Читать книгу: «Сиргвидония», страница 2

Брат

Чушь какая, думал я, готовя нехитрый холостяцкий ужин. Впрочем, отчего же нехитрый? Нет, есть-то я собирался один, вот только… Крымский огромный помидор. Из тех, что при разрезе покрываются сахарной испариной. Ялтинский лучок, красный и сладковатый. Был и огурчик, и зелень. Запах от всего этого проникал в ноздри и успокаивал. Зазвонил телефон.

– Ты один?

– Ага.

– Слушай, я заеду к тебе, а то жрать охота.

– Давай, но у меня только салат.

– Отлично. А у меня отбивные есть, ставь сковородку.

– Уже.

В чем в чем, а в этом звонке ничего странного не было. Мой приятель жил в соседнем доме. Владел он банком. Работа, как вы сами понимаете, в начале девяностых была прибыльная, но нервная. Дела свои Порфирий делал аккуратно, от того, наверное, и уставал. Знаете, когда сидишь, а перед твоим носом лимоны проплывают, а ты их не хапаешь из разных там соображений, это жутко утомляет. Порфирий, а в миру Павел, банкиром был осторожным, поэтому даже и в наше лихое время передвигался по столице лишь с одним охранником, да и то для проформы. В дверь позвонили, я, не глядя в глазок, открыл и тут же вернулся к плите. Сковородка уже нагрелась, пора было плюхать на нее мяско. Отбивные наверняка от тети Шуры из банковской столовой. Она Порфирича знала еще со школы. Частенько передавала ему через секретаря то биточки, то котлетки. Сегодня вот отбивные. Уж для солнышки своего дерьма не передаст. Сейчас плюхну эти нежные кусочки свининки, такой дух пойдет.

– Ну давай, чего ты там вошкаешься. – крикнул я Порфиричу, готовясь налить в сковородку оливковое масло.

– Извините, господин Кириллос. Вы, наверное, нас с кем-то перепутали.

Я оглянулся и в изумлении уставился на двух прилично одетых иностранцев, кои стеснительно топтались на пороге кухни. «Почему иностранцы?» – спросите вы. Элементарно. Они были розовые. Да-да, именно розовые, как и все жители той самой Сиргвидонии.

– Просим извинить, многоуважаемый господин Кириллос, за наш столь поздний визит. Мы не стали вам звонить, потому что дело у нас к вам деликатного свойства.

– Да уж понимаю, как же. – протянул я. – Впрочем, вы мне и не помешали. – сказал я и с сожалением выключил конфорку под сковородкой. – С кем имею честь, позвольте полюбопытствовать?

– О, извините меня еще раз. Я немного смущен. Разрешите представить, вице-консул посольства Сиргвидонии в России, Абу Самуэл Сретин Нахометсон. А я секретарь Гордии Самрон Четвертый.

– Очень приятно. – сказал я и принялся рассматривать гостей.

Тот, что назвался секретарем, был невысок ростом, нос его был приплюснут, волосы черные, прямые. В общем, типичный островной житель, только кожа не смуглая, а розовая. Консул же, напротив, рост имел выше среднего, строен, красивый римский нос выгодно отличал этого персонажа от коллеги. Даже кожа его была хоть и розовой, но несколько бледней и более нежного оттенка. И без представлений было ясно, кто тут главный. Между тем я достал из бара початую бутылку виски, три тяжелых стакана и плеснул светло-коричневого напитка примерно на палец в каждый стакан. Подавая гостям выпивку, я указал на диван, приглашая присаживаться. Посольские приняли подношение с непроницаемыми лицами, уселись на диван, я, напротив, в кресло и вопросительно посмотрел на консула. Тот даже и попытки не сделал, чтобы начать разговор. Я перевел взгляд на секретаря, но тот отвел глаза. Черт их знает, может быть у них обычаи такие? Посидеть, помолчать, может о погоде надо говорить, или спросить, как поживают их родные?

– Знаете, уважаемые, принимая во внимание, что я только из аэропорта, прошу вас покорно говорить, какое у вас ко мне дело.

Секретарь заерзал на своем месте и, тщательно подбирая слова, сказал:

– Господин консул не овладел пока русским языком в должной мере, не мог бы он говорить с вами на английском?

– Как господину консулу будет угодно. Please.

Консул расправил плечи, чуть вздернул вверх свой горделивый шнобель и начал весьма бойко и с выражением. Он говорил минут десять. Начав с географического положения Сиргвидонии, он перешел к правящей династии Дымбоу. Не забыл упомянуть и климатические особенности островов. Вскользь затронул демократические преобразования в своей стране, делая легкий намек на похожесть наших держав. Тем временем за спиной гостей в дверь просунулась рожа Порфирия, который еле сдерживался от смеха. Я глазами показал ему, чтобы тот сгинул. Между тем политинформация подошла к концу. Закончив, оратор чуть склонил голову набок и по-отечески посмотрел на меня.

– Очень любопытно. Вот только позвольте вас спросить, к чему вы мне все это рассказываете?

– Многоуважаемый господин Кириллос. При всем, что выглядит это будет странно и неучтиво, я все же просил бы вас ответить на некоторые вопросы. Мы не задержим вас надолго, поверьте, это очень важно.

При этих словах консул посмотрел на секретаря, и тот с готовностью выудил из портфеля папочку. Консул встал, взял папку двумя руками и, поклонившись, протянул ее мне. Нечего и говорить, что я тоже встал, тоже поклонился и двумя руками принял папку.

– Мы были бы вам очень признательны, тараторил секретарь, пятясь к прихожей, если бы вы ответили на вопросы по возможности быстрее. Если позволите, я позвоню вам завтра. Можно?

Консул почтительно поклонился и исчез за дверью, за ним рванул и секретарь.

– Ты же сказал, что один. А у тебя тут целый раут дипломатический, – донеслось из кухни.

– Что ты делаешь, изверг? – завопил я и бросился на кухню.

Ах, если бы я не успел! Буквально налету я поймал отбивную, не дав ей плюхнуться на сковороду.

– Ты что, Порфиричь, совсем охренел в своем банке? Кто же так мясо жарит? Сковородку надо разогреть сначала, чтобы горячая была. Теперь немного оливкового маслица. Вот, отлично. Да не суй ты мне мясо, рано. Берем четыре зубчика чесночка, чуть раздавливаем его ножом, чтоб зубья потрескались, и в маслице. Вишь, какой душок пошел? Так, теперь отбивнушки. Ну-кась, ну-кась. Прекрасно. Все замечательно, приправкой их, перчика немного, ага, потушился чесночок. Чудесно. Теперь туда малеха сливочного. Растопилось, и…

И взорвался запахами воздух. И запахли наперебой то отбивные, то салат. Как бы соревнуясь. Я полем пахну, полынью, росой утренней. А я чесночком и травкой грузинской. А во мне лучок сладенький. А на мне жирок ладненький. Вот под эти перепевы нашего будущего ужина и хлопнули мы с Порфиричем по первой. Прямо на кухне, стоя. Достали из морозильника холодненькую, плеснули в рюмашки, чокнулись поспешно и в топку ее, родимую. И закусить. Чем? Вот этими запахами московского позднего вечера, этим ароматом крымской ночи, что веет от салата, этим чесночно-мясным духом предстоящего застолья.

Уже перед сном я вспомнил о папке сиргвидонцев. Вставать не хотелось, но я поплелся на кухню, достал из холодильника бутылку минералки, прихватил и папку. Лег, открыл и принялся за изучение. На очень дорогой бумаге с золотым тиснением шел следующий текст:

«Многоуважаемый господин Кириллос! Я, чрезвычайный и полномочный посол Сиргвидонии в России, обращаюсь к вам с огромной просьбой. По поручению очень высокого лица нашей страны, мне необходимо выяснить у вас следующие вопросы». И далее вопросов двадцать, касательно моих родителей, мест проживания нашей семьи и некоторых подробностей моей биографии.

Я выудил сигарету, прикурил и задумался. Вообще-то я стараюсь не курить в спальне, но «стараюсь» и «не курю» – это две большие разницы. Стало быть, тогда я именно закурил. Мне что-то мешало. Выключил лампу, стало лучше. Из окна в комнату проникал рассеянный лунный свет, дым красиво плавал по комнате. Надо оно мне? Гэбисты эти, императоры? Брат какой-то розовый? Хотя. Брат – это здорово. Вдруг он окажется действительно хорошим парнем? Опять же возможности бизнесовые. Впрочем, как раз для бизнеса это, пожалуй, хреново. Но, в сущности, а чем я, собственно, рискую? Ну познакомлюсь, посмотрим друг на друга. Нефтяной кризис, по словам моего недавнего попутчика, далеко за горами. С этими глубокими мыслями я и заснул.

Папку я оставил дома. Вернее, не оставил, а попросту забыл. Не до папки было в тот день. Рано утром позвонили, сказали, что задержали фуру на таможне и не хотят оформлять. А в фуре йогурты, сыры и прочая колбаса. Да простой шестьсот пятьдесят долларов в сутки. Помчался туда, пока выясняли, пока договаривались. В офис приехал часам к трем. Работы было по горло, часов в пять звонит охранник и говорит, что ко мне посетитель. Попросил проводить ко мне. Через минуту появился вчерашний секретарь.

– Уважаемый. У меня полно дел, давайте сегодня будем лаконичны. Ок?

– Конечно, господин Кириллос. Я, собственно, за ответами пришел.

– Видите ли, мой дорогой Гордий, я не буду вам ничего писать и тем более подписывать.

– Гордии, – поправил меня собеседник. – Могу я узнать причину?

– Конечно. Мне не очень понятно, как это может отразиться на моей жизни. С другой стороны, в ваших вопросах нет для меня ничего предосудительного. Поэтому предложение такое. Если вам действительно необходимо услышать именно от меня ответы на эти вопросы, то доставайте свой диктофон, не стесняясь, и минут за шесть я удовлетворю государственное любопытство Сиргвидонии.

После моих слов посетитель покраснел, что выглядело очень забавно, принимая во внимание цвет его кожи.

– Да не смущайтесь, что вы как девушка. Я же понимаю, иначе было нельзя. Давайте вытаскивайте вашу штуковину, а то у меня индикатор прослушки зашкаливает уже. И я кивнул на небольшой приборчик, похожий на разломанный пейджер, неприметно зарывшийся в мой обычный на столе бардак. Глаза Гордии блеснули профессиональным блеском, и мне показалось, что он с трудом сдержался от уточнений.

– А, понравилось? – я немедленно перешел к делу. – Вот, смотрите. – Протянул гостю прибор. – Работает от одной батарейки АА. При обнаружении активного микрофона легко и бесшумно вибрирует вот эта пружинка, на дисплее начинают появляться символы вызова, один раз в тридцать секунд мигает зеленый светодиод. Радиус действия до тридцати метров. С виду обычный пейджер. О, я вижу, вас это действительно заинтересовало. У вас хороший вкус, мой дорогой. Розничная цена сто баксов, на партию свыше десяти штук цена семьдесят. От ста штук – шестьдесят. Образец отдам за полтинник. К сожалению, никаких документов, кроме инструкции на русском языке, нет. Проблемы вывоза решаете сами. Есть более серьезные модели с радиусом до ста пятидесяти метров. Имеются также подавители микрофонов. Очень оригинальная конструкция. Обычный кейс. Радиус создаваемых помех до пятидесяти метров.

Гость мой сидел ошарашенный, а я ковал железо пока горячо.

– Аналогичная модель «Теска Секьюритес» стоит триста восемьдесят долларов, при этом вам необходимо раскрыть о себе информацию при покупке. Соглашайтесь, дружище. У нас все нужно делать быстро. Завтра, либо приборов не будет, либо цена подскочит втрое.

– Господин Кириллос. Меня действительно заинтересовал этот прибор. Думаю, что у нас есть на это спрос.

– Конечно есть. Берите не пожалеете.

Наша встреча продлилась чуть менее часа. Из них минут пять я рассказывал о своем счастливом детстве и маме с папой, остальное время объяснял, как пользоваться приборами. Малый купил у меня пять маленьких, два больших и один подавитель прослушки. Всего получилось на тысячу пятьсот тридцать долларов. Я округлил до полутора, и мы раскланялись. Вообще-то это был не мой товар. Я не занимался никакой техникой. В то время моей темой были продукты. Но третьего дня приехал приятель из Новосибирска, свалил все эти образцы в офисе и загулял. Нет, он, конечно, объяснил мне, что и почем, даже пытался предложить партнерство, но я отказался. Всех дел не сделаешь, надо на чем-то концентрироваться, ну разве что вот так, как сегодня, впарить левой пяткой какому ни будь лоху по-быстрому. Кстати, неплохо вышло. Восемь сотен за полчаса заработал. Эх, почаще бы такие сговорчивые попадались.

На следующий день в офис приехал курьер DFL. Он не отдал конверт секретарю, а добивался лично меня. Я не знал, что есть теперь такая услуга «лично в руки», и был немало удивлен, обнаружив курьера, просидевшего четыре с половиной часа в приемной. А я ведь мог вообще сегодня не прийти.

– И сколько вы обязаны ждать адресата?

– Пока не дождусь. – Отвечал симпатичный парень в яркой фирменной ветровке. Он протянул мне квитанцию для подписи.

– Сколько стоит час ожидания?

– Пятьдесят баксов.

– А ты на проценте?

– На зарплате и проценте с ожидания.

– Девушка есть?

– А сами-то вы как думаете?

– Думаю, что есть. И какой процент?

– Двадцать.

– То есть за четыре часа ты уже сорок долларов высидел?

– Не сорок, а сорок пять. – поправил он меня.

– Ну да, ну да… – задумчиво промычал я, разглядывая адрес отправителя. – Знаешь, братец, напишу-ка я тебе, что ты меня десять с половиной часов ждал.

– Это почему?

– А чтоб в следующий раз писали, от кого письмо.

Я вызвал службу безопасности. Вошел сотрудник, я отдал ему конверт.

– Давай, Миша, мухой, на проверку и назад.

– Сделаем. – кивнул Миша и удалился.

– Опасаетесь сюрпризов? – спросил курьер, укладывая бумажки в сумку, отдаленно напоминающую почтальонскую.

– Береженого, сам знаешь. Ничего я не опасаюсь, это, скорее всего, чтобы об этом не думать.

– А вы добрый. – уже от двери сказал мне гость.

– Это ты о почасовой приписке?

– Да нет. О конверте. Приписывают мне часто. Не жалко, не свои же. У нас клиент есть один. Он японцам за товар должен уже полгода. Так он каждый месяц от них нашей почтой напоминания об оплате получает. Пишет мне часов тридцать, я ему честно стольник с каждого пакета и отдаю. Я о другом. Вот вы конверт открыть не попросили. Обычно покрутят письмо в руках и говорят, что, типа, заклеено как-то мудрено. Ты, парень, сам распечатай. И тут звонит ему кто-то, он и выходит из кабинета.

– Ну а ты?

– А что я? Открываю, конечно.

– Не страшно?

– Да вы что? У нас же служба безопасности. Они каждый конверт на аппаратах проверяют и специальной собачке нюхать дают, только люди-то в это все равно не верят.

– Понятно. Ладно, бывай, братец. Береги себя.

– Спасибо, и вам того же.

Курьер скрылся за дверью, и я принялся за работу. Через час принесли конверт со словами, что ничего подозрительного. Я открыл и высыпал на стол содержимое. Все той же дорогой бумаги конверт с золотым тиснением, внутри сложенный вдвое листок с гербом.

«Такого-то числа такого-то месяца сего года просим Вас прибыть на дипломатический прием в честь посещения России наследным принцем Сиргвидонии». Дальше шло имя принца, которое заняло три с половиной строки. Описание дресс-кода. Изложение правил обращения к принцу и прочая дипломатическая фигня.

Закурил я и задумался. На этом я не случайно акцентирую ваше внимание. Это теперь задумываться мне свойственно и привычно. В те далекие годы я не задумывался вообще. Причем не только я. Это отнюдь не означает, что мы не думали. Думали и еще как. Но вот чтобы закурить и задуматься. На это не было ни времени, да и потребностей в этом мы не испытывали. Не знаю, то ли сие было молодостью продиктовано, или периодом первоначального накопления капитала. Но факт. Так вот, тогда я именно закурил и задумался. И мысли мои вдруг стали витать в непривычном для меня направлении. Во всей этой истории меня больше всего интриговало слово «брат». Так уж сложилось, впрочем, вероятно, не у меня одного, что близких людей мало. Заиметь собственного брата, пусть даже и далеко, было в этом что-то. Пойду, конечно, пойду. В крайнем случае потеряю вечер. Я еще раз внимательно перечел приглашение. Посольство находилось в трех минутах хотьбы от моего дома. Вот и отлично.

Однако «завтра» выдалось такое, что лучше бы этого «завтра» не было. Я приехал на работу часов в одиннадцать и застал в своем кабинете отделение спецназа в полной боевой экипировке. Знаете, что это такое? Лица, разрисованные маскировочной краской, скажете вы? Нет, друзья, это из кино. А вот шлемы, как у сварщиков, щит броневой, автоматы и палочки волшебные. Это самое оно. Ребята скромно сидели на стульях вдоль стены и балагурили. Я поздоровался, они приветливо загудели в ответ. Некоторых я раньше видел. Мы дружили с этим подразделением. Иногда я ездил с охраной в их подземный тир. Даже в музеях я не встречал такого количества экзотического оружия. Чего здесь только не было. И винтовки М16, обрезы, автоматы Томпсон, Узи. В общем, всё, что у бандюков интересное отбирали, то и приходовали в эту коллекцию.

– Война началась? – спросил я.

– Да нет, вы не волнуйтесь. Бои местного значения. – Выплыл из-за моей спины начальник службы безопасности. – Какие-то отморозки стрелку забили, ну я ребят для подстраховки попросил подъехать. Пусть они у вас посидят, а? Чтобы сотрудников не пугать.

– Да сидят вроде уже. Блин, а мне где работать? Степаныч, это когда-нибудь кончится? Ты же говорил, что месяц-два и отвяжутся.

– Да отвязались уже все. Эти пришлые какие-то. Сибиряки. На слово не верят, всё проверить норовят.

– Ладно, проехали. Пойду в поле трудиться.

Ворчал я скорее для проформы. В кабинете обычно сидел мало. Все больше мотался по нашему комплексу. Время такое было. Через час в кафе на первом этаже за столиком у окна состоялось мини-совещание. Обсуждали какие-то текущие проблемы, а за окном бушевала осень. Яркое солнце, золотые листья. Вода в Яузе была уже по-зимнему темной и маслянистой. Красота. Подъехало две семерки BMW, из них высыпала братва. Я скосил глаза на часы и улыбнулся. Мой зам вопросительно посмотрел на меня.

– Всё, ребята, закончили. Давайте работать. Ты, Митя, останься, у меня к тебе еще пара вопросов есть.

– Ты о чем? – спросил зам, когда мы остались вдвоем.

– Да ни о чем. Давай перекусим, да вот спектакль посмотрим.

– А, с удовольствием.

Я вытащил маленькую рацию и вызвал Степаныча.

– По нашу душу?

– Ага. – Весело откликнулся начальник охраны.

– Слушай, Степаныч, ну я же сколько раз просил. Отъехали бы метров на сто. Сейчас народ на ланч потянется, а у нас тут как на съемочной площадке.

– Все будет тихо и быстро, не волнуйся.

Рация хрюкнула и отключилась. Надо сказать, что, кроме нас с Митей, то, что происходило на улице, никого не интересовало. Привык народ к таким постановам. Тем временем к машинам подошли трое наших во главе со Степанычем. Мы, конечно, не слышали, о чем они там терли, но и без слов смысл был ясен. Особо у приезжих выделялся один парень. Он был высокого роста, с довольно длинными волосами, в черной, модной тогда рубахе. Несмотря на то, что говорил эмоционально и вовсю пользовался распальцовкой, на бандита похож не был и вид имел весьма интеллигентный.

– Смотри, Кирилл, а он на тебя похож. Даже сутулится, как ты.

– Точно. А я думаю, кого он мне напоминает. И возраст, похоже, тот же. Видишь, Митя, как жизнь поворачивается. А ведь на его месте запросто мог бы быть сейчас я.

– Вряд ли.

– Это еще почему?

– Да добрый ты.

– Я добрый? Второй раз за неделю это слышу.

– Добрый, добрый. Уж я-то знаю. Ладно, идти надо.

– Ты с ума сошел. Сиди. Сейчас самое интересное начнется, а заодно и мой кабинет освободят.

И точно. Не успел я закончить фразу, как из дверей склада, как в сказке, показались несколько богатырей. А с ними, как водится, и дядька Черномор. Ну насчет не спеша я загнул. Вылетели они, как черт из табакерки. Тридцать метров до машин добежали мгновенно. Ещё секунд через десять всё закончилось. Братки были с закованными руками, и началась неспешная погрузка в подъехавший армейский ГАЗ 66. Ещё через пару минут странная процессия, состоящая из машины Степаныча, газона и двух трофейных «бумеров», гордо и неспешно проследовала по набережной.

– Снято! – Раздался бодрый громкий голос. – Друзья, вы уж нас извините, это всё киношники. Они должны были до обеда закончить, да вот задержались. Прошу прощения за неудобство.

Это был наш администратор Антон. Красавчик. Показал ему незаметно большой палец. Молодчина, моя школа.

Я едва успел заехать домой переодеться. Опыт в дипломатических раутах у меня мизерный. Впрочем, бывал я на приемах. Но особенностей протокола не знал. Фиг его знает, как понимать эти 7 р.м. Нужно за 15 минут прийти или, наоборот, в 7.15. А может быть, как эти сегодняшние, ровно в семь, секунда в секунду? Да нет, разница между стрелкой и приемом должна быть, а следовательно, можно и опоздать, но, наверное, ненадолго. Так думал я, повязывая галстук.

К посольству подошел что-то в пяти минутах восьмого. Показал охране приглашение и взбежал по ступенькам. Настроение, доложу вам, было приподнятое. Странно, но это было именно так. В те времена настроение мое менялось часто. Нервничал, срывался на крик. Все мы жили тогда в каком-то бешенном ритме. Это сейчас, когда пришло понимание суетности окружающего, уж и не знаю, что может вывести меня из равновесия. Но вот так, чтобы ни с того ни с сего вдруг хорошее, приподнятое настроение, это было не свойственно ни времени, ни персонажам. Что я представлял себе за дверью? Розовых лакеев в чалме, экзотические фрукты, запах сандала, сияние золотой чеканки? Да нет, конечно. Бывал я в посольствах и знал, что под вывеской сказки скрывается скучная атмосфера присутственного места. Дверь открыл розовый лакей. Нет, не служащий, а именно лакей. Тот самый, из пушкинских сказок. У него даже парик был белый с завитушками петровских времен и перчатки белые. Низко поклонившись, он пригласил меня войти. Распорядитель во фраке тоже поклонился мне, назвал господином Кириллосом (похоже, я уже стал привыкать к такому обращению) и попросил подниматься по лестнице. Шикарная мраморная лестница старого дворянского особняка была украшена экзотическими цветами. В воздухе пахло сандалом. Когда все происходящее приняло в моей голове понятные очертания, я оглянулся. В этот момент пройденный марш лестницы уже скрывал от меня вход, и никого внизу мне увидеть не удалось. Не придав этому значения, двинулся дальше. Поднявшись на второй этаж, переступил невысокий, но все же порожек и вошел в зал. О порожке надо бы не забыть, подумал я, не запнуться бы. То, что трезвым я отсюда не уйду, решил еще когда из дома выходил. Столько стерпеть из-за этой Сиргвидонии за последнюю неделю и не накидаться? Площадка была небольшая, и вероятность, споткнувшись, загреметь по всему этому мрамору и коврам присутствовала.

Зал имел овальную форму. Великолепная лепнина, позолота, чудная люстра дореволюционной работы, искусный паркет в великолепном состоянии. Всё это на мгновение ослепило меня. Вдоль дальней стены, где были окна, занавешенные бальными шторами, которые очень красиво смотрятся в старых дворянских особняках в Москве и Питере. В Париже тоже, в домах османского стиля. Впрочем, в то время в Парижах я еще не бывал. У дальней от меня стены стояло сооружение, претендовавшее на бар. Инстинктивно направившись в этом направлении, я вдруг понял, что в зале кроме меня и розового бармена никого нет. Автоматически взглянул на часы, пятнадцать минут восьмого. Время перепутал? – подумал я. Да вроде нет. Наверное, в этикете диповском ни хрена не смыслю. Выслушав такое объяснение моего внутреннего голоса, в упор посмотрел в зеленые глаза бармена. Для него это было достаточно неожиданно. Он даже не поздоровался.

– Вам нравится пить Перно?

– Мне? – удивленно переспросил бармен.

– А что, кроме нас есть еще кто-нибудь?

– Нравится, – протянул бармен.

– Тогда у меня к вам два вопроса.

– Слушаю, сэр.

«Пришел в себя», – подумал я и продолжал.

– Вопрос первый. Как вас зовут?

– Вы хотите знать мое полное имя, сэр?

Вот тут уже пришло время мне замешкаться. Справившись с неожиданностью, я промямлил: «Именно полное».

– Меня зовут Брае Изумбах Абсет Кирилло Турин Дымбоу Скоид Марше.

Брае, Изумбах, Абсет, Кирилло, Турин, Дымбоу, Скоид, Марше, задумчиво повторил я про себя. Брае – похоже на бра. Изумбах – на изумруд, для мужчины не очень. Абсет – асбест какой-то. Кирилло, вообще, как Кирилл. Турин – похоже, есть такой город в Италии. Про человека-парохода читал, но вот человек-город, это уж слишком. Дымбоу – что-то знакомое, но ассоциативно то ли дым, то ли «дам в лоб». Скоид – вообще на скот похоже. Остается Марше. Что ж, неплохо.

– Дорогой Марше. Позволите мне вас так называть?

– Если вам это нравится, сэр.

– Нравится. Итак, дорогой Марше. Вопрос номер два звучит следующим образом. Как бы вы, человек, которому нравится пить перно, охарактеризовали перно человеку, ни единожды не пробовавшему этого великолепного напитка?

– Господин бывал в Париже? – вежливо уточнил Марше.

– Нет. Никогда.

– Хорошо. Тогда так. Вкус этого напитка настолько дерзок и непривычен, как дерзки и непривычны мысли человека, достигшего среднего возраста и размышляющего о симпатичной двадцатилетней особе, подающей ему явные знаки внимания.

– Звучит весьма понятно, вот только опасаюсь, что в мои неполные тридцать я не могу оценить всю глубину вашей философской сентенции. Вы можете налить мне перно и понадеяться на мою скороспелую сообразительность, а можете пояснить, ибо, как я смею предположить, вы перешли средний рубеж вашего земного странствия. Впрочем, и в этом варианте налить в конце концов придется.

– Видите ли, сэр. У человека среднего возраста уже не такая завышенная самооценка, как в юности. Но это лишь с одной стороны. С другой же стороны, он многого достиг и многое познал. Таким образом, его самооценка в фундаментальном смысле стала выше. Размышляя о знаках оказанного ему внимания, он не думает о том, что его внешность настолько неотразима, что девушки, несмотря на возраст, мгновенно влюбляются. При этом он глубоко осознает, что обладает внутренней уверенностью и харизмой, чтобы привлечь неподдельное внимание любой симпатичной девушки. Но он не так глуп, чтобы не понимать возможность внимания за деньги. Вместе с тем, он все же верит в то, что не только деньги есть причина этих знаков. Весь этот компот непрерывно переваривается в нем, и верх берет попеременно искренность неотразимого мужчины и цинизм сорокалетнего плейбоя. Однако, смею вам заметить, что вы заблуждаетесь по поводу моего возраста. Я немногим младше вас. Что же до перно, то моим ассоциациям больше способствовал не возраст, а с детства развитое воображение. К тому же, я бывал в Париже. – добавил он с легкой ноткой грусти.

– А это действительно важно?

– О, да. Но это ощущение вы добавите к себе позже, когда посетите этот потрясающий город. Если я удовлетворил ваше любопытство, позвольте и мне один вопрос?

– Сделайте милость.

– Почему вы, человек никогда не пробовавший перно, уверены, что оно у нас есть?

– О, это элементарно. Я помню из школьной программы, что Сиргвидония была французской колонией. Я допускаю, что годы колониализма были не самыми счастливыми в истории страны. Допускаю также, как следствие, что граждане не любят цвета французского флага, ненавидят французских поэтов и так далее. Но вот чтобы отказаться от выпивки, любимой несколькими поколениями предков? Дудки! А французы, как известно, любят вино. Но в силу удаленности вашей страны, транспортировка и хранение его были затруднительны. Коньяк. Однако, это напиток далеко не массовый и не дешевый. И перно. Не очень дорого, вполне транспортабельно, и, как мне кажется, освежает. Есть логика в моем ответе?

– Стопроцентная. Поскольку, сэр, у вас сегодня в некотором роде знаменательный день. Ведь вы откроете для себя неизведанное, а такое происходит с человеком раз в жизни.

– Ага, если этот человек не занимается бизнесом и не живет в Москве в наше время. – перебил я его.

– И все же, – продолжал Марше. – позвольте пояснить вам, какие имеются способы употребления этого напитка. Вот только не заболтал ли я вас?

– Отнюдь. Мне очень интересно. Обычно я не трачу столько времени на заказ аперитива, но сегодня готов потерпеть еще, причем, заметьте, с удовольствием.

– Хорошо. И все же, может быть, мартини?

– А что, такая длинная лекция?

– Или кампари? Должно быть, у вас был длинный день.

– Длинный день. Как вы это точно и тактично сказали. Именно длинный. Но нет. Я полагаю, это было бы предательством. Говорить о перно и выпить кампари. Мы в Москве весьма диковатые, особенно если к нам не привыкнуть. Но предать вот так, на ровном месте? Увольте.

– Окей. Обычно перно подается в длинном узком стакане. Наливается примерно на два пальца. Вот.

Он поставил передо мной узкий коктейльный стакан и налил в него на два пальца светло-коричневой, немного маслянистой жидкости.

– В стакан добавляется пара кусочков льда.

Он бросил лед в стакан, а я заворожено стал наблюдать химическую реакцию. Там, где напиток соприкасался со льдом, жидкость приобретала коричнево-матовый цвет, потом светлела и, наконец, становилась похожа на кофе с молоком.

– К напитку подается кувшин с обычной водой. Иногда бармен самостоятельно добавляет немного воды в стакан, вот как я сейчас. Откровенно говоря, я это не люблю. Мне кажется, человек сам должен решать, что и насколько необходимо разбавить.

– О, здесь я с вами согласен.

– Наверное, такие люди, как мы с вами, и изобрели второй способ употребления перно. Действительно, это должно быть именно так. Второй способ – это заказать перно, причем, во избежание ошибки, сразу двойную порцию. И попросить принести напиток с большим количеством льда. Ни у кого не поднимется рука налить двойную порцию в высокий узкий стакан. Получив такой заказ, бармен снисходительно хмыкает, вот как я сейчас. – Марше хмыкнул, причем вышло это у него довольно ядовито. – Берет толстый стакан для виски. Набивает стакан льдом и наливает перно. Видите, места для воды крайне мало, и нужно быть полным дебилом, чтобы налить сюда еще и воду. Вам, конечно, принесут и кувшин с водой, но сделают это, вероятней всего, от растерянности. Итак, какой из способов вам больше по душе?

– А вам? – ответил я вопросом на вопрос.

– Дело тут не во мне, а в вас. И кстати, я первый спросил.

– Второй способ мне нравится больше.

– Позволите узнать почему?

– Попробую объяснить. У меня лишь есть одно уточнение. Кто-нибудь пьет перно чистым? Без воды и без льда?

– Кто-нибудь наверняка так и делает. В нашем мире возможно все. Однако, мне не приходилось слышать о чем-нибудь подобном.

– То есть, если это и есть, то не более чем исключение? – уточнил я и, увидев утвердительный кивок Марше, продолжал. – Мне понравился способ номер два по следующим причинам: во-первых, невысокий височный стакан тяжелого стекла держать в руках приятней, чем любой иной; во-вторых, реакция напитка со льдом происходит медленней, чем с водой, и этим действом можно любоваться; и, наконец, в-третьих, во втором способе перно в два раза больше.