Забытая лейка

Внезапно вспомнил про свой цветок. Не нашел лейки на привычном месте и просто прихватил с собой бутылку с водой. Лейку он увидел за несколько шагов. Она, покрытая толстым слоем пыли, стояла на том же месте, где рос его цветок, приткнувшись к забору. Но цветка не было. Ни тонкого и крепкого стебля, ни нежных бутонов, ни бархатных лепестков. Хотя, один из лепестков, лежал в тени забора чуть подсохший, но по-прежнему бархатистый на ощупь. Он задумчиво сжал его между пальцев, пытаясь вспомнить, наказывал ли он сыну поливать его цветок.

Вернулся к дому и долго бездумно качался в плетеном кресле в углу веранды. А потом зашёл на сайт спортивных товаров и заказал теннисный стол. До конца отпуска оставалось ещё три дня. Он вырубит к черту этот сорняк, который упорно цвел для кого-то другого, несмотря на его старания. Положит плитку и наконец научит внука играть в теннис. А на другом конце двора посадит цветы. Он столько времени, сил и стараний вложил, мечтая превратить сорняк в цветы, что, наверняка, сможет правильно ухаживать за настоящими цветами. Конечно, сможет.

Человек с попугаем

Когда она вышла на третий круг, на нос упала парочка первых капель. Не страшно, для чего же капюшон?

Она давно не верила ноябрю, который мог с утра растянуть над головой абсолютно синие небеса без намека на облачко. А потом, за какие-то полчаса, непонятно откуда, понагнать туч и ошеломить ливнем.

Такое с ней уже случалось пару раз.

Не сахарная, не растаешь, – ободрила она себя словами бабушки, знакомыми с детства.

Самое главное и самое трудное – это выйти. И коль она это сделала, то дождь не помеха. Тем более, она не одна такая. Народ ходит,правда, совсем немного. Ещё пару кругов – и можно домой. У них в городе была улица специально для любителей спорта – с разметками для пешеходов и велосипедистов, с уже подсчитанными и аккуратно нанесенными на асфальт метрами. 980м – в одну сторону. Почти километр. Четко и понятно, сколько надо пройти, чтобы набрать 5-6 км. Но потом ей надоел этот маршрут, надоели эти ходоки с фанатизмом в глазах, которые мчались в таком темпе, что ей становилось стыдно за свою весьма умеренную скорость. А потому она перенесла свои прогулки в парк. Он был тут же, за высоким зелёным забором и ходить там было не в пример интересней. Круговой маршрут, часть из которого – по берегу симпатичного озера, вокруг которого копошилась детвора, любуясь уточками, лебедями и кувшинками. Сегодня детей не было. Сегодня они лепили, рисовали, смотрели телевизор и играли в компьютерные игры дома. А также лезли на стены и выносили мозг родителям, ибо нельзя запереть детей в четырёх стенах без последствий. Но кто поведет ребенка гулять в дождь?

Когда она заканчивала третий круг, дождь разошелся – теперь это были уже не одиночные капли, хотя до ливня было ещё далеко.

– Вещи должны быть качественные, – внушала ей дочка.

И она был права. В этой куртке было нестрашно попасть под проливной дождь.

Они встретились глазами на четвертом кругу. Он шел ей навстречу – против часовой стрелки. Что-то зацепило ее раньше, привлекло внимание, но что – она не поняла. Самый обычный мужчина среднего возраста, среднего роста, средней небритости и в куртке без капюшона, которую явно бы не одобрила ее Алина. Она остановилась и присела, поправляя кроссовку: и для кого и главное – зачем такие длинные шнурки?

– Сегодня дождь, сегодня дождь, сегодня дождь, – услышала она над головой

Вот оно! Вот, что зацепило ее внимание. На плече у мужчины сидел попугай. Это было настолько нереально, что она зажмурилась. А когда открыла глаза, поняла, что всё более, чем реально. Мужчина поглаживал мокрые перья и ласково беседовал с птицей:

– Не волнуйся, Изя, все в порядке. Ты прав, идёт дождь.

Попугай продолжал волноваться, крутил головой, и, судя по всему, не думал оставлять плечо своего хозяина. Это не был местный попугай, из тех, которые оккупировали город и кричали под окном, тряся длинными зелёными хвостами. Он был намного крупнее, яркой расцветки и с каким-то осмысленным взглядом философа или шахматиста.

– Изя? – она улыбнулась – то ли попугаю, то ли ситуации: дождь, парк, говорящий попугай на плече у мужчины. – Привет, Изя!

– Ну, привет-привет, – Изя смотрел на нее немного снисходительно, как бы свысока. – Привет-привет!

Мужчина вытащил из внутреннего кармана куртки черный зонт и с лёгким щелчком раскрыл его над головой.

– Так лучше?

– Тengo frio, – ворчливо пробормотал попугай и добавил по-стариковски:

– Изе холодно.

– Так он у вас полиглот?

– И полиглот, и философ, и мудрец, три в одном, – улыбнулся мужчина. – А потому мы с ним друзья.

– И давно он у вас? – спросила она, чтобы поддержать разговор.

Мужчина не ответил, озабоченно посмотрев на небо. Дождь усиливался.

– Знаете, здесь есть чудное кафе, работает только по субботам, там можно переждать дождь и немного согреться. Не составите компанию нам с Изей?

Заметив сомнение на ее лице, он улыбнулся:

– Я знаю, как вас убедить. Вы любите маковый рулет?

В кафе не было ни души. Они сели у окна, сделав заказ – два капучино и два рулета.

– Женщины должны есть сладкое, – сказал он и добавил: иногда.

Они сняли куртки, и попугай стоически выдержал этот процесс, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу на спинке стула.

– Tengo calor, – недовольно, но вполне внятно проворчал Изя и занял свое законное место.

– Он у меня консерватор, любит порядок, стабильность. Не переваривает новые места и незнакомых людей. Но вы ему явно понравились. Да, а мы и не представились друг другу, – он протянул руку:

– Марк.

– Маша, – она отметила про себя красивой формы ногти и длинные пальцы.

– Вы музыкант?

– Играю немного на гитаре, вернее, играл. Маме всегда говорили, что мальчик с такой кистью должен учиться музыке.

– И?

– Музыку люблю, но специальностью это не стало. Я архитектор, проектирую дома, делаю наши города красивыми. А вы, Маша?

– А я делаю красивыми людей, в основном женщин.

– Давайте я угадаю!

– С трёх раз, – она раскрыла ладонь, приготовившись загибать пальцы.

– Стилист! – Это раз.

– Uno! – голосом спортивного комментатора провозгласил Изя.

– Не угадал? Косметолог!

– Это два, – она улыбнулась, помешивая горячий кофе.

– Dоs, – с каким-то разочарованием протянул Изя.

– Ну, дизайнер одежды, визажист, фитнес тренер…

– Три, четыре, пять. Это уже перебор. И все мимо.

Изя перепрыгнул с плеча Марка на спинку пустого стула и раскрыл крылья, как человек, делающий зарядку.

– Какой красавец! – восхитились Маша.

– Изя – красавец, – высокомерно подтвердил попугай, аккуратно свернул крылья, поправив крупным загнутым клювом несколько перьев, и вернулся на плечо Марка.

– Ну, Маша, раскройте тайну, раз я не догадался.

– Всё просто и нет никакой тайны, – она пригубила кофе, заметив с удовольствием, что в таком маленьком, никому не известном кафе, подают такой вкусный напиток и такую свежайшую выпечку. – Я стоматолог. Но прошла переквалификацию и на сегодня я – Маша – уколы красоты. Колю женщинам ботокс, филлеры, прячу морщины, борюсь с законами гравитации. В общем, делаю их молодыми, красивыми и счастливыми.

Попугай захлопал крыльями, видимо, имитируя аплодисменты.

– Замечательно, Маша. Теперь, когда мы раскрыли тайны наших профессий и немного согрелись, можно перейти на "ТЫ". Вы не против?

– Нет, конечно, можно и на ты, – она попробовала кусочек макового рулета. – Я понимаю, что этот рулет полностью сведёт на нет нашу ходьбу, но это невероятно вкусно. Здесь почти нет теста, сплошной мак. Попробуйте, – она осеклась. – Попробуй!

– Согласен, потому что ел здесь и не раз. Непонятно, почему они открыты только в шабат.

– Да, странно, согласна, но выпечка здесь просто домашняя.

Марк положил кусочек рулета на салфетку и приподнес Изе. Тот взял аккуратно, не уронив ни крошки.

– Все местные знают это кафе, и здесь по утрам достаточно людно. Это сегодня, из-за погоды нам так повезло. Вы же из нашего города?

– Да, но я здесь совсем недавно. Переехала из Тель-Авива по семейным обстоятельствам, – она замолчала, ожидая вопросов, но Марк терпеливо ждал. Изя, видимо, тоже ожидал продолжения, искоса и каким-то любопытством поглядывая на нее.

– Да, я разошлась, а после продажи квартиры поняла, что не потяну покупку в Тель-Авиве. Очень дорого.

Он понимающе кивнул, и она внезапно увидела, что у него очень добрые глаза.

– Вот, посоветовали присмотреться к вашему городу. Я долго не решалась: уехать из Тель- Авива – это серьезный шаг.

– Ты просто не знала про это кафе, – он улыбнулся и снова предложил Изе кусочек рулета.

Тот принял дар с удивительным достоинством, с каким, наверное, короли принимают подношения послов чужих стран.

– Да, наверное, – она замолчала, помешивая кофе. – Было много против: там, в центре, остались друзья и знакомые, клиентура. Но я подумала: для тех, кто хочет меня увидеть, это не расстояние.

– Маша, – неожиданно медленно и четко, как бы пробуя её имя на вкус, произнёс Изя.

– Это он к тебе в дружбу набивается, – улыбнулся Марк. – Чувствует родственную душу.

– Он давно у тебя?

– Уже четыре года, – Марк прикрыл глаза и замолчал.

Она понимала, что это не просто молчание и боялась его нарушить неосторожным словом.

– Марик, – тонким голосом позвал Изя и прислонился своей головой к его затылку.

Марк открыл глаза, и она вдруг увидела совершенно другого человека – усталого? Нет, скорее сломленного, отчаявшегося, в глазах которого явно читалась боль. Эта метаморфоза была настолько яркой, что она опустила глаза, не желая быть непрошенной свидетельницей этой боли.

– Ты, конечно знаешь, что делают наши ребята после армии?

– Едут, – коротко ответила она, не поднимая глаз.

– Да, едут. Кто куда. Желательно – подальше. Наш Михаэль выбрал Южную Америку. Работал, копил, учил испанский. В общем, мы быстро поняли,что возражать бесполезно. И не возражали. Он взял билет на полгода с правом его поменять бесплатно. Мы считали сначала месяцы, потом недели, а потом он написал, что продлевает своё путешествие ещё на три месяца. И мы начали считать дни. 90 дней – это так много, особенно после 180. Очень много. – Он замолчал, устало прикрыв глаза и потирая переносицу. – А потом, когда оставалось совсем немного, буквально пару недель до его возвращения, нам позвонили и сообщили о трагедии. Землетрясение, не очень сильное, но этого было достаточно для того, чтобы сошла лавина. А он был в горах, на треке. Ранило ещё двоих ребят. А мы… мы просто потеряли нашего сына. Лавина его забрала. И ничего нельзя было сделать. Абсолютно ничего. Его нашли, быстро нашли и привезли в Израиль.

А через пару месяцев после похорон нам позвонила девочка и попросила разрешения приехать. Анат. Худенькая, светленькая такая, вся в кудряшках. Они с Михаэлем были там вместе последние полгода. Приехала сообщить, что у них было всё очень серьезно. Настолько очень, что она беременна и будет рожать. Принесла очень много фотографий, где они вместе, и по этим фото мы как-то сразу поняли – да, серьезно. Очень. Она пришла не одна. Привезла Изю. Нашему Михаэлю его подарил кто-то в самом начале путешествия, и он его просто обожал. Анат пришлось потрудиться, чтобы выбить разрешение на приезд Изи в Израиль. Он был тогда не Изя, а Хосе, и болтал только на испанском. Мы даже купили словарик. За эти четыре года выучил русский. Анат родила мальчика. Объяснила, что не назвала в честь Михаэля, потому, что нельзя называть в честь трагически погибших. Так ей сказала бабушка. Нельзя. Наверное, она права. Назвала Натанэль.

– Данный Богом, – прошептала она чуть слышно.

– Да, именно так Анат и считает. Что этого ребенка послал ей Бог, как память о нашем мальчике. Одно плохо – она живёт с родителями в Кармиэле. А это неблизко. Я ещё не видел такого сходства между отцом и сыном. Мы сравнили фото. Это поразительно, Маша, просто поразительно. Как будто кто-то вернул Мишеньку на землю.

А потом, через два года, не стало Лены. Обширный инсульт. Она просто ушла к Мише. Если честно, я не знаю, как она продержалась эти два года. Реально её не стало в тот день, когда нам сообщили о случившемся. На плаву её держала работа. У неё был свой садик, небольшой, но очень успешный. К ней записывались почти за год. Ну, ты понимаешь, дети, положительная энергетика, такой позитив с утра до вечера. Родители были очень внимательны к ней после всего.

– Да, понимаю, – Маша кивнула.

– Многие советовали ей родить, но ей было уже 43. Не рискнула. И было как-то понятно, что никакой другой ребенок не заменит ей сына, – Марк задумчиво мешал остывший кофе, а притихший Изя медленно водил крупным клювом по его влажным волосам.

– Ну, вот, так и живём. С Изей. Гуляем по шабатам. Я, наверное, стал уже местной достопримечательностью. Кто-то мне сказал на работе, что меня называют "человеком с попугаем" . Где-то раз в месяц-полтора еду в Кармиэль. Натанэль уже большой мальчик, смышлёный, красивый. Анат его очень правильно воспитывает. Хорошая девочка. Мы с Леной были бы рады такой невестке. Но случилось то, что должно было случиться. Ведь как говорят – от судьбы не уйдешь, – Марк грустно улыбнулся. – No puedes descapar del destino. Правда , Изя? – он погладил попугая по ярким крыльям.

– Si, si, verdad, – печально подтвердил Изя, посмотрев на Машу мудрым взглядом философа.

– Подсох, – с удовлетворением улыбнулся Марк.– Вы простите меня, Маша, загрузил я вас своими проблемами, – он почему-то снова перешёл на "вы". А вы с кем живёте?

– Я? Я одна. Моя дочка тоже после армии уехала на год. Поработать в Австралии. Уехала на год, а оказалось, что навсегда. Встретила там парня, местного. Любовь, – Маша развела руки и вздохнула. – Любовь. Моей внучке годик, я её ещё не видела, только через Скайп. Но зато теперь есть шанс увидеть Австралию. Они очень зовут. И Алина моя, и Стивен, и даже его родители. Летом поеду, если всё будет нормально, – она посмотрела в окно. Дождь прекратился, и ветер быстро нес по небу клочья темно-серых, с лиловым оттенком, облаков, похожих на кем-то разрушенные замки.

– Ну, встаём? Надо идти, пока снова не начался дождь. А то Изя опять промокнет.

– Да, конечно, пора.

Воздух на улице был такой чистый и свежий, что хотелось остановиться и просто дышать и дышать.

– Вы на машине? – спросил Марк.

– Нет, я живу тут совсем недалеко, минут 15 ходьбы.

– Да что вы говорите? И я. Можно вас проводить?

И они пошли втроем: женщина и мужчина, на плече которого сидел крупный яркий попугай с таким совершенно израильским именем – Изя – и грустным взглядом философа.

Радость внутри

Она умела улыбаться, когда надо душе было безрадостно. Да, именно так – БЕЗ радостно. БЕЗ. То есть, вроде бы, всё было совсем неплохо. Но этой радости – чистого и звонкого чувства, переполненности этой тугой, бьющей через край эмоцией, ей не хватало. Но это знала только она. В своем кругу слыла сгустком энергии и позитива, неисправимой оптимисткой и вечным двигателем.

С неё брали пример, ею восхищались, совершенно не понимая и не видя истинной картины. Люди видели её улыбающиеся губы – этой техникой она овладела в совершенстве – но совершенно не понимали, что душа ее не улыбается. Уже давно. Временами она ужасалась – а вдруг это она, госпожа депрессия собственной персоной? – и кидалась читать умные статьи. Сверять симптомы и проверять статистику. В целом, не вписывалась она в этот диагноз. Это утешало, но не радовало.

А вокруг смеялись люди. И не только дети – этим как бы положено – смеяться или плакать. А вполне себе взрослые тёти и дяди. Порой ее подмывало подойти и спросить – чему вы так радуетесь? Где источник этих лампочек в глазах, этой настоящей, а не вымученной улыбки, этого заразительного смеха? Не подходила, не спрашивала… Потому, что приблизительно знала ответы – эти купили новую квартиру, эта съездила в Европу, тот получил продвижение по службе, а у той появился новый друг. И все эти, в общем-то приятные вещи и события, радующие окружающих, не радовали ее. Абсолютно и совершенно. Она умело скрывала свой порок от друзей и родных, понимая, что не такая, как все. Умные психологи искали причины в ее в целом благополучном детстве. Не менее умные и напористые коучи приглашали на длительные тренинги и обещали прокачку, проработку и что-то там ещё, чего сама с собой она сделать была не в силах. Процесс шел по нарастающей – даже поездки и путешествия, на короткое время вытаскивающие ее из этой безрадостной трясины, даже они перестали приносить эмоции.

Но эмоции пришли. Вдруг. Нежданно и негаданно. Эмоции, далекие от позитива. Она влюбилась. Глупо и безответно. В человека, которого видела всего дважды. Который, по всему, был не героем ее романа. А вот гляди ж…подсела. Зависла. Все то, о чем читала в женской прозе и над чем снисходительно посмеивалась, всё оказалось правдой.

Это наваждение длилось долго, пару – тройку лет. Выкарабкиваться было трудно. Но она смогла. Просто проснулась как-то осенним дождливым утром, и поняла, что свободна. Что закончил фонтанировать завод гормонов внутри нее, который бесперебойно работал эти годы. И поняла, что такое радость. Это пьянящее чувство полёта, которым срочно хотелось поделиться с каждым встречным.

Она проглотила кофе, накинула куртку и вышла под серый нудный дождь, продолжавшийся уже почти неделю. Без зонтика и без шапки. Согретая и защищённая радостью. Которая была внутри нее.

Чай с лимоном

Совсем недавно она посмотрела телерепортаж: счастливый отец семейства сидит на диване в окружении отпрысков от 3-х до 10-ти лет. Сколько их там было? Четверо? Пятеро? Суть не в этом. А в том, что он демонстрировал этому поколению 21-го века телефонный аппарат. Да, тот обычный телефон со шнуром, диском с маленькими дырочками, в которые дети старательно вставляли свои тоненькие пальчики, с изумлением рассматривая трубку и совершенно не понимая, что делать с этим тяжёлым пластмассовым монстром.

О, как бы ей хотелось сейчас иметь такой телефон и с наслаждением швырнуть трубку на рычажки. Да, именно швырнуть, как пишут в книгах или показывают в мелодрамах. Швырять смартфон не хотелось – себе дороже. Три месяца! Три долгих месяца она должна ждать, чтобы сделать элементарный ультрасаунд. И это в стране победившей медицины, в стране, которая принимает ежегодно тысячи пациентов со всего мира на консультации, лечение, операции. Пришлось соглашаться на Тель-Авив. Тогда ждать придётся всего полторы недели.

– Тебе сказочно повезло, – приветливо проворковал женский голос. – Кто-то отменил.

Да уж, невероятно повезло. Очередь на 16:45. Пока то да сё – это уже ночь. Холод, дай Бог, чтобы не было дождя. Улица совершенно незнакомая, но ей любезно сообщили , на каком автобусе она сможет добраться. Обладательница приятного голоса, как будто знала, что на машине она в Тель-Авив не поедет. Ни под каким видом. Это город пешеходов, автобусов, мотоциклов, велосипедов и самокатов. На машине там делать нечего. Ибо стоянки Тель-Авива, а вернее, их отсутствие… Нет, наверняка, местные знают, куда приткнуться, но не она.

Клиника оказалась на маленькой односторонней улочке, тихой, безлюдной, совершенно не похожей на тель-авивскую. Но внутри всё было по высшему разряду – свежий ремонт, приятные светильники, симпатичные занавески и картины по стенам. Милая секретарша, которая с улыбкой кивнула: ожидайте. Народу было немного и ждать пришлось недолго. Лицо техника, проводящего процедуру, было, как водится, непроницаемо-нейтральным.

– Результат будет у врача через неделю, а диск получите сейчас.

Дежурная фраза. Она сделала жалобное лицо.

– Это всю неделю я не буду спать спокойно?

– Все у вас нормально, – сжалился техник. – Ничего особенного я не увидел.

Кресло было удобное, смартфон заряжен. Тепло и светло. И даже если сейчас начнется дождь – тоже не беда, есть зонтик. Новый, с какими-то силиконовыми спицами, которым не страшны порывы ветра. Во всяком случае, так ей было обещано весёлым смуглым продавцом. До остановки с этим силиконом она точно добежит. Внезапно вспомнилось, что улица односторонняя, а значит автобус…

Она давно переборола в себе этот дурацкий мужской комплекс – неумение и нежелание спрашивать у посторонних дорогу. Симпатичный седовласый мужчина, сидевший рядом, поднялся по зову секретарши – его диск уже был готов.

– Простите, – обратилась она к нему. – Вы не подскажете, где остановка автобуса в обратную сторону?

– Не только подскажу, но и покажу, – с готовностью отозвался он, как будто только и ждал её просьбы. – Вы уже сделали проверку?

– Да, осталось получить диск.

– Ну, это быстро, – отозвался он. – Десять минут от силы.

Диск она получила быстрее и они вместе вышли в ночь.

– Всего полседьмого, а ощущение, что все одиннадцать, – посетовал он, раскрывая зонт.

– Зима, – отозвалась она.

Первые робкие капли почти мгновенно перешли в ливень, косой ливень, которому зонт был нипочём. Недаром весь день ветер гонял тяжёлые, набухшие влагой тучи, сбивая их в громадины, цепляющиеся за крыши, за голые озябшие ветви деревьев и лохматые кроны пальм. В такую погоду она обожала быть дома. Кондиционер, мягкий клетчатый плед, привезенный из Шотландии сто лет тому назад. Очень дорогой, но очень теплый и выручающий зимними вечерами. И, конечно, чай с лимоном из огромной расписной чашки.

– А вот и моя машина, залезайте, – её спутник галантно распахнул дверь.

– Вы так паркуетесь? – изумилась она. – В Тель-Авиве?

– Панго, – коротко отозвался он, встряхивая зонт. – А где вы живёте? – он включил кондиционер и дворники.

– Я не местная, – пробормотала она, пристегиваясь.

– И все же?

– Петах-Тиква.

– Довезу, – улыбнулся он. – Это будет быстрее, чем найти остановку в этом сумасшедшем городе.

– Так вы тоже не местный?

– Почти. Почти не местный, – он тепло улыбнулся. – Я из Гиватайма. Какую музыку любите? Заказывайте.

Они плыли, как в субмарине, по залитой ливнем улице, по дороге, раскрашенной всполохами огней – красных, белых, синих, оранжевых. Эти огни, казалось, жили в ритме босса-новы, чуть приглушённо звучавшей в салоне. Преимущества джипа были очевидны именно в непогоду – какое-то спокойствие и надёжность.

Этим же спокойствием и надёжностью веяло от её спутника. И ещё ощущением, что они давно знакомы. Только на подступах к её городу на светофоре он спохватился:

– Опа, а я и не представился. Арье.

– Лина.

Её рука абсолютно утонула в его – огромной и горячей.

– Арье – это Аркадий или Лев? – она смущённо высвободила руку.

– Лев. А Лина – это Полина?

Она кивнула.

– Ну, вот, вроде и подъезжаем, адрес не спрашиваю, вы меня направите?

– Ну, конечно.

Кто-то наверху нажал кнопочку и ливень смешался с градом.

– На перекрестке налево и тут же ещё раз налево, – ей было жутко неудобно. Чужой человек в такую погоду повёз её в другой город, да ещё на ночь глядя. А она, дура, согласилась. Нет, чтобы культурно отказаться. Остановку ей надо было. В конце концов, такси тоже ходят, не обеднела бы.

– Лина, а лимон у вас есть? – этот странный вопрос оторвал её от мысленного самобичевания.

– Да, – она растерянно наблюдала, как он аккуратно паркуется.

– Ну, про чай я не спрашиваю, наверняка, есть. Угостите? Надо немного согреться, как вы думаете?

Она вспомнила, что дома не идеально, что после работы она сразу поехала на проверку, что в раковине посуда после завтрака – раннего – её – и позднего – сына. И если в раковине – то это ещё хорошо. Несмотря на все воспитательные беседы, сын упорно оставлял посуду на шайше. Всё это пронеслось в голове мгновенно, и она кивнула:

– Да, конечно. Есть чёрный и зелёный. И овсяное печенье. А ещё варенье мамино. Айвовое. Любите?