Перекрёсток параллельных миров

Большая каюта очень сильно походила на великосветский салон или гостиную какого-нибудь богатого вельможи: ковры, дорогая мебель, цветы в вазе, намертво прихваченной к стене кожаными ремнями. Валевски огляделся, подошёл к массивной двери, ведущей в спальню, несколько раз топнул ногой в пол, весело произнёс:

– Туки-тук. Кто в домике живёт?

Из-за двери донеслось:

– Сейчас выйду, узнаешь.

– Ой! Я так боюсь! – жеманно ответил Валевски, прошёл по каюте, нарочито громко топая, плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу и сказал, обращаясь к Мартину, – и ты проходи, садись. Кэп сегодня добрый.

За дверью раздались шаги, открылась дверь, и на пороге гостиной появился Сньёл, он же капитан «Толстой Берты», фрегата, на котором и происходили описываемые события. Больше о молодом викинге никто ничего не знал, да и не пытался интересоваться, а сам Сньёл, как и все северяне, о себе вообще ничего не рассказывал, хотя молчуном не был.

Близкие друзья, знали, что на отдыхе кэп весел и говорлив, в делах строг и требователен, по жизни – целеустремлён и настойчив в достижении целей. Среди чужих Сньёл имел репутацию человека жёсткого, если не сказать, жестокого, но дела предпочитали иметь с ним, поскольку он слово держал и обязательства выполнял.

Выйдя из спальни, Сньёл пару раз дёрнул носом, принюхиваясь, прошёл к дивану и, нависнув над Валевски, сказал:

– Я просил не пить. Ты глухой или память отшибло?

– Ну, кэп! Мы по чуть-чуть! – Валевски отмерил пальцами расстояние в пару сантиметров, – во столько, – и пояснил, переходя на блатной распевный говорок: – Чисто для дела.

Сньёл прищурился, оглянулся на Мартина:

– Для какого дела?

Мартин обратился к Валевски:

– Скажи ему.

– Да и скажу. Тут один знающий человечек шепнул, что можно прикупить хорошую недвижимость.

Сньёл усмехнулся, кивнул:

– На улице встретил и шепнул. Просто так.

– Ну, не за так, конечно, – осторожно ответил Валевски, посмотрел на Сньёла. Тот прошёл к столу, сел напротив Мартина и, подперев рукой щёку, сказал задумчиво:

– Если учесть, что у вас на двоих было не больше, чем на пару кружек эля, то можно сделать вывод, что снова играли. В притоне у Кривого Юзека.

Несмотря на то, что их раскрыли, Валевски обрадовался. Вскочил с дивана, подошёл к Мартину, хлопнул по плечу:

– Вот видишь, и говорить ничего не пришлось, сам всё высчитал, – и Валевски сел за стол прямо напротив Сньёла, тот возразил:

– Не всё. Я ещё пока не знаю, сколько вы выиграли, где деньги, и какой секрет вы купили.

Валевски достал из кармана мешок с деньгами, бросил на стол. Сньёл взял мешок, взвесил на ладони, заглянул внутрь и перевёл взгляд на Валевски.

– Что? – насторожился Норберт, – остальными расплатились. Поверь, секрет того стоил.

– Что за секрет? – поинтересовался кэп, снова взвешивая на ладони мешок с деньгами.

Валевски вскочил, прошёл к бюро, достал лист бумаги, перо и чернила, быстро что-то начертал на бумаге и, сложив лист, подал Сньёлу. Тот приоткрыл лист, как заядлый картёжник рассматривает карты, удивлённо приподнял бровь.

– Даже так?

Валевски расплылся в довольной улыбке:

– Ага. Циферка – это цена.

Сньёл снова удивлённо приподнял бровь. Хмыкнул:

– Таких денег у нас нет.

– Так и этих денег у нас не было, – Валевски показал на мешок и кэп согласно кивнул:

– Да, но мне очень интересно, как они у вас появились, – он перевёл взгляд на Мартина, – и как тебе в моей шкуре?

Мартин вскочил с места, начал отступать к двери. Валевски прошипел сквозь зубы:

– С-с-сука.

Сньёл вскинул голову, спросил грозно:

– Что?

– Простите, ваше… высокородие, это я не вам.

Глава третья

Комплексный обед в мышеловке

Если бы я не знала, что стала феей, то, наверное, плюнула на всё и вернулась домой в том виде, в котором была, настолько всё было плохо и, что самое страшное, от меня ничего не зависело. Меня несло как щепку в горном потоке, и оставалось только очень быстро крутиться, чтобы не налететь на скалы.

Конечно, с одной стороны, было грех жаловаться, всё-таки меня привезли в Кастелро не полы мыть. С другой стороны, если бы меня сюда уборщицей взяли, я бы могла сбежать без проблем. Наверное.

Я пыталась анализировать ситуацию, но у меня ничего не получилось. Только одно предположение казалось мне более-менее реальным: фея Эмилия, как и Сташек, помогает какому-то магу, который сидит в Нейлине. Дальше начиналась белиберда. Нет, я могла понять, зачем делать из шляпницы Маргариту Кински – чтобы лишить прав на наследование, но дело в том, что Маргарита в принципе не имела никаких прав на наследование.

Маргарита Кински была плодом любви короля Ройтте Хельмута и обыкновенной помещицы, погибшей в каретокатастрофе вскоре после рождения дочери. Мой папаша, то есть король Ройтте, сплавил дочь в Пазолини – нечто вроде сиротского приюта, где девиц не учили большему, чем ведение домашнего хозяйства, то есть, Маргарита была неграмотной невежей. Потом Хельмут женился второй раз, и все права на наследование перешли его жене.

Зная всё это намного лучше меня, придворные Ядвиги наперебой предсказывали моё будущее, которое, по прогнозам знатоков, блестящим мог назвать только слепой и глухой. Я не расстраивалась, я мечтала, чтобы меня выставили на улицу, и судьба, услышав мои молитвы, исполнила желание, но снова на свой лад.

Через пару дней после моего появления в Кастелро во дворце началась масштабная уборка – прислуга занялась приготовлениями к большим празднествам: дню рождения Её величества. По заведённым в давние времена правилам день рождения правителя праздновали по две недели, но Ядвига сократила срок празднеств до семи дней – решение, встреченное в штыки многими придворными, державшимися старинных традиций.

Меня поразило то, что Ядвига пошла против традиций лет пять тому назад, когда заняла престол, но тема до сих пор не потеряла своей актуальности, и на очередном обеде стала главной. Придворные сетовали на сокращение праздников, как будто работали с утра до ночи и их лишили дополнительных выходных, а я гадала, когда же им надоест жаловаться.

Обсудив жестокость королевы, придворные всё-таки переключились на другие темы и я, не задав ни одного вопроса, узнала почти всё, что меня интересовало, но полученные знания меня не обрадовали.

Во-первых: я узнала, что Ядвиге не под пятьдесят, а только сорок три, и поняла, что мне очень повезло. Если бы я сдуру ляпнула про полтинник, тюрьмой бы не отделалась, сразу бы на костре сожгли. Но это ладно, хуже было то, что Стасику, принцу Нейлинскому, в этом году должно было исполниться восемнадцать, а это значило, что бал, на котором я делала предложение викингу, и сама себя пугала, состоится только в следующем году!

Как это так получилось, не знаю, но я попала в этот мир почти на год раньше, что значило – ближайший год придётся ходить с чужой мордой, поскольку сейчас даже поменяться-то не на что – это раз, и второе: я смогу прижать фею только, когда Изабелла уйдёт домой. Нет, был ещё один вариант: снова уйти и вернуться, но, поразмыслив, я решила не играть с пространством. Год, так год.

Остаток обеда я провела в размышлениях о своём будущем, не вышла из задумчивости даже, когда трапеза закончилась, и я отправилась к себе. Прошмыгнув мимо лакеев, тащивших по лестнице огромные сундуки, я обошла бонну, стоявшую на входе, и лицом к лицу столкнулась с Гизелой. Та, увидев меня, сначала застыла, а потом ехидно рассмеялась. А что такое?

– Смотрю, Ядвига не жалует бедных родственниц.

– Это ещё почему?

– Засунула тебя на дальние антресоли.

– Ну, я тут в хорошей компании.

Гизела прищурилась злобно, понимая, что сказала немного не то или не так, и решила добить:

– Я – не родственница королевы и для меня великая честь жить здесь, а не в гостинице.

– О, как! Так радуйся ещё больше, тебе оказана двойная честь.

Бартош удивлённо хлопнула огромными голубыми глазами. Я решила добить и заявила:

– Что тебе непонятно? Тебя запихали на королевские антресоли в компании королевской родственницы. Гордись! – брякнув это, я юркнула в свои комнаты, даже не попрощавшись с заносчивой красавицей.

Одевшись потеплее, я собиралась прогуляться в парке, но на выходе меня ждало очередное разочарование: бонна, узнав, что я собираюсь выйти в парк, вызвала одну из горничных, которую обязали составить мне компанию. Так и прошлось идти гулять с соглядатаем на прицепе.

В парке было не очень чисто – весна, всё-таки, – но я упорно шлёпала по аллеям, оглядываясь по сторонам, и выискивая лазейку, через которую можно было выбраться на свободу. Увы, ничего не нашла и, погуляв с полчаса, вернулась во дворец, решив попытать Нильса.

Я основательно приготовилась к визиту эльфа: наколдовала полную тарелку плюшек и банку варенья. Нильс появился сразу после традиционного вечернего визита бонны и сразу взялся за угощенье. Подождав, пока он съест половину и расслабится, спросила, как можно выбраться из дворца. Эльф заявил, что сделать это сложно и пояснил:

– Королевский маг ловушек понаставил.

Холера!.. тут и маг есть?

– А как же! В каждом приличном королевстве есть, – заявил Нильс, тут же оговорился, что в Нейлине мага нет.

О, как! Нейлин – неприличное королевство или у Роберта не хватило денег на мага?

– В Ройтте денег нет? Да это самое богатое королевство!

– Да? Не сказала бы. Но это их проблемы, а у меня другие заботы: мне удрать надо. А как это сделать?

– Магией даже не пытайся, – предупредил эльф, – наживёшь себе проблем.

– Да уж понятно, но как тогда?

Нильс пожал плечами. Ну, понятно. Придётся самой думать, и я переключилась на другое: начала пытаться колдовать, создавая всякую ерунду – еду, одежду. Нильс хихикал, издевался, но всё же подсказывал, когда не получалось. Поскольку я не забывала делать плюшки, урок волшебства продлился далеко за полночь, и утром горничная меня еле добудилась, да ещё так удивлялась, что я очень долго сплю. Вообще-то, я ещё и не то себе могу позволить – у меня папа король… был.

Ранним утром, когда солнце, встав, начало медленно карабкаться к зениту, из Елхова выехал всадник, одетый просто, но эта простота стоила очень дорого. Обыкновенный кожаный колет, штаны и высокие ботфорты были сшиты из кожи тончайшей выделки, а рубахи из такой ткани и с такими кружевами можно было найти только в гардеробах вельмож очень высокого ранга. На длинный плащ, небрежно переброшенный через луку седла, пошло несколько метров очень дорогой шерсти, а пышные перья на широкополой шляпе, скрывавшей лицо всадника, привозили исключительно под заказ, поскольку далеко не каждый мог себе позволить такую роскошь. Да и конь бриттской породы наводил на мысли, что мужчина при больших деньгах.

Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что всадник – богатый и родовитый вельможа, но на самом деле Ганс Рихтер, так звали верхового, был весьма удачливым картёжником, которого знали и проклинали во всех игорных домах Европы. Но проклинали его не только любители азартных игр, но и мужья местных красавиц. Ганс особой красотой похвастаться не мог. Смуглая кожа, похожая на пергамент, высокие скулы, острый длинный нос и тонкие губы, вечно сложенные в насмешливую полуулыбку. Ассиметричные брови – правая чуть выше левой, – тоже не красили мужчину, придавая лицу насмешливое или грозное выражение, в зависимости от настроения хозяина. Но это не мешало Рихтеру кружить головы дамам всех возрастов.

Ни один обманутый муж не мог понять, чем пленяет женщин Рихтер, но женщины-то знали, знали и пересказывали друг другу на ушко, что Рихтер – колдун, и любая женщина, хотя бы один раз посмотревшая в хитрые серые глаза Ганса, не сможет устоять.

Рихтер знал, что о нём говорят, но никогда ни подтверждал, ни опровергал слухи о себе, только улыбался загадочно, секретами не делился, да и победами не хвастался. В дополнение ко всем своим достоинствам, Рихтер умел расставаться с женщинами, и те всегда с благодарностью вспоминали покинувшего их любовника.

Впрочем, как и на солнце бывают пятна, так и у Рихтера были свои слабости. Ганс не переносил женских слёз, и немало красавиц получили отставку только потому, что пытались использовать слёзы как оружие.

Выехав на королевский тракт, Рихтер слегка пришпорил коня, но, добравшись до лесной дороги, уходящей в лес, натянул поводья и, спешившись, пошёл пешком, стараясь идти как можно тише. Манёвр не удался – поблизости послышалось конское ржание, – конь путника заржал в ответ, заставив хозяина недовольно сплюнуть.

Ганс добрался до лесной сторожки, привязал коня к дереву рядом с ещё тремя лошадьми, издали почуявшими и приветствовавшими собрата, и прошёл к домику. Сняв шляпу, чтобы не испачкать перья, Рихтер проскользнул в избушку и встал на пороге, оглядывая помещение. Кто-то спал на лежанке, завернувшись в плащ, ещё двое спали в углу на соломе, так же укрывшись плащами.

Рихтер улыбнулся и гаркнул во всё горло:

– Рота, подъём!

Никто не отреагировал. На лице Ганса появилось разочарование; он громко хлопнул дверью и крикнул:

– Доброе утро.

– Пошёл к чёрту, – донеслось с лежанки.

Рихтер довольно расцвёл, сказал сочувственно:

– Ой, я вас разбудил? Простите, не хотел, – и засмеялся.

– Кто коней в дом привёл? – пробурчали с лежанки, на что Ганс пригрозил:

– За коня ответишь, – и пошёл к очагу.

Хлоп! На столе появилась кружка с кофе.

– Нет, кофе не отделаетесь. Вставайте! – Рихтер схватил кружку и начал жадно пить кофе, как простую воду.

Зашуршала солома. Сньёл выглянул из-под плаща, спросил:

– Что случилось? Пожар, налёт, абордаж?

Ганс оторвался от кружки, вытер рот:

– Доход. – Он широко развёл руки, – вот такой доходище! Вставайте.

Сньёл сел на соломе, оглядел Ганса:

– Ты договорился?

– А то! В этом году днюха королевы будет поистине королевской, – Ганс начал загибать пальцы, считая: – Акмаарен, Риом, Маргедо. Все едут. Даже из Англетерры братва подтянется. Уже выехали.

– Деньги везут? – поинтересовался Сньёл вставая.

– А как же! Но и в долг тоже можно.

– Нам расписки не нужны. Нам нужны деньги, – возразил Сньёл.

– Не парься, кэп. Деньги будут, – Ганс поцеловал кончики пальцев, сказал с восточным акцентом, – мамой клянусь.

Некто, спавший на лежанке, подскочил вверх как на пружинах, полетел на пол плащ. Линц недовольно посмотрел на Рихтера, воскликнул:

– А как же бал?

– Какие на фиг танцы? – возмутился Рихтер, на что Сньёл ответил:

– Нет, среди гостей нужно покрутиться, подсказать, где интереснее и так далее.

– Вот-вот! – поддакнул Линц, – надо знать, чем дышит знать.

– Знаток! – фыркнул Ганс, громко добавил, – а что скажет наш колдун?

– Колдун скажет, что как же вы достали орать над ухом, – донеслось из-под плаща.

Рихтер вопросительно посмотрел на Сньёла, тот скорчил гримасу, покрутил в воздухе рукой. Ганс понимающе кивнул, стараясь не топать, отошёл к столу и, сев на шаткий табурет, взял в руки кружку с кофе, глянул внутрь и разочарованно отставил посуду. Линц показал Рихтеру язык, снова улёгся на лежанку, накрылся плащом с головой. Ганс схватил со стола пустую кружку, хотел бросить в Линца, но Сньёл перехватил руку Рихтера.

– Оставь.

– Ладно, я ему ещё припомню, – пробурчал Рихтер.

Сньёл кивнул головой, соглашаясь, вышел на улицу, а Ганс, встав, прошёл по избушке, начал возиться с очагом. Добыв огонь, Рихтер оглядел котелок, подвесил его над огнём, добавил воды из корчаги, стоящей у очага.

Хлопнула дверь. Вернулся Сньёл; стряхнув воду с мокрых волос, взял с приступка небольшой чемоданчик, прошёл к столу, сел и, достав из несессера бритвенные принадлежности, принялся за бритьё. Ганс тихо сказал:

– Зря марафет наводишь, тебя не пустят.

Сньёл небрежно заметил, разглядывая своё отражение в зеркале:

– Прорвёмся. Лучше расскажи: какие новости?

Ганс пожал плечами:

– Что ты хочешь услышать? Всё так же, как и было. Кофе есть?

Сньёл кивнул, достал из-под стола мешок, передал Рихтеру, тот развязал тесёмки, глянул внутрь и присвистнул:

– Богато живёте.

Он начал выкладывать на стол продукты: кофе в стеклянной банке, вакуумные упаковки с нарезкой, банки с соленьями, хлеб, коробку с сахаром, неожиданно встрепенулся:

– А, нет! Забыл совсем. Есть новости. В гости к Ядвиге приехала родственница – Маргарита Кински. Говорят, дочь Хельмута.

Это заявление сильно удивило Сньёла. Он замер с бритвой в руке, спросил:

– У Хельмута была дочь?

– Я что, летописец их рода? – Ганс показал рукой в дальний угол, где, завернувшись в плащ, спал Мартин, – у колдуна спроси, когда подобреет.

Сньёл кивнул, вернулся к прерванному разговору:

– Так что там за дочь?

– Тебя вряд ли заинтересует.

– Что так?

– Шестнадцать лет. Красивая. Неграмотная. Невежливая. Наглая. Полный королевский набор. Давай лучше о более важном…

– Да кто его знает, что сейчас важно, а что – второстепенно, – Сньёл тяжело вздохнул, пошарил рукой в несессере, достал и положил на стол небольшую красную книжечку, основательно погрызенную мышами. Ганс покосился на Сньёла, взял в руки книжечку, раскрыл и медленно прочитал вслух:

– Изабел… Сте… Кор… Хм, странно. – Показал на левую сторону страницы, – здесь портрет был, как я понимаю?

Сньёл кивнул:

– Да.

– Жаль. Так бы знали, кого искать. И где вы это добыли?

– Не поверишь. Было зарыто в дальнем углу вместе с другими вещами.

– М-да. Хозяйку нашли?

Сньёл отрицательно покачал головой:

– Нет.

– Ох, ни фига себе! – Рихтер покосился в дальний угол, где на соломе спал Мартин. – Теперь понятно, почему он такой злой.

– До утра по округе гонялся, – кивнул Сньёл, – и всё без толку.

Приближались праздники. За день до начала торжеств во дворце поднялась невиданная доселе суета. Слуги носились, как ошпаренные. Таскали сундуки, коробки, потом дело дошло до мебели, ваз и цветов. Я не могла понять, с чего вдруг поднялся такой ажиотаж, но сильно не расстроилась – была уверена, что на ужине узнаю обязательно. Так и получилось, в столовой только и разговоров было, что о приезде важных гостей с Запада, с какой-то стати решивших почтить своим присутствием день рождения королевы Кастелро.

Придворные почти не ели, горячо обсуждая приезд гостей, из чего я сделала вывод, что произошло нечто не очень ординарное. Вот бы ещё понять, где тут собака порылась, но придворные и сами точно не знали причин, лишь выдвигали версии, одна другой экзотичнее и тут же на корню разбивали порой собственные же предположения.

К середине трапезы атмосфера за столом начала накаляться, и я почла за лучшее удалиться, испугавшись, что спорщики, пытаясь доказать свою правоту, могут перейти в рукопашную. Я-то, в отличие от других, могла и у себя поужинать.

К ночи как мотылёк на огонь прилетел Нильс, но даже щедро наколдованные плюшки и варенье не поспособствовали прояснению ситуации. Эльф удивился, услышав новость, но максимум, на что его хватило, это предположить, что Ядвига может выйти замуж – вариант, в общей столовой забракованный ещё на стадии закусок.

Следующий день для меня начался лишь в районе двенадцати: и я сама заспалась, и горничная появилась только после одиннадцати, а вид у неё был такой, как будто она уже сбегала на Северный Полюс и обратно. Ничего спрашивать я не стала, лишь сочувственно заметила, что гости с Запада уж очень переборчивые, и горничную прорвало. Она заявила, что больших придир, чем риомские дамы и даже кавалеры, она в жизни не видела, и какое же будет счастье, когда закончатся праздники, да храни Небо её величество.

Горничная начала застёгивать пуговички на платье, а их было штук тридцать не меньше, и я забросила новую удочку:

– И охота было за сто вёрст киселя хлебать! Или им дома балов не хватает?

– Да в карты играть прикатили! – фыркнула горничная, заставив меня разинуть рот от удивления.

– В карты?.. – версия горничной убила наповал. Кстати, в столовой никто ни словом не заикнулся о такой возможности, хотя придворные-то должны были знать! И, может, я бы засомневалась, но горничная была уверена на все сто:

– Ага, ваша милость! Это они только говорят, что выразить почтение, да по делам да договорам, а на самом деле, акромя карт и не надобно им ничего. Великие тыщи с собой притащили, и ведь всё спустят, как есть! Дали бы мне те деньги, так я бы такое богатство из рук никогда не выпустила. Ладно бы ещё на какое дело серьёзное, а тут! Тьфу! – горничная была разозлена всерьёз, она на самом деле не понимала, зачем проигрывать в карты состояние, на которое можно жить припеваючи до конца дней своих.

Кто меня дёрнул за язык, я не знаю, но я поманила горничную пальцем, и тихо сказала ей на ухо, что по сведениям знающих людей, игроки – больные люди. Горничная округлила глаза, спросила, перейдя на шёпот:

– Сумасшедшие?

– А кто в здравом уме будет из дома деньги тащить, поместья да лошадей закладывать?

– За что их так, богатеев-то? Чем провинились в прошлой жизни?

– Хапали и ртом и… – тут я остановилась, подбирая выражение поприличнее, но горничная поняла, что имеется в виду, засмеялась, и я продолжила, – теперь в этой жизни так же отдают, как в той хапали.

Горничная, ещё десять минут тому назад злая и уставшая, повеселела, расправила крылья и умелась из моих комнат, как будто не на работу, а на праздник. А я спокойно начала готовиться к балу, не подозревая, что сделала открытие в области теологии и медицины.

Первый бал, открывающий празднества в честь дня рождения Её величества королевы Кастелро Ядвиги начинался в шесть часов, но мне пришлось прийти в зал почти за полтора часа до начала, чтобы сначала полчаса ждать прихода королевы, а потом ещё час – сбора всех гостей, чтоб они были здоровы.

Первые полчаса ожидания я провела среди юных фрейлин Её величества, и это время для меня превратилось в настоящий мастер-класс по лицемерию. Фрейлины жужжали как мухи в навозе, обсуждая всё, что придёт в голову или попадётся на глаза, а придворная дама, приставленная к ним в качестве надзирательницы, не только не останавливала, но ещё и поясняла, как надо смотреть и улыбаться, говоря о людях гадости.

Придворные заткнулись, когда часы пробили пять, и в зал вошла Ядвига в сопровождении Анны Маевской – наперсницы королевы. Если бы я не знала, что собой представляет Маевская, никогда бы не подумала, что эта милая пухлая блондинка с кукольно-фарфоровым личиком – главная стерва королевства.

Маевская была молода – не старше тридцати, но, несмотря на относительную молодость и милое личико, была ещё той мегерой, и проще было назвать тех, кого не прессовала эта, на первый взгляд, милая дама. В списке друзей Маевской первым номером шла королева, с которой Анна была на короткой ноге, но не пресмыкалась, а держалась почти на равных.

Номером два в списке стоял Дитрих Гейнц – красивый мужик лет тридцати, которого я поначалу приняла за какого-то офицера высокого ранга, а позднее оказалось, что он – придворный маг Ядвиги. Да, прав был Нильс, когда говорил, что нужно присмотреться к людям, которые крутятся рядом с троном.

Ну, и третьей в списке была Гизела, куда же без неё. Понятно, что мне среди приближённых места не было, но я и не претендовала. С Гизелой всё было понятно, маг по определению лесной фее не товарищ, а Маевская, несмотря на свою милую внешность, просто пугала. Как-то мы встретились взглядами с этой дамой, и мне показалось, что на меня смотрят через дуло пистолета, с тех пор я старалась держаться подальше от королевской подружки, но сегодня мне это не удалось.

Королева взошла на возвышение и, сев в большое кресло с высокой спинкой, оглядела придворных, стоявших справа, прямо напротив входа в бальный зал, как генерал оглядывает войско перед битвой. Потом королева поманила пальцем одного из лакеев, стоявшего слева внизу у возвышения в ожидании приказаний, что-то тихо сказала ему на ухо; слуга низко поклонился её величеству, убежал. Вернулся минут через пять в компании другого лакея, в руках слуги тащили ещё одно кресло, которое поставили на возвышении слева от Ядвиги. Придворные заволновались, не понимая, для кого предназначено кресло, но королева быстро развеяла все сомнения:

– Где же моя дорогая родственница?

Шух! Вокруг меня мгновенно образовалась мёртвая зона: придворные расступились, открывая королевскому взору «дорогую родственницу». Гейнц, стоявший за спиной Ядвиги, наклонился, что-то прошептал на ухо королеве, но та и ухом не повела, сказала громко:

– Прошу, моя дорогая. Составьте мне компанию.

Тут же последовал мощный тычок в спину – одна из статс-дам толкнула меня вперёд. И что было делать? Пришлось идти; от королевских милостей не отказываются, как бы ни хотелось. Пошла, борясь с желанием заложить руки за спину, и чувствуя холодок на спине от пронизывающих взглядов.

Вот же отожгла Ядвига! Теперь меня будут полоскать не только в королевском личном террариуме, всё королевство будет судачить. Ай, и все соседи. А уж о том, как меня возлюбят Маевская и Гейнц, я даже думать не хочу. О, а ведь ещё Гизела! Я покосилась на толпу придворных. Судя по тому, как улыбаются, уже началось. М-да. Нашёлся бы тут свой Андрей Малахов, озолотился бы.

Пока я витала в облаках, в зале произошли некоторые изменения. У дверей появился церемониймейстер в пышном камзоле; лакеи заняли свои места у дверей. Гейнц и Маевская замерли за креслом королевы. Ну, понеслась.

Бам! Церемониймейстер ударил жезлом в пол, громко объявил имена первых гостей. Справа донеслось жужжание – придворные принялись перемывать косточки первооткрывателям, которыми обычно были самые непрезентабельные или самые бедные гости.

Да, при ближайшем рассмотрении сказка оказывалась совсем и не сказкой. Места в очереди на бал или выдавались за какие-то заслуги или титулы, или банально продавались, и последними в зал входили самые знатные или самые богатые. Интересно, какой придёт Гизела?

Гости текли рекой, церемониймейстер бомбил как из пулемёта, скороговоркой выплёвывая имена и титулы. Примерно через полчаса он выдал нечто вроде «герцартош», и в зал вплыла Гизела. Как я поняла, Бартош особого статуса не имела или пожадничала, не желая платить за право прийти позже.

Гизела подошла к возвышению, увидела, кто сидит слева от Ядвиги, и чуть не упала, а лицо скривилось так, что я сразу смирилась с положением диковинной зверушки в зоопарке, которую очень внимательно разглядывают, чтобы потом хвастаться знакомым. Это того стоило.

Гизела с трудом взяла себя в руки, присела в реверансе, старательно выбирая положение так, чтобы поклониться только королеве, и отошла в сторону. Заняв место поблизости от придворных, Бартош пронзила меня злобным взглядом. Ой, боюсь-боюсь.

Ядвига повернулась ко мне и, мило улыбнувшись, поинтересовалась:

– Мне кажется или юная герцогиня вам завидует?

Помня преподанный урок, я тоже улыбнулась, ответила, постаравшись вложить в слова весь доступный сарказм:

– Ну, что вы, ваше величество, она просто очень за меня рада.

Королева улыбнулась в ответ тонкой змеиной улыбкой. Кажется, её величество прекрасно знает, что представляет собой Гизела Бартош.

Представление гостей шло своим чередом. Примерно через полчаса после начала приёма, церемониймейстер бухнул жезлом в пол, важно объявил, что пришёл некто князь Лисницки – управляющий Ройтте с сыном. Это сообщение заставило меня насторожиться и посмотреть в сторону дверей. В зал вошли двое. Я постаралась сделать вид, что они меня не особо интересуют, и преуспела, смотреть там было не на что, обычные придворные. Я забыла о Лисницки почти тут же.

Чем ближе приближалось начало бала, тем больше у меня портилось настроение, я не могла понять, в чём причина, но лишь до тех пор, пока церемониймейстер не объявил следующих гостей. Поздравить Ядвигу с днём рождения явился Линц, но в компании другого сотоварища, того самого арийца, с которым я танцевала второй танец на балу в Нейлине. Церемониймейстер объявил его, как Норберта Валевски, но мне было уже всё равно.

Да, придётся признать, что я ждала появления викинга, но он не соизволил почтить своим присутствием королевскую днюху. Обидно. Подумав немного, я пришла к выводу, что можно так сильно не расстраиваться. Кого бы он увидел? Маргариту Кински? Нет, не спорю, тут есть на что посмотреть, но это же она, а не я… ой! А я буду с викингом танцевать в будущем году! На балу в Нейлине! Правда, вид у меня при этом будет такой, как будто надо бежать, куда глаза глядят. А сейчас не такой что ли?

Пока я витала в облаках, Линц и Валевски подошли к трону, поклонились Ядвиге, милостиво кивнули мне и отошли в толпу гостей. А церемониймейстер уже начал объявлять о приходе гостей из Маргедо, Риома, Англетерры – местных аналогов Испании, Франции, Англии и так далее. В зал начали заходить те самые богачи, о которых было столько разговоров, и которые загоняли местную прислугу до смерти. У меня была возможность внимательно рассмотреть людей, поднявших дворец на уши, но особого впечатления они на меня не произвели. Люди, как люди. Одеты, может, чуть побогаче местных, да смотрят свысока, вот и вся разница.

Иноземные гости поклонились королеве и отошли, встали почти в центре зала, смотрели на местную знать, как на челядь. Лакеи собирались закрыть двери, чтобы отворить их только для одного, но дорогущего гостя – великого магистра или, вернее так: Великого Магистра, поскольку титул главного мага был чем-то вроде имени и фамилии, но возникла непредвиденная заминка. Сначала у дверей засуетились лакеи, а потом церемониймейстер, снова выйдя вперёд, бухнул жезлом в пол и громко объявил:

– Гости из Сибири. Меховая компания «Пётр и Павел».

Ядвига ахнула, всплеснула руками. Гости с Запада нахохлились, помрачнели. Ну, понятно, наши сибирские мужики им сейчас нос натянут, отберут титул главных звёзд бала. Ну, как говаривал мой дед по материнской линии: «Чаво уж там, ляпи!».

Распахнулись двери. В зал вошли двое мужчин в длинных шубах. М-да, одеты не по сезону, но если они из Сибири, да ещё и меховщики, то понятно – кажут товар лицом. Мужики сбросили шубы на руки церемониймейстеру, это чтобы уж никаких сомнений не осталось, что русские купцы в гости привалили, и, подойдя к трону, поклонились Ядвиге в пояс. Выглядело это несколько дико, потому что одеты мужики были не по-русски, а в одежду из серии «лихой мужик»: колеты, кожаные штаны, ботфорты. Когда кланялись, из-за ворота выпали и синхронно качнулись цепи с украшениями, сродни украшению посла из фильма об Иване Васильевиче. М-да. Дорого-богато.

На вид мужикам было около сорока. Оба русоголовые, гладко выбритые, приятно пахнущие одеколоном, вот, сразу видно – цивилизованные люди, не то, что некоторые.

Один из мужиков, видимо, старший, повернулся к дверям, щёлкнул пальцами, сказал громко: