Плотский грех

– Что мне следует надеть?

– Все, что захочешь. Мы с Иви наденем длинные вечерние платья, не опасаясь жары – Басквош-мэнор полностью оснащен кондиционерами. Ра и Руфус облачатся в черные брюки и свитера, Боб Тирни – в смокинг, Николас Греко будет выглядеть как реклама Сэвил-роу^[14]. Моя банда будет одета попроще и преимущественно в белое – немой протест против того, что их заставили прийти.

В результате этого ленча Делия изнемогала от любопытства и, конечно же, согласилась, сообщив о своем решении секретарю. Детектив обшарила несколько своих шкафов в поисках чего-нибудь интересного, что подошло бы для этого, судя по всему, беспредела портновского искусства и стиля. Она нуждалась в приятном времяпрепровождении, ей было необходимо отвлечься.

Напряженное расследование дела Женщин-теней так и не обернулось успехом. Сделавший портреты фотограф не обнаружился: теперь фотоателье имелись лишь у признанных мастеров и отыскать одного из многочисленных вероятных дилетантов практически невозможно. Ведь любой потенциальный художник мог позволить себе купить превосходную однолинзовую зеркалку и дать рекламное объявление в «Желтых страницах». Разница в ценах на свадебные фото между одним из таких предприимчивых фотографов-любителей и признанным профессионалом медленно вытесняла последнего с рынка. Так что большую часть времени Делия потратила на обзванивание этих так называемых фотографов из «Желтых страниц». Некоторые из них даже пришли в здание окружной администрации взглянуть на портреты, но никто не признался в том, что их сделал.

Прибыв на место в своем красном «Мустанге», Делия обнаружила, что места для парковки располагались на внушительной территории поместья. Это была широкая гудроновая площадка, расчерченная белыми линиями и так удачно укрытая за высокой живой изгородью, что оказывалась вне поля зрения из разбитого рядом ландшафтного сада того типа, который не требует внимания и сосредоточенной работы специалиста: лужайки, кустарники, редкие деревья. Когда-то Басквош-мэнор, стоящий на гребне мыса между небольшой Басквош-бей и Миллстоун-Бич, был окружен участком в десять акров, но на стыке девятнадцатого и двадцатого столетий угодья были разделены, и четыре акра распроданы участками по одному акру. Сам дом был громадный, хотя мансардные окна третьего этажа заставляли предположить, что там располагалось помещение для слуг, поэтому на долю семьи оставалось самое большее два лестничных пролета. Делия прикинула, что, исключая третий этаж, первоначально тут могло располагаться примерно пятнадцать спален.

Детектив больше привыкла видеть тыльную сторону Басквош-мэнор, потому что та выходила на Миллстоун-бич, где на береговой линии стоял ее дом. С тыла особняк представлял собой гораздо менее приятный вид, включающий в себя уродливое множество покатых крыш, напоминающих кинотеатральный комплекс в торгово-развлекательном центре. От Иви Делия узнала, что крыши обладали столь значительными размерами из-за расположенного внутри театра и, главным образом, из-за гигантской сцены. Сам дом был выстроен из известняковых блоков и щедро оснащен высокими, широкими окнами. Где ему самое место, решила Делия, так это в Ньюпорте, на Род-Айленде^[15].

Внутри дом обнаруживал уникальный взгляд и вкус своих владельцев, и то, что при меньшем понимании и вкусе казалось бы вульгарностью, здесь было поднято на уровень роскошного величия, от которого захватывало дух. Если бы Делия только знала, что каждый предмет мебели и каждая портьера когда-то служили украшением какой-нибудь бродвейской сцены в те дни, когда бутафория делалась по особому заказу мастерами высокого класса и использовались исключительно наилучшие материалы. Богатое цветовое оформление выглядело роскошно. Тут были кресла в форме сфинксов, львов и крылатых ассирийских быков; стены оказывались обширными зеркалами, которые своими многочисленными отражениями проникали почти в бесконечность. Одна комната была полностью выложена розовой кованой медью. Разинув рот, Делия шагала по мраморным или мозаичным полам, пялясь на бесценные персидские ковры, и спрашивала себя, уж не попала ли она в зазеркалье, в иную вселенную. Не сказать, что она была незнакома с богатыми убранствами или с дворцами-усадьбами, но тем не менее чувствовала, что Басквош-мэнор – это невозможная фантазия.

Нос Делии оказался почти на уровне пупка Ра Танаиса; ей пришлось запрокинуть голову далеко назад, чтобы увидеть его лицо, озаренное изнутри тем, что она приняла за теплые, дружественные эмоции. Он подал детективу изящный хрустальный бокал белого вина; пригубив, она поняла, что вино отменное.

– Дорогая, вы великолепны! – воскликнул он. – Как посмела Иви вас прятать? Идите, познакомьтесь с Руфусом.

Тот уже поджидал ее, и при виде гостьи на его красивом лице нарисовалось остолбенелое выражение. Слои оборок из органзы красновато-лилового, кислотно-желтого, оранжевого и розового цветов. Ошеломленный, он споткнулся.

– Делия, дорогая, это моя вторая половина, Руфус Ингэм. Руфус, это подруга Иви Делия Карстерс. Разве она не великолепна?

– Никогда не меняйтесь! – выдохнул Руфус, целуя ей руку. – Это платье изумительно! – Он потянул ее в сторону, к полосатому дивану периода Регентства^[16] и сам сел рядом с ней. – Я должен знать, дорогая, где вы покупаете свою одежду?

– Швейный квартал в Нью-Йорке^[17], – сказала Делия, сияя, – но как только я привожу вещи домой, я разрываю их на части и делаю более интересными.

– В этом весь фокус. Что за взгляд у вас – полностью индивидуальный! Никто другой никогда не смог бы иметь успех в этом платье, но вы покоряете его, как Мерман^[18] песню. – Он улыбнулся, лаская ее взглядом. – Дорогая, очаровательная Делия, вы знаете здесь кого-нибудь?

– Иви и Джесс, но, кажется, я приехала раньше них.

– Превосходно! Тогда вы принадлежите мне. Видите вы обветшалого старого джентльмена, позирующего под портретом миссис Сиддонс^[19]?

Стремительно влюбляясь – безнадежно, но платонически – в Руфуса, Делия с интересом посмотрела на указанного пожилого, любезного и изящного человека.

– Я чувствую, что мне следует его знать, но его имя не приходит мне на ум.

– Роджер Дартмонт, который скоро будет петь у нас партию короля Кофетуа.

– Тот самый Роджер Дартмонт! – У нее отвисла челюсть. – Я не знала, что он такой… э… пожилой.

– Это подлинно он, очаровательная Делия. Бог разбил его форму на миллион кусочков, затем явился Люцифер и снова склеил их вместе, но в той же манере, в какой Исида склеила Осириса – невозможно найти фаллос.

Делия хихикнула.

– Это проблема, если его имя Роджер^[20]. – Взгляд Делии скользнул дальше. – Кто эта леди, что выглядит как лошадь, поедающая яблоко сквозь изгородь из проволочной сетки?

– Ольга Тирни. Одна из жен, моя дорогая. Ее муж – продюсер бродвейских постановок, включая и того недоноска, над которым мы работаем сейчас. А вон и он, тот, что в смокинге и похож на жокея. Они раньше жили в Гринвиче, теперь у них один из островов неподалеку от нашего мыса Басквош. – Подвижные черные брови Руфуса выгнулись дугой. – Роскошное место – или стало бы таковым, если бы Ольга не была такой пресной. – Он понизил голос: – Ходят слухи, что Боб Тирни неровно дышит к несовершеннолетним девочкам.

– Остров, – задумчиво проговорила Делия, – подошел бы превосходно.

Что-то в ее тоне побудило глаза Руфуса цвета хаки настороженно метнуться к ее лицу.

– Превосходно? – переспросил он.

– О, уединенность, звуковая изоляция и все такое, – туманно ответила она.

– Восхитительная Делия, чем зарабатывает себе на жизнь упоительно одетая дама с оксфордским акцентом в городке Лиги плюща?^[21]

– Ну, она может обсуждать Шекспира со студентами последнего курса Чабба, или заправлять элитным борделем, или работать с электронным микроскопом, или… – Широкая улыбка расцвела на ее лице, когда она сделала драматическую паузу. – …она может быть сержантом отдела убийств в полиции Холломана.

– Фантастика! – воскликнул он.

– Я не под прикрытием, дорогой Руфус, но я также не афиширую свою профессию, – сурово сказала Делия. – Ра вы можете сообщить, но я бы предпочла быть для всех остальных… о, хозяйкой элитного борделя или специалистом по Шекспиру. Как только люди узнают, что я коп, они занимают оборонительную позицию и автоматически цензурируют свой разговор. Были бы вы так откровенны, если бы знали?

На лице Руфуса появилась медленная улыбка.

– Грешным делом, вероятно, да. Я имею достойную сожаления склонность высказывать то, что думаю. Ну не превосходно ли это выражение? Я, как попугай, собираю способы высказывать всякое. Но если серьезно, буду нем, как могила. Однако ваша привлекательность растет с каждой новой порцией информации, которую вы мне скармливаете. Я обожаю необычных людей! – Его лицо изменилось. – Вы здесь по работе?

Делия была шокирована.

– О боже мой, нет! Я бы никогда не пришла сюда, если бы не знала Иви. Боюсь, мои полицейские дела такие же ветхие, как Роджер, хотя признаю, что детектив никогда не снимает своей шерлок-холмсовской шляпы. Так что, когда слышу что-то интересное, я заношу это в свое мысленное досье. У нас полно старых дел, которые мы никак не можем закрыть.

– Возраст, – изрек Руфус с великой торжественностью, – это самый худший преступник из всех, тем не менее он постоянно уходит от наказания. А! Вот входят Корнблюмы! Бен и Бетти. Она – та, что в норковой шубе до полу, а он – тот, что с бриллиантовым кольцом на мизинце. Бетти – единственная причина, по которой следовало бы запретить кондиционеры: они побуждают ее в августе носить норку в помещении. Это не выглядело бы так скверно, не будь она привержена к двухцветной норке – вылитая сиамская кошка.

– А она держит сиамских кошек? – спросила Делия.

– Двух. Сунь Ятсена и мадам Чан Кайши^[22].

– А чем Бен зарабатывает на бриллиантовые кольца?

– Продюсирует театральные постановки и фильмы. Он еще один спонсор. У них раньше был пентхаус на Парк-авеню, – непринужденно сказал Руфус, – но сейчас они живут в Доме Смита; вы его знаете – тот, что запрятан в расщелине Норт-Рок.

Делия выпрямилась.

– Смитов дом, неужели? М-м! Уйма уединенности. Есть ли у мистера Корнблюма какие-нибудь отвратительные секреты?

– Он любит лошадок намного больше сиамских кошек.

– Игрок? Наездник? Приверженец зоофилии?

– Дорогая, вы очаровательны! Лошадки, которых он любит, находятся в заднем ряду кордебалета.

– Я думала, их называют танцовщицами.

– Нет. Танцовщицы умеют танцевать, они стоят в первом ряду.

– Но Холломан не богат танцовщицами.

– Вот и Бетти так думала. Чего она не приняла в расчет, так это того, что в Холломане тысячи красивых девушек в разнообразных школах. Бен посещает занятия по всему: от машинописи до танцев и любительской фотографии.

Очень большая комната начинала казаться переполненной; по помещению рассеялись примерно двадцать человек, погруженных в беседу, уснащенную смехом, остротами, и, Делия была готова поклясться, сплетнями. Все они хорошо знали друг друга, хотя некоторые по прибытии вели себя так, словно значительное время прошло с того момента, как они в последний раз видели окружающие лица.

Верный своему слову, что Делия принадлежит ему, Руфус Ингэм повел ее знакомиться с присутствующими, снабжая информацией с таким простодушным видом, что ни один из гостей, знакомясь с ней, не имел ни малейшего понятия, что Руфус направляет разговор так, чтобы выжать из него максимальные сведения для сержанта полиции.

Из-за своего миниатюрного роста, Делия сомневалась, что сумеет когда-нибудь близко подружиться с Ра Танаисом, но зато была уверена, что это возможно с Руфусом Ингэмом. В случае с Ра пришлось бы постоянно напрягаться, чтобы охватить такого крупного персонажа. Политические карикатуристы иногда рисовали рослого генерала Шарля де Голля с кольцом облаков вокруг шеи, и Ра рождал такое же впечатление у Делии. В то же время Руфус вызывал эмоции, которые кричали о дружбе, старой, как мир; познакомившись с ним, детектив уже не могла представить свою жизнь без него. Будь Хэнк Джонс того же возраста, что и Руфус, он бы встал с ним в один ряд. Как странно, что в пределах одного лишь короткого лета Делии посчастливилось встретить двух столь интересных ей мужчин – ничего подобного не случалось с ее первых дней в Холломане. Подруги были важны и необходимы, но друзей-мужчин удавалось найти куда труднее. Очень счастливая, Делия позволяла знакомить себя с остальными гостями.

Детектива поразила Симонетта Беллини (урожденная Ширли Натт). Главная модель Ра Танаиса для свадебных платьев, она была высокой, худой и двигалась с бесподобной грацией. Ее по-скандинавски светлые цвет волос и тон лица придавали ей ореол девственной невинности, которую не могло нарушить даже открытое в обтяжку платье. Симонетта могла бы носить и мешок из рогожи, решила Делия, и все равно выглядеть как невеста.

– Черт, испорченная вечеринка, – простонала она, когда Руфус отошел, чтобы поохотиться на новую дичь.

– Что, простите? – спросила Делия, озадаченная.

– Явятся противные мозгоправы. Ра говорит, на такие сборища мозгоправы обязательно должны приходить, но они портят все веселье, – сказала Ширл. – Они смотрят на нас, будто на зверей из зоопарка.

– Мозгоправы к этому склонны, – согласилась Делия, насторожившись. – А зачем их непременно надо приглашать?

– Без понятия, – ответила Ширл.

По словам Джесс, Ра и Руфус приглашали психиатров ради их способности служить источником шероховатостей в обществе, а если верить Симонетте/Ширл, они действительно воспринимались как раздражители.

– Ты говоришь, на такие сборища, Ширл, а есть и другие виды сборищ? – спросила Делия.

– О, множество. Но мозгоправы приходят только на такие.

Типичная невеста, подумала Делия: газовая вуаль не только на голове, но и в голове.

И пока Руфус водил детектива от гостя к гостю, она заметила, что антипатия к «мозгоправам» была повсеместной. Настолько повсеместной, что она начала задаваться вопросом, насколько правдивыми были объяснения Джесс. Стали бы два таких любезных мужчины омрачать свою вечеринку ради ментальной стимуляции? Это казалось сомнительным, а значит, Ра и Руфус приглашали психиатров на определенный вид сборищ, чтобы сделать приятное Иви, которая умоляла их об одолжении доставить удовольствие Джесс. Пока что это была обычная вечеринка человек на пятьдесят; напитки и легкие закуски, за которыми далее, очевидно, последует фуршет, но народ все прибывал. Тут имелись и тайны, но они, похоже, были сфокусированы на Иви и Джесс, которые не являлись хозяйками этого дома, как и не оплачивали расходы на вечеринку.

Пока Делия перемещалась в пространстве и выдавала все подходящие к случаю банальности, мысли ее были заняты Иви и Джесс. «Я гораздо чаще вижусь с Джесс, чем с Иви, – думала она, – отчасти это происходит по моему выбору, но отчасти причина в самой Иви: она часто ездит в Нью-Йорк, связана обязательствами с Ра и Руфусом – не только благодаря кровному родству, но и бизнесу, – и живет далеко, на холме. Джесс живет за углом, наши профессии слегка связаны, и график работы позволяет совместные ленчи раз или два в неделю. И хотя Иви не настолько гигантских размеров, чтобы быть отталкивающей для такой карлицы, как я, нет сомнения, что существует невидимая граница. И она столь потрясающе хорошо одета! Забавно, что тетушка Глория Сильвестри не устрашает меня, когда дело касается одежды, в отличие от Иви. В ней есть черта холодной отчужденности. Нет, это неверное слово. Лучше подойдет слово «непроницаемая». Тем не менее мне она чрезвычайно нравится, я имею в виду настоящую Иви, скрывающуюся за тем, что ею не является. Иви знакомо страдание, ей доводилось переносить душевные травмы. Я не чувствую этого в Джесс, чьи травмы, как мне кажется, были связаны с профессиональной сферой: ее пол препятствует продвижению ее способностей. Иви же была травмирована морально, душевно…»

Перед носом Делии щелкнули тонкие пальцы, и раздался смех Руфуса.

– Спуститесь с небес на землю, очаровательная Делия! Я бы хотел познакомить вас с Тодо Сатарой, нашим хореографом.

Перед этим он смеялся над шуткой в компании Роджера Дартмонда и Долорес Кенни, имевшей на сцене не меньший успех; потом те отошли, а Тодо остался. Вероятно, сценическое имя, подумала Делия, поскольку человек не выглядел по-восточному: среднего роста, балетные движения тела, лицом слегка похож на Рудольфа Нуриева – татарин? От его энергии и сексуальности у нее захватило дух, несмотря на то что дни, когда сам он танцевал, явно прошли. Выражение его черных глаз было беспокойным; у детектива возникло впечатление, как от встречи с пантерой, не евшей несколько недель.

– По праву Делия принадлежит Иви и Джесс, – сказал Руфус, собираясь последовать за знаменитыми певцами, – но пока они не приехали, она моя, и я не уверен, что собираюсь ее возвращать.

Какой лакомый кусочек в разговоре бросить Тодо, чтобы сделать ему искусный комплимент?

– Я так восхищаюсь великими танцовщиками! – восторженно выплеснула она. – Самое крохотное их движение – чистая визуальная поэзия.

Он проглотил все это с довольным видом.

– Мы такие, какими создает нас Бог, – вот так просто, – сказал Торо с чистейшим акцентом штата Мэн. – На самом деле вы двигаетесь очень хорошо – решительно и строго, как высокопрофессиональная школьная учительница. – Зловещие глаза удовлетворенно оценивали ее. – Вы очень обманчивы, дорогая. Под оборками вы чрезвычайно подтянутая и, как я подозреваю, проворная. Готов поспорить, вы пробегаете сотню ярдов просто в мгновение ока.

Передав мысленный привет Хэнку Джонсу, она усмехнулась.

– Вы второй человек с рентгеновским видением, которого я встречаю за неделю! Мой лучший результат на ста ярдах действительно был поразительно быстрым, но тогда я тренировалась. О, это далось мне нелегко!

– Я мог бы научить вас некоторым чудесным комедийным хореографическим номерам.

– Спасибо, любезный сэр, я смогу обойтись и без них.

– Жаль, у вас есть сценическое обаяние. Не пытайтесь сказать мне, что проводите часы досуга в скучной серой комнате, в качестве интеллектуального развлечения глядя в телевизор, – я вам не поверю.

– Возможно, вы правы, – сказала она с жеманной напускной скромностью.

У двери, ведущей из холла, возникло какое-то движение; Тодо Сатара напрягся.

– О черт! Фальшивые фанфары, и входят наши лунатики.

Под какофонию приветствий вошли шесть человек. Ра и Руфус проводили их туда, где можно было оставить некоторые личные вещи, обмениваясь поцелуями с вошедшей Иви и пожимая руки остальным, включая Джесс. Это было интересно: шаткий альянс между семьей Иви и Джесс Уэйнфлит?

Иви, как обычно, взяла приз за лучший наряд – кобальтово-синее креповое платье длиною в пол; сама Делия же решила, что Джесс в своем темно-красном шелке просто великолепна. Обе они, стоя рядом, совершенно затмили жен миллионеров.

Остальные четверо вновь пришедших были психиатрами, троих из которых детектив уже встречала за ленчами в ресторане «Лобстер Пот». Номером четвертым, как она сейчас узнала, оказалась психиатрическая медсестра по имени Роуз, которая буквально вчера вышла замуж за старшего помощника Джесс и, соответственно, стала называться миссис Аристид Мелос. Двое мужчин были в белых тропических костюмах, две женщины – в белых платьях до колен. Это было не то чтобы больничное обмундирование, но определенно неуместное в этом тщеславном доме, с его тщеславными людьми. Что ж, эти люди – мозгоправы, поэтому играли в некую манипулятивную игру, догадалась Делия, и если в детстве их учили хорошим манерам, уроки не пустили корни. Они держались обособленным кланом и не нуждались в поощрениях, чтобы есть и пить; теперь, когда они прибыли, начался фуршет.

Тодо и Руфус повели Делию в буфетную и наполнили ее тарелку лакомствами: лобстером, креветками, икрой, хлебом с толстой коркой, неописуемо вкусными соусами и всем самым лучшим, с чем в этой комнате было приятнее всего общаться. Затем, с полными тарелками, все трое отправились к маленькому столику, как раз с тремя стульями. Идеально для беседы, но пока еще рано, подумала детектив, глядя во все глаза, а усики ее антенны тем временем подрагивали в полной боевой готовности.

Доктор Аристид Мелос, старший помощник, был худой и смуглый человек лет сорока с небольшим. Странно, что почти всем действующим лицам было в районе сорока. Его лицо выглядело невзрачным, выражение его – суровым, а глаза очень удобно скрывались за очками в роговой оправе с толстыми линзами. Его новоиспеченная жена относилась к суетливому, бурлящему типу, но Делия чувствовала, что, если заглянуть в ее бледно-серые глаза, особого веселья не ощутишь. Светлый цвет лица Роуз выиграл бы от розовой одежды; белый же просто обескровливал ее до окраса известковой статуи.

Двое других психиатров тоже являлись семейной четой: доктор Фред и доктор Мойра Кастильоне. От них исходило ощущение продолжительного брака, благословленного парой детишек. Делия знала, что Джесс ценила пару Кастильоне больше, чем Мелоса, которого находила упрямым и наделенным узостью взглядов. Мойра была рыжеволосой и кареглазой, имела простое лицо и мало обаяния, тогда как Фред оказался общительным и кипел энтузиазмом. Он обладал даром казаться внимательным слушателем, хотя слушал ли он на самом деле, оставалось неясно, поскольку глаза его ничего не выдавали. Как большинство супружеских пар, занимающихся одним и тем же делом, они действовали как команда, сообща обсуждали новые идеи и понимали друг друга с полуслова.

Трапеза закончилась, Тодо откланялся, и Делия начала свои расспросы.

– Руфус, почему вы с Ра приглашаете джессовых мозгоправов на свои, как Ширл их называет, сборища?

– А, вы уловили отрицательную обратную связь.

– Что за вздор! Надо быть мертвым, чтобы не уловить эмоций, которые так сильны. Ваши люди сильно не любят джессовых мозгоправов.

– К несчастью, это так, – сказал Руфус со вздохом. – Это имеет прямое отношение к музыке, к комфорту Джесс и в конечном счете к нашему долгу и любви по отношению к Иви. Это берет начало в 1962 году, когда мы пригласили Джесс на вечер, очень похожий на этот. Она вернулась в ХИ, восторженно о нем отзываясь, и ее старший персонал вбил себе в головы, что они тоже должны быть приглашены. Поэтому они начали ее донимать.

– Из-за того что их не пригласили на вечеринку, устраиваемую людьми, которых они не знали? Личными друзьями Джесс, не связанными с ее работой?

– Вы лучше поймете это, когда вечер закончится, – заверил Руфус. – И я бы предпочел, чтобы вы на собственном опыте пережили то, что будет происходить. Пережили с тем же самым неведением, которое в свое время было у Джесс, поэтому сейчас я не хочу ничего объяснять. Просто поверьте мне на слово: Джессовы психиатры почувствовали себя обойденными и сочли, что они заслуживают того, чтобы их приласкали. – Он пожал плечами, иронически усмехаясь. – Производственная ситуация может быть некомфортной, когда люди, которые считают себя незаменимыми, вбивают себе в головы, что их недооценивают. Они жаловались и ворчали.

– Джесс очень сильная и достаточно безжалостная женщина, – не унималась Делия, не убежденная его доводами. – Специалисты старшего звена, ведущие себя как дети? В качестве объяснения, Руфус, это слабо, хотя я не сомневаюсь, что именно такое объяснение было скормлено вам с Ра. И, возможно, Иви тоже.

– Аргумент принят. Лично я склонен думать, что Ари Мелос или один из Кастильоне подловили Джесс на бюрократической оплошности, объяснять которую она сочла затруднительным.

– Вот это более вероятно. Преступники, которым положена смертная казнь и которые заключены вместо этого на пожизненный срок как психически больные, становятся пациентами заведений, подобных ХИ, и бумажная работа там – настоящий кошмар, – усмехнулась Делия. – Вы раззадорили мое любопытство. Я умираю от желания выяснить, в чем специфика такой вечеринки. Должна признаться, что прибытие психиатров немного походит на нашествие бабочек-капустниц на оранжерею с орхидеями.

К детективу направлялись Джесс и Иви, и Руфус удалился.

– Вы обе выглядите сенсационно, – улыбнулась она, целуя Джесс в щеку и, слегка подпрыгнув, Иви в подбородок.

– Извини, что мы так поздно, – сказала Джесс. – Конференция.

– В августовскую субботу?

– Или в августовское воскресенье, – сухо ответила Джесс. – Не говори мне, Делия, что с тобой такое не случается.

– О, понимаю. Я обожаю Ра и Руфуса.

– Я знала, что они тебе понравятся, – сказала Иви.

– Быть может, это даже лучше, что ты познакомилась с Ра и Руфусом без нашей моральной поддержки, – прибавила Джесс, загадочно поблескивая черными глазами. – Сразу видно: ты находишься в своей стихии. Извините меня, девочки, я вижу великую Долорес Кенни. – И Джесс отошла со взволнованным видом.

Несмотря на свой сногсшибательный внешний вид, Иви казалась… несчастной?.. нездоровой?.. встревоженной? Что-то с ней было не так, хотя Делия полагала, что это не имеет отношения к Ра, Руфусу, Джесс или вечеринке. Возможно, она почувствовала себя вовлеченной в ситуацию, которую спровоцировали мозгоправы Джесс? Но почему она должна переживать на этот счет сильнее, чем Джесс? Вне зависимости от того, как, вероятно, чувствовала себя Джесс в 1962 году, когда произошли эти непредвиденные осложнения, к 1969 она явно примирилась с ситуацией.

Делия дотронулась до руки Иви.

– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?

Взгляд красивых голубых глаз опустился, останавливаясь на лице Делии. В глубине их застыло испуганное выражение, затем они начали наполняться слезами. Прекрасно накрашенный красный рот на миг дрогнул, затем стало видно, как Иви взяла под контроль свои непокорные эмоции и улыбнулась.

– Да, Делия, я в порядке. Но спасибо за беспокойство. Ты очень восприимчивый человек.

– Я бы не стала делать таких далеко идущих выводов, дорогая, но я могу отличить, когда люди, которых я люблю, встревожены.

– Встревожены… Да, встревоженность – это хорошее слово для моего душевного состояния. Это сугубо личное, и к завтрашнему дню я буду в полном порядке. Ты веришь в добро и зло? Я имею в виду то, чему нас учили в первом классе?

– Ты хочешь сказать, прежде, чем мы поняли важность серого цвета?

– Да, именно. – Она пригубила мартини. – Отойдем вон туда на минуту, не возражаешь? Никто нас не заметит.

Заинтригованная и взволнованная, Делия последовала за своей возвышающейся над ней подругой к двухместному викторианскому диванчику «тет-а-тет», с сиденьями, разделенными подлокотником и обращенными в разные стороны. Он был заткнут в угол и частично скрыт изящными листьями кудрявой пальмы. Детектив села напротив Иви, при этом головы их почти соприкоснулись. «Как это по-викториански! – подумала Делия. – Нижние части тела отстранены друг от друга, а верхние – в тесном соседстве. Поддерживает целомудрие во влюбленных парочках!»

– Что случилось? – спросила Делия, ставя их бокалы на широкий подлокотник, отделяющий ее от Иви.

– Я значительно старше Ра, – начала Иви, – и Айвор, наш отец, был шофером, телохранителем, смотрителем имения и бог знает кем еще у Третьего Антонио Карантонио.

Значительно старше сорока лет? Потрясенная, Делия уставилась в находящееся перед ее глазами лицо, но не смогла разглядеть ни единой приметы возраста.

– Я живу в Малом Басквоше всю свою жизнь, – продолжала Иви, не замечая ощущений, которые она возбудила в Делии. – Наша с Ра мать была… недалекой женщиной – она не умела ни читать, ни писать, и ей едва удавалось вести дом. Когда в двадцатом году Антонио Третий умер и ему наследовала доктор Нелл, Айвор продолжал хозяйничать у нее. Заметь, она редко там бывала – университет и медицинский факультет имели для нее приоритетное значение. Я обожала доктора Нелл! Когда она исчезла, мой отец словно обезумел, хотя я только потом поняла: он ожидал быть упомянутым в ее завещании, и все его неистовое поведение означало, что он просто искал это самое завещание. Что ж, завещания не нашлось, поэтому ему пришлось заискивать перед новой наследницей, Фенеллой – тоже Нелл.

Делия беспокойно огляделась, не уверенная, куда именно ведет эта история, и начиная задаваться вопросом, стоит ли ее излагать в столь людном месте. Иви же продолжала подтверждать впечатления Делии.

– Мой отец был очень странным человеком. Он был гетеросексуалом и одновременно гомосексуалом… – Она с удивленным видом осеклась, когда Делия схватила ее за руку. – Что такое?

– Иви, сейчас не время и не место. Ты свободна завтра? Могла бы ты прийти ко мне на ленч и там все рассказать?

Лицо Иви словно обвисло от облегчения. И сразу же Делия заметила на нем если и не все дополнительные годы, то хотя бы часть из них.

– О да! Я приду.

С улыбкой оставив Иви на попечение группы моделей, Делия присоединилась к докторам Кастильоне. От них ей не было нужды скрывать свою профессию; благодаря Джесс они знали, что она коп.

– Видно, вы не чувствуете себя здесь рыбой, выброшенной из воды, Делия, – сказала доктор Мойра. – В этом зверинце вы как дома.

– Вы так это видите? Как зверинец?

– Мойра имеет в виду, – встрял доктор Фред, – что вы чрезвычайно умны и изобретательны.

– Но зверинец? – настаивала Делия.

Доктор Мойра издала сдавленный смешок.

– Так или иначе, скопище извращенных животных.

«Я начинаю понимать, почему их не любят, – подумала Делия, – они держатся снисходительно. Я бы побилась об заклад, что их квалификация очень заурядна, но относится ли это к Ари Мелосу? Бедная Джесс! Зарплаты в сфере общественного здравоохранения не обеспечивают блестящих помощников».

– Извращенных в смысле гомосексуальных? – спросила она.

– Извращенных в смысле экстравагантных, – пояснила доктор Мойра.

– Зачем приходить, если эти люди не вашего типа?

Кастильонес уставились на детектива, как если бы она сама была… с чудинкой.

– Наша неизменная страсть, – ответил доктор Фред.

– А именно?

– Музыка. Мы с Мойрой стараемся сформировать оркестр Холломанского института – я дирижирую, она играет на скрипке. Музыка действительно смягчает свирепую душу.

– Восхитительно, – сказала Делия.

Подошли доктор Ари Мелос и его новобрачная, оба пили красное вино; Мелос был очень рад находиться здесь, но Роуз выглядела не в своей тарелке.

– Прием в салоне Ра – для меня одно из важнейших событий в году, – сказал Мелос, – и я не могу дождаться, когда Роуз испытает то, о чем она пока только слышала. Какие там сегодня припасены угощения, хотел бы я знать.

И Кастильоне нехотя кивнули.

«Так-так, мы продвигаемся вперед, – подумала Делия. – Все это имеет отношение к музыке».