Читать книгу: «От первого лица», страница 3

Не свезло мне стать ни эксгибиционистом, ни вуайеристом, ни педерастом и ни кем, кем могли бы гордиться современные либералы. Сам не знаю почему, но меня тянуло исключительно к противоположному полу, и моя тяга не осталась без взаимности. Взаимностью мне ответила Лариса сразу же после того, как я второй раз посадил Никиту на жопу. Тогда его авторитет во втором отряде окончательно рухнул и все его бывшие дружки стали над ним издеваться, давая ему бесполезные советы, что делать с вот таких размеров хуем. Сорок раз вокруг ноги и через жопу в сапоги, но это был не самый бесполезный совет. Справедливости ради следовало бы отметить то, что падение авторитета не до конца отменило Социалистические Соревнования. Как мерялись хуями, так и продолжили, однако теперь без ложных выводов. Получилось как бы так, что кулак нокаутировал хуй, не в плане фистинга или мастурбации, а в самом худшем смысле этого слова. Лидером признавался не тот, у кого больше, а тот, кто может начистить ебло всем страждущим, а вот хуй стал лишь дополнительной опцией. О том, чтобы принять приоритет интеллекта над силой или размерами хуя, не могло идти даже речи. Социум ещё не дозрел до таких высот. Следует заметить то, что я отнюдь не был самым сильным в отряде, зато у меня хватило ума не состязаться в силе с теми, кто этого не очень жаждал. Лариса приняла меня за лидера, и меня это вполне устроило. Зачем разрушать у девочки иллюзию, которая тебе полезна? Вот и я подумал, что незачем.

Через пару дней после того, как Лагерь избавился от Никиты, Лариса тихо подошла ко мне и ещё тише спросила, за что я начистил грызло Никите. Я взял и рассказал ей всё, как оно и было. Рассказал про вуайеристов из третьего отряда, и про Социалистические Соревнования тоже, разумеется, и про авторитет Никиты. Лариса слегка призадумалась и честно рассказала мне, что девочки тоже мерятся сиськами и количеством волосков на причинном месте. Вот тут-то у меня и возник некоторый конфуз. Конечно, я был в курсе о волосах, но живьём их ни разу ещё не видел, ибо во втором отряде у мальчиков они ещё не отросли, и я так думал, что у девочек их тоже нет, но эта мысль была в корне неверной. То, что я сказал Ларисе, что мне неинтересно подглядывать, а хотелось бы посмотреть на девочку, которая сама всё покажет, вызвало у неё желание удовлетворить мой интерес и поступить также как в детском саду, где мальчишки и девчонки показывают друг другу свои глупости. Мне почему-то не хотелось проиграть ей в дурацком соревновании. Ни сисек, ни даже волос у меня не было, а вот у Ларисы, они могли быть. Вот как тут быть? Посмотреть-то хочется, а показать совсем нечего. Пришлось мне несколько дней строить из себя целку, но любопытство всё-таки победило стеснительность. Под напором Ларисы я сдался ей на милость. Впечатлений у обоих было море. Всё оказалось не так уж страшно, как мне поначалу показалось.

Дня два мы просто гуляли, потом начали целоваться, но без помощи языка, а потом пошли в лес за грибами. Там-то Лариса и разделась. Совсем. Сиськи были трудноразличимы, а волос было около двух штук, однако мой хуй отреагировал и встал из уважения к женскому телу. Смотрины длились не более двух минут, ибо лес не так уж велик, а пионеров в нём бродило до хуя и больше. Несмотря на столь короткий период созерцания недоразвитых женских прелестей в мою голову всё же забрела идиотская мысль и несколько не совсем идиотских. После того, что я видел, как честному человеку, мне надлежало жениться на Ларисе, конечно же, не сейчас, а как-нибудь потом. С другой стороны, само имя Лариса, мне не очень-то нравилось. Если бы Таня или Ира, ну на худой конец Оля или Наташа, тогда бы и сомнений было меньше. С третьей стороны Лариса была старше меня на полгода, а в моей семье было принято, чтобы жёны были моложе мужей. Вот как тут быть? Мысли пролетели, а Лариса начала одеваться, и у меня возникла ещё одна вполне разумная мысль, что бесконтактный просмотр тела недостаточен для счастья.

Лариса оделась и я туда же, и мы пошли рука об руку в сторону поляны, где собирались те, кто в лесу не смог потеряться. По дороге я попытался продвинуть в правильном направлении наши взаимоотношения с Ларисой, но она согласилась лишь на поцелуи. Несколько дней кроме поцелуев ничего не было, однако, Лариса надумала со мной поговорить на щекотливую тему. Лучше бы она этого не делала. Лучше бы было для неё, а для меня оказалось лучше, что она заговорила. Болтать надо меньше, особенно о чужих хуях. По всей видимости, Лариса не знала этого, а любопытство зашкаливало, вот она и проболталась, что уже видела пару хуёв, но мой был лучшим. Если бы я был постарше, то сказал бы ей, что он ещё и вкуснее, но по малости лет я только поинтересовался, где это она их видела. Тут-то Лариса и рассказала, что было это в Детском Доме имени Никиты, он там всем показывал свой шланг для полива огорода, ну и ещё один хуй был по согласию сторон. Тут-то все мои сомнения разрешились, и я понял, что жениться на Ларисе необязательно даже честному человеку.

Лето закончилось и наступило время учиться. Поначалу в школе ничего не было достойного внимания, а дома я добрался до трудов Ги де Мопассана. Труды его мне понравились, но ещё больше мне понравилась рок-музыка, с которой я так же познакомился в начале сентября тысяча девятьсот семьдесят первого года. Я не имею в виду Beatles или Rolling Stones, с этими ребятами я ещё в пятом классе был знаком, и они мне понравились, но в меру. В седьмом же классе я познакомился со звуком Led Zeppelin и Black Sabbath. Знакомство оказалось фатальным, и я решил стать рок-музыкантом. В моей школе нашлась ещё пара таких же, как я, и решили мы создать рок-группу на радость всех наших соседей. Иногда сублимировать своё либидо тоже полезно, иначе можно наступить на грабли второй раз. Мы пытались играть с рок-музыкой, а наши одноклассники начали меряться хуями. Видимо, им в Пионерских Лагерях понравилось это занятие. У нас была иная программа, как у каждого Абрама. Мы развлекали девок своими антимузыкальными потугами, но безрезультатно, если быть до конца честным. Точнее, некоторые результаты были, но менее результативные, нежели с Ларисой. Тем не менее, я не унывал, а терзал гитару и флиртовал с девочками. Как-то так неудачно складывалась моя жизнь, а ведь легко мог бы стать гомосексуалистом, как Борис Моисеев, и был бы теперь на вершине славы. Какая жалость, что мудрую книгу «Лето в Пионерском Галстуке» написали так поздно. Извините, что пишу неразборчиво. Слёзы льются из глаз на бумагу, и перо выпадает из рук.

До нового семьдесят второго года в школе было относительно спокойно. У всех, кто мерялся хуями, совесть успокоилась, ибо стало им ясно, у кого самый, что ни на есть охуеный хуище. Ясно, да не совсем. В марте семьдесят второго года века двадцатого случилось страшное.

Пришла весна, запели птички,

Набухли почки и яички.

Если ж быть точным, то почки не набухли, но у одного мудака яйца набухли сверх всякой меры, и он достал из широких штанин дубликатом бесценного груза прямо на уроке химии и начал дрочить то, что достал. Те, кому удалось увидеть то, что он достал, смогли по достоинству оценить бесценность груза, а я, как всегда, сидел не на том месте и подробностей не увидел. В тот день вместо старой грымзы, которая захворала ко всеобщей радости, урок вела молодая студентка. Она что-то спросила по поводу какой-то формулы, ну а потом задала ещё и нескромный вопрос: «Кто хочет ответить?» Её понять можно, она никого не знала по фамилии, а я взял да и посоветовал ей спросить мудака с бесценным грузом. Наивная девушка зачем-то последовала моему гадкому совету, вот тут и случилось страшное. Бесценный груз никак не убирался назад в широкие штанины, а его хозяин очень на это злился. В конце концов, ему удалось запихнуть свою гордость на место, но было уже поздно. Всем известно, что лучше поздно, чем никому. Видимо, также подумал и хозяин бесценного груза, и вежливо переспросил студентку, что ей от него надобно. На кой ляд она оторвала его от важного дела? Всему виной женское любопытство.

Студентка так ужасно покраснела, что мне даже показалось, будто бы к ней приходит ценный пушной зверёк, но не белочка. Хозяин бесценного груза показал мне кулак, ну а весь наш класс давился от хохота. Почему-то обошлось без драки, хотя мне очень хотелось, начистит грызло Великому Мастурбатору, ну, да и чёрт с ним. После этого случая студентка в нашей школе больше не появлялась, а народ обсудил скользкую тему и забыл о ней. Закончились весенние каникулы, прошёл без происшествий апрель и майские праздники, и до конца учебного года осталось всего пара недель, но тут приключилось уже самое-самое страшное. Один из моих одноклассников принёс в школу шариковую ручку. Казалось бы, вот что тут такого страшного? Шариковые ручки стоили тогда по тридцать пять копеек за штуку, и продавались они на каждом углу. Но та ручка была не простая и даже не золотая. Эта ручка была с глазком для порнофилов, куда можно было заглянуть на досуге. Одна пословица гласит, что любопытство – не порок, но большое свинство. Ручка пошла по рукам, и все стали заглядывать в глазок и вертеть верхнюю часть ручки вокруг своей оси. Как-то так вышло, что мне не удалось посмотреть, что там такого интересного можно увидеть, ибо ручка эта попала в руки к злополучному хозяину дубликата бесценного груза, из-за которого скромная студентка чуть не подохла от стыда на своём первом же уроке. Хорошо уже то, что самое страшное случилось не на уроке химии.

Шёл урок литературы, а хозяин бесценного груза с упоением изучал нечто более интересное, чем то, что до него пыталась донести Белла Васильевна. Такое имя было у нашей учительницы. Белле Васильевне тоже стало интересно, что там показывают, и она вырвала ручку из рук хозяина бесценного груза. Видимо, ей не было очень интересно, что было интересно всем остальным, и Белла Васильевна ограничилась десятью секундами изучения содержимого ручки, после чего отвела нерадивого подростка к директору. Как того и следовало ожидать, хозяин груза с потрохами вложил хозяина ручки, но тот заявил, что никогда в жизни не смотрел в глазок ручки, а просто взял её у отца случайно, так как не нашёл свою ручку, ну а пойти в школу без ручки просто не счёл возможным. После всех разбирательств о том, кто что увидел, отец моего одноклассника подарил ему эту ручку и объяснил, кому её можно давать в руки, а кому нет. Получилось так, что мне было можно, и я получил ручку до завтра.

Придя домой, я начал изучать содержание запретного плода. Там был типа диафильм из двенадцати голых девок. Десять кадров были ещё куда ни шло, но на двух кадрах девки раскорячились так, что вся пизда была наружу. Это было круче, чем Курбе и Дельво вместе взятые, однако шока у меня не было, ибо я подозревал, что мне предстоит увидеть, а вот Белла Васильевна не подозревала. Следует также добавить, что хозяина бесценного груза из школы на всякий случай отчислили, а хозяина ручки даже не ругали. Нет в жизни справедливости. Меня по окончании седьмого класса отправили на две первые смены в Пионерский Лагерь, ну а ещё у меня под носом выросла какая-то гадость, которая мне тогда казалась усами. Вот такие же усы были у Ларисы на пизде, но у меня выросли только под носом. Что с ними делать, я ещё не решил, а потому поехал покорять ими пионерок. Следует заметить, что в школе мне это не удалось, но в Лагере жизнь идёт по совсем иным законам. Чуть было не забыл. В школе пионеров начали принимать в комсомол, а меня туда совсем даже не звали, но ошейник я снял ещё в конце третьей четверти и был уверен, что больше никогда не нацеплю на шею эту гадость.

Как я жестоко ошибался. В лагере мне пришлось снова нацепить галстук на шею, но Ира мне его повязала на манер ковбойского платка, а мне с боем удалось отстоять своё право носить его так, как мне нравится. Хоть и малая, но победа над стадным инстинктом. Кроме своего права, я отстоял ещё и право Ирины, и тогда мы с ней образовали первичную ячейку общества в отдельно взятом Пионерском Заведении. С Ирой я познакомился ещё в автобусе по дороге в лагерь, именно там, где мне и пришлось отстаивать наши гражданские права, и в Лагерь мы прибыли уже с отстоянными правами и тут же ушли за клуб целоваться. У Иры был целый ряд преимуществ перед Ларисой. Во-первых, она была Ира, а не Лариса, что само по себе уже немало. Во-вторых, она была на полгода меня моложе, что позволяло мне на ней жениться, не нарушая семейной традиции. В-третьих, Ира была родом не из Детдома, а из вполне приличной семьи, что тоже играет не последнюю роль. Кроме этого, Ира была очень красива, однако, она была голубоглазой блондинкой и напоминала мне Мальвину, у которой, благодаря стараниям Буратино, вся пизда была в занозах. Дурацкая, однако, ассоциация, но уж какая есть, другую мне так и не удалось подобрать.

Отношения с Ирой начались бурно, но развития совсем не получили. Как я с ней поцеловался в первый день, так же точно было и в день расставания, однако, кое-чего я всё же достиг. Виной всему приличная семья, из которой и вышла Ира. Она совсем не хотела ни показывать, ни смотреть глупости, а о том, чтобы пойти дальше поцелуев, речи даже быть не могло. Правда, целовались мы уже не совсем по-детски. Языки наши иногда соприкасались, после чего Ира отодвигала меня в сторону и краснела. Был у Иры один ужасный недостаток – она жила в Медведках. Какое счастье ради пары поцелуев тащиться в Жопу Мира. Как только я узнал про эти самые Медведки, так сразу и раздумал жениться на Ире. Когда ж первая смена пролетела как фанера над Парижем, Иру родители решили у меня забрать, чтобы, не дай Бог, я не засунул свой язык слишком далеко, а меня никто не забрал. Сцена расставания была трогательна до слёз. Я обещал Ире любить её и в Москве тоже и дал ей номер своего телефона, и Ирина поступила аналогично, вот только соплей вылитых в мои уши, было намного больше. Само собой разумеется, что до сих пор я не позвонил Ирине и до сих пор с нетерпением жду её звонка.

Кроме Иры в моей жизни образовались ещё два дружка мужского пола, и с ними я занимался сублимацией. Чтобы меня не поняли неправильно, поясню, что мы пытались создать Лагерную рок-банду, и достигли значительно более весомых результатов, нежели те, что были достигнуты мною в школе. Немалую помощь в этом благом начинании мы получили от Светы. Свету я видел каждый год, но она слегка сменила ориентацию. Первые годы моего пребывания в Лагере, она ходила в галстуке, то есть была вожатой, а в этот год она была уже без галстука. На самом деле она уже три года была без галстука, но я заметил это только тогда, когда она проявила желание помочь нам сублимировать. Оказалось, что теперь Света стала Лагерным психологом. Вот такие метаморфозы, однако. Кроме этой метаморфозы всё было, как то и положено. Четвёртый, пятый и шестой отряды жили тоскливой и целомудренной пионерской жизнью. Третий отряд развлекался вуайеризмом, а второй мерялся хуями. Наш первый отряд уже дорос до попыток совращать девок, но по большей части, это были попытки с негодными средствами, как говаривал вождь мирового пролетариата.

Рок-банда наша названия не имела, но мы задумались над этим вопросом. Дум было как-то маловато, и мы начали репетировать, отложив решение главного вопроса на неопределённое время. Света попросила, чтобы мы играли не только Гнилой Запад, но и хорошие советские песни. Так мы и поступили. Когда Света пришла, чтобы послушать хорошую песню, мы исполнили творение Дунаевского, но за автора текста я был не уверен. Мы пели примерно так:

«Мы пи…, мы пи…, мы – пионеры юга,

Насра…, насра…, нас радует весна.

Торопись пись, пись, Приободрись, дрись, дрись…»

Пели мы хорошо и громко, но Света нам не дала закончить прекрасную песню, и попросила нас отныне петь на английском. Мы с этим радостно согласились, но всё-таки пели одну песенку, которая была частично на русском языке. Это была песенка про то, что у попа была коза, Shake baby shake, да через жопу тормоза, а поп дрова на ней возил и через жопу тормозил. Её, как бы, не только мы пели. Её даже пионеры из пятого отряда пели. Очень популярная была песня. Вот такая у нас была сублимация. Однако, как ни сублимируй, но о реализации забывать не стоит. На этом фронте дела обстояли не так весело.

Когда Ира меня коварно покинула, я разуверился в чистой любви, и тут же попытался предаться грязному разврату. Особых успехов не было, но в тот момент мне казалось, что успех мой был грандиозен. Мне удалось пару раз поцеловаться с другой Ирой совсем не по-детски и даже лизнуть её сиську, точнее то, что должно было стать сиськой. Кроме того, мне удалось поцеловаться ещё с двумя девочками, но по-детски, а с Иры удалось стащить трусы, но не совсем удалось. Она их быстро натянула назад, но волосы я всё же увидел. Вторая Ира тоже обещала мне звонить, но также до сих пор не собралась это сделать. Успехи в сублимации были куда как более весомыми. Мы научились играть пару песенок из репертуара Creedence Clear Water Revival, ну и так, кое-что не до конца. Короче говоря, два месяца не прошли совсем даром, а когда закончилась вторая смена, моя тётка решила, что мне надо посетить Эстонию, была такая республика Советской Прибалтики. На этот дурной поступок её соблазнила её подружка, которая вывозила туда своего золотушного отпрыска. Нетрудно догадаться, что в Эстонию я поехал уже без галстука.

В Эстонии мне всё не понравилось. Абсолютно всё. Море было такое мелкое и грязное, что к нему подходить было противно, не говоря о том, чтобы в нём ещё и купаться. В первый день выхода на море я, преодолев отвращение, всё-таки смог пройти по колено в воде около ста метров, но оно было ещё и холодным, и у меня навсегда отпало желание, лезь в эту грязную лужу. Эстонские девочки мне совсем не понравились. Красотой они вовсе не отличались, зато отличались врождённой эмоциональной тупостью. Мне не понравилась тёткина подружка, а особенно её золотушный отпрыск. Единственное занятие, которое я сам себе смог с большим трудом придумать, было ходить в лес по грибы и по ягоды. Скука была смертная, а тоска безысходная, и так три недели с лишним. Больше я никогда в эту Эстонию не ездил, и никогда не поеду, ну её в задницу вместе со всеми эстонцами.

Однажды, где-то дня за три или четыре до отъезда в город-герой Москву, я забрёл туда, сам не знаю куда, а всё из-за того, что я спёр у тётки сигарету и в лесу её выкурил. Мозг мой малость потёк. Чтобы добраться до места дислокации моей тётки, её подружки и её отпрыска, пришлось выйти из леса и идти вдоль моря. Не стану описывать красоты местной природы, как это делают авторши книжки про Лето в Пионерском Галстуке, зато перейду прямо к сути. Надо экономить время и бумагу, ибо лес – наше богатство. Берегите лес, господа! Шёл по берегу отряд, шёл издалека. На самом деле я шёл совсем один, слева море, справа лес, зато народу не видать совсем. Подумав пару минут, я продолжил свой нелёгкий путь и случайно наткнулся на нудистку. Есть мнение, что в те времена в Стране Советов нудистов не было, но мнение это в корне ошибочно. Не было такого понятия, как нудизм, однако голые бабы валялись на берегу Балтийского моря в изобилии, от одной до четырёх штук на погонный километр унылого побережья. Несколько раз я своими глазами видел их издалека, а вот до этой было всего-то метра три. Как-то слишком уж неожиданно я выскочил из-за угла, ну и эта самая нудистка вовремя не успела развернуться ко мне задницей. Ситуация была несколько двусмысленной. С одной стороны подглядывать не хорошо, но с другой-то – нехуй тут голыми валяться.

Сказать, кто больше сконфузился, было трудно, но дама со своим конфузом справилась быстро, а я, как бы, остолбенел от увиденного. Нудистка сделала вид, будто меня просто нет в природе, и продолжила загорать, как ни в чём не бывало. Я продолжал стоять и смотреть на барышню, а на меня беззастенчиво смотрела её пизда. Такая вот мясистая и волосатая пизда лет тридцати пяти отроду. Примерно ровесница моей матери, но тогда я ещё не был знаком с Фрейдом, а то бы я сказал, что он как всегда прав. Насмотревшись вдоволь на сиськи, пипиську и все прочие части женского тела, я вышел из состояния оцепенения и неуклонно направился до дому. До дома было около часа ходу, но мне мешал идти хуй, который слишком бурно отреагировал на нудистку. Мысли в голове путались, но одно я понял точно. Конечно, я и раньше всё это понимал, но тут-то я как бы прочувствовал это всеми фибрами своей души. И понял я, куда надобно совать свой хуй, чтобы он не мешал идти домой. Вот как-то так закончилось детство. Мои же наивные мечты уступили место вполне конкретным желаниям, а мой нездоровый романтизм превратился в здоровый цинизм.

В тот год в Москве стояла жуткая жара, горели торфяники, а птицы дохли налету. До школы оставалось ещё дня три, а делать было нечего. От нечего делать я продолжил изучать труды Ги де Мопассана и разглядывать творения любимых художников. Опять же от нечего делать, я взглянул на себя в зеркало и с ужасом обнаружил, что гадость под носом основательно разрослась, и на бороде выросло пять волосков, и ещё столько же на щеках. Пришлось всё это сбрить. Да и хуй бы с ними. Не жалко. Новое вырастет. Новые усы принесут новые мысли. Как-то так и закончились мои годы в пионерском галстуке, закончилось последнее пионерское лето, которое мне совсем не принесло радостей однополой любви. Видимо, я был не избранным, а самым обычным подростком, о котором великие писательницы книг не сочиняют. Внимания достойны только небинарные инвалиды.

На этом можно было бы и закрыть пионерскую тему, однако, не всё бывает так, как этого хочется. У людей есть такая особенность, возвращаться к прошлому не только в мыслях, но и в действиях. Недаром же говорят, что преступника всегда тянет на место преступления. Вот и меня постоянно тянет в том же направлении. Чтобы сэкономить время моих читателей, особенно тех, кому понравилось «Лето в Пионерском Галстуке», сразу предупреждаю. Следующая глава моей книги будет также на тему пионерских подвигов. Если кому-то не понравилось накарябанное выше, то ему совсем не стоит читать ниже. Там будет ещё страшнее. Нечто вроде страшной сказки примерно следующего содержания:

«А с девочкой было так мило, но мне захотелось проверить.

Я взял молоток, я взял зубило и вскрыл её ласковый череп».

Чтобы не обоссаться ночью, не пейте кофе после двадцати трёх часов. Это – вовсе не совет, это – Категорический Императив Канта.