Читать книгу: «Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели», страница 12

– Вот те раз!

Он снова расхохотался. Нобуюки стыдливо потупился, молча молился богам, чтобы брат смиловался, и ждал. Ждал его решающего слова.

– Нет.

За спинами гремел бой, над головами пронзительно свистели стрелы, доносились страшные вопли умирающих. Позади Нобуюки возник высокий и крепкий Сибата Кацуиэ. Он задыхался в одышке, был перепачкан пылью и вражеской кровью. Быстро смерив своим суровым взглядом Татсусиро, проговорил:

– Ода-сама, прикажите отступать!

Молодой генерал обернулся, резко ободрившись внезапно возникшему союзнику, попятился в его сторону. Татсусиро не стронулся с места, впиваясь взглядом в серые глаза Сибаты.

– Поздно отступать. Нужно было с самого начала не высовываться из Суэмори, но здравомыслие всегда было тебе чуждо, Тацунари. Выплескивая наружу спесь, ты решил, что сомнешь две тысячи безродных всадников в мгновение ока, не так ли?

Протяжный зов боевого рога прокатился над бушующим и лязгающим полем битвы, свидетельствуя о неизбежной победе Цитадели. Земля бугрилась несчетным количеством тел, всюду высились подранные штандарты клана Ода, поломанные древки копий, стрелы и мечи. Отряды Сибаты предусмотрительно отступили к ближайшему лесу, дожидаясь приказов. За гибелью Хаяси треть его армии бежала без оглядки, оставшаяся тысяча солдат была растерзана оголодавшими самураями Цитадели. Они взяли уцелевших в плотное кольцо, вынудили сложить оружие.

Нобуюки задрожал всем телом, и чуть было не выронил меч, его подбородок судорожно задергался.

– Что ты сказал?!

– Ты и верные тебе военачальники примите сэппуку, – повторил Татсусиро, закинув громоздкий нодати на плечо, и обернулся к оставшимся в живых солдатам Оды.

– Но… но… я…

– Ты не уберег Овари. Весь такой самоуверенный и горделивый. Мне казалось, отец учил нас чести и благородству. Прими сэппуку и сохрани свое доброе имя.

Нобуюки скис, потух, боялся поднять глаза и молчал. Он покачал головой, будто ребенок, которого попросили вернуть чужую игрушку. Оити смотрела на него с жалостью и неприкрытым отвращением. Она понимала, что судьба брата предрешена, и сейчас либо он поступит как настоящий самурай – оборвет свою жизнь через сэппуку, либо меч Сабуро неизбежно отделит его голову от тела и это станет великим позором рода Ода.

Нобуюки медлил.

Татсусиро ждал, но его терпение подбиралось к точке невозврата.

– Отказываешься, я полагаю, – выдохнул удрученно красноглазый и снял с плеча нодати.

Сибата Кацуиэ, что наблюдал все это время за сюзереном со стороны, негодующе покачал головой.

«У щенка не хватит духу поступить как истинному самураю. А за его смертью настанет мой черед. Нет. Не сегодня я встречу свою смерть. Не здесь и не сейчас».

Он давно обдумывал исход этой ситуации, и сейчас промедление могло сыграть с ним злую шутку. Его меч молниеносно выскользнул из ножен. Капитаны рефлекторно повыхватывали оружие, кинулись на защиту Татсусиро, но тот остановил их взмахом руки. Не успел Нобуюки опомниться, как конец стальной катаны вырос из его груди. Он захрипел, выронив меч из рук, хватал ртом воздух, что-то пытался сказать. Сибата жестким движением руки выдернул клинок из тела юноши. Тот покачнулся на ослабших ногах, проплыл вправо, закряхтел, словно задыхаясь. Сабуро бесстрастно наблюдал, как из младшего брата уходит жизнь, и ни одна мышца на его смуглом лице не дрогнула.

Будучи мальцом, он не испытывал к тому ненависти, никогда не пытался дать сдачи, но всегда гнался за ним как за примером. Отец любил младшего и не скрывал призрения к Кицубоси. Ни разу за семь лет отец не наградил его теплым взглядом, не подбодрил добрым словом, зато извечно тыкал в нос примером Тацунари, которым гордился, поступки которого – в основном с явным оттенком жестокости – поощрял с размахом.

– Что это значит, Сибата?

Военачальник вложил катану в ножны, опустился на колени перед Татсусиро и поклонился в землю.

– Татсусиро-сама, прошу простить, что усомнился в вас. Позвольте клану Сибата, как и прежде служить Черной Цитадели.

Сабуро с презрением вгрызался в этого коренастого воина, шагнул навстречу.

– Подними голову.

Мужчина выпрямился, не устрашившись черного нодати, что пламенно дышал ему в кадык.

– Надо же, как все просто в твоем понимании решается. Не столь давно ты дезертировал, примкнул к армии моего брата. Моего врага. Сейчас ты предал и его. Зарезал своего сюзерена как бродячего пса. Ты думаешь, я позволю такому перебежчику, как ты, служить мне? – Он испытующе всматривался в его глаза, но не разглядел в них ни страха, ни сожаления о содеянном.

Сибата был свирепым воином, сообразительным стратегом, и Татсусиро знал об этом. Он не раз приносил Дзиро громкие победы, и сейчас был готов к смерти, неустрашимо выдержал тяжелый взгляд победителя.

– Понимаю. Я не заслуживаю и капли вашего уважения, но, если вы позволите клану Сибата служить Цитадели и дальше, наши мечи принесут вам немало добрых побед.

Нодати опустился к земле. Кацуиэ повторно склонился в глубоком поклоне, негласно благодаря молодого воина за предоставленный ему шанс. На лице Татсусиро пылала злорадная ухмылка.

«Он презирает меня. Придется постараться, чтобы расположить этого юнца к себе. Придется очень постараться».

* * *

Вороной аккуратно ступал средь высокой травы, опустил голову, хлопал губами, стремясь урвать хоть несколько травинок, норовил остановиться, но хозяин настойчиво подгонял, сжимая мощные бока пятками и держа поводья в суровом натяжении. Попасть сюда оказалось несложно. Стены, обрамляющие владения, давно разрушались от времени и погодных невзгод, практически сравнялись с землей.

Огненный гигант уже скрылся за горизонтом, но небо продолжало догорать красками, издалека доносился крик цикады, на размашистом старом клене вели энергичную болтовню вороны. Подчиняясь движениям рук всадника, конь остановился, протяжно фыркнул.

Глазам предстала картина, что воспаляла самые далекие и темные уголки памяти. Прошло много лет, но поместье близ реки Шонай так и замерло здесь обугленными руинами. Белоснежная когда-то, растрескивавшаяся и кое-где обвалившаяся стена поросла мхом и диким виноградом. Уцелевшие при пожаре сооружения давным-давно пришли в разруху, на многих от крыш остались одни гнилые стропилы. Летняя беседка покосилась на один бок, а пруд, у которого она когда-то дарила умиротворенный покой, иссох и зарос бурьяном. Конюшни насквозь проросли деревьями. Додзё, утратив по периметру все раздвижные стены, превратилось в обдуваемый ветрами павильон, где пол умостили листья, пыль. Входная табличка с надписью: «Империей правит сила» болталась на одном гвозде, иероглифы выцвели и распознать их стало невозможно.

Татсусиро спешился, ухватил коня под уздцы, повел за собой. Смешанные эмоции вспыхивали внутри него, то озаряя мрачную душу теплыми лучами ностальгии, то вызывая отвращение и злость. Он остановился перед разрушенным алтарем во славу духа Инугами, выдохнул тяжело.

– Первые несколько лет я довольно часто вспоминал дом. Уживаться с нашим отцом было нелегко, но я всем сердцем тосковал по нему.

Оити стояла позади, провела пальцами по мягкому и влажному мху, что разросся по всей поверхности каменистой крышки фонаря.

– Удивлена, что ты с такой легкостью вспомнил дорогу сюда.

– Я не вспоминал. Дорогу мне указал Акэти.

Казалось бы, сердце должно помнить боль, страх и отчаяние, должно ассоциировать это место с бурей потерь, оно должно всколыхнуться и в очередной раз возненавидеть человека по имени Акэти Мицухидэ, но сердце Оити молчало. Ее взгляд задержался на размашистом дереве вишни.

– Как она вымахала, ты посмотри. Ты помнишь ее, Нобу?

– Да, – кивнул брат равнодушно.

– Отец посадил ее на мой пятый день рождения. Почему-то я очень отчетливо запомнила тот день, но совершенно не могу вспомнить день, когда нас лишили дома и семьи. – Она умолкла, напряженно уставившись в сторону, а потом набралась смелости и все же спросила: – С тех пор как ты вернулся, я часто задаюсь вопросом: почему Акэти избежал твоего гнева? Почему он все еще жив?

– Смерть не искупит все его поступки, Ити. Я посчитал, что такой легкой участи ему не видать, вот и все.

Оити было нечего на это ответить. Она на месте брата убила бы подлеца в первую очередь, заставила бы его заплатить за все сломанные судьбы. Но Сабуро был другой, холодная выдержка в нем была на том самом уровне, который позволяет хищникам выпрыгивать из засады и в считанные секунды настигать жертву. Девушке оставалось верить, что Акэти Мицухидэ в конечном итоге не уйдет от расплаты.

Оба молчали, созерцая дерево с размашистыми ветвями, что нависли над воинами как крылья гигантской птицы, с толстым стволом, покривившимся и покрывшимся лишайником.

– Пора ехать, – раздался голос Сато.

Он остановил гнедого коня около покосившейся беседки, с тоской рассматривая представший пейзаж. Разговора брата с сестрой он не застал, но сразу же понял, что за место так хотел посетить Сабуро. Воспоминания воспламенялись из темных закоулков души, куда он схоронил их много лет назад. Его, как и прочих детей, черные мечники вырвали из рук родных силой, обращая все вокруг в пепелище. Он помнил пламя, помнил вопли умирающих вокруг людей. Помнил последние минуты жизни отца, а потом все вокруг накрыла холодная гнетущая пустота. Пустота, мрак и всепоглощающий ужас.

Когда Татсусиро схватил вороного за густую гриву и поднялся в седло, откуда не возьмись налетел злой ветер, зашумев листьями старой сакуры, задергав молодых людей за волосы, поднимая пыль с сухой земли. Никто, кроме Сабуро, не придал значения тревожному знамению. Друзья удивились, когда генерал ни с того ни с сего медленно потащил из ножен нодати, и стоило ему обнажиться, в тот же миг и ни секундой позже, неведомая сила выбила Татсусиро из седла. Он тяжело ударился о землю, но чудом смог блокировать огромный меч, что стремился вцепиться ему прямо в глотку. От клинка исходили зловещие демонические импульсы, которым оказалось неимоверно сложно сопротивляться. С каждой секундой корявое лезвие сокращало дистанцию и вот уже коснулось кожи над кадыком, выпустив каплю крови. Нападавший кровожадно облизнулся, оскалив белозубую ухмылку.

Лошади всполошились, брыкались. Оити и Сато, не успев сообразить, что произошло, пытались успокоить взбешенных животных.

– Соскучился?! – процедил сквозь зубы Татсусиро, стремясь отклонить демонический клинок в сторону.

– Дорогой, ты мне совсем не пишешь, я волновался, – усмехнулся с привычной едкостью Корвус и быстрым рывком руки дотянулся до горла Сабуро, стиснув до боли.

Тот всеми силами напряг шею, оттягивая момент удушения и все еще пытаясь отпихнуть демона в сторону.

Сато первым пришел в себя, налетел на незнакомца быстро и уверенно, но цели достичь не смог – неведомая сила швырнула его в сторону, как оловянную фигурку, и впечатала в ствол сакуры с такой силой, что от удара осыпались листья. Рыжий повалился на землю кряхтя и тяжело кашляя.

В это время Корвус без усилий возымел преимущество над ситуацией, ведь в глазах Сабуро от удушья все начало покрываться тьмой. Демон с наслаждением разглядывал его побледневшее лицо, оторвал ослабшее тело от земли и швырнул рядом с Хисимурой.

Красноглазому в отличие от друга не потребовалось время, чтобы прийти в себя, он моментально вскочил на ноги, отыскал взглядом меч, который обронил, затем вспомнил, что второй нодати все еще при нем и в ту же секунду со злостью вырвал его из ножен.

– Мои шутки до сих пор для тебя не постижимы, – демон дурачливо ухмыльнулся.

– Твои шутки отвратительны, – процедил Сабуро.

– Да ну, брось. Зато смотри, как ты взбодрился. У меня не было больше сил смотреть на твою унылую рожу, вот я и решил тебя растормошить. Не злись.

Оити за все это время успела лишь обнажить меч, но сдвинуться с места так и не смогла. Ужасающая аура, что окружала незнакомца, ввела ее в состояние оцепенения. Теперь же она не моргая рассматривала его широко раскрытыми глазами. Безупречный и надменный. Слишком красивый, чтобы быть человеком.

Корвус почувствовал на себе ее зеленый взор, обернулся, смерил похотливым взглядом с головы до пят. Она и не заметила, как красавец приблизился к ней, ласково дотронулся когтистой рукой до подбородка, заглянул в глаза. Девушка обомлела, словно под сильным гипнозом, не могла шелохнуться и молвить даже слова.

– Интересно.

Пошлая ухмылка на лице демона заставила Татсусиро вспыхнуть сиреневым пламенем ревности. Он напористо зашагал в его сторону, развернув нодати заточкой вперед. Демон даже не шелохнулся, коснулся иссиня-черных локон Оити пальцами, а когда Сабуро подошел довольно близко, уничтожил гонор юнца одним взглядом.

– Миновало пять лет, Нобунага, а ты все бегаешь по округе и кричишь, размахивая руками, каким сильным стал. Глупо и нерасторопно, учитывая твое положение. Выбирайся из песочницы, мальчик. Будет жаль, если столь прекрасный цветок увянет раньше времени. – Он пригладил пятерней свои черные волосы, прошагал в сторону, уставив взгляд на проросшую мхом статую, тут же с отвращением поморщился. – Меня всегда удивляло, почему люди так любят окружать себя подобной безвкусицей.

Пройдясь пальцем по ощеренной собачьей пасти Инугами, демон легким толчком пальцев опрокинул статую наземь. Изваяние завалилось на бок, расколовшись на несколько частей.

– Что тебе нужно?

– Мне-то? Хотел донести до тебя одну важную мысль. Сам-то ты все никак не дойдешь до нее самостоятельно.

– Говори.

– Всего лишь одно маленькое предостережение, Нобунага: не слишком возгордись легкими победами, вроде этой. На горизонте уже появились персонажи поинтересней, и они жаждут встречи с тобой. Оступишься раз – они сожрут тебя подобно пламени, что спалил этот дом.

– В таком случае следует подать им сигнал к действию, – проговорил Сабуро с ледяным холодом в голосе. – Но какое тебе дело до моих достижений? У нас есть договоренности, не забывай. Не надо тыкать меня носом в последовательность моих решений.

Корвус поднял кверху руки, как если бы предпочел сдаться в плен, загадочно ухмыльнулся и растворился в дуновениях ветра, точно дым, оставив Татсусиро наедине со спутанным клубком не самых приятных мыслей.

Демон говорил намеками, но молодой генерал прекрасно знал, о чем речь. Он давно располагал сведениями обо всех именах своих потенциальных врагов. Слишком много времени было потрачено на возврат Овари, пора открывать карты и заявить о себе громко и уверенно. Для этого потребуются надежные и сильные союзники. Их имена Татсусиро тоже уже были известны.

* * *

Деревушка Накамура близ уезда Касугаи пропахла бедностью и навозом. Серую землю иссушило палящее солнце, растительность погибла, не успев дать плодов, а то, что удавалось чудом спасти, жители до последней крупинки вынуждены были отдавать несговорчивому даймё и его прислужникам, которых тот то и дело одаривал земельными наделами. Крестьяне и не подозревали, что их хозяин сменился. Не знали они и того, что новый владелец Овари изменит их жизни до неузнаваемости. Живущие десятилетиями под гнетом жадных владык, они привыкли подчиняться и выживать из последних сил.

Сумрак накрыл поселение тяжелым одеялом, опустил на крыши кровавую вуаль. За алой полосой над горизонтом небо зеленело, выливалось в синеву еще выше, и на его полотне уже прорезались первые робкие звезды. Над головами пронеслась стая ласточек, перекрикиваясь между собой весело и звонко.

Черные шатры рассыпались вокруг деревушки, облепив ее скромные стены из частокола, как ракушки дно корабля. В лагере стоял гомон и хохот, на кострах шипело и распространяло восхитительный запах мясо, саке лилось рекой, до слуха долетали раскатистые военные песни. Войско отмечало сладкую победу, гуляло на широкую ногу.

Жители испуганно попрятались по домам, надеясь, что захмелевшие воины не угостят их визитом.

Невзрачный и ветхий постоялый двор – с еще более невзрачным именем «Под вороньим крылом» – улегся на торговой улице, привлекая внимание своими размерами. Старые иероглифы «рёкан» имели настолько затертый вид, что прочитать их было практически невозможно, но, ступив за порог, нос игриво защекотал запах копоти от пощелкивающего в центре ирори⁴³, над которым на стальных и проржавевших прутьях запекался фазан, щедро приправленный специями. Его шкурка уже зарумянилась, жир капал в огонь, заставляя языки пламени возбужденно подпрыгивать.

Старик, лет восьмидесяти усадил уставших воинов за стол, разлил всем саке и пока те распивали напиток, поведал историю о своем непутевом внуке. Трактир передавался из поколения в поколение с самого основания поселения Накамура, но в последние пять лет дела шли совсем плохо: почва истощилась постоянными засухами, а путники через деревню проходили редко. Еще и даймё взял манеру насылать на местных крестьян своих подручных псов, а потом и вовсе в каждой деревушке, где было хоть сколько-то рисовых полей, подселил наместников бандитской наружности. Те в свою очередь не давали трудягам продохнуть, буквально вырывая из рук последние рисовые зерна.

Совсем в недавнем прошлом единственный внук трактирщика скончался, предварительно сев в долговую яму. Не прошло и дня, как наместник и его банда головорезов явились за долгом, и теперь старику придется отдать заведение, чтобы хоть как-то расплатиться за проступки внучка. Дед так ударился в воспоминания, что аж всплакнул.

– Молодежь нынче совсем от рук отбилась, – прочавкал Сато, наворачивая ароматный рамен⁴⁴.

– После того как я отдам постоялый двор, мне придется еще несколько лет отрабатывать те деньги, которые Рёта задолжал тем людям, ведь эта халупа ничего не стоит.

– Ваш внук был игрок? – задумчиво вопросил Сабуро, поднося блюдце с саке к губам.

– Верно. То игра в кости, то карты, а последний год полюбились петушиные бои. Говорил я ему: «Рёта, возьмись за ум!» Бесполезно, – покачал головой трактирщик. – Молодые в наше время любят легкие деньги, не желают палец о палец ударить. Его облезлая курица беспрестанно проигрывала. Знаете, эти азартные игры всегда затягивают, пока ты не останешься в одних портках, без единого мона⁴⁵ в кармане. Он не отдал в срок значительную сумму, его бросили в долговую яму, но дурак решил бежать. После его смерти, бакуто⁴⁶ пришли и сказали, что меня постигнет та же участь, что и внука. – Старик разрыдался с новой силой.

Пока он изливал душу, Сато доел лапшу и, поставив глиняную плошку на стол, вздохнул:

– А-а-а, будет обидно, если этот постоялый двор приберут к рукам какие-то лиходеи, ведь тогда здесь перестанут подавать такой бесподобный рамен. Развалину перестроят под публичный дом, но вряд ли он будет пользоваться спросом боле, чем ароматная похлебка.

Он задумчиво подпер подбородок правой рукой, на палец левой накручивал конец рыжего хвоста.

– Старик, у нас нет денег, чтобы покрыть долг твоего внука, но я с радостью могу выбить дурь из этих душегубов.

Дедуля в ту же секунду воспрянул, улыбнувшись во все свои пять зубов.

– Мы здесь не для благотворительности, – с укоризной проговорил Сабуро, поднося к губам блюдце с саке.

– Моя благотворительность не задержит наше выступление. Пойду прогуляюсь по округе.

Сато сладко потянулся, хрустнув плечным суставом, и подскочил с седалища, по-дружески хлопнув Сабуро по плечу, но тот не проводил друга даже взглядом.

В палатке поселился сумрак, две приземистые жаровни обливали мягкие стены тусклым светом, слегка подогревая воздух в походном жилище. Хисимура не без усилия отстегнул тугие петли кирасы, расшнуровал боковые крепления, стащил и уложил ее перед собой на пол, рассматривая на предмет повреждений. Входное полотнище еле ощутимо колыхал вечерний ветер, впуская в палатку аромат молодой осоки, вечерняя свежесть разливала всюду тонкое звучание луговых трав. Скинув иссеченные царапинами доспехи, юноша почувствовал себя невесомым, вдохнул полной грудью влажный воздух, что защекотал ноздри, и загадочно улыбнулся, ощутив присутствие за спиной.

Тонкая рука скользнула из-за спины и устроилась на груди молодого самурая. Он слышал, как Орин к нему подкралась, но игриво позволил застать себя врасплох. Девушка прижалась к его сильной спине худыми грудками, водила рукой по мышцам груди, гладила рельефный торс.

– Я думал, ты отдыхаешь, – улыбнулся он.

– Ты много думаешь, Хисимура, а потому застигнут врасплох. Сдавайся.

– Госпожа, – он обернулся, стиснув нежно ее за тонкое запястье и притянув к себе, – я бы и не посмел сопротивляться.

Сабуро оставил на столе деньги – много больше, чем полагалось – и молчаливо отправился на улицу. Ночь выдалась ясная, воздух еще не остыл от дневной жары, раздражал своей повышенной влажностью. Полумесяц в окружении тысячи звезд прогуливался по индиговому небу.

Он, избегая пьяных взглядов соратников, выбрался из деревни через узкий проход в частоколе и быстро скрылся в бамбуковой роще. Ступая небыстро, следовал тонкой тропой средь лабиринта идеально ровных, словно шерсть гигантского животного, стволов бамбука. Когда роща кончилась, перед ним высился белоснежный холм пушистой кортадерии. Трава плавно покачивалась от легких импульсов ветра, светляки то и дело сновали средь ее пушистых метелок пульсирующими огоньками, добавляя в атмосферу привкус волшебства.

Генерал взошел на холм, гладя рукой мягкие соцветия, с упоением насладился представшим пред глазами пейзажем плавно колышущегося моря травы. Где-то очень далеко рассмотрел еще одну крохотную деревушку. Золотом поблескивали огни в домишках. Беспечную тишину нарушал шелест листьев и скрип сверчков.

Порывистый ветер тронул его длинные белоснежные пряди в высоком хвосте, и снова все стихло.

– Я ощутил твое желание видеть меня. – Голос Корвуса звучал привычным бархатистым баритоном с оттенком лукавства. Татсусиро всегда раздражала его напыщенность, но, когда демон появлялся, юноша необъяснимо для самого себя обретал спокойствие.

– Корвус.

– Ну?

– Ты отпетый балабол, но полезные сведения из тебя хоть клещами вытягивай. Порой я не понимаю, где за этой болтовней кроется истина, а где гадкая насмешка.

Помолчали, неподвижно уставившись друг на друга.

– Когда-то давно ты упоминал, что моя сила напрямую зависит от предмета обожаний, что сей предмет – сердце нашего договора. Но… – Юноша нахмурил белые брови. – Сегодня меня осенило, когда ты приблизился к Оити. Что… что если, я лишусь этого предмета раньше, чем буду повержен сам?

– Мир разлетится вдребезги, Нобунага.

Сабуро злобно нахмурился.

– Это метафора, но довольно четкая хочу заметить. Что произойдет? Метка исчезнет вместе с силой, а то, что ты потерял – впредь станет моим. Вещь это или человеческая жизнь – не имеет значения. Далее, как по сценарию: я являюсь перед тобой, и мое лицо – последнее, что ты увидишь перед смертью, малыш Нобунага. Таковы были условия. Ты же не думал, что наши с тобой дружеские и теплые отношения смогут меня остановить и заставить передумать?

– Не думал. И едва ли они теплые.

– Борьба, о которой ты сложил так много речей, которую ты так вожделел, протекает нерасторопно, словно ты запамятовал, что время твое ограничено. Придется чаще напоминать тебе о моем существовании и о том, что за тобой двойной должок.

Татсусиро не сводил рубиновых глаз с демона, на сердце осела тяжесть, впиваясь своими острыми иголками. Он злился. Сейчас ему казалось, что та кошмарная ночь в лесу была лишь видением, что лучше бы он избежал той роковой встречи с этим высоким красавцем. Ему казалось, что нужно было отказаться от той сделки и принять смерть, пусть даже столь паскудную.

– Время утекает, как вода сквозь пальцы, Нобунага. Не забывай.

Агрессивный ветер поглотил демона с головой и растворился вместе с ним в небесах, от чего рваные облака закружились спиралью и плавно стали расползаться в разные стороны, посеребренные светом молодой луны.

Сабуро остался стоять на месте, впиваясь ногтями в ладони до крови.

Бордель стоял на ушах.

– Что это за дерьмо, щенок?! – прогремел здоровяк, изрисованный татуировками вдоль и поперек. Татуировки у него были даже на лице и ладонях.

– Это честная игра, – уведомил рыжий с язвительной ухмылочкой на лице и сложил руки на груди.

– Ты за идиота меня держишь?!

– Игра в кости основана на везении, ни больше ни меньше. Я понимаю, бакуто не привыкли проигрывать. Ну так как? Хочу поскорей забрать деньги и отправиться пьянствовать в более приятной компании. – Он поднялся, бесстрашно протянул руку в направлении здоровяка.

Слово «деньги», словно красная тряпка для быка, подействовало на головорезов. Все как по команде повскакивали со своих мест, выхватили оружие. Сато на это звучно просвистел, обведя собравшихся настороженным взглядом.

Где-то на заднем плане взвизгнула женщина, кто-то выронил блюдце, и оно звякнуло об пол. Татуированный вызывающе осклабился, свесив на губищах увесистую трубку, что жутко дымила и наполняла затхлое помещение щекочущим ноздри ароматом. Хисимура не стронулся с места.

– Такой толпой на безоружного путника? Как-то это не по-человечески. Я просто пришел сюда сыграть в кости и волей судьбы выиграл несколько раз подряд. Тут нет никакой хитрости, это чистое везение. Удача сегодня мне благоволит.

– Будешь рассказывать о везении в Дзигоку.

– Что за день такой, а. Все вокруг такие несговорчивые. Как же это раздражает, – лениво протянул Сато и устало потянулся, расправив плечи. – А я ведь так устал, но придется выбить эти деньги из вас силой.

Волна хохота заполнила помещение, бандиты с голодным оскалом сужали круг, походили на гиен, загнавших жертву в угол.

«Многовато их оказалось. Не потяну в одиночку».

Оценив окружающую обстановку, смерив помещение взглядом, глаз пал на сложенные у входа катаны, но, чтобы до них добраться, пришлось бы пробиваться через живую стену этих смердящих выродков. В то же время острый взгляд отметил палочки для еды, которыми сосед продолжал ковыряться в зубах, после того как уничтожил три плошки риса.

Сабуро задумчиво брел по сумеречным улицам деревушки. Они были узкими и грязными, пахло нечистотами и скотом, но юноша не замечал всего этого, слова Корвуса впились в голову, как не до конца вбитый гвоздь, зудели и сводили с ума.

Шум возни и грохот отвлекли, прервали течение мыслей. Неприглядная серая халупа, увешанная красными фонариками, трещала по швам. Доносились звуки ломающейся мебели, грязная ругань, звук бьющегося стекла, женские визги. С треском разнеся амадо в щепки, на улицу вывалился дородный мужик, покачиваясь на собственном пузе, как фруктовый пудинг. Татсусиро замер, скосил глаза во тьму дверного проема.

– Какой же ты шумный.

– Я просто хотел привлечь твое внимание. – Сато выступил на улицу, таща за шиворот худощавого юнца с перекошенным лицом.

Не успели друзья моргнуть глазом – поток бандюков из борделя хлынул, как перебродивший эль из бутылки, ровно распределился вокруг, злобно скалясь и наставив оружие. Сабуро недовольно повел бровью, осмотрев нападающих.

– Это что, шутка?

– Не похоже, что они шутят, Сабуро.

– Выходит, помощь тебе все же требуется.

– Старик, отойди в сторону! У нас дело к этому рыжему паскуднику! – зарычал татуированный, вывалившись из дома и растолкав толпу. С рыхлого тела на друзей пялился надувшийся, точно шар, тигр, крадущийся в зарослях.

– Старик? – уточнил Сабуро, покосившись на бугая.

Сато сразу сообразил, чем попахивает, насторожился, но уже ощущал, как жар духовной силы курится вокруг стана товарища. Рука Сабуро плотней стиснула ножны меча; Хисимура, упреждая грядущую кровавую бойню, хотел схватить командира за руку, как бы намекая не принимать поспешных решений. Татсусиро раздраженно отстранился.

– Вы либо глупцы, либо отчаянные.

– Дед нам угрожает, глядите! Сейчас наверняка покажет тайное ниндзюцу⁴⁷! – хохотнул главарь и потянул за собой волну гогота всей банды.

«Это они зря», – Сато покрылся испариной и озирался по сторонам, едва ли переживая за положение, в котором они оказались. Его не пугал численный перевес, он боялся, что останки тел, раскиданных по всей улице, усугубят репутацию Цитадели в лице простых селян, тут же полетят поганые сплетни как пыльца на ветру, и тогда вряд ли их смогут назвать борцами за благо народа, пусть даже убитыми окажутся такие жестокие душегубы как бакуто.

– Были бы вы осмотрительней, заметили бы, что у деревни стоит войско. Будь вы умней – распознали бы штандарты, уже собрали вещички и бежали быстро и далеко.

– Войско далековато от этой темной улочки, господа самураи, – ухмыльнулся бугай. – Смотрю меч у тебя отменный. За такой можно выручить немалые деньги. Давай-ка сюда.

Он нагловато вытянул руку в требовательном жесте, но тут же выкатил глаза, наблюдая, как его собственная кисть шлепнулась на землю. Когда предводитель залился истеричным воплем, держась за культю, которая во все стороны источала кровавые брызги, его подручные впали в ступор, то наблюдая за главарем, то вопросительно взирая на беловолосого. Сабуро стоял, окутанный сумраком, и лишь глаза пылали из темноты диким огнем.

– Доставьте мне удовольствие, – проговорил мрачно беловолосый, – нападайте всем скопом.

– Сабуро, не надо, – подал голос Сато за спиной.

– Чего встали?! – закричал бугай, преодолевая болевой шок, что на какое-то время спер воздух из легких. – Убить!

– Сабуро!

Толпа медлила, бурча и переглядываясь.

– Разве не ты вызвался очистить деревню от этой скверны? – уточнил Сабуро.

– Я хотел их только спугнуть.

– Спугнуть? Вот этих-то? В одиночку? Что за глупости?

– Я отдал приказ! – все не унимался главарь, но тут к его уху прильнул дохлый мужичок, заговорил что-то быстро и взволнованно, пока другой подручный уже перетягивал культю какой-то тряпкой. – Посмотрим, как ты запоешь, когда сюда явится войско Оды-сама!

Лицо Сабуро подернула скверная ухмылка, он расслаблено расправил плечи и проговорил:

– Чтобы доставить донесение Оде Нобуюки, тебе придется спуститься в самые недра Дзигоку. Как кстати, что я могу тебя отправить к хозяину здесь и сейчас.

* * *

Кувшин саке был наполовину пуст. Сидя на холме под пушистыми ветвями многолетнего клена, Сабуро повязал его шелковый шнур на запястье. Вокруг слегка колышущихся на ночном ветру метелок кортадерий все также деловито плавали светляки.

– До чего немногословным ты стал, – проговорил Сато, опустившись подле друга и до сих пор переваривая недавние события у порога борделя. – И бескомпромиссным, – добавил угрюмо. – Помню, мы могли болтать ночи напролет, а потом измученные и усталые плелись на тренировку. Ух, Акэти негодовал тогда!

Сабуро не улыбнулся воспоминаниям и, продолжая следить за зелеными огоньками недвижимым взглядом, молча передал другу бутылку. Тот с аппетитом умирающего от жажды человека отхлебнул.