Свидание на спор

Глава 7

Я не прощаясь ухожу, почти не глядя, дохожу до тачки и, прыгнув, газую с места, только вставив ключи в зажигание. Рев двигателя заглушает бешеный стук сердца, а горло жжет огнем от жажды. Хочется надраться, забыться, что стал ведомым. Наверное, всегда был. Каким еще может быть человек в девятнадцать. И пусть Харитонов уверен, что сейчас он на коне, но стоит папочке сказать «к ноге», и ему не останется ничего, кроме как послушаться. А иначе обрежут ему потоки удовольствия, запрещенных веществ и телок. Вот так и крутится этот ебанный мир. Кто-то от кого-то всегда зависит. Кто-то кого-то всегда ебет. Всегда есть тот, перед кем тебе так или иначе придется пресмыкаться, чтобы урвать свой кусочек под солнцем. Выбор прост и сложен одновременно. Странно, но, судя по дороге, я пригнал в общагу, где живет эта самая Даша. Вообще о ней ничего не знаю. Кто, что, чем дышит. Да и в универе было западло спрашивать, так что пусть расскажет сама, если, конечно, сумеет до того, как я ее трахну.

Понятия не имею, какие у нее окна, но почему-то вспоминаю день, когда забирал отсюда Нику. Даша тоже была там. Только раньше я ее вообще не замечал. Темное пятно, тень, на которое и внимание – то не сразу обратишь, а теперь везде мерещатся ее губы, ее запах, прокравшийся вором в носовые пазухи и буквально там поселившийся. Ну как тебе? Нравится мозг мне ебать? Не боись, теперь появился повод ответить. Это даже интересно по – своему. Есть оправдание тому, что придется с ней общаться, смотреть в синющие глаза, на алые губы, трогать сиськи, щипать соски, раздвигать ноги, слышать стоны, ловить их губами, стучаться зубами, рвать бесформенную одежду и уже ощутить всю ту мягкость, о которой столько фантазировал.

Будоражит так, что не сплю всю ночь, обдумывая, с какой фразой подойти.

«Привет, детка, не хочешь пройтись?»

«Привет, малыш, покажи сиськи».

«Привет, хочешь меня?»

«Привет, у тебя охуенные губы, отсосать не хочешь?»

Интересно, а рука у нее достаточно тяжелая? Сравнимо с боем на ринге или я спокойно смогу отвести удар и просто завладеть губами и содрать балахон, в котором она разгуливает?

В итоге фраз набралось на порядочный сборник по пикапу. Но, подловив ее после пар у деканата и прижав к стене, я не произношу ни слова. Просто как умалишенный, тону в этой влажной синеве глаз. Барахтаюсь, пытаясь выплыть, крикнуть о помощи, а в итоге не могу. Расслабляюсь полностью и решаю отдаться на милость стихии. У меня преимущество, ведь я знаю, куда она меня приведет.

– Марк, ты… – заговаривает она первой, и по телу течет горячая лава. Это ее «Марк» как стон во время оргазма, который она обязательно со мной получит, если сейчас не оттолкнет.

– Повтори…

– Повторить?

– Имя мое… – раздраженно дергаю ее, кладу руку рядом с шеей и касаюсь большим пальцем бьющейся жилки. Судя по частоте ударов сердца, у нее тахикардия, судя по глазам, она сейчас завалится в обморок. Но перед этим произносит:

– Марк…

И снова этот сдавленный звук, словно я ей уже горло рукой сжал и вхожу на всю длину.

Мысль о ее сладкой целке просто сносит башню, кажется, я прямо сейчас чувствую ее манящий запах. Он настолько бьет по мозгам, что я не ощущаю, как проходят мимо люди. Весь мир сузился вот до этого слова – Марк.

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Еще больше понравится, если ты будешь его стонать во время оргазма.

Перебор. Сразу видно. Он дергается и довольно сильно отбивает меня плечом, уносится с возгласом:

– Я же сказала, это была шутка!

– А я вот не шучу, – догоняют и тяну за собой. Она на удивление легкая, можно и на плечо закинуть. Наверное, потому что мелкая, еле до подбородка достает. Толкаю в пустой кабинет. Благо в конце дня такой находится.

– Думать ни о чем другом не могу. Скажи честно, это какой – то план был?

Легко сажаю ее на парту и раздвигаю ноги, и она прекращает сопротивляться в мгновение, стоит ее коснуться. Словно на удава смотрит, не знает, чего ждать. А я знаю, надо только от одежды избавиться.

– Ну скажи честно. План?

– Да…

– Влюбилась в меня? – ухмыляюсь.

Это многое объясняет. И смущение. И робость. И взгляды исподтишка. Обычно девки жопой крутят, а эта девственность предложить решила. А я что, идиот в таком случае отказывать? Забуду о ней на следующий день, а она внукам своим рассказывать будет, с каким охуенным парнем в первый раз переспала.

– Нет, – отвечает, но глаза шире делает, и я снова теряюсь. Только теперь хочу, чтобы она потерялась со мной в этом лесу из похоти и чувства новизны, когда люди только прикасаются к друг другу, пробуют, исследуют территорию.

Мне бы, конечно, хотелось, чтобы она немного поиграла в недотрогу, но, судя по губам, которые буквально молят о поцелуе, не будет никаких игр, только полная отдача этих шикарных сисек в мою полное владение.

– Нет? – поднимаю брови и только сейчас замечаю, что она в рубашке унисекс и застегнута даже не на все пуговицы. И в декольте видно, как часто вздымаются два белых холмика. Я поднимаю глаза, смотрю на губы и шепчу в них, почти касаясь: – А мне кажется, ты лжешь… Если хотела меня заворожить своей девственностью, то официально заявляю: у тебя получилось.

– Что?

– То, что очень хочется посмотреть, что ты скрываешь за всеми этим безобразными тряпками…

Где-то накосячил, сразу понял, потому что из плавленого шоколада она превращается в ледышку, отворачивает лицо и довольно ловко меня отталкивает.

– Думаешь, я худее, чем выгляжу? Тогда ты ошибся! – Она хватает скинутую на пол сумку и хочет вылететь за дверь, а я резко хватаю ее и вжимаю ладонь в мягкий живот. Она дергается секунду, но затихает, убаюканная моим дыханием.

– Мне плевать, – вру бессовестно. – Как насчет прогуляться?

– Прогуляться? – повторяет, как болванчик, а я уже начинаю сомневаться, что эта девушка смогла сама поступить на бюджет.

– Свидание… Хочешь, я даже рубашку надену. Ну или могу прийти голым. Трахну тебя прямо на Красной площади…

Она подавляет смешок и выговаривает хрипло:

– Не получится.

– Думаешь, мне западло?

– Просто советами замучают, – смеется она и, сжав мои пальцы своей мягкой, нежной ладошкой, убирает ее с живота. Уходит к двери, а мне смешно от ее шутки, и непонятно, получилось ли у меня.

– Даша. – окрикиваю, и она застывает в проеме, смотрит на меня почти как на бога. Так ведь и возгордиться недолго, дурочка.

– Надень рубашку, – просит она с такой соблазнительной улыбкой, что у меня член не просто в ширинку долбится, он там орет благим матом, чтобы эта улыбка срочно коснулась его болезненной плоти. – У ЦУМа в шесть.

Даша уже ушла, у меня до сих пор в ушах звон. Да разве можно улыбаться так? То есть, она, конечно, не уродина, а если сбросить лишнее, вообще бомба, но эта улыбка почти как яд, который заполняет тело, отравляя сознание окончательно, поселяя там только одну назойливую мысль: «Поскорей бы завтра».

Но другая мысль глушит первую.

«Как-то быстро и без борьбы она сдалась…»