Дерево-призрак

Лорен почти дошагала до дерева-призрака и своего велосипеда, когда почувствовала это – что-то изменилось. Хотя на первый взгляд все было, как и раньше. Все деревья были на своих местах, ветер, как всегда, шумел в ветвях, ноги Лорен твердо стояли на земле, и даже желудок больше не сводило.

Но все равно, ощущалось что-то. Кожу девочки будто кололо иголками, левый глаз начал дергаться, а к пояснице скатывался ледяной пот.

Она потрясла головой: чувство было такое, будто боль перекатывается внутри черепа из стороны в сторону. Похожее всегда происходило с другими людьми, когда те входили в лес вокруг Смитс Холлоу: становилось жутко, прошибал пот, а после визитеры шепотом рассказывали, что встречали призраков и демонов. Но Лорен никогда ничего подобного не ощущала. Лес всегда дарил ей лишь чувство безопасности.

Даже когда под сенью деревьев нашли тело ее отца с вырванным сердцем, Лорен не винила лес. Как природа может быть виновата в том, что отец посреди ночи ушел из дома по причинам, которые ее мать не желает обсуждать?

Но сейчас она что-то почувствовала, чье-то… присутствие.

Невероятная глупость. Никаких призраков тут не было, только Лорен, деревья и бурундуки, копошащиеся в траве.

Вдруг ее голова взорвалась болью, подобной которой она не испытывала никогда в жизни. Девочка упала на колени, обеими руками ухватившись за голову, умоляя, чтобы это закончилось.

«Прошу, пусть это закончится», – подумала она, услышав свои собственные всхлипы, и упала лицом прямо в грязь и сухие листья, стараясь зарыться в прохладную землю в надежде, что темнота накроет ее, словно могила, и все закончится, просто закончится.

В ее голове что-то все-таки было, что-то, вооруженное бензопилой с окровавленными зубьями, и это что-то пыталось вырваться наружу и завывало; это не был вой боли – скорее смеха, но не такого, что приглашает окружающих присоединиться, а смеха, от которого ты хочешь убежать, и сердце твое колотится о ребра, а ноги движутся сами по себе.

Тогда она их увидела – девочек. Но на самом деле не увидела. Перед ней будто всплыло чье-то воспоминание. Две девочки с рюкзаками на спинах шли через лес. Лорен их не узнала: они выглядели чуть старше нее и были скорее всего не из Смитс Холлоу. Одна из девочек – светленькая – была острижена под мальчика, у второй на плечах лежали каштановые волосы, заплетенные в косы. Что-то в их внешнем виде – возможно, тяжелые рюкзаки – заставило Лорен заключить, что они сбежали из дома.

Выглядело так, будто девочки не имеют определенной цели, а просто потихоньку шагают куда-то, где люди не станут задавать им вопросов, не будут интересоваться, куда те направляются и чем занимаются. У обеих было одинаковое выражение лица: озабоченность и вместе с тем радость, словно они были счастливы наконец делать то, что пожелают, но не были уверены, чего они, собственно, желают и получится ли у них.

Затем Лорен ощутила присутствие чего-то, чего-то, что не считало девочек за девочек или вообще за людей. Оно смотрело на них как на мясо, замечательное красное вкусное мясо.

«Нет! – крикнула Лорен. – Бегите!»

Но девочки ее не услышали, ведь Лорен на самом деле там не было, и они совсем не переживали, что их сожрет монстр. Они переживали лишь, что кто-то их отыщет и заставит вернуться домой, туда, где они были так несчастны, а порой и напуганы, а ведь они решили больше ничего не бояться.

Лорен все это знала, знала, о чем думают девочки и о чем думала тварь, знала, что сейчас произойдет, и не хотела видеть, не хотела больше знать. Почему она не может просто вообразить, как девочки уйдут, вместе, счастливые, как они обретут новый дом? Почему она должна смотреть на то, что случится дальше?

Лорен закрыла глаза, но это ничего не изменило, потому что сцена разыгрывалась у нее под веками, впечатывалась в мозг. Она закрыла руками уши, но это не помогло: она все равно слышала, как кричит девочка с косами, когда ее подругу раздирали когти, подобных которым Лорен не видела ни у одного зверя.

Было что-то странное в этих когтях, отметила Лорен: ее парализовало от ужаса, но какая-то ее часть бесстрастно наблюдала за бойней и видела, что здесь не так. На секунду ей показалось, что под когтями она видела человеческую руку.

Человек? Это сделал человек?

Как человек мог разорвать двух девочек, прожевать несколько кусочков их плоти, а потом намеренно оттащить останки туда, где их обязательно обнаружат?

Лорен продолжала смотреть – ощущалось, будто она продолжала смотреть глазами, хотя в действительности эта сцена была у нее в голове, – как нечто собрало останки в мешок. Кровь сочилась из него, то, что раньше было девочками, которые могли бы счастливо идти по лесу, оставляло теперь на земле красный след.

Виде́ние – если это было виде́ние – оборвалось так же неожиданно, как и началось. Лорен села и осмотрелась, вполне ожидая увидеть монстра с острыми когтями и окровавленными зубами. Но ничего и никого рядом не оказалось – не было, как заметила Лорен, в том числе и остатков мигрени, которая еще совсем недавно ее полностью парализовала.

Щека ощущалась шероховатой, и девочка провела по ней рукой. Ладонь оказалась покрыта грязью. Видимо, Лорен зарылась лицом в землю, стараясь спастись от увиденного. Образы так быстро затухали в памяти, будто ничего и не произошло. После них осталось лишь ощущение пустоты и страшная усталость, от которой девочке хотелось лечь и уснуть прямо тут.

«Ну, немудрено», – проговорила она, через силу заставив себя подняться на ноги и сделать пару шагов. Сперва тошнота, затем худшая мигрень в истории, а в конце еще и настоящий ночной кошмар наяву, где монстр расправился с милыми девочками. Естественно, ей хотелось поспать.

Несмотря на странные вещи, которые Лорен только что увидела – или вообразила? – лес все также ощущался убежищем. Шорох листьев и чириканье птиц смыли последние отзвуки кошмара. А она решила, что это был именно он. Просто кошмар, вызванный головной болью, беспокоиться не о чем.

Девочка отыскала велосипед, стоявший ровно там, где она его и оставила, оперев на призрачное дерево, взялась за руль и выкатила его из-под сени ветвей. Именно тогда она заметила что-то на сиденье.

На темно-синей обивке сложно было что-то разглядеть. Лорен наклонилась ближе и отпрянула в ужасе. На сиденье остался отпечаток руки – руки, чем-то похожей на человеческую, с очень длинными, тонкими пальцами.

Но не поэтому Лорен бросила велосипед и теперь пятилась прочь. Отпечаток оставили кровью, и кровь была свежей.

6

Алехандро Лопез – он предпочитал, чтобы его называли Алекс, а не Алехандро: американизированное имя создавало у белых ощущение, что он один из них, – стоял в оскверненном саду миссис Шнайдер. Он и подумать не мог, что его однажды туда пустят. Не то чтобы полицейский особо туда стремился – обычно ты не бежишь вприпрыжку на барбекю к соседу, который считает тебя недочеловеком. Даже ужасное зрелище, развернувшееся перед глазами, не могло избавить Алекса от ощущения, что он успешно прорвался на вражескую территорию.

Партнер полицейского Джон Миллер («Существует ли более американское имя, чем Джон Миллер?» – подумал Алекс) вернулся после того, как распрощался в дальнем углу ухоженного сада миссис Шнайдер со съеденными на обед фрикадельками.

«Боже, да что это такое?» – покачал головой офицер.

То же самое он спросил и перед тем, как его стошнило, но ответа у Алекса до сих пор не было. К счастью, Миллер его и не ожидал.

Еще один из четырех офицеров, Люк Панталео, опрашивал миссис Шнайдер на кухне. София находилась там же с партнером Люка Аароном Хендриксом. Сквозь окошко в задней двери Алекс видел, как его жена спокойно объясняет полицейским, что произошло.

Его не удивила ее невозмутимость: София всегда сохраняла поразительное спокойствие в экстренных ситуациях. И лишь позже, когда кризисная ситуация минует, у нее случится приступ гнева, истерика или нервный срыв.

Алекс позвонил шефу полиции Вану Кристи, как только вошел в сад и увидел, с чем они имеют дело. Точнее сперва он отозвал медиков, чтобы те не «затоптали» место преступления, и отправил Люка и Аарона брать показания у Софии и миссис Шнайдер (его жена сидела на крыльце рядом с рыдающей старухой, обнимая ее за хрупкие трясущиеся плечи), после чего вызвал Вана по радиосвязи.

И вот напарники стояли над изувеченными останками как минимум двух девочек. Алекс заключил, что их двое, потому что там было две головы, но количество пролитой крови и органов, разбросанных вокруг, позволяло предполагать, что их могло быть больше.

Полицейский глубоко вздохнул: ситуация была ужасной, к тому же он надеялся, что теперь, покинув большой город, он с таким больше не столкнется. Алекс считал, что повидал на своем веку достаточно ножевых ранений, передозировок и изрешеченных пулями тел. Когда они переехали в этот живописный маленький городок с его очаровательной центральной улицей и дружелюбными соседями, Алекс полагал, что худшее, с чем он столкнется, – это пьяные подростки, повздорившие на «Поле поцелуев». Но увиденное сегодня напомнило ему о том, что он хотел бы забыть.

«Не думай об этом», – сказал офицер про себя, но в голове все равно вспыхнуло воспоминание: пустые глаза смотрят на него из мусорного контейнера, окруженного роем черных мух.

Все как сейчас. Алекс подумал, что мухи, верно, позвали своих друзей из соседнего округа, потому что клубящееся облако этих пикирующих, пронзительно жужжащих насекомых увеличивалось в размерах с каждой секундой. Интересно, кто эти девочки и кто расскажет их родителям о том, что произошло?

Но что именно произошло?

– Это типа дела Ди Муччи? – спросил он Миллера.

Напарник бросил на него пустой взгляд:

– Лорен? Что случилось с Лорен?

– Не дочери, – Алекс косо посмотрел на Миллера. С чего он решил, что Алекс говорил о Лорен? – Отца. Его же убили в прошлом году, да?

Он старался звучать так, будто не читал отчет, не изучал фото с места преступления десятки раз. Тогда он только устроился в участок, и тот выглядел совсем иначе: четверо патрульных, один детектив, который вскоре ушел на пенсию, и чисто номинальный шеф. И Алекс был удивлен, что столь серьезное преступление не было тщательно расследовано. Каждый раз, когда он спрашивал коллег об убийстве, их взгляд становился странно отрешенным, будто они не могли припомнить, о ком говорит мужчина, – прямо как у Миллера сейчас.

– Да, – выдавил напарник, и судя по выражению лица ему пришлось как следует порыться в памяти. – Отец Лорен. Да уж, странное было дело.

«Мягко сказано», – подумал Алекс, но решил не комментировать это. В любом случае, фото тела Джо Ди Муччи и близко не стояли с тем, что находилось сейчас перед ними. Две головы были сложены рядом, щека к щеке, будто ужасная пародия на танцующую пару; одна девочка смотрела в лес, другая – на дом миссис Шнайдер. Алекс заметил, что кожа на их шеях была изорвана и висела лохмотьями, словно головы оторвали, а не отрезали лезвием. У одной из жертв – той, что с короткими волосами, – снизу торчали позвонки. У другой недоставало уха.

Вокруг голов лежали органы, похожим образом разодранные на кусочки, большую их часть сложно было идентифицировать. Разве сумел бы кто-то, кроме, разве что, врача, определить, являлась эта серо-красная желейная масса в траве печенью или сердцем? Однако было совершенно ясно, что все части были намеренно разложены в определенном порядке: головы по центру, а органы по краям, будто планеты на орбитах вокруг солнца.

– Это случилось не здесь, – отметил Алекс.

– Что случилось? – переспросил Миллер. В этот раз Алекс повернулся и демонстративно бросил на напарника удивленный взгляд:

– Миллер, ты пьян?

Тот стушевался:

– Нет.

– Как ты думаешь, о чем я могу говорить? – спросил Алекс, указывая на головы, органы и стремительно увеличивающуюся тучу мух.

– Я думал, ты все еще про отца Лорен, – оправдался Миллер.

«Почему все называют его отцом Лорен?» – удивился офицер. Никто никогда не вспоминал про его второго ребенка Дэвида или не называл его «муж Карен». Все всегда говорили «Джо» (иногда с уточнением «автомеханик») или «отец Лорен», как будто вся личность Джо Ди Муччи определялась исключительно родством с дочерью.

Полицейский решил проигнорировать сказанное Миллером и продолжил мысль:

– Если бы девочек убили тут, в саду старой… – он остановил себя, прежде чем произнес «Старой Расистки» – кличку, которую они с Софией придумали для своей не самой обаятельной соседки, – в саду миссис Шнайдер, был бы шум, и его кто-нибудь бы услышал, – продолжил офицер, но Миллер, казалось, ничего не заметил. У его напарника скорости в мозгу переключались не очень шустро, и вот сейчас, казалось, он до сих пор плелся далеко позади. – Не только миссис Шнайдер что-то услышала бы, но и соседи.

– Окей.

Минус работы с Миллером заключался в том, что тому было сложно следить за цепочкой его рассуждений. Бывший напарник Алекса в Чикаго Тайрон Робинсон давно бы уже закончил фразу за него. Более того, он всегда был на пять шагов впереди, умел рассуждать с молниеносной скоростью – очень жаль, что Тайрон был лишь патрульным. Алекс надеялся, что бывший напарник заработает звезд на погоны, и его в ближайшем будущем повысят до детектива.

– В сад миссис Шнайдер непросто попасть с улицы, – продолжил полицейский. – Кроме того, кто-то обязательно заметил бы, если бы какой-то тип притащил сюда двух девочек.

– Может быть, – пожал плечами Миллер. – В этом районе большинство домохозяек в это время смотрят сериалы. Они бы даже не заметили, если бы кого-то убили прямо на улице.

«Услышь София, что она якобы смотрит сериалы, она бы, наверное, орала, пока у Миллера кровь из ушей не полилась», – подумал Алекс, но решил не сбивать напарника с мысли и проигнорировать его комментарии. Кроме того, полицейский отлично знал, что сама миссис Шнайдер бо́льшую часть дня проводила у окна, где следила за соседями в надежде собрать доказательства их криминальных наклонностей. Если бы старуха заметила что-то подозрительное, она незамедлительно набрала бы 911.

– Как бы то ни было, – заключил Алекс, – из этого следует, что преступник прошел через лес. Скорее всего, и девочек он убил тоже в лесу.

– Почему ты так считаешь? – спросил Миллер.

Алекс решил воздержаться от повторных объяснений того, что он и так только что озвучил: что лес, по сути, был единственным местом в округе, где не было любопытных глаз. Другим вариантом был лишь один – преступник убил девочек у себя дома, а потом нес их останки через лес и разложил здесь.

– Зачем выкладывать их тут? – размышлял Алекс.

– Что?

– Зачем их сюда приносить? – повторил полицейский. Может, зрелище кровавой бойни плохо действовало на Миллера. Сейчас напарник был сам на себя не похож.

Он стал так себя вести, когда ты упомянул Ди Муччи. Как заевшая пластинка.

Офицер задумался: возможно, Миллер знает что-то про убийство Ди Муччи, что-то, что пытается скрыть от Алекса. Он хотел было развить эту мысль, когда открылась садовая калитка, и во двор вошел Ван Кристи.

Шефу полиции было сорок шесть лет, бывший моряк, один из самых тихих людей, которых Алекс когда-либо встречал, – «тихих» в том смысле, что он двигался беззвучно, как однажды Алекс объяснил Софии, а не в смысле «неразговорчивых». Ван Кристи ступал абсолютно бесшумно, не хлопал дверьми, не повышал голоса. Даже двигатель его автомобиля урчал совсем тихо, и это обескураживало Алекса, ведь шеф водил классический «Шевроле Каприс», ничем не отличающийся от других патрульных машин.

Кристи остановился рядом с напарниками и осмотрел двор:

– Господи.

– Я то же самое сказал, шеф, – прокомментировал Миллер.

– Любой бы так сказал, Миллер, – ответил Кристи. – Думаю, нам понадобится фотоаппарат. Он в багажнике.

Миллер догадался, что это приказ, и поспешил прочь. У всех офицеров имелись ключи от всех патрульных машин – даже от машины шефа.

– Что мы знаем? – спросил Кристи и устремил на Алекса задумчивый взгляд голубых глаз.

– Не очень много, – признал полицейский. Он рассказал начальнику, что другие два офицера опрашивают миссис Шнайдер и Софию. – Хотя они уже давно там сидят.

– Наверное, просто не хотят выходить и опять на это смотреть, – решил Кристи. – Или миссис Шнайдер устроила скандал. Сомневаюсь, что проблема может быть в Софии. Кто присматривает за детьми?

Алекс осознал, что даже не подумал об этом.

– Хочешь пойти поговорить с женой? – спросил Кристи, догадавшись, в чем причина смятения коллеги. – В любом случае, лучше поскорее отправить ее домой. Скажи Панталео остаться с миссис Шнайдер, пусть не выпускает ее из дома. Хендрикс и Миллер могут вернуться в участок и отвечать на звонки. Ты поможешь мне сделать снимки и собрать образцы крови.

Алекс взбежал на крыльцо. Даже с улицы он слышал пронзительный голос миссис Шнайдер. Он толкнул дверь и увидел, что Панталео и Хендрикс стоят перед старушкой с крайне беспомощным видом. Все трое обернулись в сторону Алекса. Во взгляде офицеров явно читалось облегчение.

– Где Соф?

– Ушла домой минут десять назад, – ответил Панталео. – Через переднюю дверь.

Алекс не винил жену, что та не вышла обратно во двор. Не винил, что она не попрощалась. Будь у него такая возможность, он бы тоже не стал смотреть на останки девочек снова.

– Шеф на месте. Хендриксу и Миллеру приказано возвращаться в участок. Панталео, останешься здесь с миссис Шнайдер.

Хендрикс постарался удержать улыбку, что расплывалась на его лице. Панталео выглядел как человек, которого отправили на корм акулам.

– Если шеф Кристи тут, я требую, чтобы мне позволили поговорить с ним, – заявила миссис Шнайдер. – Я хочу знать, куда катится этот город, если такие вещи не просто происходят, но происходят с невинными, совершенно посторонними людьми.

Алекс стал быстро соображать. Шеф не оценит, если ему придется выслушивать очередную тираду пожилой женщины.

– Нам необходимо сделать несколько снимков и собрать образцы с места преступления, миссис Шнайдер. И чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее ваш двор приберут. Уверен, шеф будет рад с вами пообщаться, как только мы закончим с делами, – ответил Алекс и выдал свою лучшую сдержанную рабочую улыбку, в которой дружелюбие соседствовало с признанием серьезности ситуации.

София однажды спросила, репетировал ли он ее перед зеркалом, и офицер был вынужден признать, что это так. Не так уж легко приучить свое лицо сохранять определенное выражение, когда взаимодействуешь с людьми в стрессовых ситуациях, а они у копов случаются чуть не каждый день.

Когда Алекс вновь вышел на улицу, он задумался о том, что именно София рассказала Вал, Камиле и Даниэлю. Наверное, ничего. Он надеялся, что ничего. Но кто-то из ребят точно заметил три полицейские машины, припаркованные через дорогу.

Миллер принес не только камеру, но и маленький чехол с инструментами для сбора улик. Кристи натягивал латексные перчатки, когда к нему присоединился Алекс. Хлопнула задняя дверь, и краем глаза офицер увидел, как стремительно мимо пробегает Хендрикс. Через минуту до них донесся шум уезжающей патрульной машины. Алекс надел перчатки и указал на камеру.

Кристи кивнул:

– А я возьму пробы. Хотя у тебя, наверное, в этом больше опыта.

– Неа, – ответил Алекс, вынимая фотоаппарат из чехла. Это был стандартный «Пентакс» 35 мм. Наверное, надо будет завезти пленку с места преступления в студию Макдауэлла. В полицейском участке проявочной не было. – В Чикаго у нас работала отдельная команда людей, которые приезжали, все фотографировали и собирали улики. Патрульные просто стояли и отгоняли зевак, – тут он прервался и оглядел высокую изгородь вокруг маленького королевства миссис Шнайдер. – Кстати, а тут их почему нет?

– Кого? – переспросил Кристи.

– Зевак, – ответил Алекс. Он знал как минимум несколько человек, помимо Софии, которые днем бывали дома. Его шокировало полное отсутствие какого-либо интереса к происходящему в районе. Кроме того, для летнего дня стояла неестественная тишина. Разве дети не должны бегать во дворе, резвиться под опрыскивателями, кататься на велосипедах по тупиковой части улицы, где нет машин? Почему подростки не врубают Майкла Джексона на полную громкость на магнитофоне? Он не слышал даже шума дневных телепередач сквозь открытые окна.

«Как будто все прячутся, чтобы их не заметили, – подумал Алекс. – Но от кого?»

Кристи пожал плечами:

– Местные обычно не суют нос в чужие дела. Ты здесь недавно, поэтому все еще размышляешь, как городской коп, – думаешь, что за тобой постоянно наблюдают. Но в Смитс Холлоу все не так.

– Ага, – ответил Алекс. Кроме удушающей жары на него стала давить тишина. Когда офицер поднял камеру к глазам, он ощутил, как пот, собравшийся на скуле, липнет к видоискателю.

Он сфотографировал место преступления с разных ракурсов, чтобы Кристи мог начать собирать образцы, а затем опустился на землю, чтобы снять головы девочек вблизи. Алекс поднес камеру к лицу и навел фокус на девочку с длинными косами.

Голова посмотрела прямо в объектив, открыла рот и прошептала: «Помоги мне».

Алекс отпрянул, уронив фотоаппарат в траву.

Кристи оглянулся:

– Проблемы, Лопез?

Офицер потряс головой и снова поднял камеру. Шеф вернулся к работе. Руки Алекса дрожали – несильно, он надеялся, что Кристи не заметит. Конечно, Алекс ничего не видел. Его просто доконала жара, тишина и эти ужасно странные убийства.

Он снова навел фокус на лицо девочки, задержав дыхание.

Ничего не произошло.

Конечно, ничего не произошло, идиот. Это все твое воображение.

Алексу пришлось обойти тела, чтобы сфотографировать лицо второй девочки: головы были поставлены щека к щеке. Он заметил, как Кристи складывает отдельные кусочки внутренностей в пластиковый пакет, и мысленно содрогнулся.

«Да, тебя проняло», – подумал он. Алекс сделал глубокий вдох и выдохнул через нос – старый прием, чтобы не тошнило на особенно скверных местах преступлений. Сейчас его не мутило – просто хотелось успокоить нервы. Пара мух пикировала ему на голову, и Алекс отогнал их.

Полицейский сперва встал на колени, а затем лег на живот и поднес камеру к глазам. Девочка с короткими светлыми волосами смотрела куда-то вдаль.

Он направил на лицо объектив и завел палец над кнопкой спуска, когда ее голубые глаза резко метнулись в его сторону, а с губ слетело: «Мы – не единственные жертвы».

Алекс, видимо, был готов к чему-то подобному, хоть и пытался убедить себя, что это просто виде́ние. Крайне осторожно он опустил камеру на траву. Сердце колотилось о ребра, о землю, на которой он лежал.

В этот раз Кристи, судя по всему, ничего не заметил. На мгновение Алексу пришла в голову дикая мысль, что шеф тоже слышит девочек и лишь делает вид, что ничего не произошло.

Но это казалось еще более абсурдным, чем то, что мертвые могут разговаривать. Даже такой здравомыслящий человек, как Ван Кристи, как-то отреагировал бы, услышь он голоса на месте преступления.

«Еще разок», – подумал Алекс и поднял камеру.

Он был готов, когда девочка с короткими волосами взглянула в объектив и произнесла: «Найди их. Других девочек, таких же, как мы. Найди их».

Офицер нажал на спуск, чтобы Кристи не решил, будто он просто уставился в никуда, и выждал еще немного. Новых посланий не было. Мертвые девочки сказали все, что хотели.

Найди их. Других девочек, таких же, как мы.

Алекс поднялся, обыденно отряхнул штаны и надел на объектив крышку. Все это он проделал нарочно, чтобы успокоить бешеный пульс и столь же бешеные мысли.

– Никогда ничего подобного не видел.

– И никто не видел, – проворчал Кристи.

– Хотя в прошлом году у вас было одно похожее дело – Джо Ди Муччи?

Шеф перевел взгляд на Алекса, и глаза его заволокло дымкой, как будто тому приходилось искать мужчину по имени Джо Ди Муччи где-то глубоко в чертогах памяти.

«Так же, как Миллер, – отметил Алекс. – Хотя, казалось бы, они должны хорошо помнить мужчину, которого нашли с вырванным сердцем».

– Точно, – наконец сказал Кристи. – Папа Лорен.

Ну вот опять. Не муж Карен, а папа Лорен.

– Там разве не было чего-то подобного? – уточнил Алекс. – Я тогда еще тут не работал, но…

– Нет, все совсем иначе, – отрезал Кристи, убирая последние образцы в кейс. – Это было случайное убийство, совершенное каким-то бродягой.

– Бродягой, – повторил Алекс. – Получается, какой-то бродяга просто так убил человека и вырезал сердце?

– Получается, что так, – согласился Кристи. – Это не мог быть кто-то из Смитс Холлоу. У нас такие не живут.

Его тон намекал, что тема закрыта. Алекс был поражен, что шеф полиции может полностью проигнорировать преступление с похожим почерком в городе, где других преступлений почти нет. Он подумывал спросить, почему Кристи пришел к такому выводу, но передумал. Лучше не показывать свою заинтересованность. Сам потом разведает.

– Что ж, я позвоню в похоронное бюро, чтобы они забрали останки, – сказал Кристи.

– Дин Рэйнолдс не судмедэксперт, – на автомате прокомментировал Алекс, хотя начальник и без того это знал.

Шеф кивнул:

– Он заберет то, что осталось от девочек, и положит в холодильник, пока до нас не доедет судмедэксперт из полиции штата. А ты пока поезжай в участок и посмотри, заявляли ли о пропаже детей в округе. Эти девочки мне не знакомы. Не думаю, что они учатся здесь в школе.

– Если они не из Смитс Холлоу, то скорее всего приехали на машине. Когда я закончу обзванивать службы, покатаюсь по округе, поищу брошенные машины в районе леса.

– Хорошая идея, – сказал Кристи. – Чем быстрее мы установим личность девочек, тем лучше.

Алекс подумал, что в словах шефа читается другой посыл: чем скорее мы их опознаем, тем скорее сможем закрыть дело, будто ничего и не произошло.

Он спросил себя, в чем причина такой уверенности, что начальник имел в виду именно это, и почему Кристи выглядит таким подозрительно незаинтересованным.

Найди их. Других девочек, таких же, как мы.

Алекс подумал, что после того, как он закончит с поручениями, можно будет полистать старые дела.

Других девочек.

«Каких других девочек?» – спросил себя Алекс.