«Скажи мне, кумушка, что у тебя за страсть
                  Кур красть? –
Крестьянин говорил Лисице, встретясь с нею. –
            Я, право, о тебе жалею!
            Послушай, мы теперь вдвоём,
Я правду всю скажу: ведь в ремесле твоём
            Ни на волос добра не видно.
Не говоря уже, что красть и грех и стыдно
            И что бранит тебя весь свет,
                  Да дня такого нет,
Чтоб не боялась ты за ужин иль обед
            В курятнике оставить шкуры!
            Ну, стоют ли того все куры?» –
            «Кому такая жизнь сносна? –
            Лисица отвечает. –
Меня так всё в ней столько огорчает,
            Что даже мне и пища не вкусна.
Когда б ты знал, как я в душе честна!
      Да что же делать? Нужда, дети;
Притом же иногда, голубчик кум,
            И то приходит в ум,
Что я ли воровством одна живу на свете?
Хоть этот промысел мне точно острый нож». –
                  «Ну, что ж? –
Крестьянин говорит. – Коль вправду ты не лжёшь,
            Я от греха тебя избавлю
            И честный хлеб тебе доставлю;
Наймись курятник мой от лис ты охранять:
Кому, как не Лисе, все лисьи плутни знать?
      Зато ни в чём не будешь ты нуждаться
И станешь у меня как в масле сыр кататься».
            Торг слажен; и с того ж часа́
            Вступила в караул Лиса.
Пошло у мужика житьё Лисе привольно;
      Мужик богат, всего Лисе довольно;
            Лисица стала и сытей,
            Лисица стала и жирней,
      Но всё не сделалась честней:
Некраденый кусок приелся скоро ей;
      И кумушка тем службу повершила,
            Что, выбрав ночку потемней,
      У куманька всех кур передушила.

      В ком есть и совесть и закон,
      Тот не украдет, не обманет,
      В какой бы нужде ни был он;
      А вору дай хоть миллион –
      Он воровать не перестанет.

Дерево

      Увидя, что топор Крестьянин нес,
«Голубчик, – Деревцо сказало молодое, –
Пожалуй, выруби вокруг меня ты лес,
            Я не могу расти в покое:
            Ни солнца мне не виден свет,
      Ни для корней моих простору нет,
      Ни ветеркам вокруг меня свободы,
Такие надо мной он сплесть изволил своды!
Когда б не от него расти помеха мне,
Я в год бы сделалось красою сей стране,
И тенью бы моей покрылась вся долина;
А ныне тонко я, почти как хворостина».
            Взялся Крестьянин за топор,
                  И Дереву, как другу,
                  Он оказал услугу:
Вкруг Деревца большой очистился простор;
      Но торжество его недолго было!
            То солнцем дерево печёт,
            То градом, то дождём сечёт,
И ветром, наконец, то Деревцо сломило.
«Безумное! – ему сказала тут змея, –
            Не от тебя ль беда твоя?
Когда б, укрытое в лесу, ты возрастало,
Тебе б вредить ни зной, ни ветры не могли,
      Тебя бы старые деревья берегли;
А если б некогда деревьев тех не стало,
            И время их бы отошло,
Тогда в свою чреду ты столько б возросло,
            Усилилось и укрепилось,
Что нынешней беды с тобой бы не случилось,
И бурю, может быть, ты б выдержать могло!»

Гуси

            Предлинной хворостиной
Мужик Гусей гнал в город продавать;
      И, правду истинну сказать,
Не очень вежливо честил свой гурт гусиной:
На барыши спешил к базарному он дню
      (А где до прибыли коснётся,
Не только там гусям, и людям достаётся).
            Я мужика и не виню;
Но Гуси иначе об этом толковали
      И, встретяся с прохожим на пути,
            Вот как на мужика пеняли:
«Где можно нас, Гусей, несчастнее найти?
            Мужик так нами помыкает,
И нас, как будто бы простых Гусей, гоняет;
      А этого не смыслит неуч сей,
            Что он обязан нам почтеньем;
Что мы свой знатный род ведём от тех Гусей,
Которым некогда был должен Рим спасеньем:
Там даже праздники им в честь учреждены!» –
      «А вы хотите быть за что отличены?» –
Спросил прохожий их. – «Да наши предки…» – «Знаю,

«ДА НАШИ ПРЕДКИ РИМ СПАСЛИ» – «ВСЁ ТАК, ДА ВЫ ЧТО СДЕЛАЛИ ТАКОЕ?»

            И всё читал: но ведать я желаю,
            Вы сколько пользы принесли?» –
            «Да наши предки Рим спасли!» –
      «Всё так, да вы что сделали такое?» –
«Мы? Ничего!» – «Так что ж и доброго в вас есть?
            Оставьте предков вы в покое:
            Им поделом была и честь;
      А вы, друзья, лишь годны на жаркое».

Баснь эту можно бы и боле пояснить –
Да чтоб гусей не раздразнить.

Свинья

Свинья на барский двор когда-то затесалась;
Вокруг конюшен там и кухонь наслонялась;
      В сору, в навозе извалялась;
В помоях по уши досыта накупалась;
            И из гостей домой
            Пришла свинья-свиньёй.
«Ну, что ж, Хавронья, там ты видела такого? –
            Свинью спросил пастух. –
            Ведь и́дет слух,
Что всё у богачей лишь бисер да жемчу́г;
А в доме так одно богатее другого?»
Хавронья хрюкает: «Ну, право, порют вздор.
      Я не приметила богатства никакого:
      Всё только лишь навоз да сор;
А, кажется, уж, не жалея рыла,
            Я там изрыла
      Весь задний двор».

Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!
Но как же критика Хавроньей не назвать,
Который, что ни станет разбирать,
Имеет дар одно худое видеть?

Волк и Лисица

            Охотно мы дарим,
      Что нам не надобно самим.
      Мы это басней поясним,
Затем, что истина сноснее вполоткрыта.

Лиса, курятинки накушавшись досыта
И добрый ворошок припрятавши в запас,
Под стогом прилегла вздремнуть в вечерний час.
Глядит, а в гости к ней голодный Волк тащится.
      «Что, кумушка, беды! – он говорит. –
Ни косточкой не мог нигде я поживиться;
      Меня так голод и морит;
      Собаки злы, пастух не спит,
            Пришло хоть удавиться!» –
      «Неужли?» – «Право так». – «Бедняжка куманёк!
Да не изволишь ли сенца? Вот целый стог:
            Я куму услужить готова».

А КУМУ НЕ СЕНЦА, ХОТЕЛОСЬ БЫ МЯСНОВА –

ДА ПРО ЗАПАС ЛИСА НИ СЛОВА

А куму не сенца, хотелось бы мяснова –
            Да про запас Лиса ни слова.
            И серый рыцарь мой,
                  Обласкан по уши кумой,
            Пошёл без ужина домой.

Орёл и Крот

Не презирай совета ничьего,
Но прежде рассмотри его.

            Со стороны прибыв далёкой
В дремучий лес, Орёл с Орлицею вдвоём
      Задумали навек остаться в нём
      И, выбравши ветвистый дуб высокой,
Гнездо себе в его вершине стали вить,
Надеясь и детей тут вывести на лето.
            Услыша Крот про это,
      Орлу взял смелость доложить,
Что этот дуб для их жилища не годится,
      Что весь почти он в корне сгнил
      И скоро, может быть, свалится,
Так чтоб Орёл гнезда на нём не вил.
Но кстати ли Орлу принять совет из норки,
      И от Крота! А где же похвала,
                  Что у Орла
            Глаза так зорки?
И что за стать Кротам мешаться сметь в дела
                  Царь-птицы!
      Так, многого с Кротом не говоря,
К работе поскорей, советчика презря, –
            И новоселье у царя
      Поспело скоро для царицы.
Всё счастливо: уж есть и дети у Орлицы.
            Но что ж? – Однажды, как зарей,
      Орёл из-под небес к семье своей
С богатым завтраком с охоты торопился,
            Он видит: дуб его свалился
И подавило им Орлицу и детей.
            От горести невзвидя свету:
            «Несчастный! – он сказал, –
За гордость рок меня так люто наказал,
      Что не послушался я умного совету.
            Но можно ль было ожидать,
Чтобы ничтожный Крот совет мог добрый дать?» –
            «Когда бы ты не презрел мною, –
Из норки Крот сказал, – то вспомнил бы, что рою
            Свои я норы под землей,
            И что, случаясь близ корней,
Здорово ль дерево, я знать могу верней».

Квартет

            Проказница Мартышка,
                  Осёл,
                  Козёл
            Да косолапый Мишка
            Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, баса, альта, две скрипки
      И сели на лужок под липки
      Пленять своим искусством свет.
Ударили в смычки, дерут, а толку нет.
«Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка. – Погодите!
Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.
Ты с басом, Мишенька, садись против альта,
            Я, прима, сяду против вторы;
      Тогда пойдёт уж музыка не та:
            У нас запляшут лес и горы!»
            Расселись, начали Квартет;
            Он всё-таки на лад нейдет.
            «Постойте ж, я сыскал секрет! –
      Кричит Осёл, – мы, верно, уж поладим,
                  Коль рядом сядем».
Послушались Осла: уселись чинно в ряд;
      А всё-таки Квартет нейдёт на лад.
Вот пуще прежнего пошли у них разборы
                  И споры,
            Кому и как сидеть.
Случилось Соловью на шум их прилететь.
Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье.
«Пожалуй, – говорят, – возьми на час терпенье,
Чтобы Квартет в порядок наш привесть:
И ноты есть у нас, и инструменты есть,
            Скажи лишь, как нам сесть!» –
«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье
            И уши ваших понежней, –
            Им отвечает Соловей, –
            А вы, друзья, как ни садитесь,
            Всё в музыканты не годитесь».

РАССЕЛИСЬ, НАЧАЛИ КВАРТЕТ; ОН ВСЁ-ТАКИ НА ЛАД НЕЙДЕТ

Листы и Корни

                  В прекрасный летний день,
            Бросая по долине тень,
Листы на дереве с зефирами шептали,
Хвалились густотой, зелёностью своей
И вот как о себе зефирам толковали:
«Не правда ли, что мы краса долины всей?
Что нами дерево так пышно и кудряво,
            Раскидисто и величаво?
            Что́ б было в нём без нас? Ну, право,
Хвалить себя мы можем без греха!
            Не мы ль от зноя пастуха
И странника в тени прохладной укрываем?
            Не мы ль красивостью своей
      Плясать сюда пастушек привлекаем?
У нас же раннею и позднею зарей
            Насвистывает соловей.
            Да вы, зефиры, сами
            Почти не расстаётесь с нами». –
«Примолвить можно бы спасибо тут и нам», –
Им голос отвечал из-под земли смиренно.
«Кто смеет говорить столь нагло и надменно!
            Вы кто такие там,
Что дерзко так считаться с нами стали?» –
Листы, по дереву шумя, залепетали.
                  «Мы те, –
            Им снизу отвечали, –
      Которые, здесь роясь в темноте,
      Питаем вас. Ужель не узнаёте?
Мы корни дерева, на коем вы цветёте.
            Красуйтесь в добрый час!
Да только помните ту разницу меж нас:
Что с новою весной лист новый народится;
            А если корень иссушится –
            Не станет дерева, ни вас».