Читать книгу: «Середина Жизни», страница 13

И он протянул мне купюру, на который была нарисована цифра «200» и рядом чётко, и ясно было написано: «доллар». А сами они – быстро скрылись из виду.

Я обрадовался такому хорошему заработку; и сразу после торговли направился в обменник, где все меня уже хорошо знали. Им было известно, что моя основная специальность – вовсе не торговля, а социология; и что я – учёный. А потому: они лишь грустно посмеялись надо мной, когда я протянул им двухсотдолларовую купюру; и вернули мне её обратно, качая головами.

– В чём дело?

– Взгляните на свою купюру повнимательнее: это – никакие не австралийские доллары.

Как оказалось, это – были доллары какой-то африканской или латиноамериканской страны – разницы не имело. Важно было лишь то, что за эти двести долларов – нельзя было купить даже буханку хлеба. Меня попросту кинули – легко и глупо.

Когда я вернулся домой: я рвал и метал от обиды и унижения целый час. Затем: я сел за рабочий стол и с него больше не вставал. На следующий день: я уже не появлялся в переходе. И на следующий день – тоже. И больше никогда.

Я стал работать над своей диссертацией – так упорно, как никогда со времён своей московской аспирантуры не занимался социологией. Предыдущие девять лет – она медленно плыла себе в планах на будущее; и работа шла лениво и неторопливо в свободные от прочих дел часы. Но теперь: я не занимался больше ничем. За полгода – я сделал больше, чем за прошедшие девять лет. Я защитил её с аплодисментами; и почти единогласно, по решению комитета, стал доктором социологических наук. А вскоре: я бросил технический институт и стал профессором на кафедре социологии совсем в другом университете, от которого получил в подарок квартиру и место председателя совета профессоров через несколько лет.

Может быть, на это ушло бы куда больше лет, если произошло бы вообще – если бы меня тогда не кинули в переходе по-дурному, не оставили голым в «шуткой» в кармане. Я был унижен как учёный, вынужденный зарабатывать на жизнь подобным образом и даже при этом быть обманутым. И я стал профессором – а всё потому, что больше всего на свете мечтал выбраться из той бездонной дыры.

И я – стал богаче, стал сильнее. Вскоре, тяжёлые времена прошли; и денег стало более, чем достаточно. И в который раз убедился, что есть поражения, которые приводят к тысячи побед в будущем.

Глава 36

Антиминс

Когда часовня к нашему храму была достроена – она оказалась в два раза выше, шире и красивее самой церкви. Сразу было ясно, что в планы новоявленного бизнесмена, владельца «Межрегиональной академией управления персоналом» – входило вытеснить наш храм своей постройкой.

Однако, антиминс – всё ещё оставался у нас; а без него – любое религиозное сооружение может называть себя, разве что, часовней. Антиминс – по сути, платок с иллюстрацией какого-нибудь сюжета из старого или нового завета, с вшитой в него мощей святого. Без антиминса – священник не имеет права проводить литургию; без него – ни один храм не имеет права называть себя церковью. Его вручил нам лично митрополит в день окончания строительства; и право называть себя церковью – оставалось за нами.

Но времена меняются; и митрополиты – один за другим – уходят в объятия того, кому всю жизнь служили – уступая мест друг другу. Наш священник – Нафанаил – был другом старого митрополита и находился под омофоном – под защитой церковной власти. А помощь церкви ему была нужна – всё это из-за его радикальных взглядов, с которыми немногие бы согласились, особенно в этой стране. Он был родом из Крыма; и как представитель не лучшего сорта крымчан – был руссофилом-украинофобом – одним из тех, кого мне вечно приходилось ставить на место на собраниях «русскоязычного политического клуба».

Согласно мнению Нафанаила: украинцы – не являются нацией; библия на украинском языке – ересь и святотатство, почти такой же, как и Киевский патриархат еретической православной церкви. Родись он в правильные времена, в правильном месте – из него вышел бы отличный инквизитор, не хуже великого и ужасного Торквемады. Однако, у него было одно редкое для современных священников качество, за которое и я, и митрополит – его очень ценили, прощая ему даже самые его радикальные выпады и взгляды (настолько радикальные, что даже очень немногие фанатики их разделяют) – он был настоящим священником. Такого – найти будет делом не из лёгких, даже если выбирать из сотни. Он – умел заставить слушать себя, даже когда он читал монотонную молитву. Внутри него горел огонь первых священников, которые строили древнюю мощь православной церкви. В каждой его молитве – чувствовалась сила; а ничто, кроме неё, не привлекает людей больше. «Господь говорил его речами; и он произносил их от имени Господа» – как сказал он нём, однажды, митрополит; и как всегда в яблочко.

Но когда умер старый глава региональной церкви – новый Нафанаила невзлюбил. И было за что, говоря откровенно. Положение в Московской церкви в Украине – никогда нельзя было назвать прочным; и год за годом – оно только слабеет. И действия Нафанаила – назвать полезными и благоприятными для церкви – было нельзя. Митрополит считал, что времена, когда церковь могла диктовать свои условия власти – давно прошли; и теперь пришло время церкви ступать нога в ногу со временем. Нафанаил – считал совсем иначе.

Между ними завязалось враждебное и затяжное молчание, которое между священнослужителями можно причислить к яростному противостоянию.

Однажды ночью: антиминс украли. Неизвестные ворвались в церковь и не взяли оттуда ничего, кроме самого ценного. Но вскоре: его нашли в часовне нашей церкви, которая сама уже могла назвать себя церковью. Отныне: литургии проводились только там. Тогда: Нафанаил обратился к митрополиту. Его обвинения в сторону соседей – были настолько суровыми, что у меня самого волосы на голове встали дыбом; а у митрополита – подавно. Он попросил священника новой церкви вернуть антиминс – но он этого делать не стал. Полиция – тоже мало чем могла помочь, особенно если ей придётся вести действия против богатого и влиятельного человека, вину которого доказать будет невозможно.

Тогда, митрополиту ничего не оставалось, как объявить нашу часовню – церковью.

Однако, Нафанаил – из чистого упрямства не желал признавать своего поражения и отказывался снимать со своего храма звание церкви. И всем наперекор, даже священным законам: он продолжал читать литургии оставшимся верным ему прихожанам – ветхим старикам и старушкам – без антиминса, толкая националистические речи против Украины. Зомбированные бабушки и дедушки – слушали его с упоением; но, собственно, больше никто.

И так, было две церкви: одна без антиминса, но который быть у неё должен; и одна с антиминсом, которого быть у неё не должно. В зыбком мире, они продолжали существовать.

Глава 37

Немного недосчитали

Впечатлённый невиданным успехом регистрации моей церковной общины – священник церкви святого Николая, к которому я обращался с самого начала – попросил меня об одолжении, подобное которому я задавал многим людям на своём долгом пути к конечной цели. Он попросил меня зарегистрировать по всем необходимым правилам и его церковь.

Дело в том, что церковь святого Николая – стоит на своём месте с незапамятных времён; и пережила не одну революцию, не одну власть и не одну войну всех против всех. Истоки её идут из века, когда никому и в голову не могло прийти регистрировать как-то эту церковь. А если даже и пришло – то никаким способом документы, это подтверждающие – не могли дойти до наших дней.

Я ответил ему, что с радостью помогу, но только в качестве посредника. Я знал парочку студентов, способных запросто зарегистрировать любую церковь – жаль, что в моё время таких не было. Священник был вне себя от счастья. Однако, когда я рассказал обо всём ребятам и попросил их о помощи – они сказали, что не ничего проще, за определённую сумму денег, разумеется. Я сообщил об условиях священнику – и он принял это предложения, сочтя, что для блага церкви – ему не жалко пойти на некоторые жертвы.

И всё же, спустя несколько месяцев, когда вся работа была сделана – ребята попросила меня сообщить священнику, что не отдадут планы, пока тот не доплатит.

– С чего это ещё?! – чуть не закричал он, – мы ведь договорились! Скажи своим пацанам, что договор – дороже денег. И пусть отдаёт мне планы.

– Они сказали, – пытаясь его успокоить, медленно продолжил я, – что немного недосчитали с расходами, потраченными на саму регистрацию.

– Не дам им ничего! Приведи меня к ним – я лично поговорю с этими бесами.

Когда они встретились: какое только оружие не пускал в бой воинствующий священник. Он угрожал им и епитимьёй, и проклятием; но для молодых ребят-студентов из новой эпохи это был – что ветер для скал. Тогда, он вызвал полицию; но и это ничего не дало – мне ели удалось уговорить полицейских не забирать самого священника.

И всё это время: я пытался успокоить их обоих. Уговаривал священника не жадничать и быть благодушным; так же пытался убедить своих студентов пойти на благое дело и сделать скидку бедному служителю церкви, с которым, кстати, изначально договаривались на более низкую цену. И если договор шел на конкретную сумму, назначенную ими самими – значит, её они и получат.

У немолодого священника – чуть сердце из груди не вырвалось от перевозбуждения и нервов. Студенты – с огромной неохотой и фырканьем – всё же отдали бедному «сумасшедшему старику», по их словам, бумаги, подтверждающую полную легализацию его церкви.

Жаль, что после этого случая – он не прожил и нескольких месяцев – священник, которому я чуть было, не построил часовню десять лет назад; и священник, который наставил меня на строительство своего храма. В благодарность, я сделал так, что последние месяцы своей жизни – он провёл в постели, зная, что служил тому, во что всегда верил. И своим служением: не нарушил ни земных, ни небесных законов, ни одного из старых и новых государств, в которых он жил.

Глава 38

Простые вещи

С самого начала: бог – был действием.

Я – верю в бога сна; потому что сон, каким бы долгим он ни был – всегда приводит к пробуждению. И я надуюсь, что моё пробуждение – будет пробуждением истины.

Церковь – это место, где каждый может найти себе своего бога; но никому не рассказывать об этом.

Каждый может найти свою причину, чтобы ходить или не ходить в церковь; но сами они – должны стоять, чтобы человек легко мог найти их и зайти во внутрь, если на то будет его собственная воля.

Я – не могу остановиться на чём-то одном. В разное время – я перепрыгивал с одной вещи на другую; но то, что я на время оставил в стороне – ни на секунду не утрачивала для меня своей ценности.

Так я прожил свою долгую жизнь – одну из миллиардов на Земле. И я наслаждался ею – каждую секунду, во все времена.

Глава 39

Гибель Романтики

Со своей женой я развёлся в среду; лучше бы я сделал это во вторник, а ещё лучше – в понедельник. За эти тридцать три года, проведённые вместе с ней – я не мог выносить её больше; а она – больше не могла терпеть меня. Я был мягким снаружи и жёстким внутри; она – была грубой внешне, но в сердце – невероятно хрупкой. Мы не могли принести больше счастья друг для друга; и если в чём-то и были между собой согласны – так это в нашем последнем общем решении.

Моя тайная жизнь – в один день стала повседневностью. Я оставил двоих взрослых дочек на бывшую жену – я знал, что им они не пропадут; даже если им придётся тяжело – жизнь предоставит им куда больше возможностей, чем мне. И те – ещё много лет не обменивались со мной словами, будто я перестал существовать для них, когда ушел из нашего дома, чтобы не вернуться никогда.

Я снял себе квартиру и стал жить в ней – мне больше не нужно было тратить свои деньги ни на кого, кроме одного себя. В моей жизни – умерла вся романтика; чтобы дать место новой – самой лучшей из всех. Ко мне домой приходили люди; я открывал для них двери. Они называли меня другом; а для меня они стали как родные.

Настали романтические времена в стране, на самом краю Европы. В ней не было ничего: ни власти, ни экономики, ни хэппи-энда. Но зато была романтика. Мы жили как наши любимые герои из западных фильмов – легко, красиво и беззаботно. Я встречался со своими распутными девушками под вечер; они покидали меня утром, не связав меня обязанностями, не сняв с меня ни гроша – они жили, как и я. Никакого серебра – только чувства.

Первое время: я ещё ходил в свою церковь. Но потом: тренировки по бадминтону стали проходить в одно время со служением литургий. И я встал перед выбором – или\или – и он был очевиден.