Чужая вина

Глава 6. Операция дочери

«Совершенно белые стены, такая же белоснежная простыня, а под ней – лицо дочери, без единой кровинки, неподвижное, – шепчет про себя Ася, раскачиваясь на стуле с закрытыми глазами. Чуть не падает с него и продолжает внутреннюю речь: – Самое страшное уже позади, операция закончилась, дочь сейчас привезут…»

Открывается дверь, и очень громкий голос санитарки отвечает кому-то невидимому в коридоре: «Сейчас эту отвезу и за другой уже ехать-то пора…»

Ася резко встала со стула и протянула руки, готовясь сама переложить обездвиженное тело дочери на кровать.

– Погоди сама-то свою девку тягать, она, чай, уж не ребёнок у тебя. Я её сейчас разбужу, сама перелезет.

Ася так и застыла с протянутыми руками, наклонившись вперёд. В голове стремительно проносились фразы внутреннего монолога: «О чём она говорит? Аллочка никогда больше двадцати килограммов-то и не весила, ребёнку больше и не надо, а то – ожирение… Почему санитарка не разрешает мне переложить дочь?»

– Эй, проснись, надо на кровать перелезть. Давай открывай глаза и переходи. Вот так, сама, сама. Ногу эту береги, теперь ещё одну перекидывай. Вот так, правильно, теперь ложись, – санитарка привычно командовала пациенткой, которая еще частично находилась под действием наркоза.

Девушка переместилась с каталки на кровать и тут же заснула. Санитарка ушла, закрыв за собой дверь. В коридоре ещё долго слышался лязг пустой железной каталки.

Ася села на стул возле кровати и закрыла глаза. Ей казалось, что она сидит у кровати девятилетней дочери в детском отделении и ждёт, когда та очнется от наркоза. Ася изо всех сил сдерживается, чтобы не накричать на другую мамашу, которая никак не может угомонить своего двухлетнего ребёнка. Он кричит так, что лопаются перепонки в ушах, и мать, как ни старается, не может услышать дыхание своей дочери. Женщине никак не уловить в размытой картинке прошлого, что её дочь жива и просто глубоко спит после операции по удалению грыжи.

«Какая я бестолковая! Зачем глаза-то закрыла, я же так ничего не увижу?! Как я за дочкиным дыханием прослежу?» – испуганно подумала женщина и тут же открыла глаза, с удивлением обнаружив повзрослевшую Аллу и постепенно понимая, что её дочь уже на десять лет старше, чем она представляла в своих фантазиях.

«Что за наваждение со мной было? Зачем я вернулась в то время, когда Аллочке удаляли грыжу? Тогда она лежала в палате очень бледная и такая беззащитная в своей неподвижности. Это было так непохоже на неё, она никогда и минуты спокойно не просидит, а тут – словно и неживая», – Ася продолжала растворяться в своих мыслях, но, немного погодя, взяла себя за руку и больно ущипнула за большой палец.

«Опять я это с собой проделываю! Продолжаются игры в мать-мазохистку. Мне нужно сейчас же успокоиться! Всё хорошо. Дочь жива и скоро поправится. Она даже сама, под руководством санитарки, перелезла на кровать. С чего вдруг я решила, что операция прошла нехорошо? Я же врача не видела! Только санитарку. Нет, ко мне же ещё анестезиолог подходил… Вот. Он бы сказал, если что-то пошло не так, а он молча взял деньги и пообещал, что хирург подойдёт сразу же, как только освободится…»

– Только вот когда это случится? – Ася и не заметила, как произнесла последние мысли вслух.

Видимо, услышав шум, проснулась соседка по палате и, думая, что Ася обращается к ней, ответила:

– Он, должно быть, скоро придёт, не переживайте так, а то на вас лица нет. Вы белее, чем доченька, – отозвалась женщина с перевязанной рукой, лежавшая на соседней койке.

Ася сделала над собой усилие и переключила внимание на соседку по палате, которая на вопрос, что с ней приключилось, тут же воодушевлённо начала рассказывать свою историю:

– В сентябре я была в отпуске. В деревне, у мамочки. Там работы-то много, вот я руку и повредила. Даже не поняла как. Мамуля не признаёт стиральную машинку, которая автомат. Полощет всё по старинке, вот я бельё-то с ней и выкручивала… А ещё в этот день огород с утра копала и овощи на переработку готовила… Мамочка у меня, знаете, какие салаты на зиму готовит, ум отъешь! Накануне ещё и баню побелила, а то совсем банька неухоженной стояла.

– А почему только сейчас оперируете руку? Осень уж давно закончилась, – поинтересовалась Ася.

– Так пока я до больницы дошла, пока диагноз поставили, вот время-то и убежало. Вроде бы левая рука – не так опасно, я уж приноровилась всё правой делать.

– Мама, мама! Ты где? – громко позвала очнувшаяся после наркоза Алла.

Ася в этот момент зашла за холодильник, чтобы никто не увидел, как она снимает тёплые лосины – в палате было очень жарко. Она подскочила на месте, услышав голос дочери, и чуть не упала, запутавшись в не до конца снятых лосинах.

– Доченька, сейчас, сейчас я подойду, – отозвалась мать.

– Что, проснулась, спящая красавица? – Ася подошла к кровати, держа в руках чёрные лосины, которые положила на соседнюю пустую кровать. Там же лежала и одежда дочери, не уместившаяся в маленькую больничную тумбочку.

– Мама, а ты завтра ко мне с утра придёшь?

– Аллочка, мне же на работу надо, отпуск закончился…

– Мам, а ты больничный возьми, по уходу за ребёнком, – предложила дочь.

– Я к тебе вечером приду, сразу после работы. Больница, слава богу, близко от дома, – ответила Ася.

– Мам, а ты мне конфетки мои любимые принесёшь?

– Дочь, ну конечно, принесу. Две упаковки куплю, если хочешь.

– Мам, а я сейчас хочу, – жалобно попросила Алла, словно ей действительно было не больше девяти лет.

– Дочь, у меня скоро созвон по скайпу с твоей бабушкой, и вообще… – но девушка не дала матери закончить и стала очень настойчиво её уговаривать:

– Мамочка, ну пожалуйста, купи сегодня, мне так хочется.

– Ладно, сегодня принесу. Тогда мне нужно идти прямо сейчас, – со вздохом произнесла Ася. – Дочь, а как же ты тут без меня будешь? Вдруг в туалет захочешь или ещё чего понадобится? – спросила мать.

– Ой, не переживайте так, я за ней присмотрю, я ж ходячая. Операция у меня только завтра будет, – тут же отозвалась соседка по палате.

Ася собралась надеть свои лосины и опять зашла за холодильник.

– Мама, ты, после переговоров с бабушкой, захвати мне из её квартиры коробку со старинными открытками. Помнишь, которые ещё мой дед коллекционировал?

– Дочь, ну зачем они тебе нужны-то сейчас? И бабушка была бы против…

– Ничего не против, бабушка мне сама рассказывала, что дед для внуков собирал, значит, для меня, я же единственная.

– У бабушки нужно спросить, вдруг она…

– Ничего не надо, ты же сама говорила, что она только через полгода вернётся из Питера, не раньше, – перебила мать Алла и улыбнулась, тем самым подавив сопротивление Аси в зародыше.

«И зачем я только согласилась принести эти открытки? Ладно – конфеты, ещё понятно. Когда Аллочка расстроена, она всегда ест много сладкого, с детства сладкоежка. Но вот открытки с какой целью ей так срочно понадобились? Неужели только для того, чтобы какому-то Вадиму показать? Что за блажь?» – Ася шла по улице и злилась на дочь, при этом прекрасно понимая, что всё равно выполнит любую её просьбу, пока она лежит в больнице.

«Только бы прижились эти спицы в ноге. Я в интернете читала, что бывает и отторжение. Надо ещё раз встретиться с хирургом, пусть мне подробно расскажет все стадии выздоровления. У врачей прям какое-то общее кредо – взял деньги и молча ушёл. Ох, а мне ещё с матерью сегодня созваниваться и снова врать ей что-нибудь про Аллочку. Нет у меня сил на это», – женщина вздохнула и посмотрела на дисплей телефона, с испугом обнаружив там пять пропущенных вызовов с незнакомого номера.

«Господи, кто это? Наверное, с Аллочкой что-то случилось!» – Ася в тревоге ткнула в сенсорную панель телефона, случайно попав в клавишу быстрого набора такси. Приветливый голос девушки спросил: «Откуда вас забрать?»

Только с третьего раза женщине удалось набрать нужный номер, по которому ей никто не отвечал, лишь равнодушные гудки в трубке телефона. Ася замерла посередине улицы, не зная, то ли ей броситься назад, в больницу, и выяснить у молчаливого врача, что случилось с её ребёнком, то ли предпринять еще одну попытку дозвониться до незнакомого абонента. Женщина проклинала тот день, когда согласилась на уговоры дочери поменять свой кнопочный телефон и купить ей новый, с сенсорным экраном, ругала себя за поездку в Москву и абсолютно не замечала потока слёз, льющихся из глаз без всхлипов и стенаний.

Незнакомый номер по-прежнему не отвечал. Ася набирала его снова и снова, будто от ответа на ее вызов зависело что-то очень важное. Не в силах больше терпеть это немое напряжение, женщина опустилась на ближайшую лавочку и, закрыв лицо руками, беззвучно разрыдалась. В это же мгновение раздался телефонный звонок от того настойчивого незнакомого абонента:

– Что с Аллочкой? Скажите, что с моей дочерью?! – пополам со всхлипами начала свои расспросы Ася, даже не дождавшись от звонившего какого-либо приветствия. На том конце повисло молчание…

– Что вы опять молчите? Вы всегда молчите! Только деньги горазды брать, а всё рассказать и объяснить по-человечески вы не можете! Не молчите! Я сейчас же повешу трубку и обязательно обращусь в телефонную компанию. Вас вычислят, и вы ответите перед законом за свое хулиганство! – Ася чувствовала, что совсем потеряла над собой контроль, и понимала, что предлагала звонившему взаимоисключающие варианты. – Вы напрасно мне позвонили, вы… – Ася уже захлёбывалась в слезах.

Мысли о том, что это всего лишь телефонный хулиган, а вовсе не врач, принесли ей заметное облегчение, но вместе с тем и новый, теперь уже громкий, поток слёз. Сквозь свои рыдания она, наконец, услышала мужской голос.

– Вы извините, пожалуйста, я вам, видимо, не вовремя позвонил, но тут произошло такое дело, можно сказать ЧП, – на том конце опять замолчали.

Глава 7. В квартире матери потоп!

– Не мямлите! Говорите прямо, что случилось? – твёрдо произнесла Ася, перестав плакать.

– Пожалуйста, ещё раз извините, я не знаю ничего про вашу дочь. Я сосед вашей матери, по стояку сверху. Мы не так давно переехали. Вы, наверное, меня не знаете…

– Так, значит, вы не из больницы? – Ася перебила говорившего, почувствовав такую сильную волну облегчения, что, находясь в другой ситуации, она обязательно бы назвала это состояние счастьем.

– Ну конечно, не из больницы! Я же вам рассказываю: я ваш сосед Егор, вернее, вашей матери. Мне ваш телефон соседка по площадке дала, Марья Ивановна. Она всё про всех в подъезде знает и рассказала, что ваша мама сейчас в отъезде, в Питере. Понимаете, тут такая неловкость произошла. Я менял батареи во всей квартире – было очень холодно, а у меня ребенок… Слесари, по всей видимости, сильно торопились сдать объект к новому году и что-то напортачили… В общем, вас залили… нечаянно. Вернее, не вас, а вашу матушку, ну, в смысле, квартиру… вашу… её… Так неудобно получилось. Всё это в спальне произошло. Течь, конечно, устранили, но вдруг у вас там ценные вещи хранятся? Они могут пострадать от воды, да ещё и квартира закрыта. Мне Марья Ивановна сказала, что там квартирантка живёт, но она сейчас на работе.

– Да, её сейчас нет, – подтвердила слова соседки Ася.

– Ну вот, Марья Ивановна сказала, что у вашей матушки там шкаф с одеждой стоит, она мне даже про какие-то меха говорила… Может что-то пострадать. Не хочется начинать жизнь на новом месте со скандала. Я всё возмещу, любой ущерб! Не хочу ссориться с соседями с первых же дней. Алло, Ася, вы меня слышите? Связь, видимо, прервалась, – не слыша ответной реакции, мужчина предположил, что возникли технические помехи. – Алло, алло!

– Нет-нет, я вас прекрасно слышу. Это вы меня извините. Я сейчас подойду. Я тут недалеко, ключи от квартиры у меня с собой, – сказала женщина и нажала кнопку «отбой».

«Я совсем истеричкой стала, на незнакомого мужика набросилась. Будь он рядом, а не в телефоне, я его, наверно, к этому моменту разорвала бы в клочья… Ася, возьми себя в руки! Так же нельзя, в конце концов», – женщина шла быстрым шагом по знакомой улице и мысленно ругала себя, отчитывая за устроенную истерику.

«Так, на скайп к матери я уже не успеваю, но у меня есть шикарное оправдание – я же спасала вещи в её квартире. Нужно позвонить и предупредить, что не выйду на связь. Нет, я сейчас точно не смогу с ней говорить, чего доброго опять разрыдаюсь. Ладно, пошлю хотя бы эсэмэску, когда дойду до квартиры. Какая теперь разница?! Она всё равно будет меня ругать и говорить, какая я бестолочь», – с этими мыслями Ася дошла до подъезда родительского дома и, не дожидаясь лифта, быстро поднялась на третий этаж хрущёвки, в которой она прожила тридцать с лишним лет.

Ася помнила здесь каждую выбоину на ступеньке, каждую отломанную щепку на перилах, сейчас так щедро закрашенных краской неприятного коричневого цвета. «Я все надписи в нашем подъезде помню наизусть», – подумала Ася и открыла дверь в квартиру матери.

В ту же секунду раздался звонок телефона, и тот же мужской голос произнёс:

– Ася, простите меня, ради бога, это опять Егор. Услышал, что вы дверь открыли. Можно, я к вам спущусь, оценю, так сказать, ущерб?

– Ну конечно, спускайтесь. Стоило спрашивать, – ответила женщина, а про себя подумала: «Он что, так сильно боится, что ему предстоит раскошелиться? Вдруг я тут специально воды налью побольше на “ценные меха” матери и заставлю его за это платить?» – женщина не успела додумать мысль, как в дверь постучали.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти. Некогда тёмные волосы теперь наполовину поседели и торчали на голове стриженым «бобриком». Умные карие глаза смотрели озабоченно. Тонкий прямой нос придавал сходство с благородным профилем, не раз виденным Асей на какой-то картинке. Сейчас она силилась вспомнить, на какой именно, но не могла этого сделать. Общее приятное впечатление от внешности незнакомца немного портили нечёткий, словно смазанный, подбородок и тонкие губы.

«Не хватило у природы материалы для “породистости”», – подумала Ася, беззастенчиво рассматривая вошедшего соседа.

– Вы ещё раз меня простите. Подскажите, может быть, у вас, вернее, у вашей матушки, квартира застрахована? Тогда необходимо незамедлительно составить акт.

– Это вы меня простите, я устроила такую истерику по телефону. Дело в том, что я только что из больницы вернулась, там дочке делали операцию.

– Надеюсь, она выздоравливает, – вежливо отозвался мужчина, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и не решаясь пройти вглубь квартиры.

– Да, конечно, уже всё хорошо, – отозвалась Ася, одновременно жестом приглашая гостя пройти дальше, в ту самую спальню.

– Сейчас посмотрим, что тут за потоп случился, – Ася открыла дверь спальни ключом. Накануне слесарь, за бутылку, врезал туда простенький замок.

– На первый взгляд, тут сухо, – Ася оглядывала спальню, её стараниями до отказа забитую вещами, которые Антонина Петровна велела ей перенести сюда из других комнат накануне переезда квартирантки. Хозяйка жилища даже выслала по электронной почте список всего, что требовалось здесь разместить, не надеясь на память дочери.

Антонина Петровна не знала о травме внучки, когда составляла этот перечень, и, очевидно, полагала, что участвовать в перемещении вещей будут и Ася, и Алла. Однако всю работу по перестановке пришлось делать Асе, а для того, чтобы передвинуть крупногабаритные вещи (например, такие как трюмо с зеркалами), она пригласила того же слесаря.

С большим трудом протиснувшись к окну – туда, где стоял трёхстворчатый шкаф – Ася увидела ещё не высохшую лужицу воды на линолеуме.

– Вот тут, видимо, была течь от вас, но воды не так много, как вы говорили, на обоях почти и не заметно. Все высохло благодаря горячей батарее, – осматривала ущерб Ася.

– Я и не говорил про потоп, это Марья Ивановна преувеличила. Даже предлагала ОМОН вызвать, чтобы взломать железную дверь и немедленно начать спасать ценные вещи вашей матушки. Причем организовать эту операцию она планировала за мой счёт. Я, конечно, отказался, потому и пытался до вас дозвониться.

– Да, хорошо, что вы пытались дозвониться, – Ася повторила слова мужчины, боком подбираясь к шкафу. Открыла его дверцу, предварительно вынув из стоящей на тумбочке шкатулки ключ, и, распахнув шкаф, окинула беглым взором одежду. Затем, обернувшись к мужчине, заключила:

– По-видимому, здесь тоже ничего не пострадало. Можете не беспокоиться. Шкаф даже не намок, вода с другой стороны текла, тут потолки-то кривые. Сейчас уберу весь нанесённый ущерб. «Ценные меха» не пострадали. Делов-то – тряпкой минуту помахать, – женщина уже хотела закрывать шкаф, но мужчина её остановил.

– Подождите, подождите. Я всё же предлагаю вынуть вещи и просмотреть их внимательно. Вдруг, вода была на шкафу и уже впиталась в ДСП, повредив… вот, к примеру, вижу шубу с натуральным мехом, – он показал на любимую чернобурку Антонины Петровны, которую она надевала несколько раз в жизни, «на выход». – Я сейчас поднимусь к себе и составлю бумагу для своей страховой компании. Прежде чем купить квартиру, я застраховал её от всякого ущерба, в том числе протечек воды к соседям. Если ущерба на самом деле нет, вы подпишете отказ от претензий, и мы с вами мирно разойдемся.

– Хорошо, – Ася тоскливо посмотрела на переполненный всяким барахлом шкаф матери, понимая, что сейчас ей придется всё оттуда перетаскивать на кровать. А затем, желательно в таком же порядке, складывать обратно.

Мужчина ушел к себе домой. Ася начала методично доставать с верхней полки вещи, а затем, стараясь не нарушить порядок, в котором они были сложены, несла их на кровать. Полностью освободив верхнюю полку от многочисленных полотенец, сложенных аккуратными стопками и даже разобранных по цветам, Ася с тяжёлым сердцем посмотрела на эту огромную разноцветную гору и взялась за следующую полку, где лежали скатерти и накрахмаленные салфетки. Мать всегда говорила дочери: «Тебе замуж уж поздно выходить, не получилось у меня никому тебя сосватать, зато хоть внучка будет с приданым. Хороший дом начинается с накрахмаленной скатерти и чистого полотенца!»

Неожиданно Ася заметила чёрный полиэтиленовый пакет, прикреплённый скотчем к задней стенке шкафа и обмотанный такой же чёрной изолентой. Он почти сливался с тёмным шпоном шкафа и, скрытый за стопками полотенец, был незаметен постороннему глазу.

«Тут никакой соседский потоп не страшен», – мысленно рассуждала Ася, вертя в руках неизвестный сверток. На ощупь определить содержимое не представлялось возможным, так много слоев упаковки было на нём.

«Похоже, там все-таки что-то бумажное. Интересно, а вдруг это деньги и моя мамочка подпольный миллионер? – Ася улыбнулась своим мыслям и отражению в зеркале трюмо и игриво подмигнула самой себе. – Помню-помню, как мне в детстве строго-настрого запрещали подходить к родительской спальне. А однажды, когда я, играя в прятки, спряталась в шкафу, мать меня так выпорола ремнём, что я горько рыдала в углу до самого прихода отца с работы. На шкатулку, где, я точно знала, лежит ключ, я после того случая даже смотреть боялась. Мать всегда запирала этот шкаф, но при этом (вероятно, в воспитательных целях) всегда сообщала мне, где ключ. Так она проверяла – обману я её доверие или нет… Господи, как же мне тогда хотелось открыть этот чёртов шкаф! Но я так и не посмела…

Уже позже, когда отец умер, а мама слегла в больницу, я доставала оттуда приготовленную матерью к похоронам отца одежду и тапочки. Она меня сама попросила. После этого я даже специально несколько раз заходила в комнату, чтобы проверить, запирает мать шкаф или нет. С тех пор он всегда был открыт. Надо же – а ведь я уже стала забывать эту историю… Аллочка родилась, не до этого было… С внучкой Антонина Петровна, конечно, обращалась гораздо мягче, чем со мной…

Похоже, вот они – сокровища, которые так тщательно оберегались от моих детских глаз. Сейчас так смешно вспоминать: о тайном содержимом шкафа я даже фантазировала по ночам, когда не могла уснуть. Лежала с открытыми глазами в темноте, боясь пошевелиться. Мысленно я прокрадывалась в родительскую спальню, открывала шкаф и… Дальше развивалось несколько сценариев, но все они всегда заканчивались тем, что мне становилось стыдно от своих мыслей и я тихонько плакала, а затем засыпала.

Я так и не решилась спросить об этой тайне отца. Мне казалось, что я подведу его, если буду расспрашивать. Ему придётся сказать правду, ведь он никогда не врал мне, а мать станет злиться. Она и так его постоянно пилила и ругала, если он приходил домой выпивши…»

Ася ещё раз посмотрела на себя в зеркало, набираясь смелости. Глаза блестели – видимо, из-за недостатка освещения – и казались темнее настоящего цвета, щёки раскраснелись, сбитые пряди волос беспорядочно прилипли к мокрому лбу.

Женщина вдруг увидела себя в зеркале трюмо на несколько лет моложе и громко произнесла:

– Ну что же ты?! Смелее и скорее! Мать в отъезде! Когда ещё представится такая возможность?! Да даже если бы она и не уехала! Что может тебе сделать эта старушка? Выпороть – уже сил не хватит, – собственные слова так удивили Асю, что, наблюдая за своим отражением в зеркале, она заметила, как поползли вверх ее брови, а глаза округлились, но продолжали блестеть, как казалось их обладательнице, каким-то дьявольским блеском.

Это понравилось Асе. Она улыбнулась, облизала внезапно пересохшие губы и взялась за пакет, удобно устроившись на кровати среди разноцветных полотенец. Она пыталась найти конец изоленты, чтобы аккуратно размотать, а не разрезать свою находку. Сосредоточившись на открытии свертка, Ася не сразу услышала шевеление и покашливание в своей квартире. Женщина даже не успела испугаться своей стремительной мысли: «Вот и мама пришла», – как раздался голос соседа:

– Извините меня, я стучал, но вы не открыли. Дверь была не заперта, и я решился зайти. Вы закончили со шкафом? Бумагу я составил, можете подписать. Только я ваше имя-отчество не знаю.