Легчайший воздух

Глава 6
Грир

День второй

Я сижу на металлическом раскладном стуле в кабинете Ронана, и женщина в латексных перчатках палочкой с ваткой берет мазок с внутренней поверхности моих щек. В дверной проем комнаты отдыха мне видно, как он наливает себе кофе из заляпанного бурыми потеками автомата на стойке рядом с желтого цвета холодильником.

Он пьет черный кофе. Без сливок и без сахара.

Мои любимые клиенты в моем городе пьют черный кофе. Это те, у кого нет времени на всякую фигню. Они не толпятся у прилавка, болтая о погоде или предстоящем отпуске в Хэмптонсе. Они встают в очередь, платят пять баксов и уходят со стаканчиком горячего высококачественного кофе.

Я попытаюсь проникнуться симпатией к этому детективу, каким бы неопытным он ни казался. Он еще вполне может меня удивить.

Будь здесь Харрис, он наверняка сказал бы мне, что нехорошо судить о людях, не зная их лично. А я напомнила бы ему, что поступаю так, когда волнуюсь. Когда я теряю контроль над ситуацией, я зацикливаюсь на других людях, начинаю придираться к ним, хотя бы для того, чтобы как-то отвлечь свой измученный разум. Это ужасная привычка, от которой я давно пытаюсь избавиться.

– Все готово, мисс Эмброуз, – говорит женщина, убирая тампон в пластиковый пакетик.

Я не благодарю ее. Она не благодарит меня. Благодарят лишь за счастливые случаи.

Ронан возвращается, садится за стол и запускает компьютер. Тот меланхолично тренькает. Черный экран оживает. Через мгновение женщина уходит и закрывает за собой дверь; я же смотрю, как Ронан проверяет электронную почту.

– Вам удалось связаться с тем человеком? – спрашиваю я.

– Что-что? – Он смотрит на меня поверх экрана, словно забыв, что я здесь. Мне остается лишь надеяться, что он настолько поглощен своим занятием, что глубоко погрузился в собственные мысли и оторвался от реальности.

– Зацепка. Вам позвонили… по «горячей линии».

– Верно, – говорит он, постукивая пальцами по столу, и переключает внимание на меня. Взяв в руку мягкий шарик «антистресс», он сжимает его в кулаке, затем откидывается на спинку стула и сверлит меня взглядом, словно пытается раскусить меня, понять, кто я такая. Возможно, это типичный прием всех полицейских. Может быть, они ведут себя так со всеми: бесцеремонно тебя изучают. Правда, Ронан все еще похож на хорошего парня, а когда хороший парень совершает глупость, мне так и хочется заорать во весь голос. На мгновение прикрыв глаза, я вспоминаю Харриса, представляю, как он берет меня за руку и говорит, чтобы я сделала глубокий вдох. Он всегда поступал так раньше, когда мы открыли наш третий магазин и мой невроз достиг пика. – Они не ответили. Я оставил сообщение. Продиктовал номер своего мобильника.

При всем желании я не смогла бы скрыть разочарования. По-прежнему пристально глядя на меня, Ронан крепче сжимает в руке мячик.

– Вы не похожи на нее.

– Мы – сводные сестры, – говорю я. – Она похожа на своего отца, я – на своего.

Ни она, ни я не похожи на мать, и я каждый день благодарю за это мои счастливые звезды. Не то чтобы наша мать была дурнушкой. Нет, она красива. Просто я не хотела бы каждый день смотреться в зеркало и видеть… ее.

– Родилась и выросла в Нью-Йорке, – заявляет он, как будто это его забавляет, как будто это какая-то диковинка.

– Откуда вы знаете?

– Я помню, как разговаривал с ней несколько лет назад, – говорит он. – Ваша сестра сказала, что она из Квинса, и я спросил, почему у нее нет акцента.

– Не у всех есть акцент.

– Да, но меня поразило то, что она сказала в ответ. – Он прищуривается. – Она сказала, что ваша мать заставляла вас смотреть вечерние новости и подражать тому, как говорят дикторы.

Я опускаю глаза и вспоминаю все эти ужины за обшарпанным дубовым столом под аккомпанемент вечерних теленовостей, обрушивавших на нас трагические события дня. Мать подает нам разогретые в микроволновке гамбургеры и рассуждает о том, что важно говорить правильно, как светские, образованные люди, которыми нам никогда не стать.

– Люди услышат, что вы говорите так, как говорят в Квинсе, и сделают соответствующие выводы, – обычно изрекала она. – И даже если они не станут осуждать вас, вы все равно вызовете у них раздражение.

У Мередит такой проблемы не возникало, но ведь она и моложе. Я же старше ее на восемь лет, а значит, в течение восьми лет я старалась избавиться от привычного говора и заменить его тем, что мне самой казалось акцентом.

– Скажите спасибо Бренде Эмброуз, – говорю я.

– Вы ведь близки? Вы, Мередит и ваша мать?

– Я не понимаю, какое отношение это имеет к поиску моей сестры.

– Просто пытаюсь рассмотреть дело со всех сторон, – говорит он, бросая мячик на стол. Тот катится по столешнице и скрывается за клавиатурой. – Доказательства есть везде.

– Ну да, моя сестра пошла в магазин за продуктами и исчезла. Я очень сомневаюсь, что наша мать или мои с ней отношения как-то связаны с этим. – Мои слова вспарывают душный воздух комнаты. – И если вы будете так любезны и начнете искать мою сестру, для чего будете задавать важные вопросы людям, которые действительно могут знать о том, что произошло, я была бы вам благодарна.

– Важная персона – это вы, Грир, – усмехается он.

Я встаю, перебрасываю ремешок сумочки через плечо и крепко его сжимаю.

– Нас с сестрой разделяли тысячи миль и десятки штатов. Могу заверить вас, что бы там ни случилось… Я ничего об этом не знаю.

– Я не утверждаю, что вам известно, что произошло, – говорит он, нисколько не смутившись моей резкостью. – Я говорю лишь, что вы могли бы предоставить нам информацию, которая помогла бы мне двигаться в нужном направлении.

– Если бы я хоть что-то знала, детектив, поверьте, я бы непременно сказала вам.

Опираясь ладонями о столешницу, Ронан встает и выгибает спину. Его взгляд скользит мимо моего плеча к узкой полоске стеклянной вставки закрытой двери кабинета.

– Послушайте, я хочу найти ее так же, как и вы, – говорит он. – И я обязательно ее найду. Просто вы должны сотрудничать с нами. Расскажите мне о ней все, что можете, даже если это вам кажется несущественным. Вы наверняка знаете ее лучше, чем кто-либо другой, может быть, даже лучше, чем ее муж.

– Я более чем готова сотрудничать и не хочу показаться резкой, но, ответьте мне, как мои детские воспоминания помогут вам отыскать мою сестру?

Он смотрит на меня с прищуром.

– Мы должны рассмотреть все версии. – Он вздыхает. – В том числе и вероятность того, что, возможно, ее не похитили… что, возможно, она уехала сама, добровольно.

– Если бы моя сестра хотела уехать, она бы призналась мне. Она не бросила бы свои вещи в машине на парковке супермаркета, – говорю я.

Я поворачиваюсь к выходу, собираясь покинуть комнату, но Ронан быстро обходит стол и кладет руку на стекло двери. Он смотрит на меня.

– Скажите, ваша сестра не пыталась развестись с мужем по какой-то причине? – спрашивает он. – Было ли в ее словах и поступках нечто такое, что вас насторожило бы? Какой-нибудь намек? Может, у вас были какие-то смутные подозрения? Может, она вела странные разговоры?

Я вздыхаю.

– Она любила его. И даже если больше не хотела жить с ним, она никогда мне ничего не говорила.

– Вы никогда не замечали того, что, возможно, они не так счастливы, как могло показаться со стороны… Например, как он разговаривал с ней, как к ней относился?

– Он обращается с ней как с породистой лошадью, выставляет напоказ, балует ее. – Я складываю руки на груди. – Пусть он жутко раздражает меня, но ее он любит. Это невозможно отрицать.

– Значит, ничего не было, – произносит полицейский, словно ему нужно что-то объяснять в четырнадцатый раз. Мне, конечно, понятна его дотошность, но это уже перебор.

– Если бы моя сестра хотела развестись, она бы бросила его и вернулась в Нью-Йорк. Она знала, что моя дверь всегда открыта. Я лично сказала ей это. Еще до того, как они поженились.

– Значит, у вас когда-то был такой разговор? – спрашивает он. – О том, как она поступит, если вдруг захочет развестись?

– А как насчет кое-чего другого? – говорю я, чувствуя, что мое терпение вот-вот лопнет. – Не желаете отложить свой потрепанный экземпляр «Исчезнувшей девушки» и вернуться к реальности, чтобы найти мою сестру? Например, поговорить с этим самым преследователем. Вдруг он как-то с этим связан?

Пронзительный звонок настольного телефона не дает ему вставить слово. Он обходит вокруг стола и после второго звонка берет трубку.

– Да, соединяй, – говорит Ронан через несколько секунд и прикрывает трубку рукой. – Это «горячая линия».

Он жестом предлагает мне уйти.

– Я никуда не пойду, – отвечаю я и застываю на месте.

– Вам нельзя здесь оставаться, – торопливо говорит он. – Это конфиденциальный разговор. Наши внутренние дела. У нас в отделе такой порядок.

Взяв несколько визитных карточек из открытой коробки на краю стола, он подталкивает их ко мне.

– Раздайте их всем, кто знал вашу сестру, – говорит он. Мне неприятно, что он использует слово «знал»… как будто думает, что она исчезла навсегда. – Даже если они хотя бы продали ей чашку кофе, я хочу поговорить с ними. Я уже опросил всех, кого мог, но ваша помощь тоже была бы не лишней.

Мой взгляд падает на стопку визитных карточек, затем снова на него.

Что ж, оно даже к лучшему: мне будет чем занять себя. Когда я сижу, сложа руки, погрузившись в свои мысли, утонув в собственной тревоге и бессилии, я начинаю кидаться на людей.

– Детектив Маккормак, – произносит он в трубку, встречаясь со мной глазами. Он указывает на дверь, и я решаю, что лучше не мешать ему работать, потому что сейчас самое главное – это найти Мередит. Вновь прикрыв трубку ладонью, он говорит мне: – Подождите у стойки регистрации. Как только освобожусь, я отвезу вас обратно в дом Прайсов.

Я направляюсь в вестибюль. Там никого нет, кроме меня и дежурной, женщины в полицейской форме, которая краем глаза наблюдает за мной. Наверно, ей любопытно или же ей интересно, что я думаю или как к этому отношусь. Возможно, она спрашивает себя, как она поступила бы на моем месте. Возможно, такова человеческая натура, но мне все равно. Пусть наблюдает за всем, что ей хочется, и думает все, что угодно. Мне давно наплевать на то, что кто-то может подумать обо мне.

Жаль, что я не могу сказать того же о Мередит.

Когда мы были моложе, я вечно внушала ей, чтобы она перестала пытаться угодить всем подряд. Я говорила ей, что нет ничего страшного в том, если каким-то людям она не нравится, это просто значит, что она что-то делает правильно.

Мы не обязаны становиться лучшими друзьями с каждым, кто встретится нам на жизненном пути. Большинству людей на нас наплевать. Возможно, я цинична, но я давно убедилась, что так оно и есть.

Я отчетливо помню, как однажды сказала ей, что, если она и дальше станет говорить людям то, что они хотят от нее услышать, то когда-нибудь это приобретет для нее неприятные последствия.

Но моя сестра была мягкой, как воск.

Она буквально впитывала в себя черты тех, кому в тот момент ее жизни удавалось завладеть ее вниманием, менялась, превращаясь в ту, кем ее хотели видеть, потому что тогда они будут больше ее любить. И я ее не виню. Это в наших генах. Наша мать точно такая же.

Если кто-то и был способен подавить в себе эту слабость, то только я.

– Вы готовы? – Ронан появляется в дверях вестибюля. В нем незаметно бодрости духа, в его глазах нет жизни, и все это говорит о том, что, возможно, он узнал нечто не слишком хорошее.

Взглянув на дежурную, я понимаю: не стоит выспрашивать его о телефонном звонке в присутствии коллеги, но как только мы садимся в машину, меня уже не сдерживает ничто.

Глава 7
Мередит

Тридцать месяцев назад

– Все собрала? – Я стою в дверях комнаты моей падчерицы Изабо, глядя, как она запихивает в чемодан с монограммой измятую одежду. Она игнорирует меня, я же не обращаю внимания на то, что для десятилетнего ребенка она чересчур капризна. Я считаю, что в этом виновата ее мать. – Твоя мама будет здесь с минуты на минуту. Ты знаешь, как она сердится, когда ты не готова.

Не дай бог Эрике прождать лишних три минуты! Она ведет себя так, будто перед ней разверзлись огненные врата ада, отказываясь приблизиться даже на шаг.

Я смотрю на часы. Изабо вздыхает. Ей не нравится, что я здесь. Когда я впервые приехала сюда, она тут же заявила отцу, что не пустит меня в свою комнату, на что он незамедлительно отреагировал тем, что на пять дней конфисковал ее заветный айфон – худшее из наказаний, на какое родитель может обречь современного ребенка.

С тех пор она на дух меня не переносит.

– Я знаю, когда придет моя мама, – говорит она. – Она каждую неделю приходит в одно и то же время. Тебе не нужно напоминать мне об этом.

Я сокрушенно вскидываю руки.

– Я просто пытаюсь быть полезной, Из.

Она встает и застегивает молнию на сумке.

– Терпеть не могу, когда меня так называют.

Она не скрывает своей ненависти ко мне. Впрочем, я ее не виню. Еще минуту назад ваша семья была крепкой и дружной, а в следующую родители разводятся. Отец влюбляется в чужую женщину, которая внезапно пытается завязать с ней неестественную дружбу.

Эндрю уверяет меня, что Изабо, как и Грир, требуется время, чтобы потеплеть к постороннему человеку. Он уверен, что однажды мы с ней станем лучшими друзьями. Но мне не нужно быть ее лучшим другом. Я хочу лишь, чтобы наши отношения не были такими напряженными и неловкими половину моей жизни.

Звонок в дверь. Я уверена: это Эрика. Интересно, каково ей звонить в дверь дома, который она когда-то делила со своим мужем? Мне также не дает покоя вопрос, бывает ли ей вдвойне обидно всякий раз, когда дверь открываю я?

– Колдер! – зову я. Затем прохожу по галерее второго этажа и стучу ему в комнату. За дверью грохочет музыка, поэтому я стучу громче. Он не отвечает. Тогда я открываю дверь и вижу: устроившись перед телевизором, он играет в какую-то видеоигру, где стреляет во все, что движется. – Колдер, приехала твоя мама.

Он ставит игру на паузу и, понурив плечи, бросает пульт на пол. Его кожаный рюкзак набит до отказа и застегнут лишь наполовину. Колдер забрасывает его через плечо. Наши взгляды встречаются.

Колдер почти не разговаривает со мной. Он не сказал мне ни слова с тех пор, как Эндрю-отец нашел под его матрасом мои трусики, а в нижнем ящике комода рядом с пижамой – мой любимый бюстгальтер «Агент Провокатор». Я регулярно ловлю на себе взгляд мальчишки: его глаза имеют привычку задерживаться там, где им не место, а в прошлом месяце он сунул нос в душ, когда я там мылась, – подозреваю, скорее нарочно, нежели случайно. Эндрю объясняет это тем, что Колдеру четырнадцать. В этом возрасте уже проявляют интерес к противоположному полу, вот и все. Как только мальчик начнет воспринимать меня как мать, все это наверняка прекратится.

И ни слова о том, что я слишком молода, чтобы быть его матерью.

Колдер, не говоря ни слова, протискивается мимо меня и вприпрыжку спускается по изогнутой лестнице к входной двери. Я даже не пытаюсь его остановить. Если хочет, пусть открывает сам.

Выходя из его неприглядного подросткового логова, я вижу Изабо. Она спускается по лестнице к матери. Ее растрепанные волосы взлетают волной, ее пухлое личико сияет.

С галереи мне виден весь холл. Я наблюдаю, как Эрика приглаживает темные волосы сына, а затем ласково берет его щеки в свои ладони.

– Каждый раз, когда я вижу тебя, ты все больше похож на кожу да кости, – говорит она и цокает языком. – Неужели Мередит не кормит тебя?

Он вырывается из ее рук, его глаза прикованы к телефону.

– Да, мама.

Изабо обнимает мать за точеную талию. Если кто-то тощает прямо на глазах, так это Эрика. После развода она придерживалась строгой диеты, состоящей из протеиновых коктейлей и водки с тоником. Во всяком случае, так утверждает Эндрю. Его это забавляет. Он утверждает, что она пытается конкурировать со мной. Ее ревность вызывает у него улыбку. Я бы наверняка переживала по этому поводу, не знай я, каким кошмаром были для него шестнадцать лет жизни с ней – измены, транжирство, бесконечные упреки и ссоры.

Эрика – воплощение типичной домохозяйки из Глейшер-Парка: заносчивая, мелочная и с аллергией на доброту.

– Когда ты в последний раз расчесывала волосы, моя милая? – говорит она своей дочери. – Они запутаны. Какой ужас!

Изабо заправляет заляпанную какао прядь волос за ухо.

– Мередит отказывается меня причесывать, мама. Я просила ее, но она всегда говорит, что слишком занята.

У меня отвисает челюсть. Я уже почти готова сбежать вниз по лестнице и заставить эту нахалку признать, что она нагло лжет, но воздерживаюсь. Я знаю, почему она так поступает. Ей требуется внимание и сочувствие матери, и если ложь обо мне – единственный способ этого добиться, то я, так и быть, стерплю и проявлю великодушие. Пока.

Рано или поздно правда всплывет. К тому же Изабо может осмелиться на куда более разрушительную ложь.

– Мередит, это ты там наверху? – кричит Эрика. – Не желаешь спуститься и поздороваться или будешь стоять там в тени, подслушивая наш разговор?

Вот стерва!

– Не хотела вам мешать, – отвечаю я. – Подумала, что буду лишней.

– Как мило с твоей стороны, – щебечет она. Ее голос такой же фальшивый, как и ее силиконовая грудь, и роскошный темно-каштановый оттенок седеющей гривы.

Скользя ладонью по полированным деревянным перилам, я со скромной улыбкой спускаюсь по лестнице, но, как только дохожу до нижней ступеньки, мой телефон извещает меня о текстовом сообщении. Настроение мгновенно портится, когда я читаю, что вечером Эндрю задержится и не успеет домой к ужину.

– Проблемы в раю? – Эрика даже не пытается спрятать ехидную улыбочку, в которой растягиваются ее перекачанные ботоксом губы.

– Вовсе нет. – Я держу голову высоко, смело встречая ее любопытный взгляд. Она позорит себя попыткой заставить меня усомниться в моем браке.

– Дай угадаю, он тебя продинамил? – спрашивает она. – Должен в миллионный раз работать допоздна?

– Я не намерена это обсуждать.

– Что ж, согласна. – Пристально глядя на меня, Эрика натягивает на изящные руки черные кожаные перчатки. – Дети. В машину. Быстро.

Волоча за собой свои сделанные на заказ чемоданы, Колдер и Изабо выходят из дома. Сложив руки на груди, Эрика подходит ко мне. Ее каблуки звонко цокают по мраморному полу.

– Ты напоминаешь мне меня шестнадцать лет назад, – говорит она. – Тот же блеск в глазах. Сияющее лицо. Наслаждайся жизнью, пока можешь, Мередит. Пока ты для него все еще зеница ока.

– Зачем вы говорите мне эти гадости? – Я возмущенно морщу нос.

– Просто советую быть осторожней, – говорит она, изогнув тонкие брови. – Как женщина женщине. Сама знаешь.

– Желчность и ревность вряд ли пойдут вам на пользу.

Эрика смеется.

– Милочка, ты последний человек на свете, кому я бы позавидовала. Ты думаешь, я каждую ночь плачу в подушку, что потеряла его? Если честно, единственное, что я презираю во всей этой ситуации, – это то, что она унизительна. Мой муж, с которым я прожила шестнадцать лет, бросает меня и берет девчонку вдвое его моложе… Поговорим о шаблонах. Ты – эквивалент сияющего нового «Порше» для мужчины средних лет. Обыкновенная секс-игрушка. Настанет день, когда новизна и возбуждение уйдут, и тогда он обменяет тебя на что-то еще. Это в его духе. Ему невозможно угодить. Ему вечно подавай нечто новое, стильное, лучшее, более волнующее.

– Как трогательно, Эрика! Спасибо.

Я решительно подхожу к двери и широко распахиваю ее, лишь бы только она поскорее вышла вон и избавила меня от необходимости выслушивать ее речи.

Она презрительно фыркает, на секунду задерживается рядом со мной и наконец уходит. Впрочем, как только Эрика попадает в объятия морозного воздуха Глейшер-Парка, она снова поворачивается ко мне.

– Когда-нибудь ты увидишь, что я была права. Скорее всего, ты не пожелаешь это признать, но вспомнишь меня. И в глубине души ты это признаешь. И мне не будет тебя жаль, потому что я тебя предупреждала. – Ее карие глаза в упор смотрят на меня, и в их уголках появляются лучики морщинок. – Ты для него всего лишь новинка. Скоро сама в этом убедишься.

– До свидания, Эрика. – Я закрываю дверь, стараясь не хлопнуть слишком громко. Не хочу, чтобы она уехала, довольная тем, что ее слова задели меня, даже если они действительно меня немного встревожили.

Но ненадолго.

Шагая прочь, я отправляю Эндрю эсэмэску – мол, даже хорошо, что сегодня он работает допоздна, и предлагаю принести ужин ему в офис. Если мы не можем сегодня вечером пойти куда-то поужинать, я устрою ему свидание на работе. Через минуту звонит мой телефон.

– Ты бесподобна, Мер. Я только «за».

– Я принесу твое любимое блюдо, – говорю я. – Филе-миньон из «Сентро», средней прожарки, с запеченной в духовке спаржей, и салат, приправленный заливкой из бальзамического уксуса.

– Ты хорошо меня изучила, – говорит он, и я слышу улыбку в его голосе. – Не могу дождаться той минуты, когда увижу тебя.

– Буду там через час. И обязательно оставь место для десерта. – Я покусываю ноготь большого пальца в надежде, что он прочтет между строк, даже не видя дьявольского огонька в моих глазах.

– У меня уже прямо сейчас стоит, – раздается в трубке его хрипловатый шепот, и по моему телу пробегает приятная дрожь предвкушения.

Эрика понятия не имеет, о чем говорит. Я могу быть его игрушкой, но он и моей тоже. Добавьте в это уравнение любовь, и нас не остановить.

– Буду скоро… – Я вешаю трубку и бегу наверх, чтобы надеть под джинсы и свитер что-нибудь особенное.