Читать книгу: «Когда приходят чудеса»

Шрифт:

Дизайнер обложки Наталья Скорых

ISBN 978-5-0062-1160-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моей сестре Екатерине, идейному вдохновителю и лучшему другу

А помнишь, как в детстве мы зиму любили!
Бежали на улицу, бросив дневник,
Без варежек лихо снегурку лепили,
А рядом большой снеговик.
Катались на санках по снежным сугробам,
Снежинки ловили в открытые рты,
Мы грызли сосульки- и нет там микробов,
Мы строили замки, лепили мосты.
Играли в «войнушку» большою гурьбою,
Снежками – по шубе, по шапке и в лоб,
На лыжах ходили лесною тропою,
И прыгали с крыши в сугроб.

Мы взрослыми стали и с грустью в окошко
Мы смотрим на зиму и видим тоску.
Мы видим сугробы, метель и порошу,
Протектор от шин на снегу.
Мы думаем, как же с утра на работу
Идти по сугробам в метель,
Как хочется кофе… подальше б заботы,
И спрятаться утром в постель.
А дети со школы бегут, торопятся,
Быстрей бы в сугроб занырнуть!
Как хочется снова с детством обняться,
Как хочется детство вернуть!
И снова б снежинки, и снова б сосульки,
И снова б на санках в метель…
С желанием важным поверить вдруг в чудо
И настежь открыть в счастье дверь

Окно в надежду

Маленький Димка прилип к окну так, что нос его стал похож на пятачок. Он долго вглядывался в прохожих, провожая их взглядом, и никто на улице даже не подозревал, что за ним идёт пристально наблюдение. Димка проводил у окна все свободное время, залезая на подоконник и превращаясь в маленького поросёнка со смешным носом. В свои шесть он не разговаривал, объясняясь с ребятами жестами и изредка, когда для него было что -то очень важно, нечленораздельным мычанием, показывая свои эмоции. И дети к этому привыкли и даже понимали, что хочет Димка, но играть в свою компанию не брали, уж очень странным был этот мальчишка, поэтому времени смотреть в окно у Димки было предостаточно. И он целыми днями сидел, прислонившись к холодному стеклу.

– Дим, ну куда ж ты опять залез! – нянечка подошла к подоконнику и вместе с мальчишкой долго смотрела в окно, поглаживая его по плечу, – мамку ищешь?

Димка молча кивнул. Он искал ее уже два года, что был здесь – в детском доме. Он смутно помнил, как выглядит его мама, но четко помнил ее голос и руки. Он вглядывался в толпу пытаясь узнать ее, вспомнить и найти. Мама любила гладить его по курчавым белым волосам и напевать песенку «Спи мой милый мальчик, мой любимый зайчик, глазки ты свои закрой, мой мальчишка, мой герой». Димка не помнил всех слов, только слово зайчик глубоко засело где-то в подсознании и, найдя в комнате игрушечного зайца, Димка всегда ложил его в кровать, накрывал своим одеялом, и они вместе засыпали под тихое монотонное дыхание мальчика.

Нет, Димка не всегда был таким, поэтому его и не переводили в специальный дом-интернат для особенных детей. Он жил здесь со всеми, в надежде на чудо.

Ещё два года назад он был обычным мальчиком, любимым и счастливым. Но все изменилось в долю секунды под визг тормозов. Последнее, что он помнил, это слово «мама», которое кричал вслед уезжающей с мигалками скорой. Какая-то тётенька прижимала его к себе, успокаивала, но Димка кричал на разрыв. Тогда он ещё не знал, что мама его уже никогда не услышит. Приняв весь удар на себя и отбросив сына на обочину, у нее не осталось шансов. Ее не довезли до больницы, а Димка, по воле судьбы, оказался в детском доме.

Его грустная история трогала сердца потенциальных усыновителей, но брать в семью странного мальчика никто не торопился. Он постепенно привыкал к новой обстановке, но ждать маму ни на минуту не переставал.

– Димуль, а пойдем-ка напишем письмо дедушке морозу, – воспитатель Полина Сергеевна взяла мальчика за руку, и он нехотя стал спускаться с подоконника, – садись. Вот держи карандаши.

Димка кивнул, взял протянутый ему карандаш и начал рисовать. Его рисунок был незамысловатый: большой круг с огромными глазами и улыбкой до ушей, платье – треугольник, растопыренные руки и коротенькие ноги-палки. Странный рисунок. Все было на нем наивно просто. Димка сам вывел четыре заветные буквы, которые он умел писать уже давно. Сложив рисунок пополам, он положил его под подушку.

– Мама? – спросила воспитатель, и Димка активно закивал, – ох, Димочка, хороший мой мальчик, умничка, – она прижала мальчишку к себе и поцеловала в макушку.

Димку в детском доме любили все. Его курчавый светлый волос и большие голубые глаза, его открытое доброе сердце и грустный взгляд не оставляли никого равнодушным. Но Димке, не смотря на хорошее отношение окружающих, нужна была мама. Нужна, как и любому обычному ребенку, тем более он знал, что она у него есть и не понимал, почему не приходит за ним. Он помнил, как ее увезли на машине с мигалкой и больше он ее не видел. Мальчишка не понимал, что мамы больше нет, ему никто не объяснил, что такое смерть.

И он ждал ее, сидя на подоконнике. Всматривался в прохожих и терпеливо ждал.

Перед новым годом снегу навалило особенно много, снег засыпал все дорожки на площадке, все крыши домов и магазинов. Все дети радовались, только Димка был расстроен – из-за снега все прохожие смешались в его глазах, превратившись в одинаково белых снеговиков. Весь детский дом стоял на ушах в ожидании праздника: дети писали письма деду морозу, взрослые готовили представление. Но несмотря на все старания, Новый год в детском доме обещал быть провальным. Нет, готовились к нему всем составом, репетиции шли каждый день, сценарий был интересным, но вот незадача – весь коллектив в детском доме женский – Деда мороза играть было некому. Единственный мужчина сторож Михалыч и, по совместительству, главный герой праздника, перед самым новым годом попал в больницу. Вариантов на замену было немного: повариха Галочка – но фигура ее была слишком объемная, необъятного размера она не влезла в костюм, как ни старалась; да помощница по хозчасти боевая женщина Тамара, тетка вроде хоть куда, но вот незадача – речь ее была сильно испорчена словами-паразитами, «ну это, как его…", произносимыми через слово. И эту фразу не удалось выбить из ее головы ни при каких обстоятельствах и условиях. Остальные же женщины оказались все при своих ролях. Воспитатели Ирина и Полина были заняты в роли Снегурочки и феи. Старший же педагог Анна Павловна была ростом метр пятьдесят, и баба Яга была ее профиль.

Заведующая Инга Борисовна сбилась с ног в поисках Дедушки Мороза. Платный, большой и красивый был не по карману, и скромный бюджет праздника не подразумевал такие расходы. Инга Борисовна искала дедушку среди знакомых и родственников своих и персонала. Но все были то заняты, то слишком стеснительные. Беда, а не праздник. Она любила этих детей, все они были для нее по-особенному родными. Инге Борисовне был важен каждый значимый момент в их жизни. Она старалась сделать необычным и запоминающимся каждый день – детство никогда больше не вернётся, и она это понимала.

В предпраздничный суматохе, все куда-то бежали, наряжались, второпях повторяли слова, напевая под нос песни. Инга Борисовна приготовила костюм, чтобы самой выйти в образе деда Мороза, но, в надежде на чудо, выглядывала в окно, думая свои грустные мысли… В глаза ей бросилась семейная пара, что-то бурно обсуждающая около ворот здания. Заведующая, наспех накинув на плечи пальто, выскочила на улицу. Какая-то неведомая сила подтолкнула ее к этому безрассудному поступку.

Маленький Димка, прислонившись к окну, начал гладить стекло ладошкой:

– Ма, ма, – шептал он, будто боясь своих слов.

Белоснежная шапочка и такое же белое пальто, как у его мамы выделило эту женщину из толпы одинаковых снеговиков. Он вспомнил. Он узнал ее. Она не слилась с прохожими, она стала особенной, другой и родной.

Женщина, спорившая с мужчиной, не слышала, как мальчик звал ее, но чувствовала, что ей просто необходимо пройти за высокий забор и войти в большое здание с синей вывеской.

– Максим, ну давай зайдём. Давай хоть спросим. Что тебе стоит? – умоляла женщина, – Мы же загадали, что в новый год нас будет уже трое.

– Тань, хватит. Нет, так нет. Проживем без детей. Живут же люди… Брось свои глупости

– Ну миленький, – плакала женщина, – хоть разок посмотрим. А вдруг… Они же дети, они все хорошие.

Но мужчина был непреклонен. Он устал от вечных обследований и докторов, устал от неудачных попыток ЭКО, устал от слез жены. Просто устал, и уже, опустив руки, ничего не хотел.

– Мужчина, мужчина, постойте, – заведующая в туфельках бежала по снегу, – подождите.

Он оглянулся. Какая-то бешеная тетка, в пальто нараспашку неслась прямо к нему.

– Мужчина, вы нам нужны. Очень, очень нужны. К нам дед Мороз на праздник без вас не придет. Помогите.

Обе женщины с мольбой посмотрели на Максима. В каждой теплилась своя надежда. Не дав ему опомниться, Инга Борисовна, схватила мужчину и повела внутрь. Следом спешила Татьяна.

– Праздник у нас сегодня. Администрация, отдел образования – все будут, а деда Мороза нет. Выручайте.

– Женщина, угомонитесь, постойте! Какой такой Мороз? вы что с ума сошли! – Максим выдернул руку из руки заведующей.

И вправду бешеная.

Он обернулся. Во все окна смотрели дети. Девочки и мальчики. Совсем маленькие и постарше. Они все были разные, все в веселых ярких костюмах. Максим понял, что они ждут именно его.

Среди всех детских лиц только белокурый мальчишка показался Максиму грустным, он сидел на подоконнике и что-то шептал. Максим непроизвольно помахал ему рукой, и мальчик ответил тем же.

– Пойдем, – Татьяна подтолкнула мужа вперёд

В детском доме было как в улье. Звонкое ж-ж-ж слышалось в каждом углу. Семейная пара прошла мимо столпившихся детей, и Татьяна внимательно всматривалась в их лица. Ей показалось, что все они похожи. И большие, и маленькие были на одно лицо, и Татьяна растерялась.

Инга Борисовна провела супругов в свой кабинет и, не давая возможности мужчине передумать, стала примерять на него костюм.

– Костюм впору, борода, как влитая – красавец! Посох, посох не забудь. Слова? Слова читай, а что не запомнишь по ходу сообразишь. Там тебе помогут, – Татьяна проводила мужа за кулисы и потихоньку прошла следом.

Глаза ее бегали из стороны в сторону, рассматривая детей.

– Дед Мороз, дед Мороз! – громко кричали в зале.

Максим, стуча посохом о пол, вышел, кряхтя и охая. Ёлка, гирлянды и куча детворы. Он растерялся.

Каждому хотелось прикоснуться к дедушке, потрогать, загадать желание, рассказать стишок.

Татьяна смотрела из-за кулис и плакала. Только теперь все дети стали для нее разными, особенными, каждый со своей грустной историей. Они обступили деда Мороза, радостно толкаясь и приплясывая. Только один мальчик сидел на стульчике, отвернувшись к окну. Он не радовался деду Морозу, не водил хоровод и не пел песни. Он внимательно вглядывался вдаль.

Максим сильно нервничал, путал слова, но от этого выглядел ещё добрее и смешнее. Праздник удался! Детвора была в восторге. Только по щеке Дедушки Мороза, почему-то текли слезы.

– Фото, ребята встаём на общее фото, – Инга Борисовна строила детей около деда мороза.

Все бегали, суетились, искали лучшее место рядом с дедушкой. Среди шума и гама внезапно раздалось громкое «МАМА»!

– Мама! – белокурый мальчишка, оттолкнув хлопотавшую около него фею, побежал закулисы, – Мама!

Татьяна не успела опомнится, как у нее на шее повис мальчишка. Он целовал ее в лицо и плакал:

– Ты вернулась! – всхлипывая он, – Мама!

– Женщина извините, – Инга Борисовна взяла Димку за руку, – это наш Дима, он особенный.

– Мама! – закричал Димка еще крепче ухватившись за Татьяну

Инга Борисовна только сейчас поняла – заговорил. Их милый Димка снова заговорил.

За кулисы прошел Дед Мороз. Трогательная сцена, слезы и мальчик, тот самый, что махал ему в окно. Все решилось в одну минуту. Новый год они встретили вместе. Втроём. Незамысловатый рисунок с важной надписью стал пророческим и был главным подарком маме.

А через два месяца по дороге от детского дома шла семейная пара, посередине, держа родителей за руку, шагал мальчишка лет шести. У окна, вытирая слезы стояла Инга Борисовна. Мальчишка улыбался. Не оглядывался назад, а шел уверенно вперёд.

Вдруг он спросил:

– Мам, а почему у нашего папы ботинки как у деда Мороза?

И снова по щеке скатилась слезинка. Теперь уже от счастья.

Мой папа Дед Мороз

– Пал Саныч, ты в этом году с нами? – это был скорее риторический вопрос, потому что уже много лет ответ на него был один.

– С вами, с вами, а куда ж я денусь, – старик пригладил седую бороду и улыбнулся.

– Ну вот и порешили, – радостно ответил председатель сельсовета, – делов нынче много, кому праздник, а кому хлопоты, – озадаченно проговорил он свои планы, – у Юрченко парнишка ногу сломал, надо будет дома навестить. Костик Ивашов – этот, как всегда, ждёт, одна радость Дед мороз, да кулёк конфет. Панфилова – обязательно, там мал – мала – меньше. Ёлка в клубе, в школе и саду – тут все по расписанию, тут праздник никто не отменял.

Пал Саныч знал этот список наизусть, заранее готовил программу и каждый год участвовал в подготовке подарков для сельских детей.

Вот и сейчас, придя домой, он разложил на стол маленькие игрушки, сувениры, что так бережно складывал целый год. Что-то покупал на ярмарках-распродажах, что-то делал своими руками, что-то с детьми, на творческом кружке в сельском клубе. И к концу осени он был уже во всеоружии. Оставалось только подождать пару-тройку недель, и новогодняя суета поглощала его целиком и полностью.

Так завелось, что ещё с самой молодости он был Дедом Морозом в своем родном селе. Он помнил свой первый новогодний выход к ёлке в детском саду у дочки Катюшки, как будто это было только вчера. Помнил ее глаза, в которых светилось счастье, помнил улыбки на детских лицах и был в восторге от своей роли зимнего волшебника. С тех пор каждых год стал для него годом радости, подарков и вдохновением на следующий. Это была не работа – это было его призвание. Призвание быть Дедом Морозом!

Пал Саныч закрыл глаза и все вокруг ожило, запело и закружилась в новогоднем хороводе. Его маленькая Катюшка берет его за руку и рассказывает стишок про снеговика, который учила дома с ним, с папой. Но сегодня он был ее Дед Мороз. А в голове четко звучит:

Снеговик, снеговик,

Он трудиться не привык,

Целый день стоит с метлой,

А работы никакой.

Его Катюшка весело смеётся, получает большую конфету и бежит к маме. А рядом уже другой ребенок, новый стишок, задорная песенка про снежинки. И все вокруг пропитано запахом хвои, мандаринов и счастья.

А дома, за новогодним столом только и слышно, какой в саду был весёлый дед Мороз, самый что ни на есть поправдышний и настоящий. А Катюшка шепчет ему на ухо: «Пап, а почему у дедушки Мороза валенки, как у тебя?»

А он целует ее в курносый носик и отвечает: «Ой, доча, так все вокруг валенки одинаковые. Наверное, тебе показалось. Посмотри, там у печки стоят мои, греются». И Катюшка бежит к печке, смотрит и хохочет. «И правда, папуля, вот они твои».

Пал Саныч открыл глаза. Оглянулся вокруг. Пусто. Только в печи тихо потрескивают берёзовые поленья.

Новогодняя сказка растворилась в один миг. Он снова был один – одинешенек.

Его Катюшка уехала в большой город. Теперь она уже не Катюшка, а Екатерина Павловна, директор крупного московского филиала. Важная и солидная барышня, бизнес-леди. У нее своя жизнь, полная забот и работы, расписанная по минутам, где нет времени на семью, детей и простые человеческие радости.

Пал Саныч снял со стены портрет, протер морщинистой ладошкой с него пыль, поцеловал холодное стекло, из под которого на него смотрели счастливые лица: вот она его Катюшка-старшеклассница; вот Леночка – любимая жена, его друг и товарищ, его счастье и тоска; а вот и он – преподаватель физики, тогда еще чуть моложе и без очков. Все вместе, все рядом. Вся его семья.

Он всегда хотел иметь большую семью, мечтал о троих детях, но жизнь распорядилась иначе. Его Леночка была с молодости болезненной и хрупкой. Рождение Катюшки стало для них праздником и огромной победой над судьбой. И он души не чаял в своей единственной, такой любимой и долгожданной Катюшке. Она и стала его отрадой и счастьем на всю жизнь. Похоронив Леночку, и проводив Катюшку в город, Пал Саныч остался совсем один. И только месяц декабрь стал украшением его жизни, а новогодняя суета смыслом и избавлением от одиночества.

– Катюшка, дочка, здравствуй, – он набрал до боли знакомый номер, цифры которого давно знал наизусть, – как ты, моя хорошая?

– Папка, – услышал звонкий голос в ответ, и внутри защемило от тоски, – привет! Как я рада тебя слышать! Как у вас погода? У нас тут снег уже третий день!

– Морозно, – ему хотелось бесконечно слушать родной голос, – Катюшка, какие планы на новый год? Приедешь?

– Папка, ты же знаешь, работа, будь она неладна, – в голосе слышалась грусть, – я пока не знаю. А ты как? Валенки приготовил?

– А как же! Приготовил, – отшутился он, хоть на душе заскребли кошки.

– Папочка, миленький, извини, у меня совещание через пять минут, – ему стало грустно от этих слов.

– Беги Катюша, работай, а я вечером перезвоню, – он положил трубку, и на обоих концах повисла щемящая тишина.

Екатерина Павловна сидела молча. Кофе остыл. Как же она соскучилась по дому, по теплым папиным объятиям, их дружному чаепитию и нарядной ёлке, которую они украшали во дворе всему селу на радость.

– У вас совещание, люди ждут, – услышала она от секретаря и нехотя двинулась к залу заседаний.

Два десятка глаз вглядывались в ее лицо, ловив каждое слово и эмоцию. Она, как всегда, была на высоте: правильно поставленная речь, идеально подобранный костюм, безупречная прическа и макияж. Только грусть в глазах выдавали в ней простого человека, а не сверхженщину.

– Какие будут вопросы? – она окончила свой доклад, давая возможность диалога.

– Вопрос только один, – раздался голос начальника отдела кадров, – скоро новый год. Как будем поздравлять сотрудников, их детей и будет ли корпоратив? Какая сумма расходов планируется на проведение новогодних мероприятий?

Екатерина Павловна задумалась. Она забыла, что все вокруг простые люди, а на носу праздник. Работа, работа и ещё раз работа. Она так жила, так привыкла и уже не замечала ничего вокруг. Ей давно перевалило за двадцать. Так давно, что она потеряла счёт времени. Наверное, и тридцать уже прошло мимо. Ни семьи, ни детей, ни даже кота. У нее есть только огромная квартира, идеальная, но пустая и безжизненная. В ней даже кактусы не растут, потому что ей некогда их поливать. Даже кактусы.

– Новогодние мероприятия мы обсудим завтра, на внеплановом совещании. А сегодня всем спасибо, – она не дала шансов возразить, и первой вышла из зала.

Бесплатный фрагмент закончился.