– Да как вы… ты смеешь! – оказалось, достаточно мельчайшей искры, чтобы напускное спокойствие Альбины рассыпалось и она взорвалась. – Твоя Любка мозгом пользовалась, только когда сдачу в магазине подсчитывала! У неё только одна проблема была – не опоздать от массажиста к косметологу! А теперь я буду здесь жить, буду ходить в салоны красоты, поеду отдыхать на какие-нибудь острова, а вы все выметайтесь отсюда!

Елизавета Марковна предусмотрительно отошла назад к столу, испугавшись, что взбешённая Альбина даст волю рукам. В запале та подскочила из кресла, потом попыталась взять себя в руки и снова села, просто упала в кресло.

Возникла недолгая пауза, которую нарушил тихий женский голос:

– Ты сейчас сидишь в кресле, в котором я умирала? Знаешь, как это страшно?

Альбина резко обернулась на голос, несколько секунд внимательно всматривалась в стоящую на пороге женщину, вдруг узнав, задохнулась от испуга:

– Ты?! Ты… – Альбина обвела взглядом Коваленко, Семакина, как будто ища поддержки. – Что всё это значит? – выдавила она.

Женя видела эту женщину раньше, но сейчас с трудом узнала. Нездоровая худоба, опущенные плечи, ссутулившаяся, старушечья фигура. Лицо землистого цвета с глазами, потерявшими блеск, бескровными губами. Волосы вместо красивой русой косы собраны в тощий узел. Неужели человек может так измениться всего за несколько недель? Сердце Жени сковала острая жалость. В неожиданно появившейся особе едва угадывалась еще недавно пышущая здоровьем… Люба.

Коваленко поднялся, взял Любу под руку и помог дойти до дивана, а потом повернулся к Альбине и бесстрастно констатировал:

– А то и значит, Альбина Петровна, что нет и не будет ни салонов, ни островов.

Разочарование холодной волной окатило Альбину, а мысли заметались, не желая смириться с очевидным.

– Нет, нет… Ну нет же! Этого не может быть! – голос ее набирал силу и уверенность. – Это исключено! Я же обо всём подумала, всё учла. Вы с ума сошли? В какие игры вы играете? С людьми так нельзя…

Она откинулась в кресле и крепко зажмурилась, надеясь, что Люба исчезнет. Убедившись, что Люба настолько же материальна, как и она сама, Альбина вспыхнула, багровые пятна пошли у неё по лицу:

– Я же умная, я очень умная, не смейте так на меня смотреть!

А Коваленко, не давая ей времени прийти в чувство, продолжал:

– Мы только что выяснили мотив совершенного вами, Альбина Петровна, покушения на убийство Голицинской Любови Михайловны. Теперь доказательная база готова полностью и я имею все основания для вашего немедленного задержания.

– Всё! Мне надоело терпеть издевательства! – Альбина попыталась изменить ситуацию. – Мне нужно домой, у меня там ребенок голодный. А всё, что я вам тут наговорила, полная чушь. Вы довели меня до помутнения рассудка. Вы всё равно ничего не докажете.

– Доказывать-то особенно нечего. Как видите, главный свидетель жив и память у нее не пострадала, хотя это можно назвать чудом. Она более двух недель пробыла в коме. Из ее показаний нам известно, что единственный человек, у которого была возможность добавить яд в бокал, это вы. Больше никто из гостей в тот вечер один в комнате не оставался. Евгения Алексеевна, которая здесь присутствует, разговаривала с Любовью Михайловной, не присаживаясь, на пороге комнаты. Разговор душевностью не отличался и к совместному распитию не располагал. Брызгалов пил коньяк, который находился здесь в гостиной в баре. Кроме того, о том, что именно вы пили вино, но почему-то не отравились, свидетельствуют ваши отпечатки пальцев на бокале. Мы нашли осколки. Странно, что вы оставили бокал с отпечатками.

– Надо же, эта идиотка оставила грязную посуду? Я была уверена, что немедленно помоет, он же ей натюрморт портил. Она любит, когда все красиво.

Люба слегка покраснела, ей было неприятно, что Альбина так хорошо знает ее привычки.

– И, наконец, самое главное, чего нам не хватало до сегодняшнего дня – это мотив, – оставил без внимания выпад Альбины следователь.

– Про отцовство Антона, я все придумала. И даже если какой-то яд в каком-то бокале и был, то я не знаю, какие таблетки Люба с вином принимает! Она мне о своих диагнозах не рассказывает.

– Где искать подтверждение мотива, мы теперь знаем и можем обойтись без вашего признания. И, кстати, я не говорил, что в вино добавили таблетки, а вы это знаете. В данный момент в вашей квартире проводится обыск, таблетки, которыми вы отравили Любовь Михайловну, обнаружены. А может быть и не только её? – Он вдруг сам ужаснулся своей догадке. – Откуда у вас эти таблетки? Зачем вы их хранили?

– На память о любимом человеке, – криво усмехнулась Альбина.

– Альбина, скажи, за что ты так со мной? – задала мучивший её вопрос Люба. – Я всегда старалась поддерживать наше родство, у меня ведь никого нет кроме родителей и тебя. А ты отталкивала меня. Мне очень жаль, что Антон так поступил с тобой и Максимом, но ведь я ничего не знала об этом, я даже представить не могла…

– Какое родство? – спросила Альбина и вдруг с чувством выкрикнула, – Да кто ты такая, чтобы лезть ко мне в родственники?! Ты тупая деревенская дурища! Ты же не в состоянии своим умишком оценить, что попало к тебе в руки. Ты мартышка, которой дали в руки очки! Я за день прочитываю столько, сколько ты за всю жизнь книг не видела, а семейная библиотека стоит у тебя в квартире! Пылится! Ты ездила в Грецию, чтобы позагорать. Зачем? Какая тебе разница, где подставлять свои телеса солнцу? А я так мечтала увидеть Афинский Акрополь! Если бы у меня были деньги, я наняла бы прислугу и не лазила с тряпочкой по углам, как ты, не отвлекалась бы на такие мелочи как быт. Я закончила бы университет и посвятила себя науке. А я вынуждена выпрашивать у тебя подачки и ты смеешь мне отказывать!

Белая как полотно Люба даже представить не могла, что человек может испытывать по отношению к ней такую ненависть и презрение. Она испуганно попробовала оправдаться:

– Альбина, я ведь только один раз тебе отказала. Прости, я думала, что если я перестану давать деньги, Гена задумается и начнет искать работу. Ведь ты каждый месяц просишь то на обследования, то на операцию и ничего для Максима не делаешь! У тебя все забирал Геннадий?

– Этот неудачник ничего ни у кого забрать не способен, как крыса вечно копошился по углам, искал мелочь, что я ему подкладывала. А Максим… Лечить его бесполезно. Слышала про естественный отбор? Если он не был нужен отцу, то и мне не нужен. А теперь, благодаря тебе, сдохнет в интернате для неполноценных!

Елизавета Марковна подошла к Любе, решив увести её и оградить от этого потока злобы. Коваленко искренне жалел Любу и в нем боролись профессионализм и человечность. Хотелось остановить обезумевшую Альбину, защитить Любу. Но он так же понимал, что эта сцена неминуемо должна была состоятся. Либо сейчас, либо на очной ставке. Поэтому, когда Люба не позволила Елизавете Марковне себя увести, он предпочел не вмешиваться. Пусть для Любы всё закончится здесь и сейчас.

– Всё что у тебя есть – моё! Ты заняла моё место! – четко разделяя слова, продолжала Альбина. – Я пятнадцатилетней девочкой терпела приставания этого стареющего козла. Я носила его ребенка и должна была выйти за него замуж. Но Антон наигрался и подложил меня своему братцу, сказал, что лучшей жены, чем я не найти. Для Генки мнение брата – закон. Но ты не думай, что женившись на тебе, Антон изменил своим привычкам. Он ходил ко мне, спал со мной, доверял мне. Хотя, скорее всего не доверял, а считал пустым местом. Он у меня свои таблетки хранил. Возьмет три-четыре в карман, отрежет так, чтобы название не читалось. А что? Удобно. Рядом с тобой он мачо изображал – сильный, умный, молодой. Никак нельзя допустить, чтобы любвеобильная Любочка узнала, что он для ее удовлетворения таблетки горстями пьет! Сердечко-то уже поношенное, пошаливает. Да и мужское достоинство виагрой подпитывать приходилось. Таблеточку выпил и вперед, снова как новенький, не потеет даже. Даже сперму про запас в банк положил. Вдруг Люба детей захочет, а у него какая-нибудь накладка случится. А меня убогую чего стесняться? Альбина все поймет, все простит. Еще и в аптеку сбегает. Да только я на нем его таблетки и испытала! Посмотрела, что получится. Добавила в чай сердечных, а для потенции он сам принял. Как тебе труп в супружеской постели? Если бы он всё сыну оставил, я бы тебя не тронула, но ведь он нас даже не вспомнил! Его второй раз я убить не могла, а тебя могла. Жаль. Что не сумела!

– Как ты могла выжить после такой дозы отравы?! Этого никак не должно было случиться! Это не возможно! – с искренней болью в голосе прокричала Альбина.

– Люба слишком долго пила вино, – объяснил Коваленко. – Её отвлек приход Евгении, потом Брызгалова. Она жива осталась только потому, что в тот вечер у нее было много гостей, которые мешали ей выпить вино до дна сразу. А потом Женя вызвала «скорую». Еще бы немного и Любу уже не спасли. Но в отличии от Антона, у Любы действительно, молодой и здоровый организм. Целый ряд счастливых обстоятельств. Но я не понимаю, почему нельзя было просто опротестовать наследство в суде? У вас была реальная возможность получить долю в наследстве. Ваш сын несовершеннолетний имеет право на так называемую обязательную долю наследования… Я прав, Леонид Семенович?

– Абсолютно, – подтвердил Семакин. – Зачем было такой огород городить? У вас были все шансы получить вполне приемлемую сумму. Сыном вы не занималась, он так и остался бы инвалидом, а вы его опекуном. Не хотелось по судам ходить? Убить быстрее и проще?

– Вы так ничего не поняли? – презрительно выплюнула Альбина. – Мне не нужна доля. Я хочу всё: деньги, квартиру, дачу, машины и… удовлетворение от мести. Жаль, что я не видела, как умирал Антон и как ты корчилась здесь на полу…

И вдруг ей пришла в голову мысль о том, ради чего она сюда пришла и её охватила паника:

– И что все наследство снова достанется Любе? Или неразумному ребенку? Все что оставил Джонатан из Америки?! Это несправедливо! Я тоже жена Голицинского, почему все достается ей?

– Да нет никакого Джонатана из Америки и наследства тоже нет, – устало сказал Коваленко. – Может быть, вам от этого станет легче.

В комнате повисла гнетущая тишина. Всё было сказано.

Следователь из под бровей оглядел присутствующих. Задержал взгляд на женщинах. Женя с округлившимися глазами сидела в уголке, прижавшись к Денисову, интуитивно пытаясь спрятаться за его спиной. Воплощение хрупкости и благоразумия. Грустная Люба, удивительно спокойная для только что пережитого – сама женственность и мягкость. Обессиленная, притихшая Альбина, скромность во плоти… Если не знать на что каждая из них способна.

– Да-а, – пробормотал он, – в каждом тихом омуте – свои собственные, индивидуальные черти. Вот и пойми этих баб.

Альбину увели. Люба поспешила в квартиру Альбины, где её поджидала взволнованная мама.

Елизавета Марковна Семакина, отнюдь не Мерзликина, решительно поднялась, стряхнула с себя тягостные впечатления и бодрым голосом сказала.

– Ну что, заговорщики, сложили два плюс два, сработал ваш план?

– Без вас, Елизавета Марковна, ничего бы не получилось! Как благодарить вас не знаю!

– Получилось бы! Ты, Игорек, у меня – голова! Не одно, так другое что-нибудь придумал бы. А сейчас отвези-ка ты меня домой, устала я в этих хоромах барствовать. Да и Леонид Семенович мой заскучал, наверное. А? Семёныч? Или кот из дому – мыши в пляс?

– Что ты, Лизочка? – смутился Семакин, – я ж без тебя дня прожить не могу, а тут целая неделя!

– Ну, тогда поехали. А вы все с нами, – пригласила она присутствующих. – Стресс снять надо. Слышите, Женя, Егор, отказа не принимаем.

Женя и Егор переглянулись и Егор ответил за двоих:

– Мы с удовольствием. Вы теперь, Елизавета Марковна, моя любимая актриса, круче, чем Гурченко.

Компания двинулась к выходу. Егор слегка придержал Коваленко и шёпотом спросил:

– Ну, теперь-то ты раскроешь тайну, кто такая Елизавета Марковна?

– Да никакая это не тайна, – усмехнулся Игорь, – это моя классная, тридцать лет в школе. У Альбины вообще шансов не было!

А Елизавета Марковна, нежно взяв мужа под руку, тихонько жаловалась ему, как тяжело ей было мучить Альбину, как сердце болело видеть заброшенного, вечно голодного Максимку:

– Что теперь с сиротой будет?

ГЛАВА 17. Горести следователя Коваленко

Последнее время Игорь Коваленко частенько стал испытывать неприязнь к своей работе. В молодости он видел только авантюрную, приключенческую её сторону. Все было ясно и понятно: потерпевшим нужно сочувствовать, а преступников находить и наказывать. Надо хорошо делать свою работу и тогда чистая совесть позволит тебе спать спокойно. Свою совесть Коваленко считал чистой, очень щепетильно к ней относился. Она у него была нежная и чувствительная. Заденешь её и бессонная ночь тебе обеспечена.

А душа иногда болела даже при чистой совести. Жизнь, к сожалению, состоит не только из черного и белого. Нет абсолютно испорченных людей и нет абсолютно хороших. Скольким преступникам Игорь сочувствовал и сколько законопослушных граждан вызывали у него отвращение… И вот сейчас, читая дневник Альбины, он понял насколько несчастной и одинокой была эта девушка. Ее природная замкнутость, робость постоянно конфликтовала с тем, что требовали от нее сначала родители, потом уже она сама. Она всю жизнь насиловала себя, пытаясь хоть чем-то выделиться. Например, страшненькая женщина кажется красивой за счет обаяния или темперамента, тихоня кажется загадочной, толстушка добрая и уютная. Женщины это умеют, когда уверены в себе. А Альбина в меру симпатичная и умная никакой уверенности не чувствовала, а от нее всегда требовали незаурядных поступков и достижений. Все ее потуги заканчивались ничем и на нее еще больше давили.

Но все-таки выбор всегда остается за человеком и только он решает со знаком плюс или минус он проживет свою жизнь. Есть множество людей, у которых детство было отравлено пьянками родителей, или отец смертным боем бил жену и детей за малейшую провинность, или отец (мать) нашёл(а) новую любовь, а старую вместе с отпрысками забыл(а) напрочь. И вот этот ребенок вырастает и начинает пить горькую, мутузить домочадцев или вообще бросает семью, за ненадобностью. И совесть у него чиста, аки у агнца: «Мои родители алкоголики, меня все детство избивали, меня тоже бросили и ничего вырос, не помер и вы переживете». Или все тоже самое, но со знаком плюс: ни капли в рот не берет, испытывая стойкое отвращение к алкоголю, никогда не поднимает руку, даже на собаку, не то что на родного отпрыска, читает на ночь сказки, ходит в зоопарк и даже не думает о том, чтобы оставить семью, потому что «я помню свои страхи, одиночество, боль и сделаю все от меня зависящее, чтобы моя семья никогда не испытала ничего подобного».

Так, что у Альбины был выбор. Очень редко встречаются люди с врожденной склонностью к убийству. А если бы в ее жизни появился только один человек искренне любящий ее, то никаких преступлений она бы точно не совершила. Это не обязательно мог быть мужчина, этим человеком могла быть мать или отец или бабушка. Но ничего кроме равнодушия на своем жизненном пути она не встретила.

8 июля 2012 года

Сегодня приходил Антон. Не просто проведать, как поживает семья его брата. Всё было как раньше. Как больно мне было видеть его с Любой! Как я страдала от его вынужденного равнодушия, как боялась, что между нами все закончилось. Но он снова пришел ко мне. У него усталые, грустные глаза. Я чувствую, как он меня любит, нуждается во мне. Сердце не обманешь.

Он, наконец-то, понял, какую совершил ошибку! Зачем было настаивать на моем замужестве с Генкой? Зачем жениться на этом ограниченном создании, на этом чудовище? Я же говорила, что Люба ему не подходит. Я считаю, что она не просто глупа, а неадекватна. То хохочет, то надувает губы как ребенок, пританцовывает, кривляется. А ведь она на десять лет меня старше!

Но теперь-то скоро всё закончится, он вышвырнет ее из нашей жизни и не вспомнит. И снова будет только мой.

***

5 сентября 2012 года

Это просто невозможно! Антон повёз Любку в круиз по Средиземному морю! У неё, видите ли, в прошлом году был бронхит, ей полезен морской воздух. Так сходи на физиопроцедуры!

Любка прыгала вокруг него от радости, вешалась на шею! А он… ОН БЫЛ ДОВОЛЕН, как кот, наевшийся сметаны! Ему нравится эта придурковатая вульгарность? Глазам своим не верю!

В дорогу Антоша собирался тщательно, выпотрошил всю свою виагру в пузырёк из под витаминов, а сердечные таблетки из под аспирина. Не запутался бы…

Я никогда не была на море. Даже когда вышла замуж за Генку обошлась без свадебного путешествия – беременным солнце противопоказано.

***

12 февраля 2013 года

Да я устроила некрасивую сцену и мне стыдно, я попросила прощения. Но это ведь был мой день рождения! Антон подарил мне сертификат в spa-салон. Я знаю, это Любка его научила. Не слишком тонкий намёк на то, что мне следует начать ухаживать за собой! Замечательно! Я схожу в салон с удовольствием, но только кто из них вызовется посидеть с ребёнком?

С меня хватит и такой подачки, как не самый дорогой spa-салон. А у Любки новая шуба, серая норка, в пол! Оказывается, на меха весенние скидки. А я и не знала!

Вот я и не выдержала, обиделась на Антона и даже сказала ему об этом. Мне жаль. Но я представить себе не могла, что он может быть таким… грубым, ужасным. Он был сам на себя не похож. Он сказал, что я не заслуживаю и того, что имею. Я бесполезное и ленивое существо. Я запустила квартиру, ребёнок вечно грязный и голодный. Генка пропадает где угодно, лишь бы не быть дома. А я только лежу на диване и предъявляю всем свои обиды. Это он обо мне! В мой день рождения! Он говорил, как мой отец! Ведь он знает, как я это не люблю. Как он может так со мной поступать? Я очень разозлилась.

А Генка решил пошутить, увидел на полке мои энциклопедии и подарил ещё одну. Не смешно. Мне хотелось его убить.

***

27 февраля 2013 года

Они живут в своё удовольствие. Занимаются каждый тем, чем хочет. Антон изображает значимость на работе, Любка порхает по бутикам. Даже Генка сочетает работу, карты и алкоголь. А я вынуждена полностью подчинить свою жизнь ребёнку-инвалиду, которым меня наградил мой престарелый любовничек Антон. И ни от кого я не вижу ни помощи ни капли сочувствия.

Я так устала, я хочу спать, мне так всё опостылело!

***

5 марта 2013 года

Я попробовала себя в роли естествоиспытателя. Получилось забавно. Просто хотела посмотреть, что будет! Антоши больше нет! Бедный Антоша. У него, наверное, сердце выскакивало из груди. Было ли ему больно? Страшно? Жаль, но он вряд ли понял, что именно с ним произошло. Можно было бы расспросить Любу, как это было, но она всё время плачет, это так противно.

Я помню, смерть решает все проблемы. Над этим стоит подумать. Конечно, больше никаких экспромтов. Только тщательно подготовленный план. Я умная, план будет беспроигрышным и даже изысканным.

Удивительно как легко отправить человека на тот свет. Все плачут и никто ни о чём не догадывается.

***

1 сентября 2013 года

С Любкой всё прошло так, как было задумано. Казалось бы, я должна испытывать удовлетворение от хорошо проделанной работы. Но я недовольна, я злюсь. И знаю почему.

Да потому, что я снова унижалась перед этой дрянью! Конечно, я делала это в своих интересах. Но ведь Любка этого не знала и не узнает никогда. И последнее, что она запомнила обо мне, это моё унижение. Я не сказала ей, какое она ничтожество, воровка…

Может быть, стоит сходить к ней? Вдруг она еще жива, ползает там по своим мраморным полам, корчиться от боли… Я бы объяснила ей, что это всего лишь справедливая расплата.

Нет, не стоит поддаваться эмоциям. Соседи могут увидеть.

Неужели она совсем ничего не чувствует, ни моего притворства, ни вкуса таблеток? Глупая гусыня…

***

6 сентября 2013 года

Генка единственный раз в жизни доставил мне удовольствие. Я подтолкнула его только чуть-чуть. Он так смешно размахивал руками, разевал рот, таращил глаза. Но почему-то совсем не испугался. Он был удивлен. Не ожидал, что серенькая мышка Альбина, которую он за человека не считал, одним пальцем может определить его судьбу.

Какой смешной следователь мне попался, такой наивный и безопасный, как рыжий котёнок. Какой милый, солнечный человек. Я лежала на диване у Степановны и страдала. Он так мне сопереживал. Еле выдержала, чтобы не рассмеяться. Я гениальная актриса. Жизнь заиграла новыми красками… Осталось выдержать небольшой траур и подождать пока всё уляжется. Следователь скоро переключит своё внимание на более важные дела. И начну заниматься наследством, моим большим, законным наследством.

Если бы только они все знали, на что я способна, как я умна и целеустремленна.

Коваленко с облегчением закрыл не слишком толстую, изрядно помятую серенькую тетрадку, с наивными наклейками на обложке, изображающими розочки, бабочки и т.д. Читать и даже брать её в руки не хотелось, не было даже профессионального любопытства. Как осадок, осталось чувство гадливости. «Наверное, старею», – подумал Игорь.

В кабинет ввели Альбину. Она робко огляделась и пристроилась на краешек стула. Виновато улыбнулась, увидела на столе свой дневник и слегка покраснела. Где-то глубоко в душе следователя колыхнулась жалость и некоторое сомнение. Неужели она могла столько наворотить?

– Вам родители в детстве не говорили, что читать чужие дневники не прилично? – спросила Альбина.

– Я с вами совершенно согласен, но мои должностные обязанности меня в какой-то мере извиняют. Вы не против беседы со мной?

– Конечно, не против, у меня, знаете ли, масса свободного времени, – улыбнулась Альбина. – Мне очень неловко за одну запись в моём дневнике. Там насчёт вас… Простите.

– Не извиняйтесь. Вас только это смущает?

– Да, потому что на ваш счёт я ошиблась, а всё остальное сделала правильно. Просто мне как всегда не повезло.

Это был самый спокойный допрос за всю карьеру Игоря Коваленко. Если не вслушиваться в тему разговора, можно было бы подумать, что разговор доставляет собеседникам определенное удовольствие, настолько мирно и даже приветливо они себя вели.

Коваленко смотрел на Альбину, и не переставал удивляться. Перед ним сидела изящная молодая девушка, с тонкой, как будто светящейся кожей, красивыми серыми глазами, нежной улыбкой. Когда она попрощалась Игорь испытал облегчение. Такая голубая кожа бывает у вампиров. Он даже замерз слегка в её присутствии.

Чтобы как-то отвлечься, он решил заварить чаю, захотелось сладкого и обжигающе горячего.

В кабинет заглянул стажер:

– Ну как допрос, сильно Голицинская упиралась?

– Нет, созналась в трех преднамеренных убийствах с самой обаятельной улыбкой, какую я только видел. Заходи, чаю хочешь?

– В трёх?! Не может быть! Это мужа она своего? Так ведь мы бы никогда в жизни не доказали, что это она его из окна выкинула! Ну, вы мастер, Игорь Степанович! Как вы её разговорили? – взахлёб восхищался стажёр.

Игорь налил вторую чашку чаю.

– Сахар клади, не стесняйся. Никакого тут мастерства не понадобилось, сама все рассказала. По-моему она довольна.

– Не понял…

– И не поймёшь, даже не пытайся. Ей больше никуда не надо спешить, никому ничего не надо доказывать. Тюрьма – это конец жизни, теперь наконец-то можно просто есть, спать, дышать, молчать. Ты знаешь, что она делает в камере? Целыми днями спит. Она даже поправилась, похорошела. Надо её на освидетельствование к психиатру побыстрее отправить.