Культ

– Еще часто использовали бубен или барабан, – медленно продолжал Даниил, – потому что звуки на определенных частотах и ритм входят в унисон с вибрациями и ритмом самого мироздания…

Он не знал, откуда ему сейчас приходили в голову такие мысли: чистая фантазия, импровизация на тему, которая увлекла его самого.

– Вот такой ритм? – Женя, раздувая толстые щеки, принялся издавать звуки, похожие на сердцебиение огромной лягушки – навык, неоднократно использовавшийся на скучных уроках. Макс подстроился в ритм и начал постукивать себя по ляжкам.

– Потом приступали к самой молитве. – Даниил не сводил глаз со светящегося экрана планшета. – Начинать следовало с прославления. Например, «Слава тебе, о великая Мать!».

– Дай нам тебя за жопу обнять! – мгновенно продолжил Женя.

На этот раз в голос захохотали все, даже Даниил. Он, правда, на мгновение испугался и скосил глаза на планшет: «А вдруг обидится?»

– Круто, Жека! Вот ты моришь!

– Отлично получается, давайте продолжать! – воскликнул Рома и заунывно пропел: – Слава тебе, о великая Мать! Дай нам тебя за жопу обнять!

– К сиськам твоим дружно мы припадем, – добавил Женя.

– Желаний любых исполнения ждем! – закончил Даниил.

Получилось действительно складно. Надо было закрепить: Женя снова принялся ухать, как объятая похотью исполинская жаба, Макс барабанил по бедрам, а Рома с Даниилом выводили, завывая:

 
Слава тебе, о великая Мать!
Дай нам тебя за жопу обнять!
К сиськам твоим дружно мы припадем,
Желаний любых исполнения ждем!
 

Даниилу было, конечно, весело, но он ни на секунду не забывал об охране наверху, которая запросто могла услышать гомон этого диковатого подземного балагана, а еще о том, что время идет, а ему позарез необходимо вернуться к дому Макса до без четверти двенадцать. Нужно было как-то это прекращать.

– Ну все, все! – громко сказал он, перекрикивая хохот и пение. – Можно уже желания загадывать!

Все замолчали, тяжело дыша и глядя на Даниила.

– Какие желания?

– Любые, какая разница, – он махнул рукой и чуть не добавил: «Главное, побыстрее».

Друзья задумались. Даниил посмотрел на экран: в правом верхнем углу различались цифры «23.20».

– Ну вот, например, – с досадой начал он, – я не хочу завтра идти в бассейн.

Даниил простер руки к парящей в черной пустоте Венере и заголосил:

– Мамочка! Сделай так, чтобы я не ходил больше в бассейн! Понятно?

Рома кивнул, тоже протянул руки к планшету и сказал:

– Мамочка, отмени контрольную по математике в понедельник! Иначе мне жопа!

Женя подумал секунду-другую, пожал плечами и произнес:

– Мамочка, сделай так, чтобы я набил больше всех НР на штурме Замка Дракона в Warriors World.

– Чего? Такое вообще можно загадывать? – Рома посмотрел на Даниила.

Тот махнул рукой.

– Можно. Она богиня, поймет. Макс, твоя очередь, ты последний остался.

Макс наморщился и задумался. Никаких особых желаний в голову не приходило. Даниил подпрыгивал на камне замерзшим и онемевшим тощим задом.

– Макс, давай резче, а?

Тот набычился и изрек:

– Хочу завалить Комбата в спарринге!

Это было немногим понятнее, чем про НР и Замок Дракона, но для завершения игры годилось.

– Итак, именем великой Мамочки все да исполнится!

Даниил быстро снял с полки планшет, выключил его и виновато посмотрел на приятелей:

– Парни, если честно, то мне реально домой пора. Двинем обратно, ладно?

Они все-таки опоздали, хотя через Слободку неслись бегом так, как будто за ними погнались разом все ее кошмарные обитатели. Когда задыхающийся, перепачканный, раскрасневшийся Даниил прыгнул на заднее сиденье Range Rover, часы на приборной доске показывали 23.55. Андрей посмотрел в зеркало на сына шефа, ничего не спросил и сказал только:

– Не волнуйтесь, Даниил Петрович, за пять минут долетим.

Куртку Даниил кое-как успел почистить, но руки выглядели так, словно он лично раскопал ими могильник каменного века. Дверь, сонно щурясь и кутаясь в черный халат, открыла мама.

– Папа спит уже, – шепотом сообщила она, посмотрела на вымазанные в грязи ладони сына, черные пальцы с траурной каемкой вокруг ногтей и ахнула: – Сынок, где это ты так?!

Даниил начал было сочинять на ходу, что споткнулся на пороге у дома Макса, но мама только махнула устало рукой и отправила его умываться.

Спал Даниил в эту ночь крепко и без сновидений. Уже под утро, в мертвый час между тьмой и рассветом, пошел дождь. Резко усилившийся ветер зло швырял в потолочные окна мансарды крупные капли воды. Море заволновалось, раздраженно забилось о берег белыми пенными гребнями на черных волнах; мертвые корабли у причалов ожили, зашевелились, со скрежетом стали тереться облезшими ржавыми бортами. По городу пронеслись сквозняки и тревожные сны. А за пределами горизонта в глубине темных вод что-то вздрогнуло несколько раз, будто ударили в большой барабан, отозвавшийся вязким и низким звуком.

Глава 4

Рабочие дни Карина любила. Ей вообще очень нравилась работа, и не только потому, что когда-то она сама выбрала профессию медсестры. На работе можно было не думать, освободиться от навязчивых мыслей, занимаясь лишь тем, что действительно важно, – своим делом. Это всегда срабатывало: и когда она стремилась убежать от воспоминаний о нескольких кошмарных годах в детском доме; и когда приходилось глушить в себе изматывающую, тоскливую жажду мести, не находящую выхода и каждую ночь клубившуюся черными снами; а когда она получила возможность свершить отмщение, ядовитыми каплями отмеряя страх и страдание уже забывшему ее обидчику, работа помогала не думать о том, на что пришлось пойти ради этой мести. Сейчас работа в психоневрологическом интернате избавляла от других мыслей: о ее нынешнем положении, о будущем, а главное – об Аркадии Леонидовиче, которого она даже в мыслях называла «А. Л.» просто потому, что не могла понять, кто он ей. Муж? Друг? От определения зависело столь многое, что проще было не думать, не беспокоиться, а вместо этого сосредоточиться на назначениях и хозяйственных нуждах. Да, при мыслях о своем странном спутнике Карина чувствовала нежное, волнительное тепло, но в этом присутствовала и тревога. И если сложно было самой определиться с ответом на вопрос: «Кто он для нее?», то уж вопрос: «Кто для него она?», и вовсе мог разрушить хрупкое душевное равновесие и непривычное для Карины ощущение покоя. В своей жизни она была сиротой при живой матери, жертвой малолетних насильников, мстительницей, убийцей, колдуньей, ведьмой, преступницей, но никогда не была той, кого любят, оберегают и ценят. Да, была еще и Валерия, но она погибла в огне, охватившем подвалы Виллы Боргезе, да и воспоминания о ее тепле и заботе связаны с такими эпизодами, о которых лучше забыть.

Как тут не любить работу.

Городской психоневрологический интернат – а проще, дом престарелых для тех, кто или остался один, или чьи близкие не захотели ухаживать за выживающими из ума стариками, – располагался в длинном деревянном двухэтажном здании, построенном еще в конце позапрошлого века на западной окраине Слободки. Кажется, это был дом кого-то из первых рыботорговцев, обосновавшихся в поселке Кривая Губа. От поселка остался только десяток просевших, черных, рассыпающихся от гнили и ветра домов, а вот особняк еще скрипел и охал в ожидании неизбежного конца – совсем как его обитатели.

Карина, пригибаясь от сильного ветра, вцепившись в зонт одной рукой, а другой придерживая на голове платок, поднялась по широкой пологой лестнице вычурного деревянного крыльца с колоннами и античным фронтоном, на котором чернела надпись, следы давно отвалившихся букв: «AMOR VINCIT MORTEM». Любовь побеждает смерть. Еще увидев эту надпись впервые, Карина подумала, что из этих слов непонятно, кто кого побеждает. Возможно, этого точно не знал и тот, кто сделал надпись. По обе стороны от высоких двойных дверей ярко светили два круглых электрических плафона, как бельма, таращащиеся в дождливую темноту. Мокрые ступени чуть прогнулись под низкими каблуками черных туфель, с протяжной натугой открылась створка высокой двери, и Карина вошла внутрь.

Здесь пахло больницей и старостью сильнее, чем в обычных заведениях такого рода: ведь дерево лучше впитывает запахи, а еще – нелегкие мысли, одиночество и тоску. Карина расстегнула плащ, стряхнула зонт, с которого, как с большого кропила, сорвались на истоптанный пол капли небесной влаги, и посмотрелась в зеркало. Поправила черный локон, выпавший из строго стянутых в хвост на затылке волос, оправила бежевую блузку и поднялась на второй этаж.

Интернат был рассчитан на сто человек, но сейчас в нем жили – а точнее, уже доживали – только четыре десятка стариков в различной степени умственного расстройства, так что в комнатах, рассчитанных на четверых, размещалось по двое больных, а некоторые, кому еще позволяло здоровье, и вовсе жили отдельно. Медсестер было семь: четыре на первом этаже, где располагались тяжелые больные, уже полностью утерявшие связь с этим миром, и три – на втором. Еще было два санитара, один из которых немногим отличался по уровню интеллекта от обитателей интерната, одна пожилая санитарка тетя Люся и четыре врача: персонал дома живых мертвецов, смотрители склепа для заживо погребенных, духи Чистилища, где еще томящиеся в смертных телах души ожидали повестки в рай или ад.

Карина переоделась, приняла смену, пробежала глазами журнал назначений и бросила взгляд на часы: 19.45. Она всегда предпочитала приходить на работу чуть раньше.

– Здравствуйте, Карина Максимовна! – поприветствовала ее тетя Люся, вперевалку ковыляющая по узкому коридору со шваброй и мятым ведром, источавшим едкую, кислую вонь.

– Добрый вечер, тетя Люся! – улыбнулась Карина и, как и всегда, удивилась тому, как это у нее здорово получается – улыбаться. – Как у нас сегодня, все ли в порядке?

– Вот, Тамару Николаевну из шестой комнаты стошнило, – тетя Люся качнула ведром. – А про вас Леокадия Адольфовна спрашивала, когда, мол, Карина придет, когда придет. Прямо любит она вас.

– Спасибо, обязательно к ней зайду, – снова улыбнулась Карина.

Тетя Люся тоже скривилась в улыбке, покачала пегой головой – волосы у нее были частью еще темные, частью седые и носили следы попыток окрасить их хной – и неспеша пошла дальше; под тяжелыми косолапыми ступнями жалобно скрипели половицы, позвякивало ведро. Карина еще раз посмотрела на часы: что ж, можно и зайти к Леокадии Адольфовне. Карина ее тоже любила.

Леокадия Адольфовна Успенская была из редких благообразных старушек, которые до конца своих дней носят туфли на каблучке, пользуются макияжем и следят за внешним видом с той тщательностью, которой можно было бы поучиться многим из тех, кто годился им во внучки: юбка, блузка с бантом, розовый шейный платочек, кофточка или даже старомодный пиджак. Она вполне справлялась с делами личной гигиены и каждое утро спускалась на первый этаж, в душевую, где минут двадцать стояла под струями ледяной воды: с горячей тут то и дело случались перебои. В истории болезни Леокадии Адольфовны значился 1913 год рождения, что, несомненно, было ошибкой: не могло же ей быть сто лет? Карина думала, что кто-то, много лет назад, когда старушка поступила в интернат, перепутал местами две последние цифры. Комната ее располагалась в самом конце коридора и имела два окна, одно из которых выходило на верфи старого порта, а другое – на ангары и склады вокруг товарной железнодорожной станции. Не самый радостный вид, но Леокадию Адольфовну, похоже, он более чем устраивал. Вот и сейчас, когда Карина вошла в ее комнату, она чинно сидела на стульчике у окна и смотрела в промозглую тьму на яркие огни порта. Хотя кто знает: может быть, она думала, что смотрит на звезды. Болезнь Альцгеймера, хоть и в начальной стадии, проявлялась порой слишком явно. Леокадия Адольфовна называла Карину «моя милая девочка» и любила рассказывать ей удивительные истории из своей жизни, а может быть, тех жизней, которые она хотела бы прожить.

– Я была певицей, и очень, очень известной, – говорила она. – Как мне рукоплескали в зале Дворянского собрания в Петербурге! Сама Вера Панина называла меня своей преемницей, а Плевицкая завидовала черной завистью, особенно за то, что Лёнечка Собинов увлекся мной, а не ею!

И пела «Утро туманное…» приятным, звучным контральто.

Карина подсчитывала в уме, вспоминала, что Панина умерла за два года до самой оптимистичной даты, указанной в качестве года рождения Леокадии Адольфовны, но слушала. Рассказывала Леокадия Адольфовна вдохновенно.

– Лично Бочкарева приняла меня в «батальон смерти»; о, как мы поднимались в атаку под Крево! Карина, милая моя девочка, что за женщины были в нашем отряде: красавицы, умницы, отважные, самоотверженные, знаешь, таких уже нет и не будет. Сняли таких людей с производства за ненадобностью. Но как мы шли, как атаковали в штыки! И знаешь, ведь они все, все погибли!

И плакала.

Карина потом спрашивала у А. Л. про женские батальоны: удивительно, но ни в именах, ни в фактах Леокадия Адольфовна ошибок не делала. В ее рассказах были искренность и достоверность любви, и Карина не обращала внимания на то, могло или нет происходить все это с ее странной приятельницей. Ей просто нравилось слушать.

– Добрый вечер, Леокадия Адольфовна! – поздоровалась она.

Старушка обернулась, радостно улыбнулась и сделала приглашающий жест.

– Карина, девочка моя милая, входи, входи! Я рада тебя видеть. А то сегодня что-то покоя мне нет, – и нахмурилась.

– Что-то случилось? Плохо себя чувствуете? – обеспокоилась Карина.

Леокадия Адольфовна махнула рукой.

– Это все девчонки. Надоели мне, уже пару дней тут ошиваются, паршивки.

Карина почувствовала, как сжало сердце.

– Какие девчонки? – спросила она, не уверенная, что хочет слышать ответ.

– Да ходят тут две. Все просят: «Поиграй с нами, бабушка, поиграй с нами!» Как тебе это понравится? Одна еще ничего, горемычная, а вот другая – противная такая, настырная. Я их гоню, говорю: «Брысь, пойдите прочь, я не ваша бабушка!», а они уйдут – и снова возвращаются.

Карина молча присела на краешек кровати, аккуратно застеленной линялым одеялом.

– А когда они приходили последний раз? – осторожно спросила она.

– Да вчера. Думаю, это все из-за нее. – И Леокадия Адольфовна задумчиво посмотрела в окно. По черному стеклу расползались под ветром водяные разводы, в которых преломлялись огни порта.

Наверное, кто-то мог бы списать все на галлюцинации бедной старушки, мозг которой сдавался под натиском неумолимой и неизлечимой болезни. Но не Карина.

– Из-за кого, Леокадия Адольфовна? Из-за кого все это?

Старушка смотрела в окно, куда-то на запад, за окраину города, и покачивала головой.

– Ее выпустили на свободу. Нельзя было этого делать. И она голодна, очень, очень голодна.

Леокадия Адольфовна повернулась, посмотрела на Карину и твердо сказала:

– И ты, деточка, не вздумай ее кормить.

Тусклая желтая лампочка под потолком мигнула и резко погасла, а вслед за ней исчезли во мраке огни порта и фонари у складов и ангаров.

На город опустилась тьма.

* * *

Штурм замка Золотого Дракона требовал основательной подготовки. Это не какая-нибудь охота на монстров и даже не отражение атаки на город: тут требуются точный расчет и слаженная командная работа. И с тем и с другим дела обстояли отлично, но замок пока оставался непокоренным: никакой выгоды, одни потери.

Женя никогда не принимал наркотиков и вовсе не увлекался алкоголем. Он даже не курил. Зачем все это, когда есть другие, куда более безопасные и сильные стимуляторы? В онлайн игры в «единице» мало кто играл, все предпочитали шутеры, гонки и файтинги на приставке или компьютере; ну, может, и было несколько новичков, время от времени поигрывающих в какие-то стратегии, но уж точно никого, кто мог бы сравниться с троллем J-Hammer 25-го уровня в «Линии огня», демоном MotherFucker 18-го уровня в Heaven&Hell, и самое главное – с великолепным орком Jack Ripper чистого 40-го апа в Warriors World – последний был предметом особой гордости Жени, его любимым персонажем, достигшим многого в своей недолгой виртуальной жизни: отдельный дом в городе, домашний грифон, два комплекта доспехов и жена, прекрасная эльфийка Андомиэль, звавшаяся в реальной жизни Галиной и проживавшая примерно в двух тысячах километрах от Северосумска, в далеком южном городке вместе с мужем и тремя детьми.

Сегодня Jack Ripper был готов к новой попытке покорить самый неприступный замок в игре. В комнате полумрак, экран монитора приглушенно светится пестрым, как окно, ведущее в глубины фантастически прекрасного мира; рядом на столе бутылка колы и большая тарелка с бутербродами. Вот они, прекрасные минуты предвкушения. Особенно приятно, что дома никого нет. Отец в принципе здесь редкий гость: «Старпом, сынок, – это такой человек на корабле, который почти никогда не сходит на берег». Вот он и не сходил, даже когда его СРЗК возвращался в Северосумск, разве что выкраивал день-другой, но сейчас отец был где-то далеко, за горизонтом, среди фьордов и шхер дальних морей. Мамы тоже не было дома. По субботам, если у нее нет дежурства, она уходит из дома вечером, а возвращается ночью, а чаще под утро. Женя не спит, хоть мама об этом не знает, но все равно заходит к нему, чтобы поцеловать, и он старается увернуться: от мамы пахнет сладковатым алкоголем и резкими мужскими духами, а губы у нее покрасневшие, припухлые и липкие. Обладателя мужского парфюма с резким запахом Женя готов был убить. Он чувствовал острую ревность, стыд за мать, обиду за отца, но понимал: такова жизнь, что поделать. Папа почти не появляется дома, но даже если бы и не так, он, прямо скажем, не роковой красавец с мягкой обложки женского романа: сорокалетний, высокий, но толстый, с большим круглым носом, одышкой, плохой кожей и жирными черными волосами. Маме тридцать шесть, но выглядит она на двадцать пять: яркая, стройная, с длинными вьющимися светлыми волосами и такими живыми, такими огненными глазами, что Женю бросало в жар, когда мама случайно попадала в него тем взглядом, который обычно предназначался другим. Ух. Сестра Инга явно пошла в мать: тоненькая, но фигуристая, блондинистая, длинноногая, вертлявая, глазастая, в дни короткого северного лета не вылезавшая из шорт, больше похожих на трусы, и коротких топиков. Тоже ух. Сестра, как и Женя, училась в «единице», в выпускном классе, и входила в число девчонок, вдохновляющих старшеклассников на яростно-мечтательную мастурбацию. Сегодня она отправилась с подругами в «Селедку» – будут там пить коктейли, строить глазки командированным мужикам с «Созвездия» и врать, что уже исполнилось восемнадцать. Ну и отлично – никто не ворвется в комнату с какими-нибудь дурацкими разговорами в самый разгар боя.

Женя посмотрел в чат, потом на часы: до назначенного времени штурма оставалось еще минут десять, но что-то никто из его группы пока не появился. Впрочем, придут, никуда не денутся. Пропустить согласованный штурм замка Золотого Дракона – дело немыслимое. Все товарищи Жени по игре были из Северосумска, но жили в других районах, кто на Тройке, кто в Заселье, кто на Рогатке. Их клан назывался Nordic Forces и включал в себя гнома Трампуса, гоблина DarkSide, двух людей – Гробокопателя и 123_Dirty Pervert_456, а еще эльфа Тимануила и тролля Дерибаса – трех школьников, девочку из текстильного техникума, прикидывающуюся мальчиком, машиниста тепловоза и тридцатипятилетнего программиста из «Лиги». Последним двум Женя немного завидовал: взрослые мужики, зарплата и все такое, могут покупать себе крутые доспехи и оружие за реальные деньги. Сам Женя такой возможности не имел, но зато он очень хорошо умел считать и продумывать стратегию боя: как увеличить силу, сколько очков поставить на магию, какие вещи лучше скомбинировать и какие магические свитки использовать. Его уважали. Он был мощным и авторитетным бойцом.

В ожидании группы Женя открыл еще одно окно браузера и быстро ввел адрес. На экране раскинулось яркое лоскутное одеяло порносайта, как фуршетный стол на любой вкус. Для полноценной, долгой, вдумчивой мастурбации времени нет, но немного взбодриться перед важным боем не помешает. Он не стал открывать все ссылки, просто быстро ввел в строке поиска «brother sister» и «mom & son» – и вот они, любимые сюжеты. Не выбирая, открыл в новых вкладках несколько роликов, оглянулся опасливо по привычке на закрытую дверь – он специально для таких случаев прикрутил на нее шпингалет – стянул штаны и положил руку на член. Из наушников понеслись шепот, стоны и крики. Дело вроде бы и пошло, даже мелькнула мысль, что можно успеть, но тут беспорядочные звуки коитуса перебил короткий писк: новое сообщение в чате игры. Женя быстро свернул порносайт: да, так и есть, соратники стали прибывать в город.

Ладно, потом. Если штурм пройдет успешно, можно будет отметить.

На часах было 19.45.

Замок Золотого Дракона состоял из пяти этажей, каждый из которых защищали полчища монстров, чем выше – тем сильнее и злее. Первый этаж они прошли без потерь и даже без использования лечебных свитков: драгены и фонги малых уровней не смогли нанести никакого урона. Женя шел вторым после Дерибаса по набитым НР и только сейчас вдруг вспомнил про Мамочку.

«Ну, сисястая, не подведи», – подумал он.

Nordic Forces ворвались на второй этаж. Тут, кроме монстров, был один черный дракон, так что пришлось потрудиться: не повезло DarkSide, которому пробили доспех и сняли едва ли не треть жизни, но остальные, навалившись, добили зловредного ящера и перешли на третий этаж.

Здесь начался настоящий бой. Визжали монстры, два черных дракона, кружа по каменным залам, изрыгали пламя и сокрушительно били хвостами с шипом на конце, стены крошились от магических рикошетов, протяжно звенели щиты, свистели стрелы, мечи врубались в плоть и черную чешую.

«Джек, я пропускаю, возьми третьего и пятого!»

«Дарк, жри свиток!»

«Дирти, прикрой!»

«Мочите раненого драка!»

Когда третий этаж был позади, у Жени по вискам струился пот. Он жадно отхлебнул колы, надкусил бутерброд, вытащил из сумки запасные лечебные свитки и приготовился. Их осталось пятеро: DarkSide и девочка-мальчик 123_Dirty Pervert_456 пали в неравном бою. Женя посмотрел на результаты: по-прежнему второй. Неплохо.

Он поднялся на четвертый этаж и остановился. Теперь надо было согласовать действия с остальными, но они почему-то молчали. Время шло. Игровой таймер отсчитывал обратное время в секундах: 456…455…454…

Что за черт?!

Он взглянул в чат и обомлел:

«Трампус покинул город».

«Гробокопатель покинул город».

«Тимануил покинул город».

«Дерибас покинул город».

Орк Jack Ripper стоял в одиночестве на четвертом этаже замка Золотого Дракона перед ордой монстров и парой красных ящеров.

Женя схватился за мобильный. Что-то пошло не так, но что?!

Трампус, он же учащийся шестого класса школы № 3 Степан Русь, ответил после второго гудка.

– Что за дела?!

– Брат, электричество отрубили во всем городе, посмотри в окно! Модем, роутер – ничего не пашет.

Женя выругался, выскочил из комнаты и побежал к окну маминой спальни, откуда обычно на другой стороне узкого залива была видна россыпь огней Северосумска. Сейчас на его месте была влажная тьма, и только фары машин медленно пробирались по невидимым во мраке улицам.

Женя метнулся обратно к компьютеру.

– Через мобильный войти можешь?

– Не тянет игру мобильный модем, брат, – печально ответил ему Трампус. – А у тебя что, свет не выключили?

– Я в Городке. У нас же база военная, тут свои трансформаторы… или генераторы… хер знает. Мы от города не зависим.

– Ну прости, Джек. Дракону привет передавай, если что.

Женя положил мобильник. На таймере светились угрожающе красные цифры: 292… 291… 290…

Орк Jack Ripper поудобнее перехватил боевой молот и пошел на врага. Отчаяние и надежда придавали ему сил, так что даже когда последний красный дракон навис перепончатыми крыльями над ним, израненным и умирающим, у него хватило сил на последний удар – до того, как на экране боя появилась черная надпись: «Вы мертвы».

Женя откинулся в кресле и с силой ударил себя по колену – раз, другой, третий.

– Сука! Сука! Сука!

Он и в самом деле набил больше всех НР на штурме. Но замок устоял. А мертвым не выплачивают выигрыш.

* * *

– Наворовали!.. Вот морду какую отъел!.. Насосала, прошмандовка!.. Опять миллиардами воруют, а дороги сделать не могут!.. Хер тебе, обезьяна вонючая!.. Да он бухой все время, ты посмотри на него!..

Даже через две прикрытые двери, стены и коридор слышно было так, будто дед сидел у Ромы над ухом.

– Да на какие деньги, козлы драные?.. Давай, заливай, трендеть – не мешки ворочать!.. О, еще одна шалава вылезла!.. Ты бы, сука, на завод пошел работать, педрила!..

Дома проходил вечерний просмотр телевизионных программ. Рома сидел с ноутбуком на кухне, но прекрасно знал, что происходит в их с мамой комнате: дед восседает на диване с пультом от телевизора, время от времени переключает каналы и комментирует увиденное. Комментарии эти разнообразием не отличались. Согласно взглядам Сергея Сергеевича, весь мир состоял из воров, проституток и педиков, которые только и делают, что крадут деньги у таких простых тружеников, как он. Рома не понимал, как можно что-то украсть у человека, который в этой жизни ничего так и не заработал, но спорить не приходилось. Да и было рискованно. Вот и мама сидит сейчас на продавленном старом диване рядом с дедом и, наверное, пытается что-то читать.

– Вот блядина! – грянуло из комнаты как-то особенно громко. Кошка Татка, уютно расплывшаяся у него на коленях мягким горячим комком, встрепенулась и чуть выпустила когти, впившиеся в кожу сквозь тонкую ткань домашних штанов. Рома сморщился и прислушался: нет, это все-таки в телевизор, а не маме. Хотя бывало, что такие слова относились и к ней. Мама в ответ на это молчала – она всегда молчит. Просто потому, что ей некуда пойти. Раньше Рома думал, что мама рано или поздно встретит хорошего мужчину и они уедут из дедовой двухкомнатной квартиры в какой-нибудь новый дом. Правда, теперь он на это не рассчитывал. Его мама была некрасивой, Рома уже достаточно повзрослел, чтобы уметь это признавать: маленькая, пухлая, с редкими бесцветными волосами, курносым носом и круглым лицом, похожая на постаревшую хиппи. Она не умела нравиться мужчинам, а одевалась так, как одевается женщина, махнувшая рукой на уходящую молодость и будто бы старающаяся ускорить наступление старости: какие-то длинные юбки до пола, бесформенные кофты, блеклые старомодные блузки. Отца Рома не знал и никогда даже не слышал о нем. Сколько он себя помнил, они жили с дедом – желтоглазым, злым, с большими жесткими ладонями. Если бабушки обычно пахнут лежалыми вещами, сушеными травами и валерьянкой, то дедушка пах железом, машинным маслом и стоялой морской водой. Он работал на «Коммунаре», резал и разбирал на металлолом старые корабли. Его недолюбливали и побаивались все: и товарищи по работе, и соседи, предпочитавшие избегать с ним встречи, и даже кошка Татка, за несколько лет в совершенстве овладевшая типично кошачьим искусством бесследного исчезновения в квартире, чтобы не попадаться хозяину ни под горячую руку, ни под тяжелую ногу. Пока дед был на работе, дома можно было еще находиться, но потом он входил в дверь, дыша злобой и алкоголем, ел, смотрел телевизор – вот как сейчас – и уходил к себе в комнату спать, после чего в квартире должна была прекратиться всякая жизнь и всякие звуки. Так что заниматься своими делами получалось только на кухне, пока дед смотрел телевизор.

– Что она, что он, проститутка и пидор, ты глянь!..

Рома вздохнул, осторожно переложил на табурет недовольно дернувшую хвостом кошку, встал, долил кипятка в кружку с чаем и вернулся к прерванным занятиям. На экране чернел популярный шаблон картинок для социальной сети. Он поместил в центр изображение усатого вождя, найденное по запросу «Сталин уродливый страшный». Потом немного подумал и написал вверху: «За время правления расстреляно 14 385 728 человек. Погибло в лагерях 25 680 937 человек. Умерло от голода…» Он задумался на минуту и написал: «35 654 789 человек». Получалось впечатляюще, а главное, чтобы цифры были неровные и казались точными, как будто полученными из архивов. Ниже фотографии приписал крупно: «А ты радуйся, что ему ставят памятники». Рома полюбовался результатом, сохранил изображение и взялся за другое. На этот раз в ход пошла фотография, которую выдал запрос «Сталин вождь красавец». Выше расположился текст: «За время правления построено 2 756 заводов и фабрик, 156 437 школ, 231 889 больниц. 95,7 % населения получили образование». И ниже: «А ты продолжай считать его тираном».

Недурно.

Рома пробежал глазами список заявок в заказе и взялся за другие картинки. Теперь он внес в строку поиска «жертвы бомбардировки дети». Нужно несколько картинок с разными подписями: заказчиками Ромы являлись два крупных сообщества в социальной сети, оппонирующие друг другу, и это было удобно – фотографии можно использовать одинаковые, а подписи делать разные. Правда, в случае с жертвами обстрелов нужен другой подход, нечто более эмоциональное. Например: «Так выглядит мирная политика такого-то» или «Политика такого-то: оплачено жизнями». Рома скопировал несколько фотографий, скользя рассеянным взглядом по длинным галереям изображений с растерзанными взрывами, расчлененными, окровавленными детскими телами. Потом внимательнее посмотрел отобранное и решил, что нужно оставить картинки, где видны лица убитых, хотя бы частично – так впечатление будет сильнее. В качестве подписей выбрал «Мирный план в действии» и лаконичное «Потерь нет». Клиентам должно понравиться.

– Говнюки, мать их!.. Довели страну!..

Рома взглянул на часы: 19.45. Через пятнадцать минут начнется новый выпуск новостей, а за ним, через час – еще один. Отлично, есть время поработать с комментариями.

Тут простора для фантазии было больше, а результат нагляднее. Он открыл несколько окон в браузере с разными страницами в социальной сети и проверил результаты вчерашнего комментирования. В трех ветках обсуждения страсти разгорелись как следует, дело дошло до мата и угроз. Взгляд выхватил несколько знакомых имен: этих ребят он знал, они тоже работали. С некоторыми Рома даже переписывался. Оплата за комментарии зависела от количества ответов, и если не удавалось хорошенько разозлить публику, они писали друг другу, накручивали результат.

В четвертой ветке выяснение отношений затихло, едва начавшись. Рома внимательно почитал, проанализировал ситуацию и быстро написал три ответа с трех разных страниц.