Горящая тень

Глава 6

Пирра проснулась рано – еще не рассвело. Тускло светящаяся лампа чадит у кровати, распространяя аромат жасмина. По чердаку бегают мыши. Вдалеке постукивают грузила ткацких станков.

Свернувшись калачиком, Пирра зажала в кулаке мешочек из кожи ящерицы. Внутри соколиное перо и львиный коготь. Узнать бы, как поживает Гилас. Друг сейчас далеко – на севере, за Морем. Наверное, отыскал сестренку. А если нет… что ж, зато он свободен.

– Госпожа…

Служанка по имени Силея отодвинула дверную занавеску и заглянула в покои.

– Я сплю, – пробормотала Пирра. – Уйди.

– И не подумаю!

Силея бесцеремонно ворвалась в комнату со стопкой одежды в руках.

– Вставай, госпожа! Нужно привести тебя в порядок. На пиру ты должна выглядеть безупречно!

Пирра устремила на старшую рабыню взгляд, исполненный неприязни. Силея повинуется только Верховной жрице и не брезгует шпионить для своей хозяйки. Еще одна девушка принесла на подносе завтрак: пирожки с грецкими орехами и ячменный отвар. Рядом лежит шарик ладана. Его жуют после еды, чтобы почистить зубы. Третья девушка расчесала темные волосы Пирры и уложила кольцами. Силея тем временем одевала Пирру, причем делала это без всякой осторожности, почти грубо. Сорочка из тонкой красновато-желтой шерсти, синяя верхняя юбка с разрезом, расшитая узором из летучих рыб, узкий алый кафтан, пояс из позолоченной кожи ягненка, украшенный бахромой. На ступнях со вчерашнего дня сохранились узоры из хны. Силея только подкрасила точки на ладонях и лбу – Пирра вечно их стирает.

Силея орудовала палочкой из слоновой кости, утыканной острыми зубчиками. Пирра невольно подумала: интересно, рабыня донесла Верховной жрице о неудавшемся побеге своей подопечной? Наверное, скрывает. Иначе сама же окажется виноватой. Как бы там ни было, настроение у Силеи отвратительное.

Тут Пирре пришла в голову идея. Выхватив у Силеи палочку, нанесла хну на шрам. Так-то лучше. В бронзовом зеркале отразился ярко-красный полумесяц на щеке. Теперь старый шрам выглядит как свежая открытая рана.

Полное лицо Силеи перекосилось от возмущения.

– Великая будет очень недовольна.

– То, что надо, – сухо парировала Пирра. – И не делай вид, будто расстроена. Ты ведь обожаешь, когда мне попадает.

– Эх, госпожа! – укоризненно покачала головой Силея.

– Эх, Силея! – передразнила служанку Пирра.

Идет седьмой день празднеств в честь улова меч-рыбы, а значит, Яссассара будет проводить ритуалы на Главном дворе. Пирра велела рабыням выходить без нее. Сказала, подойдет позже с Усеррефом. Силея осталась недовольна, но Пирра так на нее посмотрела, что даже эта нахальная особа не решилась возражать.

Вскоре после ухода рабынь в дверях показался Усерреф. Скрестил руки на груди и окинул Пирру подозрительным взглядом.

– Только сегодня без диких выходок, договорились?

– Будь спокоен, – ответила Пирра.

Но мысли мечутся в голове, будто птицы в силке. До отплытия в Арзаву всего два дня – и ни одной дельной идеи.

Вместо того чтобы пройти на Главный двор, Пирра свернула в сторону Двора ласточек. Там собираются простолюдины.

– Зачем тебя сюда понесло? – проворчал Усерреф.

– Не знаю.

На самом деле Пирра просто не хочет попадаться матери на глаза. Рассказала Силея о попытке побега или нет, Яссассара уже в курсе дела. От внимания Верховной жрицы не ускользает ничего.

Утреннее жертвоприношение уже состоялось, и Двор ласточек заполнил гул голосов. Крестьяне продают и обменивают свои товары, обращаются за советом к дешевым провидцам. Пахнет потом, кунжутным маслом, пылью, медом, кровью.

Женщина предлагает прохожим утолить жажду из бурдюка с вином. Сгибом локтя она прижимает к себе глиняные стаканы грубой работы, вставленные один в другой. Рыбак жарит осьминога над костром из оливковых косточек и одновременно косится на ведро с уловом, где шевелятся остальные осьминоги – их черед еще не пришел. Старик отгоняет от глиняных фигурок быков стайку детей, с раскрытыми ртами глазеющих на его товар.

– Это вам не игрушки, а подношения для богов! – рявкнул торговец. – Сначала заплатите, потом трогайте! Принимаю только миндаль и сыр.

Девочки-крестьянки остановились поболтать. Все три в честь праздника разодеты в лучшие наряды. При виде Пирры подружки смущенно затеребили бусы из раскрашенных ракушек и с завистью уставились на дочь Верховной жрицы. Еще бы: шею обхватывает золотое ожерелье, над ушами зеленые лилии из яшмы. Знали бы эти девчонки, как Пирра им завидует! Наверное, удивились бы. Они могут выйти за ворота, когда захотят, и даже не задумываются, какое это счастье.

Вдруг Пирра ощутила на себе чей-то взгляд.

В углу площади под кособоким тростниковым навесом, скрестив ноги, сидела женщина. Она не сводила глаз с Пирры. Девочка вздрогнула: она узнала белую прядь в волосах незнакомки. Точь-в-точь сорочьи перья!

Пирру будто притягивала невидимая сила. Девочка направилась к тростниковому навесу. Усерреф укоризненно поцокал языком, но нехотя побрел следом.

Вблизи женщина ничем не отличается от обыкновенных странствующих провидиц. Кожа потемнела на Солнце, приобретя тот же коричневый оттенок, что и туника. Подошвы сандалий сморщились по краям, как копыта у неухоженного осла. На плетеной циновке разложены жухлые пучки трав, но покупателей на этот незавидный товар не находится. Впрочем, женщину отсутствие спроса не смущает. Ее лицо пересекают полоски тени и света. Трудно сказать, молода незнакомка или стара. На предплечьях мелкие круглые шрамы – видимо, ожоги.

Женщина уставилась на отметину на щеке Пирры.

– Откуда? – без всяких церемоний спросила она.

– Как ты смеешь! – возмутился Усерреф. – Перед тобой дочь…

– Ничего страшного, – перебила раба Пирра. Обратилась к женщине: – Как тебя зовут?

– Хекаби, – ответила та на кефтийском.

Такого выговора Пирра раньше не слышала.

– Откуда у тебя шрам? – повторила вопрос провидица.

Пирра помолчала в нерешительности.

– Прошлым летом обожгла щеку. Нарочно, чтобы мать не выдала за сына ликонианского вождя.

– Как обожгла?

– Не важно.

– Нет, госпожа, огонь – это очень важно. Надо только понять, что он говорит.

Пирре стало не по себе. Впрочем, рыночные гадалки – большие мастерицы напускать туману: говорят загадками, чтобы любая фраза звучала, будто мудрое откровение. Просто незнакомка заговаривает зубы ловчее, чем другие, вот и все.

Пирра повелительным тоном спросила женщину, откуда она родом.

– С Белых гор, – ответила та.

Что ж, с выговором теперь все понятно. А вот с поведением – нет. Белые горы далеко, на противоположном берегу Кефтиу. Людей там живет мало. Горцы, которым посчастливилось увидеть Дом Богини, робко озираются вокруг с восторженным благоговением. Но эта женщина не выказывает ни восторга, ни робости.

– Что привело тебя в наши края? – спросила Пирра.

– Гощу у родственника.

– Кто твой родственник?

– Печатник.

Пирра оживилась, но постаралась не подавать вида. Печатная мастерская встроена в западную стену. Пирра давно ее приметила. Вот он, ход на волю! Но печатники, как известно, народ замкнутый. Пирре так и не удалось завоевать их доверие. Возможно, эта женщина ей поможет.

– И чего же богатая юная госпожа хочет от Хекаби? – спросила женщина. – Погадать тебе по дыму? Прочесть волю духов по вещему камню?

– Ничего мне от тебя не надо, – буркнула Пирра.

– А по-моему, надо. Вчера я видела тебя на крыше.

Карие глаза Хекаби сверкали так ярко, что Пирра невольно отвела взгляд.

– Хорошо, спрошу у вещего камня, – кивнула провидица, хотя Пирра ничего ей не ответила.

Усерреф дотронулся до плеча девочки.

– Пойдем отсюда, – сказал он на акийском, чтобы Хекаби не поняла. – Великой не понравится, что ее дочь разговаривает с простой гадалкой…

– Вот и отлично, – бросила Пирра.

Возле них успели собраться зрители. Крестьяне нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Хекаби поставила перед собой круглое неглубокое блюдо из гладко отполированного черного камня. Пирра удивилась. Да это же обсидиан! На Кефтиу этот материал очень редок. Откуда у странствующей провидицы такая ценная вещь?

Сначала Хекаби наполнила блюдо водой из засаленного бурдюка. Потом взяла мешочек из козьей шкуры и достала ярко-желтый шарик размером с орех. Раскрошила в порошок и натерла ладони.

– Львиный камень, – тихо произнесла Хекаби.

«Сера», – подумала Пирра.

Как-то раз она видела такие шарики у жреца в мешочке со снадобьями. Сера отгоняет и злых духов, и блох.

Раскачиваясь и что-то напевая себе под нос, женщина выудила из мешочка три бугристых серых камешка и бросила в воду. Но камешки не пошли ко дну, а остались плавать на поверхности.

Крестьяне заахали и заохали:

– Глядите, у нее даже камни плавают! Вот это дар!

Пирра и бровью не повела. Ее простенькими фокусами не удивишь.

Хекаби выудила из мешка круглый плоский кусок белого мрамора с отверстием посередине.

– Мой вещий камень, – с хитрой улыбкой объявила провидица. – Мне его дали духи.

Поднеся мрамор к глазу, Хекаби поглядела через отверстие на плававшие камешки.

– Сейчас они откроют волю духов, – пробормотала Хекаби.

– Пирра, – снова вмешался Усерреф. – Тебе нельзя…

– Нет, можно, – огрызнулась девочка.

Потом повернулась к крестьянам:

– А ну-ка разойдитесь! Мне нужно поговорить с провидицей наедине. Ты тоже отойди, Усерреф. И не вздумай подслушивать!

Крестьяне недовольно заворчали, но подчинились. Только Усерреф не двинулся с места.

– Усерреф, я приказываю.

Взгляды хозяйки и раба скрестились. Египтянин развел руками, покачал головой, вздохнул и отошел в сторону.

Убедившись, что все отошли достаточно далеко, провидица снова посмотрела через отверстие на плавучие камешки.

– Трое соберутся вместе, – пробормотала Хекаби. – Да, трое. Вот что говорит вещий камень.

– Кто – трое? – холодно поинтересовалась Пирра. – Когда? Где?

– Этого духи не говорят.

Пирра опустилась на колени и подалась вперед. От волос женщины пахло пылью и придорожным тимьяном. Пирра прошептала Хекаби на ухо:

– Помоги мне бежать. В награду получишь столько золота, что на всю жизнь хватит.

Женщина поглядела Пирре в глаза и покачала головой.

Пирра нервно облизнула губы.

– Тогда помоги просто так. Больше мне обратиться не к кому.

Хекаби снова покачала головой.

– Тебе даже делать ничего не придется! – взмолилась Пирра. – Ты же родственница печатника! Ему тоже дам золота. Он меня пустит в мастерскую, а оттуда спущусь по стене…

– Нет, – произнесла Хекаби.

Пирра сжала кулаки в бессильной ярости.

В двадцати шагах от навеса Усерреф с тревогой наблюдал за девочкой.

Придвинувшись еще ближе к Хекаби, Пирра зашипела:

– Не хочешь по-хорошему? Ладно. Шарлатанка ты, вот кто. Камни плавают, потому что это пемза. Крестьян ты провела, а меня не обманешь. И «вещий камень» ты сама смастерила – вот следы резца.

Пирра помолчала, давая провидице время подумать. Затем продолжила:

– Моя мать, Верховная жрица Яссассара, жестоко наказывает шарлатанов.

Хекаби вздрогнула. Взгляд женщины посуровел.

– Врешь, – выпалила провидица. – Что же, твоя мать сразу полрынка накажет?

Но даже под темным загаром видно, как побледнела Хекаби.

Пирра холодно улыбнулась:

– Хочешь – проверь.

Глава 7

«В полночь приходи в печатную мастерскую», – велела Хекаби.

Уже почти двенадцать, но Усерреф только сейчас заснул у порога опочивальни Пирры. Вдобавок нужно достать вещи из тайника. Пирра влезла на подставку для светильника и, покачиваясь, дотянулась до укромного места за потолочной сваей. Наконец ухватила мешок из телячьей кожи. Тут подставка опасно накренилась. Пирра быстро спрыгнула на постель и поймала лампу, прежде чем та рухнула на пол. Решетка кровати скрипнула. Из-за дверной занавески донеслось сонное бормотание Усеррефа. Пирра затаила дыхание. Обошлось: раб не проснулся.

В сумке лежали вещи, собранные еще зимой. Девочка тщательно выбирала место для тайника, чтобы его не нашли ни Усерреф, ни тем более любопытные девушки-рабыни. Дрожащими руками вытряхнула из сумки вещи и стала переодеваться. В таком виде ее никто не признает. Крестьянская туника из грубой ткани, пояс и ножны из замызганной козьей шкуры. Внутри – простой бронзовый нож. Потом Пирра завернулась в мохнатый плащ. От него до сих пор исходит запах прежней хозяйки – ткачихи, продавшей Пирре плащ за две бусины сердолика. А сандалии придется оставить в сумке. Подошвы из потрескавшейся бычьей кожи будут слишком громко шлепать по отполированным полам Дома Богини.

Пирра достала горсть земли: потихоньку стащила из горшка со священной оливой на Главном дворе. Обмазала землей все участки кожи, которые нельзя скрыть под одеждой, – и особенно шрам. Аметистовую личную печать Пирра уже залепила слоем глины. Ну а соколиное перо и львиный коготь благополучно висят на шее в простом мешочке.

Недавно Усерреф предупредил Пирру: она достигла того возраста, когда на девушку начинают обращать внимание мужчины. «Даже если сбежишь, – пугал раб, – без защитников быстро попадешь в беду». «А раз так, стану мальчиком», – подумала Пирра, безжалостно остригая волосы на уровне плеч. Только надо обязательно забрать отрезанные волосы с собой, иначе мать использует их для заклинания и быстро отыщет беглую дочь.

С бешено бьющимся сердцем Пирра засунула в мешок провизию: прессованный инжир, завернутый в виноградные листья, сушеные овечьи языки, восемь засоленных и слегка обгрызенных мышами кефалей. Потом Пирра положила обратно два узелка с золотыми браслетами. Нарочно завернула украшения в отрезы льна, чтобы не звенели. Один из них Пирра отдаст провидице, другой оставит себе.

Ну вот все и готово. Гилас бы ее, наверное, похвалил. А может, и нет. Уж кто-кто, а этот мальчишка привык полагаться только на себя.

Усерреф снова заворочался на циновке. У Пирры болезненно сжалось сердце. Больше она его не увидит. А тяжелее всего то, что даже попрощаться нельзя.

Тут Пирре пришла в голову идея. Она взяла деревянную фигурку леопарда и положила на подушку. Поймет ли Усерреф, как сильно Пирра будет по нему скучать?

Девочка тихонько отодвинула дверную занавеску. Усерреф, как всегда, лежит у порога. Раб перед сном растер по векам чуть-чуть драгоценного нефритового порошка – ваджу. Усерреф так делает, чтобы ему приснился родной Египет. Интересно, помогает или нет? Пирра надеется, что да.

Дальше по коридору посапывают спящие рабыни. За вечерней трапезой Пирра выпила всего пару глоточков вина, а в остальное подмешала маковый сок. Рабыни всегда доедают и допивают остатки за хозяйкой. Пирра очень надеется, что не перестаралась, – вдруг плеснула слишком много?

Весна началась совсем недавно, и по Дому Богини вовсю гуляет холодный ветер. Пирра слышит его стоны. В коридорах темно. Только время от времени попадается едва теплящаяся лампа. Держась за стену, Пирра пробирается мимо многочисленных комнат и испуганно замирает, когда их обитатели бормочут во сне. Потом едва не наступила на раскинувшегося на полу раба. Чуть погодя к Пирре скользнула маленькая темная тень. О лодыжку потерся теплый пушистый кошачий бок.

Лунный свет посеребрил Главный двор и растущую в его центре оливу. Прижавшись к стене, Пирра скользнула в дальний угол. Кажется, будто дерево следит за беглянкой. Пирра молча взмолилась, чтобы оно ее не выдало.

Тут по Главному двору эхом разнеслись шаги. Пирра застыла как статуя. Жрец! Пройдя в опасной близости от нее, служитель Богини направился в сторону Зала Двойного Топора. Бусинки дверной занавески стукнули друг о друга. Жрец скрылся внутри.

Когда Пирра добралась до мастерских, встроенных в западную стену, было уже за полночь. Вдруг гадалка не дождалась девочку и ушла?

В темноте Пирра наткнулась на гору медных слитков, потом едва не сшибла с полки глиняные горшки. Вдруг у Пирры замерло сердце. Из угла за ней кто-то наблюдал. Но, приглядевшись, беглянка облегченно вздохнула. Глаза, которые на нее смотрят, изготовлены из блестящего горного хрусталя и принадлежат божеству из слоновой кости. Пирра поспешила к печатной мастерской.

Внутри никого. Неужели опоздала?

Вдруг из черноты выскользнула тень. Даже в ночной тьме Пирра сразу разглядела знакомую белую прядь.

– Обещала, ровно в полночь придешь! – укоризненно прошептала Хекаби.

– Раньше не могла. Я принесла золото…

– С золотом потом разберемся. В дальней комнате стоит пресс для оливок. Мой родич оставил веревку. Привяжем ее к прессу и слезем вниз. Родич уберет веревку до рассвета. Никаких следов не останется.

При тусклом свете от маленького оконца они отыскали пресс – два массивных камня с канавками. Рядом лежала свернутая толстыми кольцами веревка.

Пирра выглянула в окно. Ночной ветер холодит лицо. Камней внизу не разглядеть.

– Веревка точно достанет до земли? – шепотом спросила Пирра.

– Будем надеяться, – пробормотала Хекаби.

Снасти скрипят, паруса трещат под порывами ветра. Черный корабль мчится по волнам. Съежившись на носу, Пирра поплотнее запахнула колючий плащ. Лицо покалывает от соленых брызг. Наконец-то свобода!

Но что с ней теперь будет? Сумеет ли Пирра выжить в Белых горах, вдали от всего, что знакомо и привычно? Пирра одновременно испытывала и страх, и восторг. Даже в голове не укладывается, что побег удался!

Пирра не зря беспокоилась: веревка и впрямь оказалась коротковата. Спрыгнув на камни, девочка чуть не повредила ногу. Поселковые собаки подозрительно ее обнюхали, но Хекаби прихватила ошметки мяса, чтобы задобрить псов.

Девочка и провидица шли всю ночь, но наконец добрались до серого Моря. На мелководье покачивался корабль. Капитан их ждал, и судно сразу пустилось в путь вдоль побережья.

Хекаби сказала: если ветер не стихнет, к вечеру следующего дня они будут в Белых горах. Чтобы сбить с толку преследователей, гадалка оставила ложный след. Но даже если уловку раскусят, Хекаби знает много потайных убежищ в Горах. Там их с Пиррой никто не найдет.

Между тем звезды поблекли, и на восточном горизонте небо пересекла алая полоса. Это Богиня идет по морской глади будить Солнце. Пирра отрезала кусочек сушеной кефали и бросила за борт в качестве подношения. Потом отрезала второй кусочек для себя. Сунула в рот, но так и застыла, не прожевав.

Солнце не с той стороны! Они же плывут на запад, а значит, рассвет должен быть за спиной!

Пирра обернулась. Лицо девочки исказила гримаса ужаса. Остров Кефтиу превратился в тонкую черную полоску на горизонте.

Девочка вскочила и кинулась к Хекаби. Та стояла, невозмутимо глядя на волны.

– Мы плывем на север! – воскликнула Пирра.

– Тонко подмечено, – съязвила Хекаби.

– Ты сказала, мы держим путь в Белые горы!

– Ну, соврала…

– Я же тебе заплатила! – вскричала Пирра.

Карие глаза глядели на девочку с насмешкой.

– Мне срочно нужно было золото, чтобы сесть на этот корабль. А теперь ты превратилась в надоедливую обузу. Что ж, придется терпеть.

Гнев Пирры сменился тревогой. Угораздило же променять один плен на другой!

– Куда плывет корабль? – спросила девочка.

Хекаби снова отвернулась к горизонту. Алое сияние рассвета озарило волевое лицо. Ветер трепал темные волосы с белой прядью.

– Есть в Море кольцо островов, и у каждого огненное сердце, – произнесла она, будто бы обращаясь к волнам. – Когда-то давным-давно Повелительница Огня сорвала с шеи пылающее ожерелье и бросила в необъятные зеленые воды…

– Что?! – опешила Пирра. – Ты про Обсидиановые острова? Это же на полпути к Акии!

– Обсидиановыми островами их зовут только кефтийцы, – резко возразила Хекаби. – А для нас, тамошних жителей, они просто Острова.

Провидица помолчала.

– Десять лет назад из Акии приплыли воины. Продвигались от острова к острову, пока не нашли то, что искали.

У Пирры сжалось сердце.

– Какие воины? Вороны, да?

– Верно. Воины Короноса.

Теперь на горизонт уставилась Пирра. Прошлым летом она едва избежала свадьбы с сыном вождя Воронов. А потом другой вождь Воронов напал на нее и чуть не убил Гиласа.

– Вороны нашли то, в чем нуждались, на моем родном острове, – произнесла Хекаби.

Руки женщины вцепились в борт корабля.

– Они разрыли землю, вырвали зеленую руду из ее недр и назвали остров своим.

Пирра нервно сглотнула:

– Да, слышала про медные шахты. Мы туда плывем?

Хекаби кивнула:

– На мою бедную разоренную родину. На остров Талакрея.

Глава 8

Гилас понятия не имел, давно ли он на Талакрее: потерял счет дням.

Два раза пытался сбежать, под покровом темноты прокравшись мимо воинов на перешейке. Оба раза Зан ловил беглеца и задавал ему хорошую трепку.

– Опять туда сунешься, – предупредил вожак пауков, – охране донесу.

А потом произошло сразу несколько несчастных случаев подряд, и Гилас думать забыл о побеге. Сначала треснула веревка. Мешок рухнул в шахту и сломал одному работнику ногу. Упавший камень едва не вышиб мозги другому. А потом опрокинулась лампа. Из нее вытекло масло, и загорелись веревки. Три молотобойца сильно пострадали от огня.

Под землей трудно отделаться от страха. Скоро Гилас уже вздрагивал от каждой тени. Камень упал или померещилось? А что двигается вон там? Просто тень или ловец?

Однажды Гиласу приснилось, будто он снова на пике Ликас. Плещется в кристально чистом ручье среди прохладных зеленых зарослей папоротника-орляка. Рядом с Гиласом Исси. Как всегда, забрасывает брата вопросами. Например, интересуется, где лягушки. Но стоило Гиласу проснуться, и мальчик не мог отделаться от ощущения, будто по ошибке увидел сон, предназначенный для другого человека: Чужака Гиласа, а не раба Блохи.

Несмотря на страхи, Гилас почти привык к шахтам. Запомнил, что надсмотрщиков зовут «кишками», девочек, поддерживающих огонь в лампах, – «искрами», а маленьких детей, сортирующих руду, – «кротами».

С другими пауками Гилас ладит неплохо – если, конечно, не считать Слюнявого. Мышь – парень веселый и всегда готов помочь. Жук под землей испуганно помалкивает, но на поверхности вполне дружелюбен. Правда, в последнее время стал каким-то задумчивым. Зан умен, находчив и не сует нос в чужие дела. «У всех свои секреты», – говорит он и пожимает плечами.

Однажды вечером Гилас вытащил из канавы кость с остатками мяса копченого кабана. Мальчики сидели в темноте, жевали находку и рассказывали друг другу о себе. Оказалось, Зан – сын объездчика лошадей и родом он из местности под названием Арзава, далеко к востоку от Талакреи. Гилас про такую даже не слыхал. Мышь родился прямо здесь, в шахтах. Думает, мать у него рабыня, а отец – «кишка», но наверняка не знает. А отец Жука был зажиточным египетским торговцем.

– Так мы и поверили, – выразительно закатил глаза Зан. – Этот парень здоров сочинять: болтает, будто в Египте лошади живут в реках, а огромные ящерицы едят людей!

– Это правда, – обиделся Жук. – Хищные ящерицы называются «крокодилы», и они…

Зан только усмехнулся и швырнул в Жука пригоршню камешков. Жук вскочил и отошел ко входу в пещеру.

– Что на него нашло? – спросил Гилас.

Зан пожал плечами.

– А теперь ты о себе расскажи, Блоха. Есть у тебя родные?

Гилас молчал. Отвечать или нет?

– Мать оставила меня на Горе. Больше ничего про свою семью не знаю.

Тут Гилас покривил душой. Он знает: мать любила и его, и Исси. Ласково завернула детей в медвежью шкуру, погладила Гиласа по лицу… Но не хотелось изливать душу Зану. А о сестре говорить – тем более.

Прошло два дня. Пауки спускались на седьмой уровень, чтобы забрать очередной груз. Тут мешок Гиласа зацепился за камень. Пока отцеплял, остальные ушли вперед.

Гилас забежал за поворот. Мельком глянул на пару рудничных стоек впереди. Между ними скорчилась маленькая темная фигурка, обеими руками сжимающая отбойник. Приглядевшись, Гилас заметил, что некто долбит одну из опор, пытаясь ее обрушить.

– Эй, ты! – крикнул Гилас.

Неизвестный бросил камень и кинулся бежать. Гилас следом. Преодолев несколько запутанных коридоров и крутых поворотов, Гилас врезался в Слюнявого. Схватил парня за волосы, заломил ему руку за спину.

– С ума сошел? Зачем опору долбил? Хочешь, чтобы нас всех завалило?

Слюнявый принялся вырываться и пронзительно вскрикнул. Гилас еще сильнее вывернул ему руку.

Тут прибежали Зан и Жук и оттащили Гиласа от Слюнявого.

– Он хотел обвал устроить! – пропыхтел Гилас.

– Клянусь, это был не я! – заныл Слюнявый. – Пусть меня Повелительница Огня сразит, если вру!

– Не трогай его, Блоха, – велел Зан. – Говорит, не он, значит не он.

– Я своими глазами видел!

– Сказано тебе – оставь Слюнявого в покое!

Прошло еще несколько дней.

Гилас вздрогнул и проснулся. Он видел дурной сон. Еще не рассвело. Не слышно даже кузнечного молота. Некоторое время Гилас просто лежал и слушал, как над крепостью с громким карканьем кружат вороны. Когда Креон узнал, что люди зовут его клан Воронами, то почему-то пришел от этого прозвища в восторг. Потому и приказал развесить на стенах туши, чтобы сюда слетались вороны со всей округи.

Гилас встал и принялся медленно наматывать повязки. Мальчик чувствовал: остров окутан вязким туманом страха. На Талакрее происходит что-то зловещее. Чем дальше, тем хуже.

Рабы шепотом делятся слухами. Говорят, на ловцов теперь можно наткнуться не только под землей. Кто-то видел, как из шахты выплыла тень и заскользила вниз по склону. Один мальчик проснулся от ночного кошмара, а на груди у него кто-то сидел. А вчера вечером молотобоец с бешеным криком взбежал на вершину склона и кинулся прямо на дно шахты. Животные тоже чувствуют – что-то здесь не так. Даже на прудах стало тихо: все лягушки исчезли.

Некоторые считают, что Гора гневается: люди проникли на глубины, где им делать нечего. Другие винят Креона. Говорят, зря он убил льва. Рабы видели, как воины несли в крепость тушу, чтобы снять с добычи шкуру. Вскоре после этого и начались несчастные случаи.

Вот наверху загрохотал кузнечный молот. «Скорей бы проснулись остальные», – подумал Гилас.

Зан и Жук то и дело подергивают руками и ногами: будто даже во сне мешки тащат. Мышь лежит, крепко зажав в кулаке облезший амулет. Костлявые коленки Слюнявого прижаты к груди, открытый рот похож на черный ров, окруженный зазубренными обломками зубов.

Гилас замер с наколенной повязкой в руках и уставился на этот разинутый рот. Мальчику пришла в голову страшная мысль.

Он разбудил Зана и отвел вожака в сторонку.

– Чего тебе? – проворчал Зан, потирая заспанные глаза.

– Если ловец кого-нибудь поймает, он ведь может пробраться жертве в глотку?

– Говорят, может. Ну и что?

– Значит, ловец может вселиться в человека.

– Духи все могут. И что с того?

– О чем это он? – зябко поеживаясь, спросил подошедший Жук.

Гилас поманил его, чтобы подошел ближе.

– Когда меня привели сюда в первый раз, я спросил, что со Слюнявым. Зан ответил, что его чуть не поймал ловец.

Гилас нервно сглотнул.

– Похоже, ты ошибся, Зан. Ловец не просто поймал Слюнявого. Он его захватил.

Лицо Жука застыло, будто маска. Зан нахмурился еще сильнее.

– Что ты несешь?

Гилас указал на спавшего мальчика и прошептал:

– В Слюнявого вселился дух. Ловец внутри его.

Но никто Гиласу не поверил. Зан разозлился, а Жук только молча глядел на него широко распахнутыми, будто остекленевшими глазами. Когда Гилас стал доказывать свою правоту, Зан вышел из себя.

– Вот привязался к парню! – возмутился он. – Не надоело?

– А тебе не надоело вечно его выгораживать?

– Мы, пауки, должны держаться вместе. Поодиночке пропадем.

– А если он нас всех прикончит?

– Не прикончит. Слюнявый один из нас. Так что сделай милость, заткнись!

Мальчишки собирались на работу в мрачном молчании. Вот Слюнявый проснулся и вяло потянулся за повязками. Мальчишка тощий как скелет, а лицо высушенное и морщинистое, будто у старика.

Гилас представил, как злой дух свернулся кольцом в пульсирующей красной тьме у Слюнявого под сердцем. Кто знает, что ловец заставит его сделать в следующий раз?