Хочу у зеркала, где муть… (сборник)

«Писала я на аспидной доске…»

с. э.

 
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду и кольцом на стеклах, —
 
 
И на стволах, которым сотни зим…
И, наконец, – чтоб было всем известно! —
Что ты любим! любим! любим! любим! —
Расписывалась – радугой небесной.
 
 
Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала имя…
 
 
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты – уцелеешь на скрижалях.
 

18 мая 1920

Пригвождена…

 
Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеею в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что – невинна.
 
 
Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем,
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою – за счастьем.
 
 
Пересмотрите все мое добро,
Скажите – или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке – лишь горстка пепла!
 
 
И это все, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это все, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.
 

19 мая 1920

«И не спасут ни стансы, ни созвездья…»

 
И не спасут ни стансы, ни созвездья.
А это называется – возмездье
За то, что каждый раз,
 
 
Стан разгибая над строкой упорной,
Искала я над лбом своим просторным
Звезд только, а не глаз.
 
 
Что самодержцем Вас признав на веру, —
Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,
Без Вас мне не был пуст!
 
 
Что по ночам, в торжественных туманах,
Искала я у нежных уст румяных —
Рифм только, а не уст.
 
 
Возмездие за то, что злейшим судьям
Была – как снег, что здесь, под левой грудью —
Вечный апофеоз!
 
 
Что с глазу на глаз с молодым Востоком
Искала я на лбу своем высоком
Зорь только, а не роз!
 

20 мая 1920

«Восхищенной и восхищённой…»

 
Восхищенной и восхищённой,
Сны видящей средь бела дня,
Все спящей видели меня,
Никто меня не видел сонной.
 
 
И оттого, что целый день
Сны проплывают пред глазами,
Уж ночью мне ложиться – лень.
И вот, тоскующая тень,
Стою над спящими друзьями.
 

Между 21 и 30 мая 1920

«Восхищенной и восхищённой…»

 
Восхищенной и восхищённой, —
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.
 
 
Кто создан из глины, кто создан из плоти —
Тем гроб и надгробные плиты…
– В купели морской крещена – и в полете
Своем – непрестанно разбита!
 
 
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня – видишь кудри беспутные эти? —
Земною не сделаешь солью.
 
 
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной – воскресаю!
Да здравствует пена – веселая пена —
Высокая пена морская!
 

23 мая 1920

«– Хоровод, хоровод, чего ножки бьешь?..»

 
– Хоровод, хоровод,
Чего ножки бьешь?
– Мореход, мореход,
Чего вдаль плывешь?
 
 
Пляшу – пол горячий!
Боюсь, обожгусь!
– Отчего я не плачу?
Оттого, что смеюсь!
 
 
Наш моряк, моряк —
Морячок морской!
А тоска – червяк,
Червячок простой.
 
 
Поплыл за удачей,
Привез – нитку бус.
– Отчего я не плачу?
Оттого, что смеюсь!
 
 
Глубоки моря!
Ворочайся вспять!
Зачем рыбам – зря
Красоту швырять?
 
 
Бог дал – я растрачу!
Крест медный – весь груз!
– Отчего я не плачу?
Оттого, что смеюсь!
 

Между 25 мая и 13 июня 1920

«Вчера еще в глаза глядел…»

 
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Все жаворонки нынче – вороны!
 
 
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?»
 
 
И слезы ей – вода, и кровь —
Вода, – в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.
 
 
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей Земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»
 
 
Вчера еще – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, —
Жизнь выпала – копейкой ржавою!
 
 
Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»
 
 
Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал – колесовать:
Другую целовать», – ответствуют.
 
 
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот, что ты, милый, сделал – мне.
Мой милый, что тебе – я сделала?
 
 
Всё ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
 
 
Само – что дерево трясти! —
В срок яблоко спадает спелое…
– За всё, за всё меня прости,
Мой милый, что тебе я сделала!
 

14 июня 1920

«Дом, в который не стучатся…»

 
Дом, в который не стучатся:
Нищим нечего беречь.
Дом, в котором – не смущаться:
Можно сесть, а можно лечь.
 
 
Не судить – одно условье,
…
Окна выбиты любовью,
Крышу ветром сорвало.
 
 
Всякому – ‹будь› ты сам Каин —
Всем стаканы налиты!
Ты такой как я – хозяин,
Так же гостья, как и ты.
 
 
Мне добро досталось даром, —
Так и спрячь свои рубли!
Окна выбиты пожаром,
Дверь Зима сняла с петли!
 
 
Чай не сладкий, хлеб не белый —
Личиком бела зато!
Тем делюсь, что уцелело,
Всем делюсь, что не взято.
 
 
Трудные мои завязки —
Есть служанка – подсобит!
А плясать – пляши с опаской,
Пол поклонами пробит!
 
 
Хочешь в пляс, а хочешь в лёжку,
Спору не встречал никто.
Тесные твои сапожки?
Две руки мои на что?
 
 
А насытила любовью, —
В очи плюнь, – на то рукав!
Не судить: одно условье.
Не платить: один устав.
 

28 июня 1920

«Проста моя осанка…»

 
Проста моя осанка,
Нищ мой домашний кров.
Ведь я островитянка
С далеких островов!
 
 
Живу – никто не нужен!
Взошел – ночей не сплю.
Согреть Чужому ужин —
Жилье свое спалю!
 
 
Взглянул – так и знакомый,
Взошел – так и живи!
Просты наши законы:
Написаны в крови.
 
 
Луну заманим с неба
В ладонь, – коли мила!
Ну а ушел – как не был,
И я – как не была.
 
 
Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: «Пить».
 

Август 1920

«Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..»

 
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!
То шатаясь причитает в поле Русь.
Помогите – на ногах нетверда!
Затуманила меня кровь-руда!
 
 
И справа и слева
Кровавые зевы,
И каждая рана:
– Мама!
 
 
И только и это
И внятно мне, пьяной.
Из чрева – и в чрево:
– Мама!
 
 
Все рядком лежат —
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?
 
 
Белый был – красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был – белый стал:
Смерть побелила.
 
 
– Кто ты? – белый? – не пойму! – привстань!
Аль у красных пропадал? – Ря-азань.
 
 
И справа и слева
И сзади и прямо
И красный и белый:
– Мама!
 
 
Без воли – без гнева —
Протяжно – упрямо —
До самого неба:
– Мама!
 

7 февраля 1921

Молодость

1

 
Молодость моя! Моя чужая
Молодость! Мой сапожок непарный!
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный.
 
 
Ничего из всей твоей добычи
Не взяла задумчивая Муза.
Молодость моя! – Назад не кличу.
Ты была мне ношей и обузой.
 
 
Ты в ночи начесывала гребнем,
Ты в ночи оттачивала стрелы.
Щедростью твоей давясь, как щебнем,
За чужие я грехи терпела.
 
 
Скипетр тебе вернув до сроку —
Что уже душе до яств и брашна? —
Молодость моя! Моя морока —
Молодость! Мой лоскуток кумашный!
 

18 ноября 1921

2

 
Скоро уж из ласточек – в колдуньи!
Молодость! Простимся накануне.
Постоим с тобою на ветру.
Смуглая моя! Утешь сестру!
 
 
Полыхни малиновою юбкой,
Молодость моя! Моя голубка
Смуглая! Раззор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши!
 
 
Полосни лазоревою шалью,
Шалая моя! Пошалевали
Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь!
Золотце мое – прощай, янтарь!
 
 
Неспроста руки твоей касаюсь,
Как с любовником, с тобой прощаюсь.
Вырванная из грудных глубин —
Молодость моя! – Иди к другим!
 

20 ноября 1921

«Слезы – на лисе моей облезлой!..»

 
Слезы – на лисе моей облезлой!
Глыбой – чересплечные ремни!
Громче паровозного железа,
Громче левогрудой стукотни —
 
 
Дребезг подымается над щебнем,
Скрежетом по рощам, по лесам,
Точно кто вгрызающимся гребнем
Разом – по семи моим сердцам!
 
 
Родины моей широкоскулой
Матерный, бурлацкий перегар.
Или же – вдоль насыпи сутулой
Шёпоты и топоты татар.
 
 
Или мужичонка, на круг должный,
За косу красу – да о косяк?
(Может, людоедица с Поволжья
Склабом – о ребяческий костяк?)
 
 
Аль Степан всплясал, Руси кормилец?
Или же за кровь мою, за труд —
Сорок звонарей моих взбесились —
И болярыню свою поют…
 
 
Сокол – перерезанные путы!
Шибче от кровавой колеи!
– То над родиной моею лютой
Исстрадавшиеся соловьи.
 

10 февраля 1922

Май 1922-1925

Земные приметы

1

 
Так, в скудном труженичестве дней,
Так, в трудной судорожности к ней,
Забудешь дружественный хорей
Подруги мужественной своей.
 
 
Ее суровости горький дар,
И легкой робостью скрытый жар,
И тот беспроволочный удар,
Которому имя – даль.
 
 
Все древности, кроме: дай и мой,
Все ревности, кроме той, земной,
Все верности, – но и в смертный бой
Неверующим Фомой.
 
 
Мой неженка! Сединой отцов:
Сей беженки не бери под кров!
Да здравствует левогрудый ков
Немудрствующих концов!
 
 
Но, может, в щебетах и в счетах
От вечных женственностей устав —
И вспомнишь руку мою без прав
И мужественный рукав.
 
 
Уста, не требующие смет,
Права, не следующие вслед,
Глаза, не ведающие век,
Исследующие: свет.
 

15 июня 1922

4

 
Руки – и в круг
Перепродаж и переуступок!
Только бы губ,
Только бы рук мне не перепутать!
 
 
Этих вот всех
Суетностей, от которых сна нет.
Руки воздев,
Друг, заклинаю свою же память!
 
 
Чтобы в стихах
(Свалочной яме моих высочеств!)
Ты не зачах,
Ты не усох наподобье прочих.
 
 
Чтобы в груди
(В тысячегрудой моей могиле
Братской!) – дожди
Тысячелетий тебя не мыли…
 
 
Тело меж тел,
– Ты, что мне пропадом был двухзвёздным!.. —
Чтоб не истлел
С надписью: не опознан.
 

9 июля 1922

«Здравствуй! Не стрела, не камень…»

 
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! – Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
 
 
Дай! (На языке двуостром:
На! – Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!
 
 
Льни! – Сегодня день на шхуне,
– Льни! – на лыжах! – Льни – льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
 
 
– Мой! – и о каких наградах
Рай – когда в руках, у рта —
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
 

25 июня 1922

«Неподражаемо лжет жизнь…»

 
Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи…
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!
 
 
Словно во ржи лежишь: звон, синь…
(Что ж, что во лжи лежишь!) – жар, вал…
Бормот – сквозь жимолость – ста жал…
Радуйся же! – Звал!
 
 
И не кори меня, друг, столь
Заворожимы у нас, тел,
Души – что вот уже: лбом в сон,
Ибо – зачем пел?
 
 
В белую книгу твоих тишизн,
В дикую глину твоих «да» —
Тихо склоняю облом лба:
Ибо ладонь – жизнь.
 

8 июля 1922

Деревья

2

 
Когда обидой – опилась
Душа разгневанная,
Когда семижды зареклась
Сражаться с демонами —
 
 
Не с теми, ливнями огней
В бездну нисхлёстнутыми:
С земными низостями дней,
С людскими косностями, —
 
 
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!
 
 
Дуб богоборческий! В бои
Всем корнем шествующий!
Ивы-провидицы мои!
Березы-девственницы!
 
 
Вяз – яростный Авессалом!
На пытке вздыбленная
Сосна! – ты, уст моих псалом:
Горечь рябиновая…
 
 
К вам! В живоплещушую ртуть
Листвы – пусть рушащейся!
Впервые руки распахнуть!
Забросить рукописи!
 
 
Зеленых отсветов рои…
Как в руки – плещущие…
Простоволосые мои,
Мои трепещущие!
 

8 сентября 1922

9

 
Каким наитием,
Какими истинами,
О чем шумите вы,
Разливы лиственные?
 
 
Какой неистовой
Сивиллы таинствами —
О чем шумите вы,
О чем беспамятствуете?
 
 
Что в вашем веянье?
Но знаю – лечите
Обиду Времени
Прохладой Вечности.
 
 
Но юным гением
Восстав – порочите
Ложь лицезрения
Перстом заочности.
 
 
Чтоб вновь, как некогда,
Земля – казалась нам.
Чтобы под веками
Свершались замыслы.
 
 
Чтобы монетами
Чудес – не чваниться!
Чтобы под веками
Свершались таинства!
 
 
И прочь от прочности!
И прочь от срочности!
В поток! – В пророчества
Речами косвенными…
 
 
Листва ли – листьями?
Сивилла ль – выстонала?
…Лавины лиственные,
Руины лиственные…
 

9 мая 1923

«Золото моих волос тихо переходит в седость…»

 
Золото моих волос
Тихо переходит в седость.
– Не жалейте! всё сбылось,
Всё в груди слилось и спелось.
 
 
Спелось – как вся даль слилась
В стонущей трубе окрайны.
Господи! Душа сбылась:
Умысел твой самый тайный.
 
 
…
 
 
Несгорающую соль
Дум моих – ужели пепел
Фениксов отдам за смоль
Временных великолепий?
 
 
Да и ты посеребрел,
Спутник мой! К громам и дымам,
К молодым сединам дел —
Дум моих причти седины.
 
 
Горделивый златоцвет,
Роскошью своей не чванствуй:
Молодым сединам бед
Лавр пристал – и дуб гражданский.
 

Между 17 и 23 сентября 1922

Хвала богатым

 
И засим, упредив заране,
Что меж мной и тобою – мили!
Что себя причисляю к рвани,
Что честно мое место в мире:
 
 
Под колесами всех излишеств:
Стол уродов, калек, горбатых…
И засим, с колокольной крыши
Объявляю: люблю богатых!
 
 
За их корень, гнилой и шаткий,
С колыбели растящий рану,
За растерянную повадку
Из кармана и вновь к карману.
 
 
За тишайшую просьбу уст их,
Исполняемую, как окрик,
И за то, что их в рай не впустят,
И за то, что в глаза не смотрят.
 
 
За их тайны – всегда с нарочным!
За их страсти – всегда с рассыльным!
За навязанные им ночи
(И целуют и пьют насильно!),
 
 
И за то, что в учётах, в скуках,
В позолотах, в зевотах, в ватах,
Вот меня, наглеца, не купят, —
Подтверждаю: люблю богатых!
 
 
А еще, несмотря на бритость,
Сытость, питость (моргну – и трачу!),
За какую-то – вдруг – побитость,
За какой-то их взгляд собачий,
 
 
Сомневающийся…
   – Не стержень
ли к нулям? Не шалят ли гири?
И за то, что меж всех отверженств
Нет – такого сиротства в мире!
 
 
Есть такая дурная басня:
Как верблюды в иглу пролезли.
…За их взгляд, изумленный насмерть,
Извиняющийся в болезни,
 
 
Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —
Да…»
   За тихое, с уст зажатых:
«По каратам считал я – брат был…»
– Присягаю: люблю богатых!
 

30 сентября 1922

Рассвет на рельсах

 
Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Из сырости и шпал
Россию восстанавливаю.
 
 
Из сырости – и свай,
Из сырости – и серости.
Покамест день не встал
И не вмешался стрелочник.
 
 
Туман еще щадит,
Еще в холсты запахнутый
Спит ломовой гранит,
Полей не видно шахматных…
 
 
Из сырости – и стай…
Еще вестями шалыми
Лжет вороная сталь —
Еще Москва за шпалами!
 
 
Так, под упорством глаз —
Владением бесплотнейшим —
Какая разлилась
Россия – в три полотнища!
 
 
И – шире раскручу:
Невидимыми рельсами
По сырости пущу
Вагоны с погорельцами:
 
 
С пропавшими навек
Для Бога и людей!
(Знак: сорок человек
И восемь лошадей.)
 
 
Так, посредине шпал,
Где даль шлагбаумом выросла,
Из сырости и шпал,
Из сырости – и сирости,
 
 
Покамест день не встал
С его страстями стравленными —
Во всю горизонталь
Россию восстанавливаю!
 
 
Без низости, без лжи:
Даль – да две рельсы синие…
Эй, вот она! – Держи!
По линиям, по линиям…
 

12 октября 1922

Поэт

1

 
Поэт – издалека заводит речь.
Поэта – далеко заводит речь.
 
 
Планетами, приметами… окольных
Притч рытвинами… Между да и нет
Он, даже разлетевшись с колокольни,
Крюк выморочит… Ибо путь комет —
 
 
Поэтов путь. Развеянные звенья
Причинности – вот связь его! Кверх лбом —
Отчайтесь! Поэтовы затменья
Не предугаданы календарем.
 
 
Он тот, кто смешивает карты,
Обманывает вес и счет,
Он тот, кто спрашивает с парты,
Кто Канта наголову бьет,
 
 
Кто в каменном гробу Бастилий
Как дерево в своей красе…
Тот, чьи следы – всегда простыли,
Тот поезд, на который все
Опаздывают…
   – ибо путь комет —
 
 
Поэтов путь: жжя, а не согревая,
Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом, —
Твоя стезя, гривастая кривая,
Не предугадана календарем!
 

8 апреля 1923

2

 
Есть в мире лишние, добавочные,
Не вписанные в окоем.
(Не числящимся в ваших справочниках,
Им свалочная яма – дом.)
 
 
Есть в мире полые, затолканные,
Немотствующие: – навоз,
Гвоздь – вашему подолу шелковому!
Грязь брезгует из-под колес!
 
 
Есть в мире мнимые – невидимые:
(Знак: лепрозориумов крап!),
Есть в мире Иовы, что Иову
Завидовали бы – когда б:
 
 
Поэты мы – и в рифму с париями,
Но, выступив из берегов,
Мы Бога у богинь оспариваем
И девственницу у богов!
 

22 апреля 1923

3

 
Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям,
Страсти! Где насморком
Назван – плач!
 
 
Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! – Как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим – как по мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.
 
 
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
 

22 апреля 1923

Слова и смыслы

1

 
Ты обо мне не думай никогда!
(На – вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль – длящие.
 
 
Ты на меня не жалуйся, что жаль…
Всех слаще, мол…
Лишь об одном пожалуйста: педаль:
Боль – длящая.
 

2

 
Ла-донь в ладонь:
– За – чем рожден?
– Не – жаль: изволь:
Длить – даль – и боль.
 

3

 
Проводами продленная даль…
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся – доколь?
Даль и боль, это та же юдоль.
 

23 апреля 1923

Прокрасться…

 
А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем —
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
 
 
На стенах…
   Может быть – отказом
Взять? Вычеркнуться из зеркал?
Так: Лермонтовым по Кавказу
Прокрасться, не встревожив скал.
 
 
А может – лучшая потеха
Перстом Себастиана Баха
Органного не тронуть эха?
Распасться, не оставив праха
 
 
На урну…
   Может быть – обманом
Взять? Выписаться из широт?
Так: Временем как океаном
Прокрасться, не встревожив вод…
 

14 мая 1923

Диалог Гамлета с совестью

 
– На дне она, где ил
И водоросли… Спать в них
Ушла, – но сна и там нет!
– Но я ее любил,
Как сорок тысяч братьев
Любить не могут!
– Гамлет!
На дне она, где ил:
Ил!.. И последний венчик
Всплыл на приречных бревнах…
– Но я ее любил,
Как сорок тысяч…
   – Меньше
Всё ж, чем один любовник.
 
 
На дне она, где ил.
– Но я ее —
   любил??
 

5 июня 1923

Мореплаватель

 
Закачай меня, звездный челн!
Голова устала от волн!
 
 
Слишком долго причалить тщусь, —
Голова устала от чувств:
 
 
Гимнов – лавров – героев – гидр, —
Голова устала от игр!
 
 
Положите меж трав и хвой, —
Голова устала от войн…
 

12 июня 1923

Свиданье

 
На назначенное свиданье
Опоздаю. Весну в придачу
Захвативши – приду седая.
Ты его высоко назначил!
 
 
Буду годы идти – не дрогнул
Вкус Офелии к горькой руте!
Через горы идти – и стогны,
Через души идти – и руки.
 
 
Землю долго прожить! Трущоба —
Кровь! и каждая капля – заводь.
Но всегда стороной ручьевой —
Лик Офелии в горьких травах.
 
 
Той, что, страсти хлебнув, лишь ила
Нахлебалась! – Снопом на щебень!
Я тебя высоко любила:
Я тебя схоронила в небе!
 

18 июня 1923

«Рано еще – не быть!..»

 
Рано еще – не быть!
Рано еще – не жечь!
Нежность! Жестокий бич
Потусторонних встреч.
 
 
Как глубоко ни льни —
Небо – бездонный чан!
О, для такой любви
Рано еще – без ран!
 
 
Ревностью жизнь жива!
Кровь вожделеет течь
В землю. Отдаст вдова
Право свое – на меч?
 
 
Ревностью жизнь жива!
Благословен ущерб
Сердцу! Отдаст трава
Право свое – на серп?
 
 
Тайная жажда трав…
Каждый росток: «сломи»…
До лоскута раздав,
Раны еще – мои!
 
 
И пока общий шов
– Льюсь! – не наложишь Сам —
Рано еще для льдов
Потусторонних стран!
 

19 июня 1923

Луна – лунатику

 
Оплетавшие – останутся.
Дальше – высь.
В час последнего беспамятства
Не очнись.
 
 
У лунатика и гения
Нет друзей.
В час последнего прозрения
Не прозрей.
 
 
Я – глаза твои. Совиное
Око крыш.
Будут звать тебя по имени —
Не расслышь.
 
 
Я – душа твоя: Урания —
В боги – дверь.
В час последнего слияния
Не проверь!
 

20 июня 1923

Двое

1

 
Есть рифмы в мире сём:
Разъединишь – и дрогнет.
Гомер, ты был слепцом.
 
 
Ночь – на буграх надбровных,
Ночь – твой рапсодов плащ,
Ночь – на очах – завесой.
Разъединил ли б зрящ
 
 
Елену с Ахиллесом?
Елена. Ахиллес.
Звук назови созвучней.
Да, хаосу вразрез
Построен на созвучьях
 
 
Мир, и, разъединен,
Мстит (на согласьях строен!),
Неверностями жен
Мстит – и горящей Троей!
 
 
Рапсод, ты был слепцом:
Клад рассорил, как рухлядь.
Есть рифмы – в мире том
Подобранные. Рухнет
 
 
Сей – разведешь. Что нужд
В рифме? Елена, старься!
…Ахеи лучший муж!
Сладостнейшая Спарты!
 
 
Лишь шорохом древес
Миртовых, сном кифары:
«Елена: Ахиллес:
Разрозненная пара».
 

30 июня 1924

2

 
Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сём.
Так разминулись Зигфрид
   с Брунгильдой,
Брачное дело решив мечом.
 
 
В братственной ненависти союзной
– Буйволами! – на скалу – скала.
С брачного ложа ушел, неузнан,
И неопознанною – спала.
 
 
Порознь! – даже на ложе брачном —
Порознь! – даже сцепясь в кулак —
Порознь! – на языке двузначном —
Поздно и порознь – вот наш брак!
 
 
Но и постарше еще обида
Есть: амазонку подмяв, как лев, —
Так разминулися: сын Фетиды
С дщерью Аресовой: Ахиллес
 
 
С Пенфезилеей.
   О, вспомни – снизу
Взгляд ее! сбитого седока
Взгляд! не с Олимпа уже, – из жижи
Взгляд ее, – все ж еще свысока!
 
 
Что ж из того, что отсель одна в нем
Ревность: женою урвать у тьмы.
Не суждено, чтобы равный
   – с равным…
…
Так разминовываемся – мы.
 

3

 
В мире, где всяк
Сгорблен и взмылен,
Знаю – один
Мне равносилен.
 
 
В мире, где столь
Многого хощем,
Знаю – один
Мне равномощен.
 
 
В мире, где всё —
Плесень и плющ,
Знаю: один
Ты – равносущ
 
 
Мне.
 

3 июля 1924