Розовый алмаз

Но когда он возвращался, это был уже совсем другой Закари.

Он принимал душ, переодевался и садился ужинать. Потом, полулежа на подушках, маленькими глотками попивая сладкий кофе, начинал разговаривать.

Помня предупреждения Ставрулы и свои собственные промахи, Эффи большей частью старалась держать язык за зубами, но вечерами Закари превращался в такого замечательного собеседника, что невозможно было не поддаться его очарованию и не поддержать беседу. Наградой ей была улыбка, совершенно преображающая его властное лицо. И что удивительно, теперь он никогда не одергивал ее, даже если какая-то шутка случайно могла задеть его.

Король Закари относился с презрением к королевскому дому Аристо. У Эффи было другое мнение по поводу Аристо, и она не собиралась от него отказываться.

– К моей матери там всегда хорошо относились, – сказала она, собирая со стола посуду. – А сейчас я откладываю деньги, чтобы в январе съездить на коронацию принца Александра.

«Если я найду алмаз, – подумал Закари, – коронация Александра не состоится. Впрочем, Эффи не стоило знать об этом». Единственное, о чем смогли договориться два правящих семейства, – факт пропажи алмаза будет сохраняться в тайне.

– Думаешь, Алекс мог бы стать хорошим королем? – Закари и не пытался скрыть свой сарказм. – К трону готовили его брата, Себастьяна, который отверг власть ради того, чтобы жениться на женщине из народа.

– Это был его выбор…

– Это не выбор, а проявление слабости! Народ Аристо обеспокоен его поступком. Люди знают, что Алекс и его жена не хотят взваливать на себя такое бремя. В стране складывается опасная ситуация.

– Ну, а я бы не стала так уж беспокоиться.

– Ты живешь в Калисте, чего тебе беспокоиться? Беспорядки на Аристо не коснутся тех, кто живет на Калисте. У вас сильный король.

– О, у меня прекрасный король, и я рада ему служить. – Ее щеки чуть заметно порозовели. – Но я думаю, что под руководством королевы Тиа принц Александр может стать очень хорошим правителем.

Эффи была непоколебима. Закари мог только восхищаться ее характером, когда, улыбнувшись, она пожелала ему спокойной ночи и вышла.

«Она сумела отстоять свое мнение, – подумал Закари, откидываясь на подушки и на минуту закрывая глаза. В теле чувствовалась усталость после долгого дня, но мысли работали четко. – Да, королева Тиа – единственная надежда Аристо. Элегантная, с чувством собственного достоинства, она полностью посвятила себя воспитанию детей и благотворительности и, надо сказать, преуспела в этом». Закари всегда нравился принц Себастьян, пока тот не отвернулся от трона и от своего народа.

Подумав о предстоящей долгой ночи, Закари решил снова позвать Эффи. Ему и в самом деле было жаль, когда она ушла, хотелось снова увидеть блеск в ее синих глазах, увидеть, как вспыхивают ее щеки, когда она смеется. Закари остановил себя. Может, причиной тому была жара, но он стал замечать, что слишком много разговаривает, когда эта девушка рядом. Глядя в бездонную синеву ее глаз, он забывал и о дворцовых правилах, и о социальном различии, и об обязательной дистанции – обо всем, что, казалось, должно уже отпечататься в его генах.

Поэтому он так и не позвал Эффи.

* * *

Тем не менее через пару дней, когда посуда со стола была уже убрана, Закари все-таки попросил ее остаться.

– Так, значит, ты не живешь во дворце?

– У меня есть свой дом, – сказала Эффи, неловко присаживаясь рядом на подушке. – Вернее, это дом моей матери.

– Ты говорила, что она была горничной. Разве слуги могу позволить себе иметь собственный дом?

– Она служила горничной еще до моего рождения. Но мама очень экономна, к тому же она сумела удачно вложить свои деньги. Дом, конечно, очень маленький, но зато у нее остались сбережения, которых хватило почти до конца ее жизни. Ей не пришлось больше работать.

«Господи, как она наивна! – думал Закари. – Одинокие матери, даже если у них есть свой дом, должны работать не разгибаясь. Тем не менее ужасно мило, что Эффи не догадывалась, что могло прокормить ее мать».

– Ты по ней очень скучаешь?

– Очень. – У Эффи защекотало в горле. – Вы, должно быть, тоже скучаете по своей матери. Или, скорее, по матерям…

Он бросил на нее быстрый взгляд, потом коротко кивнул. Потерять в одиннадцать лет мать было ужасно, но потерять Энью тоже было не легче. С отцом Закари никогда особенно не был близок. Они уважали друг друга, но говорить о взаимной привязанности не приходилось. С Эньей все было по-другому. Она заботилась о нем, как о собственном сыне, помогая готовиться к нелегкому будущему правителя и короля.

– …и по своему младшему брату.

Закари предостерегающе поднял руку:

– Давай закроем эту тему. – Ему хотелось, чтобы она рассказала о себе. – Итак, – сказал он, – это хорошо, что у тебя есть собственный дом…

«Пускай она и наивна, – думал Закари, – но в ее глазах светится ум, она упорна. И независима. Оставаясь неизменно вежливой, не желает мне подыгрывать».

– Ты могла бы неплохо играть в шахматы, – пробормотал он, получив от нее очередной односложный ответ.

– Сомневаюсь. Я не играю ни во что.

Сузив глаза, он долго и пристально вглядывался в ее лицо.

– Я каждый день думаю о нем, – произнес Закари, нарушив затянувшееся молчание. – Потому что в глубине души до сих пор не верю, что он умер.

– Значит, вы не можете не плакать… – Она инстинктивно прикоснулась к его плечу, но тут же убрала руку, ощутив неуместность этого жеста.

Закари напрягся. Он поделился своей болью, теперь ее очередь говорить. Но это прикосновение женской руки, этот легкий контакт принес ему неожиданное успокоение. Черные глаза с благодарностью нашли ее взгляд.

Он никогда не плакал. Не позволял себе этого. Принц, которому предстояло стать королем, не должен плакать!

На мгновение воспоминания вернули его в тот день, когда Энья рыдала на своей постели. Как ему хотелось тогда тоже поплакать, но ему, будущему королю, было шестнадцать.

Сейчас Закари смотрел в синие глаза Эффи, наполненные слезами, и словно чувствовал на своем плече тяжелую руку отца.

«Будь сильным! – Пальцы шейха больно сжимали плечо сына, тогда как Закари хотелось, чтобы он обнял его. – Не наше это дело – плакать».

– Могу ли я спросить, что случилось?

Ее вопрос прозвучал так же тихо, как и его ответ:

– Ты знаешь, что случилось.

– Я знаю только то, что читала в газетах. Знаю, что слышала от людей. Но что было на самом деле, я не знаю.

– Ты знаешь все, что тебе нужно знать.

– Но если вы расскажете, это может помочь…

– Как? – спросил он, и Эффи поняла – перед ней сидел мужчина, чьи чувства никогда не переходили в слова. Мужчина, который был рожден для того, чтобы действовать, а не чувствовать.

– Это может помочь, – повторила она, видя, как боролись в нем желание уступить и потребность снова взять контроль над своими чувствами. Что для нее было естественным, для короля представлялось почти невозможным.

И когда Закари наполненными болью словами пригласил ее в свой мир, Эффи поняла, что будет любить его за это всю свою жизнь.

– Эмир – мой брат, тогда болел… лихорадка… – Его звучный голос понизился до хриплого шепота. – А с младшими детьми я не играл. – Он помолчал. – Аариф и Калик тогда строили плот. Они думали поставить на нем парус и проплыть вдоль берега. Зафир узнал об их планах и упросил взять его с собой. Но они не справились с парусом, и плот унесло в открытое море…

Эффи слышала об этой трагедии, которая случилась, когда ей было четыре года. Она видела шрам на лице Аарифа, что-то прочла в старых газетах и в то же время сейчас, слушая рассказ Закари, снова почувствовала на своих глазах слезы.

– В море их заметили контрабандисты. Зафир, маленький гордец, не сдержался и крикнул им, что их отец сам король. Тут, должно быть, мерзавцы и сообразили, какая им подвалила удача. Всех троих связали, у Калика и Аарифа сих пор на руках шрамы, и принялись обсуждать, какой потребовать выкуп. Во дворце, конечно, всех подняли на ноги. Я хорошо помню, как в море один за другим отправлялись катера, лодки, вертолеты… – Закари покачал головой. – Зафир сумел ослабить узлы и освободить руки, а потом развязать и братьев. Им удалось пробраться к плоту и отплыть от берега… но тут их заметили. Аарифу пуля попала в лицо, ты наверняка видела его шрам.

– Но это все равно не сравнится с той болью, что осталась внутри…

– Аариф упал в море, – продолжал Закари, – Калик бросился его спасать. Они пытались добраться до плота, но его уже унесло в море. Вместе с Зафиром… Контрабандисты их снова схватили… потом отец заплатил выкуп, но Зафир… – Дальше он не мог говорить.

– С тех пор о нем никто ничего не слышал, – закончила за него Эффи.

– Да… Ему исполнилось бы двадцать семь на этой неделе.

– Может, он жив…

Закари закрыл глаза и покачал головой.

– Сердцем я чувствую, что брат жив, но разум говорит, что Зафир мертв и я должен отпустить его… – Закари тряхнул головой – ему еще никогда не приходилось столько о себе рассказывать. Теперь ее сочувствие казалось ему в тягость. – Мне пора. – С этими словами Закари встал и вышел.

Сосредоточиться!

Закари никак не мог заставить себя это сделать.

Тень еще лежала возле самых ног, которые, несмотря на полдень, настойчиво звали его вернуться. К ней.

Сначала его раздражало встревоженное лицо Эффи, выглядывавшее из-под полога шатра каждый вечер. Раздражала та неловкость, с которой она готовила для него ванну. Похожие на сказки истории о том времени, когда ее мать служила во дворце Аристо.

Да, сначала это его раздражало. Но теперь… Теперь он только и ждал этого.

День тянулся бесконечно. До заката еще оставалось несколько часов, но, как Закари ни пытался сосредоточиться, его мысли продолжали блуждать – то перед ним возникал образ пропавшего брата, то лицо Эффи, словно выплывающее откуда-то из туманной дымки…

– Ты сегодня рано.

Кристабель лежала бы сейчас на софе, потягивая вино и листая какой-нибудь глянцевый журнал, а теперь… теперь здесь была Эффи. Она стояла на низенькой лестнице, пристегивая к кольцам занавески.

– Прошу прощения, ваше величество, что я не успела сделать это до вашего прихода. Я выносила их проветрить, – объяснила Эффи.

– Ничего. – Закари нахмурился, но не потому, что она была занята работой. Что-то в ней изменилось, и он никак не мог понять что. Она потянулась вверх, и, когда ее платье поднялось, открывая гладкие ноги, Закари почувствовал, как сжалось его горло.

– Как прошел день? – спросила Эффи, справившись с очередной занавеской. – Хотя, конечно, это не мое дело…

– День… – Закари замялся. – Вряд ли его можно назвать продуктивным.

– О…

От усилий ее щеки разгорелись, синие глаза стали еще краше, рот казался мягким и свежим, как распустившийся розовый бутон.

Почему он раньше не замечал, как красива эта девушка?

Его глаза опустились к ее ногам, замечая ровный блеск покрытой кремом кожи. Только сейчас Закари понял, что она, должно быть, решила воспользоваться кое-чем из косметического арсенала Кристабель.

– Могу я спросить – почему?

Ее вопрос застал его врасплох. Он совершенно забыл, о чем они говорили.

– Почему ваш день не был продуктивным? – повторила Эффи.

– Ах да… Наверное, я слишком много думал о своем брате. – Он заметил, как дрогнуло ее лицо. Пряди волос, выбившись из-под заколки, темными кольцами взметнулись вокруг стройной шеи. – Я все пытался представить, каким бы он мог стать, если бы остался жив…

– Я вам так сочувствую… – И она поменяла тему: – Как только закончу с занавесками, приготовлю для вас ванну. Но перед этим принесу чего-нибудь освежающего…

* * *

Закари откинулся на подушки и задумался.

Женщины всегда хотели его. Они подавали ему знаки, и он почти автоматически им следовал. Этих женщин легко было просчитать – спокойных, нервных, озабоченных, раскованных. Он находил удовольствие в разгадывании непроизвольных сигналов их тел, в их приручении и покорении. Редко можно было встретить женщину, которая отказала бы королю, но именно они особенно привлекали Закари. Ему нравился этот поединок между мужчиной и женщиной. Ему нравилось использовать свою чувственность и мастерство, чтобы превратить чью-то упрямую неподатливость в дрожащее от желания желе.

Только Эффи он никак не мог просчитать. Было ли для нее просто развлечением, что она решила воспользоваться кое-чем из запасов Кристабель, или же она сделала это специально для него?

– Ну, вот и готово! – Эффи справилась с последней занавеской.

Спускаясь с лестницы, она на мгновение пошатнулась – для Закари это было достаточным поводом, чтобы протянуть ей руку.

– Спасибо…

Его рука лежала на ее запястье, он чувствовал нежную кожу, ее запах обволакивал его – но не запах духов, а ее собственный. И это, в сочетании с бьющимся под его пальцами пульсом, стало для него ответом.

…Маленькая серая птичка залетела во дворец, посеяв мгновенный хаос.

Зафир кричал от восторга, горничные, бестолково суетясь, бегали со швабрами, пока им, наконец, не удалось загнать ее в студию. Там птичка то кружила под высоким потолком, то беспомощно билась в стеклянные двери.

Энья, отослав горничных, наказала Зафиру сидеть тихо и наблюдать. Потом она подошла к старшему сыну и сказала:

– Когда начинается суматоха, когда вокруг все бегают и кричат, ты, Закари, должен сохранять спокойствие. Не надо говорить первое, что придет тебе в голову, не бегай и не кричи вместе со всеми. Если ты король, то должен просто сидеть и наблюдать: видишь, как дворец, который нам кажется таким большим, мал для нее; видишь, как она старается освободиться? Но скоро ее силы иссякнут, и она сдастся.

И они сидели и ждали, пока маленькая птичка, выбившись из сил, не нашла себе пристанище на стеллаже за книгами. Энья осторожно раздвинула их.

– Она здесь, Закари. Она испугана, но сидит тихо. Поэтому теперь ты можешь помочь ей.

В его ладони птаха казалась почти невесомой. Разглядев ее поближе, он заметил, что наряд ее состоял из восхитительных серебристых перышек самых разных оттенков. Держа в руке крохотное тельце, Закари чувствовал, как трепещет от страха ее сердце.

Он вынес птичку в сад и осторожно положил под дерево. Она просидела там почти полчаса, приходя в себя. А потом улетела…

Закари ощущал биение ее пульса под своими пальцами так же, как и тогда – трепет птичьего сердечка. И как бы Эффи ни старалась казаться спокойной, он знал, что она испугана. Отпустив ее руку, он почувствовал, как опустела его ладонь.

Она улыбнулась:

– Пойду приготовлю что-нибудь освежающее.

Ее лицо горело, запястье так жгло, что хотелось сунуть его под холодную воду, только это все равно не могло бы уменьшить опасный жар в теле… Просторный шатер казался ей теперь душной ловушкой, словно все лучи солнца, собранные гигантской линзой, вдруг обрушились на этот маленький клочок пустыни.

Как ей хотелось снова оказаться в привычном окружении дворцовых стен, вернуться к своей повседневной работе, к тому спокойствию, что она приносила! Вернуться туда, где простой горничной не приходилось выдерживать на себе пристальный взгляд короля.

«Должно быть, это пустыня оказывает на меня такое действие, – думала Эффи, собирая поднос. – Это пустыня заставляет видеть то, чего нет. Это она создает миражи… Вот и сейчас – Закари вовсе и не собирался смотреть на меня как-то по-особенному».

Король Закари аль-Фариси никогда бы не захотел ее как женщину.

Опустившись на колени, она налила в чашку холодный мятный чай. Платье Кристабель было ей узко, верхняя пуговица не застегивалась, и, когда она наклонялась, на ее груди была видна узкая ложбинка. Его скулы напряглись, когда он заметил кулон, захваченный между ее двумя упругими округлостями, и вдруг пожелал, чтобы его пальцы были этим невидимым кулоном, устроившимися в мягкой теплоте, или его язык… Он мог бы протянуть руку и коснуться ее нежной шеи… только он знал, какой будет ее реакция…

Она просто испугается.

– Присоединяйся ко мне, – предложил Закари. – Давай вместе выпьем чаю.

Дрожа от волнения, она опустилась на подушку. Закари попытался разрядить ситуацию.

– Как думаешь, не будет ли это выглядеть несколько экстравагантно, если в середине пустыни построить бассейн?

Эффи рассмеялась:

– Еще как будет!

– Жаль. Это единственное, чего мне здесь не хватает.

Они тут же отвели глаза, так как оба знали, что это ложь.

– Я тоже люблю плавать, – наконец нашлась Эффи. – Или даже просто смотреть на воду – во дворце Калисты очень красивый пруд. И в королевском поместье в Кионии тоже – там даже не пруд, а огромное озеро. Мне про него мама рассказывала.

– Я думал, твоя мать работала во дворце…

– Ну, может, ее туда посылали на какую-то работу. – Эффи пожала плечами. – Озеро там огромное, как море. Мама говорила, что по вечерам это было просто изумительное зрелище…

Закари лишь улыбнулся очередной ее фантазии, очередной сказке. Он знал, что это озеро было создано по желанию королевы Тиа, сразу же после рождения ее младшей дочери принцессы Элизы. В то время мать Эффи уже давно не работала во дворце.

Должно быть, опять всему виной неуемное воображение Эффи. Где-то услышав об этом озере, она невольно включила его в рассказ о своей матери. Впрочем, ему все равно нравилось слушать ее истории.

– Ты помолвлена с кем-нибудь?

– Нет.

– Но тебе уже двадцать пять. – Он видел, как вспыхнуло ее лицо. Большинство женщин из бедных семей к этому возрасту уже были замужем и имели детей.

– Я несколько лет ухаживала за своей больной матерью… А сейчас у меня нет времени на это. Нелегко работать во дворце целый день, а потом приходить домой, чтобы опять заниматься тем же самым.

– Значит, в браке ты отводишь себе только роль прислуги?

Эффи пожала плечами:

– Мне больше нечего предложить…

– Я не согласен. – Зачем она так говорит о себе? Ей бы чуть больше уверенности и лоска, и какой изумительной женщиной могла бы она стать!

Он снова посмотрел на ее пышную грудь, стянутую узким платьем Кристабель, на опущенные глаза, когда она говорила с ним.

«Счастлив будет тот, кому она отдаст свое сердце», – подумал Закари.

– Возможно, когда-нибудь я и найду кого-то… – Эффи снова пожала плечами. – Некоторые из дворцовых слуг проявляли ко мне внимание, но скорее только потому, что у меня есть собственный дом. Сама я их вряд ли интересовала.

– Ты не должна так говорить о себе. Ты имеешь полное право на то, чтобы к тебе относились с уважением. – Его раздражало, что она все время пожимала плечами. – Когда король что-то советует, люди обычно бывают только благодарны за это, – ядовито заметил Закари.

Эффи почувствовала себя виноватой.

– Я не то чтобы с вами не согласна… Просто у меня никогда не было никаких приятелей. И вообще для меня замужество – это совсем не то, о чем я сейчас мечтаю.

– А о чем ты мечтаешь?

Эффи смущенно нахмурилась.

– Наверное, хочу быть просто счастливой…

– А ты не счастлива?

– Я… – Она совсем растерялась, потому что на самом деле – здесь, сейчас, рядом с ним – она действительно была счастлива, можно сказать, впервые с того дня, когда умерла ее мать… – Сейчас я счастлива.

– И ни о чем больше не мечтаешь?

– Конечно, мечтаю… – Ее щеки горели, как два красных яблока. – Но мечты – это мечты, они не могут быть реальностью.

– Наверное, мечтаешь о принцах, которые избавят тебя от твоей работы?

– Вы шутите. – На ее лице мелькнула улыбка.

– Так о чем же тогда? – Голос Закари звучал требовательно. Черные глаза прожигали ее насквозь.

– Я мечтала о королях…

– Королях? – Едва заметная улыбка искривила его губы.

– Об одном короле, – прошептала Эффи, не в силах отвести от него глаз.

– И в этих твоих мечтах король одевал тебя в роскошные наряды и осыпал драгоценностями?

– Нет… – Ее щеки горели под его испытующим взглядом. – Такие мечты недопустимы для женщины моего положения.

– Тогда чего бы ты хотела от короля? – Он увидел, как слезы блеснули в ее глазах.

Эффи встала:

– Я должна заниматься делами.

Эффи лежала в постели, сгорая от внутреннего жара.

Любовные отношения с мужчиной никогда не стояли для нее на первом месте – собственно говоря, она вообще о них не думала. Эффи не берегла свою девственность как какой-то бесценный дар. Нет, она хранила ее просто как данность.

Не считая себя красавицей, Эффи думала, что именно поэтому мужчины не проявляли к ней особого интереса. Будь у нее хоть десятая часть той уверенности, что у Кристабель, или хотя бы крупица ее опыта…

От этих мыслей у нее запылали щеки. Секс и романтические отношения были для Эффи какой-то далекой мечтой. Но с того дня, когда она появилась здесь, когда увидела прекрасное обнаженное тело Закари, в ней словно что-то пробудилось. И вряд ли теперь ей удастся изгнать этот образ из своей памяти.