Петарда в винегрете

Неделю назад

Вызов пришел молниеносно и через восемь дней они уже летели чартерным рейсом в Москву. В аэропорту их встречали тесть, теща и два новеньких пуховика. Ника с удовольствием сменила свою норковую шубку от итальянского дизайнера на теплое светлое пальто, а Федерико заявил, что он сварится живьем в этом русском ватнике, больше похожем на одеяло. Уговаривать итальянца никто не стал, только Ника скептически хмыкнула.

– Сразу к деду не поедем. Я должен хотя бы перекусить, – голос отца был раздраженным. Как не старался Иван Владимирович сделать вид, что все нормально, скрывать переживания из-за поездки у него получалось плохо. Ольга Викторовна погладила мужа по рукаву куртки и примиряюще сказала:

– Конечно, все проголодались и хотят есть. Никусь, поедем в твой любимый Макдональдс? – потом посмотрела на зятя, прилипшего к окну и передумала. – Хотя, пожалуй, нет. Поехали на Красную площадь. Там сейчас красота, а еду купим в каком-нибудь павильоне. На Рождественских ярмарках неплохо готовят.

– Я хочу на ВДНХ, – продолжал буянить отец.

– Я и туда, и туда хочу, – вздохнула Ника.

Иван Владимирович немного посопел и решил:

– Сначала ВДНХ. Потом Красная. Надо же показать нашему гостю столицу.

На ВДНХ они поели горячих блинов с икрой, ливером и яблоками, выпили по стаканчику глинтвейна. Федерико из солидарности с тестем тоже пил безалкогольный. Покатались на коньках и нафотографировались под всеми ёлками, какие были на территории парка.

На Красную площадь Рико пошел в… пуховике. Русский мороз легко пробрался под пижонскую дубленку и тонкий свитер итальянского графа. Так что греясь очередным стаканом глинтвейна он, слегка смущаясь, попросил достать из багажника «русский ватник». С удивлением пощупал теплую и легкую куртку, а потом нашел этикетку с надписью «Сделано в Финляндии».

Гирлянды, ещё один каток и ГУМ не произвели на Федерико особого впечатления, а вот собор Василия Блаженного и стены Кремля вызвали поток восхищенных восклицаний:

– Bravo!Santo cielo! Mamma mia!

Из Москвы выехали ближе к вечеру. Короткая дорога в деревню прадеда лежала чуть в стороне от Тулы , так что самовары и пряники новому родственнику решили показать на обратном пути. Ника ехала с мужем на заднем сиденье. Положив голову ему на плечо, она смотрела на любимый профиль. Федерико был непривычно молчалив.

– Устал?

– Нет, моя звездочка. Просто думаю, хорошо, что я тебя встретил. Ты даже представить не можешь, как мне повезло.

– Мне тоже, – Ника теснее прижалась к мужу. Он обнял её и крепко прижал к себе.

– Надеюсь, что именно так. Но надо признаться, что мне – больше.

– Как тебе холодная Россия?

– Ну, не такая уж она и холодная. Блины были горячими, чуть руки не обжег. Мой сосед… я тебе про него говорил, помнишь? Он очень тосковал по Москве и бесконечно её вспоминал. Было странно побывать в городе детства другого человека. Красная площадь такая, как он описывал.

В машине тихо играла магнитола, Иван Владимирович шепотом подпевал старому шлягеру и дорога стелилась под колесами ровной белой лентой. Темный лес сменялся заснеженными полями, потом снова, словно из ниоткуда, возникали темные, голые деревья. В какой-то момент всем стало казаться, что кроме Москвы и далекой Генуи на планете нет и не было никаких населенных пунктов. Федерико уже почти впал в меланхолию, как на очередном повороте засветилась цепочка фонарей и показался первый забор.

Деревня, где после выхода на пенсию поселился Юрий Петрович, была большой. Его дом стоял на самом краю, в двух шагах от леса, так что ехать пришлось через все Верхние Жмыхи. Они немного поплутали по извилистым улочкам. В окна выглядывали любопытные сельчане, а дворовые собаки своим лаем передавали эстафету, предупреждая всех, что едут чужие.

Дом деда из некрашеного дерева, старый, но всё ещё прочный, добротный, с белыми кружевными наличниками, был виден издалека. Из-за высокого забора высилась мансарда и можно было разглядеть узорчатые окна веранды. Снег перед воротами недавно расчистили, видимо, в ожидании гостей. Иван Владимирович посигналил и над крыльцом зажегся свет. Ворота открыл крепкий высокий старик и машина вкатилась во двор. Встречу родственников нельзя было назвать теплой, неловкая п�