Читать книгу: «Ноусфера», страница 6
– И?
– И ни «нолика» с тебя не возьмут, приятель, все за государственный счет! Чуешь, в чем штука?
– Ты мне отказаться предлагаешь?
– Я тебе предлагаю головой думать и в первое попавшееся говно не вступать. А то ходят тут всякие…
Серега внезапно умолк: в палату явилась Ольга. Она скрестила на груди руки, холодно глянула на Серегу, затем изучила глазами – будто ощупала – мое лицо.
– Я вам не помешала? – издевательски спросила она.
– Эй, чувиха, ты этого парня знаешь без году два часа. А я его тыщу лет уже знаю. Так что ты не лезь, когда два старых пердуна свои вопросы решают, договорились?
– Как пожелаете, – с хищной улыбкой ответила Ольга и отвернулась от голограммы.
В моей голове тут же зазвучал ее голос:
«Марк, решение за тобой. Но, выбирая между двумя неизвестными, я бы остановилась на той, которую проще вычислить. Я, как уже упоминала раньше, признанный специалист в своей области. Не сочти за бахвальство, но меня вполне можно называть ученым светилом. А кто этот лысый боров, ты всяко получше меня знаешь!».
«Да уж, знаю, – нехотя согласился я. – Но, по крайней мере, я знаю, и каких подлянок от него ждать. А с тобой я, и правда ведь, познакомился лишь этим утром».
«Так ты во мне сомневаешься?» – промяукала у меня в голове Ольга.
– Эй, кореш, ты чего замолчал? – забеспокоился Серый.
– Серега, я думаю. Можно мне спокойно пораскинуть мозгами?
– Да думай, кто тебе мешает, – обиделся приятель. – Только побыстрей думай, пока тебя эта телка не охмурила!
«Бедный мой кроличек, – заворковала про себя Ольга. – Оказывается, я тебя охмуряю. Плохая Ольга, плохая. Очень плохая девочка. Ты даже не представляешь, насколько. Но я тебе обязательно покажу. Ты ведь поедешь со мной?»
Вот же наглая чувиха! Неужели она и впрямь думает, что я поведусь на такое откровенное соблазнение?
«Поеду!!!» – эта мысленная реплика сбила с ног предыдущую и втоптала ее в небытие. Вопрос был решен.
– Серый, я, пожалуй, гляну, что там у них. А если какое-то шило вылезет, я тебе маякну, ладно?
Серый засопел и пробуравил Ольгу глазами, прежде чем дать мне ответ.
– Я на связи, дружище, – сказал он наконец, вымучив из себя улыбку. – Не пропадай. Обращайся в любое время!
Я почувствовал, как моей щеки коснулось что-то теплое и ароматное. Похоже, это Ольга одарила меня воздушным поцелуем через телекомм.
***
Хартли напутствовал меня с таким радушием, будто ему не терпелось от меня избавиться. Гущян мертвым голосом попросил не оставлять в палате личные вещи. Хотя, если не считать двух разнокалиберных коммов, сковывавших меня с ноусферой подобно наручникам, никаких личных вещей у меня не было. Дежурная медсестра, в которой я опознал пожилого транссексуала, пожелала мне скорейшего выздоровления. «Дурища, ты хоть в мою медицинскую карту заглядывала?» – огрызнулся я на медсестру, после чего она скрылась из виду и больше не появлялась мне на глаза.
Делать в палате было решительно нечего, и я решил дождаться Ольгу под сенью сосен в больничном парке, наслаждаясь свежим воздухом с ароматом хвои. Мне уже не терпелось отправиться в путешествие, однако проводница c головой погрузилась в переговоры с чередой каких-то пожилых азиатов. Я украдкой понаблюдал через ноусферу за Ольгой, расположившейся в переговорной комнате рядом с кабинетом Хартли и загромоздившейся со всех сторон интерактивными окнами в человеческий рост. Зрелище наскучило мне через минуту, так что попытки насладиться созерцанием чужой работы я оставил без сожалений.
Сидеть на месте и радоваться очередному солнечному деньку оказалось делом немыслимым, невыносимым. Стоило остановиться хоть на минуту, и на меня могильной глыбой наваливалась тоска по непрожитой жизни, по упущенным возможностям и утраченным воспоминаниям. Чувство вселенской несправедливости и безадресная обида холодными щупальцами сдавливали мои внутренности, вселяя в меня тревогу за собственную жизнь, за короткое будущее, за свой игрушечный статус на игровом поле мироздания, почти не оставившего мне места для новых ходов. Послонявшись бесцельно по прогулочным тропкам, я уж было решил наведаться в кафе и залить тоску пивом или, на худой конец, вызвать на беседу Гущяна (чтобы отвращение к его бесстрастной манере ведения разговора вернуло мне желание побыть одному), когда ко мне присоединился незваный спутник. Впрочем, спутником его можно было назвать лишь с натяжкой, поскольку возникший рядом со мной мужчина никуда не передвигался: он сидел на вертящемся кресле, а его изображение двигалось вместе со мной.
– Здравствуй! Марк! – веско и, как мне показалось, по-военному поприветствовал меня гость.
Черная водолазка, брюки того же цвета, черные радужки глаз под смоляными бровями – пришельца я про себя тут же окрестил Черным, хотя в его облике и хватало цветового разнообразия: русые волосы, бледность лица и губы цвета лежалого мяса неприятно подчеркивали выбранный им похоронный стиль.
– Постараюсь. И тебе здравствовать, – сухо ответил я незнакомцу.
– Наверное, тебе интересно, кто я такой? – задавшись идиотским вопросом, мужчина поспешил ответить на него самостоятельно: – Я Петр.
– А я Марк. Мне девяносто два годика. Давай дружить?
Петр нахмурился, выдав тем самым отсутствие чувства юмора.
– Марк, я представляю национальный департамент Совета по надзору за ноусферой. Чиновники, ответственные за деятельность Совета в российской юрисдикции, поручили мне проработать твой вопрос.
– Спасибо, конечно. Вопрос только в том, что за вопрос. Не помню, чтобы я к вам обращался.
– Верно, к нам ты не обращался, – собеседник зачем-то сделал акцент на словосочетании «к нам». – Но это не значит, что ты должен решать свои проблемы в одиночку. Мы работаем для всеобщего блага. В том числе твоего. Тебе ведь не помешает пара-тройка друзей?
– О, у меня полно друзей! – воскликнул я. – У меня их так много, что я уже сутки пытаюсь найти укромный уголок, чтобы от всех них укрыться. Единственный товарищ, с кем я теперь готов общаться без приступов паники, – это свиная рулька. Ты знаком со свиной рулькой? Это, кстати, не она тебя ко мне подослала?
– Марк, я занятой человек, у меня не так много времени, – произнес Петр c плохо скрываемым раздражением. – Поэтому давай избежим болтовни и перейдем к делу? Совет предлагает тебе высококвалифицированную медицинскую помощь в одной из наших исследовательских лабораторий.
– Это за какие такие заслуги мне положены почести?
– Это не почести. Скорее, почетный долг.
– Не понял?
Подбирая слова, Петр помассировал пальцами щеки, выбритые подчистую.
– У тебя опасное и малоисследованное заболевание, Марк. Совет уже много лет ищет возможности спасти человечество от этой напасти. А значит, ты можешь помочь Совету и человечеству. Все, что тебе для этого нужно сделать, – это дать официальное согласие на обследование. За тобой приедут наши сотрудники и переместят тебя куда следует.
Лексические единицы, которыми жонглировал Петр, вызвали во мне явное беспокойство. Я, в конце концов, не ящик с опилками, чтобы куда-то меня перемещать.
– Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я стал вашей подопытной свинкой?
– Ты ни в чем не будешь нуждаться, Марк. С твоей головы не упадет ни один волос, а с твоего счета не пропадет ни единого «нолика». Все абсолютно бесплатно, – Черный уставился мне в глаза, как бы выманивая из меня утвердительный ответ.
– Где-то я это уже слышал, – почесал я затылок. – О, вспомнил! Выходит, вы не друг свиной рульки! Вы знакомый Сереги! Так?
– В эпоху ноусферы все друг с другом немножко знакомы, – уклончиво ответил мужчина в черном. – Правило двух кликов.
– Это как пять рукопожатий?
– Примерно. Только теснее.
– А вы всем нейроколлапсникам предлагаете бесплатную койку?
– Не всем. Но ради тебя сделаем исключение. Твой случай для нас важен, поскольку он несколько выдается из общего ряда.
– Чем же?
– Потерей памяти о двух третях жизни. Наши спецы считают, что это может быть признаком одного занимательного феномена. Синдром… эм-м-м… впрочем, врачи объяснят лучше меня.
– Какое-то осложнение? – забеспокоился я. – Что еще за синдром?
– Не обессудь, Марк, я вряд ли смогу тебе объяснить популярно: у меня нет медицинского образования. Я курирую вопросы общественной безопасности.
– И какое отношение общественная безопасность имеет ко мне? Или я к ней?
– Еще раз повторяю: тебе не о чем беспокоиться, – заверил Черный. – Просто в нашу компетенцию входит очень широкий круг вопросов. Мы вынуждены участвовать и в экономической деятельности, и в политической, ну и в том, что еще осталось от криминальной сферы. Так исторически сложилось. Не о чем переживать.
Слова Черного меня, естественно, не успокоили. Если мне не о чем переживать, тогда зачем он так часто это повторяет?
– Марк, пожалуйста, прими взвешенное решение. Я немного отойду от инструкций и скажу тебе напрямик, хоть у нас так не принято: мы озабочены твоим намерением лечь на обследование в «Шаоми».
– А в чем дело? Они нарушают закон? Представляют угрозу общественной безопасности?
– Сказать так было бы некорректно, – замялся Черный. – Но можно выразиться иначе: частные корпорации пытаются сохранить секреты в нашем мире, где тайны ушли в прошлое вместе с понятием конфиденциальности. Многие в Совете считают, что частников пора ограничить в правах, обязав их незамедлительно делиться всеми открытиями и наработками с человечеством. А «Шаоми» – один из оплотов противодействия этой благородной инициативе.
– А разве можно не делиться? Пароль же на папку не поставишь…
– Пароль… – Петр запнулся, но быстро сообразил, о чем речь. – О паролях все уже давно забыли. Первое время после открытия ноусферы ученые пытались придумать системы кодирования взамен тестовых паролей, использовали аппаратные ключи, но там тоже информация, быстро и ее из ноусферы достали. Я немного о другом противодействии, это сложней объяснить в два слова…
– Ага, значит, вы коммунизм тут решили устроить, пока я… пока я… – я не нашел слов, чтобы закончить фразу: все-таки мое отсутствие в общественной жизни последних пятидесяти лет было более чем условным.
– Речь не об уравниловке, – разъяснил Петр. – Речь идет о выживании нашего вида, безопасности жизни на всей планете и об общественном благе.
– Всякий раз, когда кто-нибудь произносит словосочетание «общественное благо», где-то совершается подлость. Благими намерениями… ты ведь и сам знаешь.
– Ты должен доверять нам, Марк, – потребовал Черный.
– Ничего я никому не должен! Захочу – соглашусь, не захочу – откажусь.
– Верно, выбор за тобой. Но я прошу тебя тщательно обдумать свое решение и сделать выбор в пользу общественного спокойствия. Скажи, пожалуйста: в поведении Ольги тебя ничего не насторожило? Может быть, какие-то странности? Что-нибудь необычное?
Я невольно потянулся к запястью, на котором висел телекомм, но вовремя пресек движение. Что-то мне подсказывало, что вести себя стоит непринужденно, а в откровенные разговоры с этим типом пускаться не следует. На смену безотчетной тревоге, терзавшей меня всего четверть часа назад, явилось и стало разрастаться в груди ощущение смутной угрозы. Должен признаться, оно мне понравилось еще меньше.
«В чем дело, Марк? Мой пушистый кролик решил заделаться свинкой у дядечек с Большой Фермы?»
Голос Ольги зазвучал в моей голове всего на мгновение раньше, нежели я уловил терпкий запах ее духов. Появление Ольги меня взбодрило, я снова взял себя в руки.
– Что, Петр, обязательно во все нос надо сунуть? – бросила Ольга моему визави без тени приветливости.
– Занимайся своим делом, – грубо отозвался Черный, вновь повернувшись ко мне. – Ну так что, Марк?
– Вы разве знакомы? – изумился я.
Похоже, свиная рулька и вправду была моим единственным и самым близким другом в этом странном мире, где все были связаны незримыми нитями, в которых я уже успел запутаться, как в паутине.
– Сталкивались пару раз, – заметила Ольга.
– Марк? – Черный в очередной раз поторопил меня с ответом.
Я несколько раз перевел взгляд с Петра на Ольгу и обратно. В какой-то момент мне почудилось, будто оба они – зеркальные отражения друг друга. Но, так или иначе, отражение, физически находившееся со мной рядом, нравилось мне куда больше. От него приятно пахло, оно было женского пола, а еще оно только что пригладило свои шелковистые волосы, оторвав от меня взгляд и скосив глаза вбок. На языке мимики и жестов это всегда означает одно – сексуальную симпатию. Выбор был легок и очевиден, хотя себе я предпочел объяснить решение тем, что в серьезных намерениях женщины обычно менее опасны, чем мужчины с армейской выправкой.
– Петр, желаю тебе удачи в сохранении мира на планете и созидании блага для всего человечества! – напыщенно произнес я и смахнул Черного к чертовой матери.
Ольга не замедлила наградить меня новым телепатическим поцелуем.
***
Такси прибыло через пять минут после того, как мы вышли из арки, обозначавшей вход на территорию больничного комплекса, и расположились на обочине трассы. За это время Ольга успела выкурить ароматную фруктовую сигарету, в которой, как она мне объяснила, не содержалось ни капли канцерогенов. Я хотел было стрельнуть у нее одну, но потом вспомнил, что забыл, курил ли я последние пятьдесят лет. А восстанавливать дурные привычки, пусть и не грозящие вредом для здоровья, мне отчего-то не хотелось. С другой стороны, терять мне уже нечего: кури хоть старорежимную «Приму», здоровью не повредишь. Но к тому времени, когда я наконец принял решение и потянулся к подставленной Ольгой пачке, к нам с еле слышным журчанием двигателя подъехал мобиль на воздушной подушке. «Не на воздушной, а на дегравитационной», – поправила меня Ольга.
За рулем такси никого не было. Как, впрочем, не было и самого руля. «Вас приветствует транспортная компания "Скатертью дорога"», – заявил мужской баритон, как только мы загрузились в салон машины.
– Кто им такое название придумал? – усмехнулся я. – Они же так всех клиентов распугают!
– С чего бы это? – рассеянно ответила Ольга. – Скатерть – это ведь как красный ковер, какое-то древнее покрытие для дорогих гостей?
– Ну… типа того.
Я не стал пускаться в споры, дав себе зарок залезть в ноусферу и выяснить, какие изменения претерпели языковые конструкции за время моего вынужденного отсутствия.
Усевшись на сиденье, Ольга проследила за тем, чтобы я пристегнулся, после чего дала команду интерфейсу везти нас на железнодорожную станцию.
– Так куда мы в итоге едем? – поинтересовался я.
– В аэропорт.
– А почему на перекладных?
– Потому что поезд развивает скорость 800 километров в час, а электромобиль – всего 150.
– Убедительно. Ну а после? Из аэропорта мы куда полетим?
– В лабораторию, – ответила Ольга, недовольно поджав губы.
По всему было видно, что посвящать меня во все детали моего будущего она пока не намерена.
«Так нечестно!» – сварливо пожаловался я про себя.
«Зато безопасно», – парировала Ольга.
«Слушай, хватит темнить! Какие опасности нас тут могут подстерегать? Во что ты меня втягиваешь?».
«Я тебя не втягиваю а, скорее, вытягиваю. Ты хоть знаешь, с кем ты так мило общался в парке?».
«Он сказал, что занимается общественной безопасностью. Это не так?».
«Так. Только в понимании некоторых людей лучшей формой общественной безопасности является концентрационный лагерь».
Я испуганно примолк и погрузился в себя, размышляя над услышанным. Вдруг мое внимание привлек быстро оставшийся позади черный… Porsche Panamera. Я вывернул шею и захлопал глазами, порываясь прогнать глюк. Ольга заметила мое замешательство и пояснила:
– Ретромобиль. С двигателем внутреннего сгорания. Такие сейчас редко встретишь: дорогое и непрактичное удовольствие. Но бывают энтузиасты – ставят современную электронику, платят бешеный экологический налог… Моего знакомого буквально извели, старушка-соседка даже в Совет накляузничала, что от выхлопных газов у ее песика появилась аллергия, а у самой участились запоры.
– А почему машины еще не летают по небу?
Ольга на мгновение задумалась, но углубляться в технологические проблемы современности не стала и просто отшутилась:
– Чтобы птиц не тревожить. Они пугаются и доставляют прохожим внизу неудобства.
Лес за окном закончился, и нашим глазам предстали застройки: типовые симпатичные домики, обсадившие открытое пространство косыми рядками, – ни дать ни взять ульи на пасеке. Наверное, и люди в них живут точно такие же, типовые и однояйцевые – Кены и Барби из сказки про счастье, упакованное в стандартный пакет возможностей и потребностей.
Углубившись в один из крупных поселков и попетляв по проездам и улочкам, машина плавно остановилась подле небольшой полусферы, увенчанной навершием в виде фигурной буквы «М».
– Метро? – сообразил я.
– Вход на станцию монорельса, – ответила Ольга, не добавив мне ясности.
Внутри не оказалось ни турникетов, ни охраны, ни контролеров, вообще ничего лишнего. Только небольшой круглый зал с полом, покрытым мозаикой. И несколько вместительных лифтов, деловито принимавших в себя порции пассажиров. Присоединившись к одной из групп, мы спустились на станцию, но рассмотреть ее как следует я не успел: почти сразу подъехал наш поезд, и Ольга чуть не силком затолкала меня в чрево вагона.
Внутри было просторно и малолюдно. Пассажиры не обращали друг на друга никакого внимания, уткнувшись каждый в свои развлечения: кто-то общался с друзьями через комм, другие что-то читали или рассматривали. Сидения были мягкие, располагались поперек вагона. Раздался дзынь, двери закрылись. Я не сразу понял, что вагон тронулся. Через несколько секунд в окна полилось солнце. Я увидел синее летнее небо с легкими облаками и, наклонившись к окну, разглядел проплывающий внизу, метрах в пятидесяти под нами, город. Наш путь пролегал прямо над крышами.
– Так это подземка или воздушка?! – я открыл рот.
– Мы под землей. Здесь нет окон. То, что ты видишь на их месте, – иллюзия. Точнее, не иллюзия, а реальный вид на то место, где мы в данную секунду проезжаем, только не из-под земли, а сверху. Ноусфера и не такое позволяет. Если хочешь, включи то же самое, только минус 100 лет, посмотришь, как жили предки.
– Не нужно, как жили предки, я и сам хорошо помню, – я разглядывал проносящиеся внизу улицы, причудливые знания, скверы. Скорость лишь на секунду позволяла задержать взгляд, и картинка улетала прочь. – Зачем столько сложностей?
– Ты про окно? Для эстетики. Сделать несложно. А людям приятно, – Ольга отвечала отрывисто, погрузившись в свой комм.
Я отвернулся к «окну», продолжив созерцать пейзажи. Неожиданно картинка за окнами резко сменилась, разлилось тропическое спокойствие: лазурные океанские волны неторопливо накатывали на берег, покрытый мелким белым песком. За полоской песка шумели пальмы, а между ними носились в воздухе птицы ярких расцветок. «Попугаи, колибри, длиннохвостые ширококлювы, черноголовые питты…» – приятный женский голос стал нашептывать мне на ухо названия птиц, которые попадали в поле зрения. Опасаясь, что невидимый комментатор вот-вот сорвется на латынь и прочитает мне лекцию по орнитологии, я перевел взгляд на другое окно. Там под сенью высоких стволов с разлапыми кронами и в окружении кустистых деревцев («Анакардия западная, макадамия, масличная пальма, олива…») уютно устроилось небольшое бунгало – настолько симпатичное с виду, что мне тут же захотелось шагнуть из вагона и сию же секунду оказаться в этом жарком раю. «Разве это не счастье, – продолжила орнитолог-невидимка, – провести последние дни в таком раю, своем, и только своем… не правда ли, Марк?» Я вздрогнул и закрутил головой по сторонам в поисках источника звука.
– Ольга, – позвал я шепотом, – что это за фигня? – я указал на голову и покрутил пальцем в воздухе. – Девушка какая-то, голос, тропический остров…
– Какой голос?.. – Ольга расхохоталась.
Несколько пассажиров, сидящих поблизости, отвлеклись на секунду от своих занятий, чтобы взглянуть на источник шума, но тут же потеряли к нам интерес.
– Персональная реклама, – отсмеявшись, пояснила Ольга.
– И за что мне такое счастье?
– За трудовые заслуги. Заработал на собственный остров – наслаждайся рекламой про жизнь в тропическом раю. Ленился всю жизнь – получи вид на Золотое кольцо и санаторий в Алуште. По размеру счета и предложение.
– А что, если я вообще не хочу смотреть на тропики? Почему меня никто не спрашивает?
– Потому что ты рекламу в общественном транспорте не отключил. Вероятно, ты им давно не пользовался. Найди иконку рекламы под любым из окон или дай голосовую команду. Со счета спишутся нолики, зато за окнами будут показывать что угодно по твоему выбору.
Пошарив глазами по созвездию иконок, прятавшемуся под окнами и неприметно перемещавшемуся вслед за моим взглядом, я нашел нужную и запустил интерактивное окно. «Только сегодня и только для тебя, Марк! Остров в Восточной Полинезии – всего за двадцать четыре миллиона девятьсот девяносто девять…» – радостно вещала невидимая рекламщица. Одновременно перед моим взглядом высветилось табло с личным денежным счетом. На этот раз я дал себе труд сосчитать количество «ноликов» и прикинул, что если позарюсь на личный остров, то денег мне хватит как раз, но питаться останется порхающими вокруг бунгало какаду и растущими на пальмах кокосами. Не вариант. Хотя… с учетом недолгого времени, которое мне осталось, я еще и пошиковать там успею!
– Слушай, Ольга, а давай рванем вместе на остров! – предложил я в приступе внезапного энтузиазма. – Выпишем твою лабораторию, ты меня будешь… эм-м-м… обследовать, а в свободное время будем загорать и купаться? И вложение хорошее: кто знает, какая покупательная способность будет завтра у «ноликов»! А остров никуда не денется: оставлю жене и детям в наследство, никто меня в расточительстве не упрекнет!
Ольга грустно поглядела на меня и, прибрав за ухо выбившуюся прядку волос, приподняла уголки губ в еле заметной улыбке:
– Ты, Марк, романтик, и это здорово. Но я скорее прагматик. И это тоже неплохо. Лаборатория, в которую мы поедем, стоит сотни таких островов. Так что забудь.
– Значит, мне не суждено окончить свои дни в раю, – мрачно заметил я.
– Философы говорят, что рай или ад мы создаем в своей душе сами. Если настроишь сознание правильно, то и в городских трущобах будешь чувствовать себя счастливым. А если на душе у тебя мрак и хмарь, то даже солнце и океан вряд ли помогут тебе забыться.
– Пиздеж, – грубо и чересчур громко ответил я.
На этот раз на меня подозрительно уставилась половина вагона. Пожилая дама в широкополой шляпке демонстративно отсела подальше, а господин в деловом костюме прикрыл рот и, опасливо поглядывая в мою сторону, стал что-то торопливо сообщать через комм невидимому собеседнику. Ольга выразительно поглядела мне в глаза и положила ладонь мне на запястье, будто предостерегая от необдуманных действий. Несколько банкнот вспорхнули яркими крылышками и удалились прочь.
От ее слов и последовавшей за ними сцены настроение мое испортилось пуще прежнего. Бросив тоскливый взгляд на тропический рай и выслушав по второму кругу соблазнительные нашептывания рекламщицы, я потратил несколько «ноликов» на то, чтобы избавиться от рекламы на ближайшую неделю. За окнами тут же вернулись прежние пейзажи проносящихся над нами строений и парков, полей и предместий небольших городков. Единственное, что ободряло, – мой личный счет позволял купить себе целый остров. Приятно, что ни говори, хоть я и подозревал, что за такие деньги мне бы втюхали самый маленький островок на последней линии от чего-нибудь престижного или на первой к ареалу обитания вечно голодных акул. Мир меняется, торговцы – нет.
***
Поезд то набирал дикую скорость, прорезая собой километры, как нож взбитые сливки, то принимался гудеть, тормозя перед редкими остановками. Через несколько таких остановок мы прибыли в аэропорт. Станция явно была конечной, поскольку все оставшиеся в вагоне соседи засобирались на выход. Мы тоже не стали задерживаться и проследовали к капсулам лифтов, неустанно доставлявшим пассажиров туда и обратно.
Наверху то и дело взмывали в воздух железные птицы с разноцветным оперением. Воздух пах битумом и металлом. Станция подземки, как и в месте нашей посадки, представляла собой небольшой купол с мозаичным полом. Невдалеке рос из земли его старший собрат – цельнолитой стеклянный купол исполинских размеров. Судя по всему, это и было здание аэропорта.
– Как это такие стеклянные пузыри выдувают? – поразился я.
Ольга пожала плечами:
– Не знаю, это технология давно устарела. Лет двадцать тому назад все общественные здания так строили. Мол, прозрачные здания для прозрачного общества.
– А сейчас как строят?
– Да уже практически никак. Зачем вообще нужен аэропорт? Кассы не нужны, проверки не нужны, зал ожидания ни к чему, поскольку погодные условия для перелетов давно не помеха. Добрался до аэродрома, сел в местный автобус до нужного самолета – и вперед на посадку!
– Круто, – одобрил я. – А мы билеты уже купили?
– Сейчас купим, – нахмурилась Ольга.
– А почему не заранее? Вдруг мест не хватит?
– Хватит. В Путиноград самолеты каждый час вылетают, один за другим. Редко такое бывает, чтобы салон на две трети заполнился.
– Куда-куда?
– В Москву. Просто бакен хитовый вспомнила, как из Мавзолея Ленина выносили и…
– Да-да, мне уже рекомендовали посмотреть.
Пройдя в здание аэропорта, мы с Ольгой едва не потеряли друг друга, смешавшись с толпой туристов, только что прилетевших откуда-то из-за границы и гомонивших на незнакомом гортанном наречии.
– Это что, в нашей глуши международный аэропорт отгрохали? – удостоверился я, отыскав Ольгу и притиснувшись к ней поближе.
– Теперь все аэропорты международные. Просто направлений где-то больше, а где-то меньше. Из Москвы самолеты в любую точку планеты летают, а отсюда – только в Европу, ну и в некоторые страны Юго-Восточной Азии.
– А в Токио мы прямо отсюда не можем рвануть? Или куда мы там лететь собрались?
– Нет, чтобы в Китай и Японию попасть, нужно через всю страну перелететь. На такие дистанции только из крупнейших аэропортов вылететь можно. Постой-ка тут, я сейчас.
Ольга решительно отвернулась от меня, направившись к эскалатору, увозившему пассажиров на подземный этаж. Комм подсказал мне, что внизу расположены магазины, кафе, комнаты отдыха и, разумеется, туалеты. Глянув через ноусферу на то, что представляет собой нижний зал, я с удовольствием убедился, что хотя бы стены туалетов тут непрозрачны. Впрочем, какая разница, если интимности и так никакой?
Подавив в себе неэтичное желание проследить за Ольгой и понаблюдать за ее действиями внизу, я подошел к самой кромке купола, огороженной металлическими перилами, и устремил взгляд на летное поле. Никаких признаков рулежных дорожек или взлетных полос там даже не наблюдалось. Пустое до горизонта поле, некогда заасфальтированное идеально ровным покрытием, явно давно не использовалось. Напротив ряда терминальных выходов из здания аэропорта таким же рядком расположились самолеты. То, что это именно самолеты, было понятно: наличие крыльев, хвоста и носовой части не оставляло места для сомнений. Однако от тех самолетов, что я помнил по своему прошлому, нынешние отличались разительно. Ни дать ни взять летучие скаты: пузатое тулово фюзеляжа раздавалось в обе стороны широкими угловатыми крыльями. Борта сплошные, без единого иллюминатора (вот интересно, какую рекламу мне покажут в фиктивных окошках в салоне самолета?), а хвост куцый, как рыло подводной торпеды. Покопавшись в памяти, я понял, что мне напоминают хищные линии крылатых машин – новейшие истребители моей юности, сработанные по технологии «Стелс».
Приглядевшись к самолетам, я кроме прочего не обнаружил шасси. Машины стояли на плоских квадратных платформах. Время от времени некоторые самолеты отрывались от этих платформ и поднимались вертикально вверх, будто опираясь на воздух. Взяв плавный разгон, они внезапно взмывали в небо по крутой дуге и скрывались в заоблачной выси. Проверяя, не обмануло ли меня зрение, я нашел в ноусфере энциклопедическую справку по авиационной технике и незамедлительно выяснил, что аэродинамическая механика теперь работает в плотном симбиозе с антигравитационной: самолеты берут разгон прямо с места, задействуя во время посадки и взлета двигатели-антигравы. Они же используются в качестве воздушной подушки в случаях экстренной посадки на водную поверхность. Благодаря этой технологии, проинформировал меня виртуальный лектор, количество авиакатастроф в течение последних пятидесяти лет свелось к единицам.
Любопытства ради я просмотрел подробности о последних пяти катастрофах (произошедших в разных точках планеты на протяжении двадцати лет). В каждом случае причиной крушения оказывался человеческий, а если точнее – бесчеловечный фактор – терроризм. Всякий раз бомбу на борт проносил какой-нибудь религиозный фанатик, выражавший таким чудовищным образом протест против научно-технического прогресса. В соответствующей справке рассказывалось, что подобные террористические акты случались особенно часто в первые годы Последней войны, когда на фоне открытия ноусферы обострились религиозные противоречия и крупнейшие конфессии пустились в споры о том, от Бога ноусфера или от дьявола. Однако по мере того, как члены наиболее радикальных религиозных сект оказались занесены в информационные базы Совета, число терактов на религиозной почве резко устремилось к нулю. Помимо прочего в справочнике содержался онлайн-калькулятор, рассчитывавший для читателя его шансы погибнуть в авиакатастрофе. Получив цифру 1: 46 000 000, я убедился, что бояться нам с Ольгой решительно нечего. Если, конечно, она не религиозный фанатик.
– Марк?
Подняв глаза, я увидел перед собой Черного. Он по-прежнему восседал на крутящемся кресле в скрытом от моих глаз интерьере. Если он и покидал свое помещение, то, видимо, вместе с любимым седалищем.
– Опять ты, Петр? Что еще?
– Хорошие новости, Марк, – зубасто улыбнулся сотрудник департамента безопасности. – Мы организовали для тебя встречу с членом Совета. Михаил Соломонович – один из влиятельнейших людей в стране. Да и в мире не самый последний человек. Он хотел бы с тобой пообщаться. Рекомендую не отказываться.
– Это мне что, в Кремль нужно будет явиться?
– Хм-хм-хм, – сухо и неприятно засмеялся Черный, будто поперхнулся куриной костью. – Кремль давно стал большим музейным комплексом. У правителей теперь нет специальных резиденций, поскольку правительство в буквальном смысле служит народу и не пользуется никакими особыми привилегиями. Михаил Соломонович ждет вас с Ольгой на своей даче в Завидово. Я лично встречу вас по прилете и быстренько доставлю к нему. Много времени это не займет.
