Хождение по звукам

Кстати, Рэй считает, что хэви-металлическая версия этой песни вышла очень недурно, а Дэйву она не нравится. Мне же милее другой кавер на эту вечнозеленую песню, и тоже из весьма неожиданного источника: в 1976-м свою версию «You Really Got Me» записала на концертном альбоме группа 801, в которой выдающийся музыкальный новатор и визионер Брайан Ино играл вместе с видными музыкантами из прогрессив-рок-тусовки.

Глава 8
Нетрезвый человек
Серж Генсбур

Трек-лист:

1). Je T’Aime… Moi Non Plus

2). Le Poinsonneur de Lilas

3). Intoxicated Man

4). Poupee de Cire, Poupee de Son

5). Bonnie & Clyde

6). Initials B.B.

7). Ballade de Melody Nelson

8). Nazi Rock

9). Aux Armes et Caetera

10). Marilou sous la Neige

11). Harley David Son of a Bitch

В 1969-м «Je T’Aime… Moi Non Plus» Сержа Генсбура стала первой в истории неанглоязычной песней, попавшей на вершину британского хит-парада. Почему именно она? Ну потому что, положа руку на сердце, язык тут знать совершенно необязательно, не правда ли? Свой месседж композиция внятно и доходчиво транслирует вовсе без слов: вздохи и стоны юной партнерши автора, актрисы и певицы Джейн Биркин, говорят сами за себя. Возникла даже легенда, что Генсбур и Биркин записывали понятно какую часть песни, установив микрофон под своей двуспальной кроватью – красивая версия, но, увы, неправда, хотя от Сержа, вечного нарушителя общественных табу и главного анфан-террибля европейской поп-музыки, этого вполне можно было ожидать.

На самом деле в первом варианте трека пела вовсе не Джейн, а предыдущий объект его романтического интереса, знаменитая актриса Брижит Бардо – как вспоминал звукорежиссер записи, ему было немного неловко смотреть, как Серж и Брижит вместе пишут вокал в тесной кабинке с одним микрофоном; они, скажем так, занимались в ней не только пением. Впрочем, спустя несколько дней Бардо вспомнила, что вообще-то замужем за немецким миллионером Гюнтером Заксом, которому явно не понравится ее вклад в «Je T’Aime… Moi Non Plus», и всеми правдами и неправдами уговорила Генсбура не выпускать композицию, пока ее партию не перезапишет кто-нибудь другой. Серж тогда предложил эту роль Мэриэнн Фейтфул, но та отказалась – к счастью, вскоре певец познакомился с Джейн Биркин на съемках фильма «Слоган» и понял, что это именно то, что (та, кто) здесь и требуется. Если кому интересно, версия с вокалом Бардо в конечном счете все же была опубликована в 1986 году – ее, разумеется, совсем не трудно найти в интернете.

На момент записи «Je T’Aime… Moi Non Plus» Генсбур уже был состоявшимся артистом с более чем десятилетней карьерой за плечами. Его первый альбом вышел еще в 1958-м; носителем, как и в следующих нескольких случаях, стала десятидюймовая виниловая пластинка – полноценные 12-дюймовые лонгплеи во Франции в те годы еще встречались редко. Запись открывает его первый хит «Le Poinsonneur des Lilas», аранжированный, как и остальные композиции, при участии видного джазового композитора, автора многих известных саундтреков Алена Горагера (рекомендую, кстати, отыскать где-нибудь его звуковую дорожку к фильму «Дикая планета» середины 1970-х, «La Planete Sauvage», совершенно удивительная и чудесная вещь). Песня Сержа рассказывает о человеке, который работает билетером в парижском метро: знай себе компостирует проездные с утра до вечера, и ничего в его жизни больше нет, и все это ввергает его в такую депрессию, что он думает, не прокомпостировать ли с помощи пистолетной пули собственную голову – и покончить с этим навсегда. Неплохо так для поп-хита, правда? Даже если учесть, что, конечно, поп-музыкой раннего Генсбура можно назвать с большой натяжкой – самого этого термина за пределами США и отчасти Великобритании еще толком не существовало, и то, что делали Генсбур с Аленом Горагером, скорее представляло собой нечто вроде легкого джаза.

Так или иначе – пусть у массового слушателя Серж и ассоциируется прежде всего с эротическим хитом «Je T’Aime… Moi Non Plus», а также с сопровождавшими его жизнь сексуальными и прочими скандалами, но французский президент Франсуа Миттеран не зря после смерти певца в 1991-м сказал, что Франция потеряла «нового Бодлера» и «нового Аполлинера» в одном лице; текст «Le Poinsonneur des Lilas» в каком-то смысле позволяет оценить точность этой формулировки. Генсбур в самом деле был большим поэтом, почитателем и в каком-то смысле наследником Бориса Виана, которого у нас если и знают, то как автора романа «Пена дней», а он между тем был и талантливым шансонье, а также джазовым трубачом.

Кстати, Бодлера наш герой тоже ценил – и даже посвятил ему композицию со своей четвертой по счету пластинки 1962 года, которая так и называлась «Baudelaire»; впрочем, куда известнее оказался другой трек с этого альбома, «Intoxicated Man». Эта композиция, насколько я могу понять со своим очень слабым ученическим французским, представляет собой монолог постепенно пьянеющего человека – что ж, Генсбуру эта проблематика в самом деле была хорошо знакома; трек с говорящим названием «Alcool» содержался уже на его первой пластинке. На первом свидании с Джейн Биркин музыкант так напился, что уснул, едва успев доползти до кровати в снятом ими гостиничном номере. А после своего первого инфаркта заявлял, что победит все болезни, если будет пить и курить еще больше, чем раньше, и в самом деле даже не думал отказываться от вредных привычек, из-за чего в последние годы жизни, по многочисленным свидетельствам, представлял собой жалкое зрелище.

Впрочем, что значит жалкое? Романтическое мировоззрение, позаимствованное им у Бодлера и других, разумеется, предусматривало в том числе и разного рода саморазрушительные практики – романтик должен страдать и топить свои страдания, ну, например, в бутылке виски. А попутно писать гениальные песни типа «Intoxicated Man» – Мик Харви, соратник Ника Кейва, именно по этой композиции назвал первый из нескольких своих альбомов англоязычных перепевок творчества Генсбура.

Так или иначе, на своей четвертой пластинке и в том числе в «Intoxicated Man» Генсбур как бы подытоживал свой ранний условно джазовый период – в середине 1960-х ему предстояло совершить первое из нескольких удивительных перевоплощений и на пороге сорокалетия нырнуть с головой в молодежную поп-музыку. С его композицией «Poupee de Cire, Poupee de Son» востроглазая юная француженка Франс Галль, представительница популярного стиля йе-йе – наивной и обаятельной девичьей поп-музыки той эпохи – победила в 1965-м на Евровидении; правда, представляла она не Францию, а Люксембург, но это не помешало треку стать хитом во всей франкофонной части Европы. Для автора, сказавшего незадолго до этого, что он совершенно точно скоро накопит себе на «Роллс-Ройс», это действительно стало первым настоящим триумфом – и «Роллс-Ройс» у него в самом деле через некоторое время появился, правда вот незадача, Генсбур не умел водить, поэтому, по собственному признанию, использовал его как пепельницу.

Что до Франс Галль, то с ней мятежный французский гений испортил отношения год спустя, когда преподнес певице композицию «Les Sucettes». Формально она повествовала о девушках, которые любят леденцы на палочке, но слушатели довольно быстро считали весьма рискованную по тем временем сексуальную метафору – когда Галль дали понять, о чем именно она спела, сама того не подозревая, та пришла в ужас и временно разорвала с Сержем Генсбуром все дипломатические отношения. Ну да, вот таким он был – во-первых, вечно зацикленным на темах, считавшихся до сексуальной революции если и не запретными, то по крайней мере, весьма и весьма смелыми, а во-вторых, что еще важнее, категорически неспособным позволить жизни спокойно идти своим чередом. Даже когда вроде бы у Генсбура все получалось, он прямо-таки чувствовал необходимость выкинуть какой-нибудь немотивированный фортель и усложнить в том числе и собственное положение. Тоже, если хотите, издержки романтического непокоя – прямо по Бодлеру.

Пожалуй, лучшие свои песни Серж Генсбур сочинил с 1968-го по 1971 год – катализатором здесь, по всей видимости, стал бурный роман с Брижит Бардо. На первом свидании актриса попросила музыканта написать для нее «самую красивую песню на свете» – Серж на следующий день принес целых две. Первая – разумеется, «Je T’Aime, Moi Non Plus», вторая, построенная на таком же взаимном ворковании главных героев, – «Bonnie and Clyde», в которой они с Брижит оказываются уподоблены легендарной семейной паре романтических гангстеров. «Bonnie and Clyde» в итоге вышла не только на сингле, но и на альбоме «Initials B.B.», и понятно, чьи инициалы тут имелись в виду; пластинка получилась одной из ярчайших у Генсбура – что ни трек, то попадание прямо в цель.

В этот период певцу удавалось практически все, за что бы он ни взялся. Ему безраздельно доверял его лейбл Philips, и это позволило Сержу освоить необычную бизнес-модель: деньги он зарабатывал сочинением песен для других артистов вроде Франс Галль, а также Франсуазы Арди, Анны Карины и кого только не – а сам параллельно получил возможность записывать довольно неожиданные экспериментальные работы. И главной из них, конечно, стал легендарный альбом «L’Histoire de Melody Nelson» 1971 года.

В отличие от «Initials B.B.», с этой пластинки непросто выбрать одну конкретную композицию для знакомства – это концептуальная запись, требующая целостного восприятия. Но если все же делить ее на фрагменты, то, пожалуй, стоит прежде всего послушать «Ballade de Melody Nelson», песню, которую впоследствии перепевали самые разные артисты – от Portishead до, прости господи, Placebo; первые, кстати, признавались, что в сочетании оркестровок с приглушенным, минималистским грувом барабанов услышали предвосхищение их собственного жанра трип-хоп. Здесь, конечно, нельзя не отдать должное очередному гениальному творческому партнеру Генсбура – если его ранние пластинки аранжировывал Ален Горагер, то звучанием работ рубежа 1960–70-х мы обязаны композитору Жану-Клоду Ваннье, такому, я бы сказал, непризнанному гению французской поп-музыки, большому любителю разного рода диковинных звуков. Я очень рекомендую найти и послушать пластинку «L’Enfant Assassin des Mouches», «Мальчик – убийца мух», вышедшую под его собственным именем (но, кстати, на сочиненную на сюжет авторства Генсбура) – она была настолько из ряда вон во всех отношениях, что лейбл не выдержал и наложил на нее вето, успев выпустить только пару сотен экземпляров. Как это часто бывает, спустя много лет альбом ретроспективно признали классикой свободомыслящей музыки начала 1970-х.

Похожая история – хоть и в несколько менее драматичном изводе – произошла и с «Histoire de Melody Nelson», записью, в которой рассказывалась история мимолетного знакомства и романа между водителем дорогого автомобиля и велосипедисткой, которую он случайно сбивает. Не обошлось без пощечины общественной морали: по сюжету героиня еще не достигла возраста согласия, отчего пластинку нередко сравнивают с романом «Лолита» Набокова; в значительной степени именно поэтому альбом не стал хитом по горячим следам. Зато время было к нему благосклонно, и сейчас этот безумный художественный пересказ истории самого Генсбура и Джейн Биркин – которой, впрочем, было уже двадцать с небольшим, и на момент выхода пластинки она была на четвертом месяце беременности – считается одним из его основных творческих достижений.

Впрочем, в 1970-е у Генсбура таковых было немало – что ни диск, то какое-то удивительное новое приключение. Как вам, например, концептуальный диск о рок-музыке и Третьем рейхе? Можно подумать, такое в те годы делали только всякие авангардные безумцы типа группы The Residents с альбомом «Third Reich’n’Roll» – ничуть не бывало; и у Сержа Генсбура подобная работа тоже была и называлась «Rock Around the Bunker». В ней – и конкретно, например, в композиции с лапидарным заголовком «Nazi Rock» – найдена формула, которой Генсбур впоследствии часто будет придерживаться: сама песня на французском, но бэк-вокалистки в припевах повторяют ее название на английском. Важнее, впрочем, не это, а сам факт появления пластинки об Адольфе Гитлере спустя тридцать лет после окончания Второй мировой – как обычно, Генсбур и эту тему раскрывает с присущим ему рискованным юмором: на альбоме имеется, например, композиция о том, как Гитлер и Ева Браун спасаются в бункере, и та выводит фюрера из себя, постоянно напевая американский стандарт «Smoke Gets in Your Eyes». Разумеется, следующим номером на пластинке эту песню перепевает сам Серж – шутку надо доводить до конца.

При этом обвинить Генсбура в том, что он опошлил трагический сюжет, язык не повернется – в конце концов, его родителям, русским эмигрантам Иосифу Гинзбургу и Ольге Бессман, доводилось во времена войны носить желтую звезду; перед тем, как нацисты начали решать еврейский вопрос на территории Франции, им чудом удалось вместе с подростком-Сержем бежать в остававшийся под властью относительно травоядного вишистского правительства город Лимож. Так что материал был музыканту близок, а то, что он решил его в духе такого бесстыжего глэм-рока 1970-х, – так мы его за то и любим, вообще говоря, что он не признавал ни сложившихся конвенций, ни каких-либо внешних авторитетов. Поэтому над брюзжанием по поводу диска «Rock Around the Bunker» певец лишь посмеялся – как и над негативом, который посыпался на него после выпуска альбома «Aux Armes et Caetera» в 1979-м. Если вслушаться в текст заглавной композиции, станет понятно, что перед нами не что иное, как… «Марсельеза», французский государственный гимн! Вот только решена она здесь в стиле эдакого издевательского регги – «Aux Armes et Caetera» был первой из двух пластинок, записанных Сержем Генсбуром на Ямайке с помощью местных музыкантов.

Если глэм-роковый альбом про нацистов ему еще как-то простили, то вот это французские патриоты восприняли уже как откровенное надругательство – и Генсбур получил в свой адрес огромное количество угроз, в том числе антисемитского содержания. Впрочем, ответил он на них по-своему изящно: купил на аукционе оригинальную рукопись «Марсельезы» Роже де Лиля и отметил, что, вообще-то, его версия верна первоначальному тексту, в отличие от той, которая звучит на государственных парадах и других мероприятиях! Так что патриотам не мешало бы заткнуться. А регги – что регги? Просто на Ямайке тепло и девушки красивые; в последнем Генсбур уж точно знал толк. Между прочим, в одной из своих регги-композиций он записал в весьма эротически раскрепощенной роли жену Боба Марли Риту (в составе вокального трио I Threes), чем классик регги, по рассказам, остался чрезвычайно недоволен.

Другая яркая работа Сержа в 1970-е – весьма впечатляющий музыкально и тематически диск «L’Homme a Tete de Chou», «человек с капустой на голове». Для радиоэфира из содержащихся в нем песен, пожалуй, лучше всего подходит милый и мелодичный трек «Marilou Sous la Neige», но само название – «Марилу под снегом» – заставляет заподозрить неладное, и действительно: в контексте пластинки это не что иное, как серенада лирического героя своей возлюбленной, которую он только что до смерти забил брандспойтом, и теперь она лежит бездыханная, с ног до головы покрытая пеной для тушения пожаров. Кстати, за саунд пластинок Сержа в этот период отвечал уже не Ален Горагер и не Жан-Клод Ваннье, а английский композитор Алан Хэкшоу.

В 1980-м Генсбур окончательно расстался с Джейн Биркин, хотя и продолжал периодически писать для нее песни – та, впрочем, обижалась, что лучшие мелодии он как будто бы приберегал для других певиц вроде Изабель Аджани; ревновала. По иронии судьбы, последней долгоиграющей подругой Сержа стала певица Бамбу, внучатая племянница фельдмаршала Паулюса – да-да, того самого немецкого военачальника, который командовал фашистскими войсками в Сталинградской битве. Так что тема Второй мировой в жизни Генсбура возникала самым неожиданным образом. Но в целом 1980-е, конечно, в творческом отношении были не лучшим для него периодом – в это время он уже стал тяжелым алкоголиком и даже придумал себе альтер-эго по имени Гензбарр: весь неадекват певец пел и говорил как бы от его лица. А неадеквата там хватало – во Франции до сих пор помнят телевизионные скандалы с участием артиста: когда, например, он обозвал замечательную певицу Катрин Ранже из группы Les Rita Mitsouko «грязной шлюхой» (см. также главу, посвященную Les Rita Mitsouko в этой книге) или когда в прямом эфире сообщил Уитни Хьюстон, что хочет заняться с ней сексом – там на самом деле было более крепкое словцо. Большим скандалом обернулась также композиция «Lemon Incest», дуэт Генсбура со своей 12-летней дочерью Шарлоттой, в будущем – известной (и очень хорошей) певицей и актрисой; теперь, стало быть, Серж решил эпатировать поборников «традиционных ценностей» еще и темой инцеста.

Впрочем, альбом «Love on the Beat» 1984 года, в который вошел этот трек, интересен и помимо всех скандальных коннотаций: это, пожалуй, последняя сильная работа музыканта, в которой внезапно выяснилось, что в пространстве прохладного электропопа он чувствует себя ничуть не менее органично, чем в джазе, психоделическом роке или регги. Среди других запоминающихся композиций с этой пластинки – «Harley David Son of a Bitch» с почти колдвейвовой драм-машиной и типичным для позднего Генсбура сальным каламбуром в заголовке: сочетанием торговой марки мотоциклов «Харли Дэвидсон» и словосочетания «сукин сын».

Глава 9
Я закрываю глаза и считаю до десяти
Дасти Спрингфилд

Трек-лист:

1). I Only Want to Be With You

2). You Don’t Have to Say You Love Me

3). The Look of Love

4). Son of a Preacher Man

5). Breakfast in Bed

6). I Close My Eyes and Count to Ten

7). Windmills of Your Mind

8). Don’t Call it Love

9). What Have I Done to Deserve This

10). In Private

Наивные и прекрасные 1960-е – а были ли они? Или это ретроспективный штамп, имеющий мало общего с реальностью? Формально творчество выдающейся певицы Дасти Спрингфилд, часто снабжаемое стилистическими тегами «голубоглазый соул» и «барокко-поп» – см., например, замечательную песню «I Close My Eyes and Count to Ten», – кажется манифестацией как раз этой расхожей шестидесятнической органики. Но в ее исполнительской манере, в ее жизненной истории, да и в ее творчестве обнаруживается немало подводных течений, рискующих слиться в опасный, стремительный водоворот.

История Дасти Спрингфилд в шоу-бизнесе начинается в январе 1964-го с композиции «I Only Want to Be With You», взлетевшей на четвертое место в британском чарте и положившей конец доминированию в первой десятке хит-парада песен группы The Beatles. Намеки на грядущий оглушительный успех у Дасти были и раньше, когда она пела в составе трио Springfields, где кроме нее выступал в том числе ее родной брат Том, урожденный Дион О’Брайен. Но теперь сомнений уже быть не может – на небосклон британской поп-музыки восходит новая суперзвезда.

Совсем недавно, весной 2016-го, британские таблоиды, всегда неравнодушные к судьбе и карьере Спрингфилд, раскопали где-то в Испании пенсионерку Джин Вествуд, рассказавшую, что композиция изначально предназначалась для нее – именно ей, профессиональной бэк-вокалистке, задумывавшейся о сольной карьере, посвятил это трогательное признание («Я хочу быть только с тобой») автор трека, сонграйтер Майк Хоукер. Очень может быть, что так все и было – позже в репертуаре Дасти Спрингфилд будут и другие хиты, сочинявшиеся не специально для нее, а для других исполнительниц, включая, например, и легендарную песню «Son of a Preacher Man», о которой мы ниже еще вспомним; так или иначе, это совершенно не мешало ей как будто бы их экспроприировать, делать так, что ничей чужой вокал в них просто невозможно вообразить.

Причем де-факто оказывалось неважно не только то, кому изначально была посвящена песня, но даже то, на каком языке она была спета. В 1960-е годы британские музыканты нередко выступали в континентальной Европе с композициями, переведенными на другие языки, – вы наверняка помните битловские германоязычные записи «Sie liebt Dich» или «Komm gib mir deine Hand»; Спрингфилд тоже не избежала подобного опыта, однажды выступив, например, на знаменитом итальянском фестивале в Сан-Ремо. Именно там в 1965-м она подслушала песню, которая в итоге станет, как это ни парадоксально, ее единственным номером один в британских чартах за всю историю – она называлась «Io Che Non Vivo (Senza Te)». Вернувшись домой, она уговорила друзей – продюсеров Вики Уикхэм и Саймона Непера-Белла – сварганить англоязычный текст; так возник суперхит «You Don’t Have to Say You Love Me».

Трек оказался такой сокрушительной пробивной мощи, что даже король рок-н-ролла Элвис Пресли не погнушался, услышав версию Дасти Спрингфилд, записать через несколько лет свою собственную. А все потому, что, как и было сказано, Дасти переделала ее под себя, удивив даже авторов англоязычного текста: Саймон Непер-Белл – кстати, не только текстовик, но и успешный менеджер, работавший в 1960-е и со Спрингфилд, и, скажем, с группой The Yardbirds, а в будущем ставший опекуном молодого Джорджа Майкла и дуэта Wham! – позже признавался: «мы [с Вики Уикхэм] думали, что наши стихи – про бегство от чрезмерной эмоциональной привязанности, а Дасти перевернула все с ног на голову и превратила их в страстную песнь любви и одиночества». Когда она пела эти строчки прямо на лестнице в студии фирмы Philips, продолжал Непер-Белл, это было ее лучшим выступлением в жизни: совершенство от первой до последней ноты, представление уровня Ареты Франклин, Синатры и Паваротти. Только великие певцы могут взять примитивный текст и вдохнуть в него новое содержание.

Между прочим, рекомендую запомнить деталь про лестницу в студии – она нам еще потребуется, а пока я хотел бы сделать маленькое лирическое отступление и привести совсем другую цитату, из романа английского писателя Ника Хорнби «Hi-Fi». Это такая занятная история про типичного неудачника, клерка в музыкальном магазине, который берет интервью у всех своих бывших подружек, пытаясь понять, как он дошел до жизни такой. И в одном пассаже там, по-моему, очень четко описано, кем и чем для героя и для представителей его поколения была Дасти Спрингфилд:

«– У меня всегда было плохо с проявлениями нежности. – Она касается губами моего плеча.

Вы слышали? У нее всегда было плохо с проявлениями нежности. Для меня это серьезная проблема, как и для любого мужчины, в чувствительном возрасте слушавшего «The Look of Love» Дасти Спрингфилд. Я ведь представлял себе, что так оно все и будет, когда я женюсь (тогда я называл это «женюсь» – сейчас использую выражения «поселиться вместе» или «поладить»). Я представлял себе сексуальную женщину с сексуальным голосом и обильным сексуальным макияжем, всеми своими порами излучающую преданность мне.»

«The Look of Love», песня, которую вспоминает герой Ника Хорнби, – это уже 1967 год; сочинил ее легендарный Берт Бакарак в соавторстве с его постоянным партнером Хэлом Дэвидом, а предназначалась она для фильма «Казино Рояль» – не официальной части бондианы, а скорее своего рода пародии на шпионские детективы с Джеймсом Бондом. В Англии трек даже не выпустили на сингле, что не помешало ему стать одной из самых любимых и узнаваемых композиций в репертуаре Спрингфилд. «Я попросил Дасти спеть эту вещь в как можно более сексуальной манере», – рассказывал Бакарак; впоследствии, правда, Спрингфилд не была в восторге от собственного исполнения, признавшись, что переписывать вокал пришлось несколько раз, поскольку дело происходило в 10 часов утра и чувствовала она себя не очень здорово.

Впрочем, два года спустя, на великом альбоме «Dusty in Memphis» Спрингфилд без обиняков споет следующие строчки: «Немного любви ранним утром намного лучше, чем чашка кофе», – и любовь в этом контексте, разумеется, подразумевала не совместный просмотр утреннего шоу по телевизору. Это тоже к вопросу о пресловутой шестидесятнической наивности – да, Дасти, конечно, прославилась еще в начале десятилетия, до сексуальной революции, но откровенных разговоров о сексе и телесности никогда не стеснялась, даже совершив одной из первых поп-звезд своего рода частичный каминг-аут: в 1970-м она рассказала в интервью, что одинаково способна влюбиться и в мальчиков, и в девочек. До широко растиражированных откровений, например, Дэвида Боуи на тот момент оставалось еще целых два года – заявление певицы произвело фурор и побудило печально известные британские таблоиды отныне и далее постоянно копаться в ее грязном белье.

Однако с Великобританией ее в те годы уже мало что связывало – Дасти и раньше была очарована американской культурой, а в конце 1960-х рискнула и поехала записывать свой очередной диск в США, в город Мемфис, в, можно сказать, мекку музыки соул. В итоге на свет появилось более десятка нетленок, собранных на пластинке «Dusty in Memphis», и, конечно, самая знаменитая из всех – композиция «Son of a Preacher Man».

Поначалу эту вещь предлагали Арете Франклин, та отказалась, и в итоге ее спела Дасти Спрингфилд – правда, и Арета таки запишет свою версию уже спустя несколько лет. Надо сказать, что роман Дасти с американской музыкой начался не в 1969-м, а значительно раньше – она гастролировала по США еще со своей ранней группой Springfields и именно тогда влюбилась в соул-звучание, после чего стала по возвращении домой всячески раскручивать его у себя на родине. В частности, Дасти вела несколько эфиров программы «Ready Steady Go» на британском телевидении, куда приглашала артистов лейбла Motown и пела вместе с ними: единственная белая певица – причем блондинка! – на сцене с негритянскими девичьими группами. Эфиры Спрингфилд считаются одной из предпосылок к появлению так называемого «северного соула» (Northern Soul): интересного феномена попадания малоизвестных и малотиражных американских соул-сорокапяток на британский рынок – там они становились популярными саундтреками для дискотек в клубах и танцевальных залах, а затем превращались в коллекционные редкости; в значительной степени именно из северного соула через пару десятилетий вырастет мощная британская электронная сцена – эйсид-хаус, рейв и так далее.

И саму Дасти постоянно тянуло в соул – другое дело, что в Британии у нее не было возможности по-настоящему нырнуть в этот импортный стиль с головой и приходилось заниматься большей частью белой поп-музыкой, а вот в Мемфисе звезды сошлись, Спрингфилд попала под крыло продюсера Джерри Векслера с фирмы Atlantic и не сразу, но сумела записать ту пластинку, которая, она чувствовала, всегда была у нее где-то внутри, но лишь теперь наконец могла быть реализована и выпущена в свет.

В ранней карьере Спрингфилд был эпизод, ярко продемонстрировавший ее взгляды на жизнь и на расовое равноправие – когда еще в конце 1964-го Дасти ездила на гастроли в Южноафриканскую Республику, то решительно отказалась поддерживать сегрегацию и выступать исключительно перед белой публикой, а настояла на том, что будет петь для смешанной аудитории. Впрочем, во времена апартеида такое долго продолжаться не могло, и в самом начале гастрольного тура местные власти сначала ненадолго поместили певицу под домашний арест, а потом и просто выслали из страны. Одна из возлюбленных Спрингфилд, Норма Танега, сама певица, причем смешанной расы, позже вспоминала о вечной жизненной неустроенности своей подруги: она хотела быть гетеросексуальной – но не была таковой, она хотела жить жизнью порядочной католички – но не могла, она мечтала родиться чернокожей – но родилась белой. И это тот подтекст, который нельзя не учитывать, когда мы слушаем песни Дасти Спрингфилд и наслаждаемся ими – возможно, 1960-е и были наивным десятилетием, но эта девушка много знала о несправедливости, которая бывает в человеческой жизни, и не понаслышке, а на собственном опыте. И та страсть, с которой Дасти, по воспоминаниям Саймона Непера-Белла, пела самый зряшный поп-хит – а она ведь сама называла свой шлягер «You Don’t Have to Say You Love Me» «дешевым сентиментальным старьем», – та страсть, с которой она пела в том числе и песни с альбома «Dusty in Memphis», как кажется, происходила именно отсюда: от ощущения невозможности, недостижимости идеала, от осознания того, что ее жизнь никогда не сложится так, как ей бы самой мечталось.

Между прочим, вокал для альбома «Dusty in Memphis» был записан вовсе не в Мемфисе – точнее, Дасти спела там все, что нужно, но, как признавалась сама, чувствовала такое давление всей ситуации: белокожая, светловолосая английская девушка на родине афроамериканского соула, в студии, где работали ее кумиры, – что не могла расслабиться, была недовольна результатом и убедила продюсера Джерри Векслера подождать накладывать вокал на инструментальные треки, а использовать вместо этого новые варианты, которые она привезет попозже. Попутно, кстати, Дасти продала Векслеру группу Led Zeppelin, не имевшую тогда контракта с американским лейблом, – певица сообщила продюсеру с фирмы Atlantic, что это самая горячая и модная новая рок-музыка в Англии, тот поверил ей на слово и, не слышав ни ноты в исполнении музыкантов, поставил свою подпись под контрактом на 200 тысяч долларов. Так Спрингфилд отплатила одному из участников Led Zeppelin, бас-гитаристу Джону Полу Джонсу, за то, что тот неоднократно подыгрывал ей на записях ее песен.

Ну а что касается желания певицы начисто переписать свой вокал, то такое с ней происходило не впервые: вспомним, что исполнением песни «The Look of Love» она тоже оставалась недовольна. И это приводит нас к еще одной важной теме: Дасти Спрингфилд как студийный перфекционист и фактически сама-себе-продюсер. Об этом мало говорится – чаще рассказывают про сексуальность певицы, про ее жизненные проблемы, на худой конец перечисляют ее самые удачные композиции и рассуждают о том, чем именно они так цепляют, – но на самом деле в студии Спрингфилд превращалась в самого настоящего контрол-фрика. Думаете, зачем она пела песню «You Don’t Have to Say You Love Me» на лестнице в офисе Philips? А затем, что тесная студия, принадлежавшая лейблу, никогда ей не нравилась, там не было должного количества эха и воздуха для того, чтобы Дасти могла спеть все так, как ей хочется и видится; поэтому она постоянно заставляла инженеров протягивать провода то на лестницу, то в коридор, а то и в туалет здания. С одним и тем же мельчайшим отрывком она могла возиться подолгу, записывать по 40–50 дублей, пока не чувствовала, что звезды наконец сошлись и фрагмент звучит как до2лжно. Короче говоря, хотя на пластинках Спрингфилд вы, как правило, не увидите надписи «продюсер: Дасти Спрингфилд», по факту она демонстрировала тут именно профессиональный продюсерский подход. Которому мы и обязаны во многом неустаревающим звучанием ее песен.