба зарегистрированы на фамилию Мовросс. Мы выяснили, что Мовросс фамилия бабушки Морозова по матери.

– Да что б тебя! – я хлопаю себя по коленям.

Мы дергаем за ниточки, а общей картины до сих пор не видим. Перед нами детально проработанный план Макса. Алекс называла его гением. Он все продумал, все предусмотрел. Что-то выглядит нелогичным, но это только на первый взгляд. В конце концов мы свяжем все ниточки в единый клубок. Вот только когда? Нужно что-то предпринять, выйти за рамки установленных полномочий и при этом постараться не вызвать на себя гнев Конторы и Вернера.

– И последнее… – Нора с сожалением переводит взгляд на Алекс. – Мы изучили звонки Шульман и заинтересовались одним контактом. Оказалось, Ализа – двоюродная сестра Яфы Гликман.

– Что?! – в два голоса орем мы с Алекс и вскакиваем как ошпаренные.

Минуту приходим в себя, а потом я вспоминаю доклад Норы, когда мы были с Алекс под Нижним Новгородом, и выдаю:

– Не было никакой Алены Козловой! Морозов и Гликман выдумали ее, чтобы установить местоположение Алекс!

◊◊◊

Все, кого я считала близкими людьми на деле оказались пройдохами, преследующими свои интересы. Лиза – вот как называли в семье Яфы жену Морозова. Подруга мне о ней не раз говорила. В Израиль уехала пятнадцать лет назад, но приезжала в Москву каждое лето и на Новый год. О ее муже толком никто не знал, говорили, что он бизнесмен, что они живут на два дома, но по факту, Морозов ни разу не навещал ее родственников. Он очень постарался, чтобы никто не узнал о его семье. В СМИ не раз упоминали, что он холостяк, значит, жена была согласна с такой трактовкой.

Нора считает, что Морозов попросил Яфу со мной подружиться, чтобы выудить сведения и при случае помочь установить местоположение. У меня разбито сердце! Я считала Яфу своей подругой! Предполагать, что это случайная родственная связь – даже не берусь.

С этой новостью я еще как-то справлюсь, но гипотеза Икара, что Эрхард – сын Макса, граничила с маразмом.

По возвращению в Москву я займусь этим вопросом вплотную. В квартире остались кое-какие вещи Макса, его зубная щетка и расческа – надеюсь, смогу получить ДНК. Но как заполучить ДНК Эрхарда?

Какая может быть еще причина посещения его матерью колумбария? Может, у нее был роман с Максом уже после рождения Эрхарда? Гертруда ни за что на свете не признала бы внука от еврея. В этом вопросе она проявляла арийскую щепетильность и гордилась родословной. Как Икар этого не понимает? Зацепился за эту версию и не хочет слышать никаких доводов.

Мать Эрхарда после бурного романа могла вернуться в семью в первую очередь из-за сына. Он обожал отца и не ушел бы с матерью – Огарев был для него небожителем. В случае с моим изнасилованием он горевал только по одному поводу: расстроил папу. Хотел оставить свое пристрастие в тайне, но мое заявление в полицию вызвало резонанс. Хоть они и замяли дело, но отец приходил ко мне в больницу, добился посещения и заставил рассказать все в подробностях.

◊◊◊

Выезжая из города, я думаю о том, как родство Макса и Вернера может повлиять на операцию. Вернер против Макса, даже покойного, не пойдет. Он уже дал согласие на базирование группы, а значит, осознавал, что Контора вцепится в девять из семнадцати и будет крутить, пока не сошьет дело.

Хочу позвонить куратору и огорошить новостью, но потом вспоминаю его коронную фразу «Не разводи базаровщину» и остываю. Это рабочая гипотеза, которую нужно сначала отработать и подтвердить, а уж потом докладывать. Тем более Петрович четко дал понять: отныне моя забота – только безопасность Гордеевой.

В машине Алекс грызет ногти, а такого я за ней никогда раньше не наблюдал. Как бы она снова не впала в ступор – я отлично помню ее реакцию во время налета на башню. По масштабу психической нагрузки сейчас такая же ситуация. Чтобы ее приободрить, решаю немного развлечься. Пусть она отвлечется, а то так мозги напрягла, что вены на лбу вздулись.