Читать книгу: «Откройте ключом Хирона», страница 2

– Подождите, а Дантес, как он возникает в этой истории?

– Да Дантес тут вообще не причем.

– Как это не причем?

– На его месте мог оказаться любой. Откажись он, нашли бы другого. Если можно так выразиться, он всего, лишь средство или орудие, как будет угодно.

– То есть он в этой истории мимо проходящий человек?

– Тут, как посмотреть. Третья дочь Дантеса, которая проживала в Австрии, очень любила Россию. Она самостоятельно изучила русский язык, с упоением читала произведения русских писателей и поэтов, и особенно ей нравился, как вы думаете, кто?

– Не может быть.

– Очень даже может, Александр Сергеевич Пушкин.

– У меня мурашки по коже.

– Это что, слушайте продолжение истории. Однажды, она узнала, что именно её отец застрелил солнце русской поэзии, её любимого поэта, её кумира на дуэли.

– И что?

– И всё. Она сошла с ума и закончила свои дни в психиатрической клинике.

– Но, а если бы, например, только допустим, Пушкин забрал к себе своего отца, заботился бы о нем, не продавал бы имение? Что тогда? Была бы дуэль?

– История, как водится, не любит сослагательное наклонение. Ну, если допустить такой вариант событий, возможно, бы что-то изменилось в нём самом, он больше бы уделял времени отцу, оставался чаще дома. Его мысли, могли отдалиться от светской суеты. Дуэль? Может рана не была бы смертельной? Но это всего лишь наши с вами истории, в которых, к сожалению уже нет Александра Сергеевича Пушкина.

– А что же со мной?

– Да, мы явно увлеклись. Давайте наш случай, пятьдесят шесть – третье возвращение узлов, тут либо награда за сделанное дело, либо серьезное наказание. Порицанием в этом случае не обойдешься.

– Так и есть.

– Что?

– Порицанием не обойдется. У меня рак. И я не знаю, как с этим смириться. Так хочется жить. Вы знаете, именно сейчас так хочется жить.

Каждый раз Ника, наполняясь человеческим страданием, задавала себе этот страшный вопрос: как, за что эта болезнь безжалостно отнимает жизнь, выдавливая её по капли из уставшего от нетерпимой боли тела.

Женщина закрыла лицо руками, скрывая и сдерживая слезы. Ника почувствовала, что сейчас сама расплачется.

– Пожалуйста, не надо отчаиваться.

– У меня взрослый сын, талантливая внучка, она художница. Я очень люблю своего мужа. Да, он на девятнадцать лет меня моложе и я отчасти его содержу. Но, мне кажется, я счастлива. Нет, правильнее сказать, была счастлива. Я не знаю, сколько мне осталось. Не хочу знать. Не хочу ничего менять. Как страус.

Изабелла грустно улыбнулась.

– Опущу голову в песок и буду ждать…

– Не надо ждать. Ни в коем случае, не надо ждать.

Ника снова водила пальцем по натальной карте. Щеки её раскраснелись. Решительными движениями она искала какие-то линии, соединяющие знаки зодиака кардинального креста и не находила их. И это было очень хорошо.

– Пожалуйста, я вас очень прошу, послушайте меня. У вас есть шанс вырваться из этой западни. Есть шанс!

Она взяла Изабеллу за руку, импульсивно ее, сжимая. Как – будто её просьба при помощи нервных импульсов могла, по клеточкам кровяных русел добраться до цели, до понимания женщиной выхода из тупика судьбы.

– Вам надо отказаться от наследства!

– Что?

– Передарите его! Нет, лучше отказаться от наследства в чью-то пользу!

Прекрасные серые глаза Изабеллы широко раскрылись.

– Подарите его сыну… или внучке. Она художница. Это же здорово. На её холстах теперь появится Франция, написанная с натуры. А вы будете любоваться этими картинами, гулять по саду, который показался вам раем. Как когда то творил в своем французском саду удивительные картины – впечатления Клод Моне. Вы же любите свою внучку?

– Очень. Я её очень люблю.

Расставаясь, женщины тепло попрощались друг с другом. Наверное, именно так происходят судьбоносные встречи с людьми. Когда вместе с человеком в твою жизнь приходит понимание того, что вы сопричастны друг другу, что когда-то, возможно очень давно, вы были одним целым в мыслях и в пространстве, в этой непостижимой для понимания точке сингулярности, в моменте сотворения материи, если эта точка когда-нибудь в принципе существовала.

– Спасибо вам.

Изабелла, слегка опираясь на запястье красивой руки, поднялась из-за стола.

– Возможно, именно так я и поступлю.

Кирилл

Совершенно неоднозначная ситуация на работе не давала возможности Нике сосредотачиваться на чём-нибудь другом. Она хотела написать заявление за свой счет, чтобы как-то собраться с силами, переосмыслить, что делать дальше. Но Петр Сергеевич отправил вместо этого её в очередной оплачиваемый отпуск. Времени свободного прибавилось, а продуктивных мыслей как не было, так и не появилось.

Зачем то она продолжала приходить на работу, заходя в кабинет к Петру Сергеевичу с совершенно опустошенным видом. А он, точно чувствующий, какого ей сейчас приходится, не задавая вопросов, заваривал натуральный, ароматный кофе, как ни в чем не бывало.. Он не размяк от наплывших обстоятельств, не сломался под тяжестью будней. Уже обсуждался макет беседки, которую по весне собирались строить новоиспеченные спонсоры. Петр Сергеевич, как ураганный ветер, перемещаясь по двору, своим размашистым шагом, планировал, где лучше на спонсорские деньги заасфальтировать двор, установить спортивную площадку с тренажерами. А ещё, чему он был несказанно рад. Теперь в детско доме возник отдельный, просторный кабинет, в котором уже устанавливали новенькую, призывно пахнущую свежестью дерева мебель и компьютеры. Их подарили выпускники, его птенцы, разлетевшиеся оперившись по стране.

С годами Ника поняла и приняла одну незамысловатую истину, что каждый из живущих достоин того, что имеет: своей судьбы, своей второй половинки, своих родителей и своих детей. А учитель достоин своих учеников и воспитанников, соизмеримо своим усилиям каждого дня, без устали возделывая поле юной души, не требуя благодарности и мгновенного результата.

Сидя в уютном гостевом кресле директорского кабинета, Вероника осознала ещё одно неожиданное совершенно для себя открытие. Она не может уволиться, не может уйти из-за него. Предельно понятно, что по-прежнему ничего уже не будет. Возможно, так может случиться, что их учреждение вообще перестанет существовать в том виде, в котором привычно функционировало долгие годы, превратившись в социальный приют или социальный центр, определяющим глаголом деятельности которого будет «передержать». Но она, Вероника Владимировна Пчела, просто не хочет другого директора. И это не страх перед неизвестным, не дань комфорту и собственному возрасту.

Просто это её человек, её флагман и только под его знаменами ей поистине понятно и душевно комфортно.

В директорском коридоре Ника встретила Берту Моисеевну, и в памяти возник образ красавицы Изабеллы.

– Как она?

– А вы что, Никочка, ничего не знаете? – Удивилась Берта Моисеева. – Господи, мы такое пережили. Из Москвы прилетела Настенька, это внучка Беллочки. Она же решила подарить, или что там передарить этот дворец во Франции. Всё как вы ей тогда и посоветовали. А тут такое… Такое нелепое стечение обстоятельств. Такая беда. Бедная Беллочка…

– Да что случилось? Берта Моисеевна, что произошло?

Берта Моисеевна всплакнула. Рукой, унизанной сверкающими перстнями достала кипенно белый ажурный носовой платок и продолжила.

– А произошло вот что, Беллочку сбил какой-то лихач на мотоцикле. Бедная девочка, не успела даже испугаться. Хорошо среди прохожих оказался врач, правда, детский, но это не важно. Он остановил кровотечение, наложил шину и вызвал скорую помощь. А если бы его не оказалось? Вот скажите, Никочка, тогда что? Время было уже позднее. Беллочка могла истечь кровью. Ужас какой-то! Как подумаю об этом, давление подскакивает. Совершенно неадекватные эти мотоциклисты. Разве можно так гонять, да ещё и поздно вечером. Полиция, конечно же, никого не нашла. Только бесконечно спрашивают у бедной девочки, кто это был? Вы бы такое хотели? Несколько раз по кругу, одно и тоже. Разве не сами должны рассказать, кто это. Да Бог с ними. Никто уже ничего не ждет. Беллочку выписали, она сейчас дома. Хотела её навестить, но знаете, этот мальчик Кирилл… Нет, вы ничего не подумайте плохого. Он такой милый и заботливый. Ну, уж слишком молод и хорош собой для моего понимания супружества.

Вот это новость. Почему она была без машины и как так случилось? Возможно, Берта Моисеевна могла и не знать таких подробностей. Ника, узнав адрес, по которому проживает Изабелла Юрьевна Вербицкая, решила обязательно её навестить. Присутствие Кирилла в доме и жизни женщины для Ники ровным счетом ничего не означало. У каждого земного счастья по обыкновению своя улыбка.

Что происходит с женской душой, когда тихо уходит молодость и начинает, как цветок, увядать красота. Когда смотришь в зеркало и не понимаешь, как и зачем с тобой такое перевоплощение. Оптимисты покупает абонемент в тренажерный зал, люди принимающие изменения времени философически, читают мантры и посещают йогу, неугомонные колят ботекс, истязают себя диетами, а к Изабелле пришла любовь.

Раньше, скорее всего, она не решалась её потревожить. Женщина не видела в своей жизни ничего, кроме работы. Удивительно, как сын, при такой занятой матери, отлично окончил школу и самостоятельно поступил в институт международных отношений. Она работала, создавая бренд, открывая сеть магазинов.

Сын женился на прекрасной девушке, с которой вместе учился, полной противоположности своей матери. Милая и домашняя Маша целиком и безоговорочно посвятила себя дочери, которая родилась через год после свадьбы. И теперь Изабелла возвращалась вечерами с работы в пустую огромную квартиру и сидела подолгу в коридоре, не включая свет.

Когда ты самодостаточен и успешен, одиночество ощущается ещё острее, накрывая пространство вокруг вакуумным колпаком, превращая его в добровольную изоляцию. Нет, оно не пугает и не раздражает. Иногда просто хочется заполнить эту пустоту, этот вакуум. «Завести что ли собаку? – подумала Изабелла, в очередной раз, придя домой поздно вечером с показа модной одежды, «чтобы радостно встречала у двери и приносила тапочки».

Этого сделать она не успела. В пятницу вечером, после работы Изабелла вспомнила, что дома пустой холодильник, а завтра собирался приехать сын с внучкой. Она заехала в супермаркет, накупила всяких вкусностей и с кучей бумажных пакетов направлялась к машине.

Апельсины, которые лежали сверху и придерживались подбородком, благополучно приземлились на землю, подпрыгивая в разные стороны. «Потом подниму – подумала Изабелла, продолжая идти». Когда, уложив пакеты в машину, она повернулась, перед ней возник молодой человек, высокий, стройный, подтянутый, всем свои видом излучающий молодость и силу. «Спортсмен» – подумала Изабелла. В руках он держал апельсины и добродушно улыбался. И тут что-то произошло, что-то случилось.

Время преломилось в пространстве, став тягучим и приятным. Он жонглировал апельсинами, стоя перед ней и улыбался. «Цирк Шапито» – подумала Изабелла. Вторая мысль, пришедшая на смену первой, приятно удивила женщину, можно сказать, поразила. Ей, почему то захотелось, чтобы этот цирк не прекращался. Чтобы эти незатейливые оранжевые шарики продолжали двигаться по своим орбитам бесконечно. Она поняла. Ей не хотелось, чтобы этот молодой, красивый, улыбчивый мужчина уходил из её жизни. И он остался, став её мужем.

Что-то в этой истории с мотоциклистом настораживало. Изабелла, предаваясь раздумьям в вынужденном горизонтальном положении, почти поверила в силу этих лунных кармических узлов, про которые ей рассказала странная женщина – астролог. Мысли неоднократно возвращали её в тот злополучный день. Откуда он взялся этот мотоциклист? Откуда он там возник, на такой скорости?

Вся жизнь пронеслась за одно мгновение, как несколько хронологических вспышек- событий, смешавшись с запахом крови, страха и боли. Ощущение того, что жив только разум, а тело превратилось в одну большую страшную муку. И у этого тела уже нет частей, нет прошлого и нет будущего. Ещё немного и её душа, наверное, полетит к звездам, легко и спокойно. И больше не будет боли, не будет ничего, к чему ты так был привязан в этой земной жизни. Как всё просто. Нам ничего не принадлежит, кроме света собственной души.

– Я хочу написать завещание. – Изабелла, обложившись подушками, пыталась устроиться поудобнее.

– Что за мрачные мысли в такой ясный день?

Кирилл открыл тяжелые шторы и комнату наполнил золотистый солнечный свет.

– Всё обошлось. Ты чудесно выглядишь.

– Да уж, не льсти мне.

– Хорошо, не буду. Жива и это главное. Отдохнешь, окрепнешь, поедем куда-нибудь развеемся. Куда ты хочешь? Махнем во Францию?

– Я хочу написать завещание и оформить дарственную на виллу.

– Не говори мне такие страшные слова. Зачем тебе завещание?

– Я так хочу.

– Конечно, делай, как знаешь. Просто куда спешить? Выздоровеешь и занимайся делами. А сейчас мы будем, укреплять здоровье.

– Это как это?

– Будем, есть суп и поправляться. Никаких возражений не принимается.

– Ну, суп, так суп.

Никто и никогда не заботился о ней так, как Кирилл. Сын был убеждён, что этот смазливый хитрец преследует свои корыстные цели. Но радуясь нежданному счастью матери, глядя в её светящиеся глаза, он перестал об этом думать. Практически из всех правил бывают исключения.

Кирилл Дегоев при живых родителях был сиротой и воспитывался в детском доме. Всё своё детство он мечтал о том, что однажды мама узнает, от какого прекрасного сына она отказалась, спохватится и придет за ним. Он был лучшим в классе, пренебрегая неприязнью окружающих одноклассников к безродному сироте. Стиснув зубы, занимался спортом, постепенно из тщедушного мальчика, превращаясь в крепкого подростка. Окончив школу на «хорошо» и «отлично», он вдруг неожиданно понял, что устал стремиться быть лучшим для неё. Что никто никогда не будет его искать, даже если он станет чемпионом мира.

Помнит ли вообще о нём его мать? Какая она? Иногда в далеком детстве он представлял, как её молодую, прекрасную, девушку какие-то злые люди заставили отказаться от него. Что его перепутали в родильном доме, сказав его маме, что он умер. Потом он думал, что просто потерялся. И он плакал тихо, беззвучно, уткнувшись лицом в подушку. Человек неоткуда. У многих детей были родители, лишенные прав, находящиеся в местах заключения, ведущие асоциальный образ жизни. Неблагополучные, безразличные к своим детям и к собственному будущему, но они все-таки были.

Окончив школу, Кирилл решил обязательно найти её, женщину, подарившую ему жизнь. Неистовая любовь из детства, переросшая в такую же неистовую ненависть, постепенно опустошившую душу. Он уже не хотел ни о чем её спрашивать. Почему? За что? Какая теперь разница. Просто посмотреть в глаза. Один раз, одну минуту посмотреть в глаза той женщине, которую он так мечтал назвать мамой.

Мать

Он искал её долго, несколько лет. Ездил в село, где родился, надеясь, что кто-нибудь вспомнит, хоть кто-нибудь узнает. Расспрашивая местных бабушек, он узнал, что Екатерина Санникова, действительно проживала тут, но умерла уже довольно давно. Женщина была суровая, нраву крутого. И, по мнению сельских жителей, никогда не имела ни то что, детей и мужа, ухажера даже какого-нибудь плохонького не было.

Загадкой оставалась и то, как в его свидетельстве о рождении она могла носить другую фамилию, Дегоева, почему он, Кирилл. Дегоев, а не как его отец Санников? Каким образом она могла взять фамилию мужа Петра Санникова, если замужем не была? Кирилл тщетно пытался представить себе эту женщину, и не мог.

Сельское кладбище было небольшим. Солнечные лучи, пробивающиеся через верхушки корабельных сосен, скользили по могильным плитам с неестественным умиротворением. Кирилл уже второй раз приходил на это кладбище.

В первый раз он не смог пройти и четверти пути. Всматриваясь в каждое женское лицо или разбирая стертые временем фамилии на крестах, Кирилл почувствовал внезапное головокружение. Лица с могильных плит стали сливаться воедино. К горлу подступила тошнота. Даже после смерти она была безжалостной и продолжала мучить его. Не выдержав, он опустился на колени, как подкошенный, около какой-то безымянной могилы и заплакал. Так, как когда-то плакал о ней давно, в детдоме, в детстве. Сначала тихо, беззвучно, завалившись на бок, потом навзрыд, завыл, сжимая в кулак землю погоста, крича и причитая попеременно: «Мама! Мамочка!».

Какая-то старенькая женщина помогла ему подняться, потихоньку довела до церкви, которая находилась прямо тут, у входа на кладбище. В отблесках свечей и лампад лик Спасителя вдруг показался ему таким по – отечески родным, что впервые в жизни ему почувствовалось, что одиночество отступило, ослабив свою хватку, и ему стало непривычно спокойно.

Во второй раз Кирилл сначала зашел в храм. Постоял под куполом, набираясь сил для продолжения поиска. Он был не крещенный и в высшие силы не верил, но теперь он точно знал, что Бог есть и он рядом.

Около входа стояли несколько человек и о чем-то негромко беседовали. Кирилл поздоровавшись, спросил, случайно, не знают ли они, где могила Екатерины Санниковой.

– Катьки Санниковой? – щупленький дедок, повернувшись к Кириллу, рассматривал его подслеповатыми глазами. – Чё ж не знаем – то, знаем, конечно.

– Вы не могли бы мне её показать? – непослушными губами тихо попросил Кирилл.

– Даче ж не показать. Можноть и показать. А ты кто ей, Катьке – то значитьца будешь?

– Сын – выдохнул Кирилл.

– Сын?! – вытаращил глаза дед. Стоявшие рядом люди, прекратили разговаривать, и стали рассматривать Кирилла с неподдельны интересом.

– Сын – утвердительно и более громко, произнес молодой человек.

– Ё моё, скоко ж тебе лет должно быть? Катьку подишь ты годков пятьдесят как схоронили. Дедок стал припоминать даты, считать на пальцах, повернувшись к стоящим неподалеку женщинам, сверять то, что припомнил сам.

Кирилл, не прощаясь, вернулся в церковь. Купив восковую свечу, дрожащей рукой, неумело перекрестился и поставил её «О здравии, рабы Божьей Екатерины».

Встреча

Увидел он её только спустя семь лет. Маленькая, седовласая женщина. С каким – то безжизненным лицом не произвела на Кирилла абсолютно никакого впечатления. Чего нельзя было сказать о ней. Всматриваясь в него в полной тишине, она, прикрывая рот рукой, пятилась от двери вглубь темного коридора. У неё был такой перепуганный вид, если бы она увидела приведение, явившееся с того света.

Кирилл, в первый момент, было, подумал, что опять ошибся. Но с фотографии, стоящей за стеклом в стареньком серванте, на него смотрела его точная копия. Это был симпатичный молодой человек с дерзко вздернутым вверх подбородком. Внутренняя составляющая его личности совершенно не уживалась с его миловидной внешностью. Откуда – то из глубины души, колючим недобрым взглядом, этот молодой человек бросал окружающим вызов, перечеркивая тем самым малейшее расположение к себе. Он был как две капли воды похож на Кирилла и совершенно другой и чужой.

Странно, в родильном доме, он узнал, что Екатерина Дегоева в замужестве Санникова, действительно родила одного ребенка – мальчика, отказавшись от него, даже не взглянув. После чего уехала по месту жительства мужа Петра Санникова. А этого самого Петра никто и не видел в селе ни разу.

Знакомый полицейский помог Кириллу разыскать её адрес. И вот он в очередной раз искал встречи со своим прошлым. Она продолжала пятиться и креститься, пока, минуя коридор, не оказалась в комнате с тускло падающим светом из небольшого, давно немытого окна.

– Где мой отец? Он жив?

Кирилл повернулся к трясущейся женщине, и сходство братьев стало совершенно очевидно. На неё смотрели два её сына. Один, которого она бросила, сразу после рождения, ни разу так и не прижав к материнской груди. Второй, тоже брошенный пьющей матерью при жизни, умерший от туберкулеза в тюрьме. Кирилл, следуя взгляду матери, ещё раз посмотрел на фотографию брата и только сейчас заметил черную ленточку на краю рамки.

– Как Игорёк умер, я больше ни капли, ни капли. Женщина заплакала и затряслась ещё сильнее, протягивая руки к Кириллу.

– Где мой отец? Монотонно повторял он, не замечая тянувшейся к нему матери.

– Не знаю, не знаю я, честное слово не знаю. Она упала на колени, хватая его за ноги.

– Ты ж не от Петьки… Это Игорек, царствие ему небесное. Он от Петьки. А ты… Они приехали тогда из Пскова, нет не из Пскова, из Курска, кажется, на практику. Она села на пол, отпустив, наконец, ошарашенного такими новостями Кирилла.

– Я не помню. Да они через день уехали. Ну, кто мог знать – то… (женщина перешла на крик). Да меня бы Петька убил. Ты понимаешь, убил бы!

Перестав кричать, она стала всматриваться в лицо Кирилла.

– Ой, а может, ты и от Петьки? Как похож на моего сыночка, на Игорька. Царствие ему небесное. Одно лицо.

Подойдя к старому ветхому сооружению, отдаленно напоминающему шкаф, в одно движение опрокинула в себя чекушку, занюхивая рукавом выцветшей кофты.

– Вспомнил? С того света явился полюбоваться, как мать тут бедствует. Что волком смотришь? Ты меня всегда ненавидел. Не такая тебе мать? Да? Чего молчишь? Отвечай, когда с тобой разговаривают!

Подлетев к остолбеневшему Кириллу, рванула его за шарф. Он, пытаясь ослабить, крепко обхватившую шею ткань, стал задыхаться. Оттолкнув мать, пятясь назад, он наткнулся на стену.

– Сынок! Сыночек! Не уходи. Не оставляй меня!

Обхватив его за голени, пригвоздив тем самым к стене, она продолжала причитать.

– Игоречек! Игорек!

– Я не Игорь. Я Кирилл.

– Кирилл, какой ещё Кирилл?

– Ваш другой… сын.

Слова давались ему с трудом. Освободившись из цепких рук матери, он направился к выходу. Смрад комнаты туманил мысли. Пространство приобретало адскую вязкую плотность. Ему показалось, что реальность качнулась и поплыла. Женщина вскочив, снова вцепилась в его брюки, уже не обнимая, а дергая их тощими руками.

Он ничего уже не понимал. Не хотел понимать. Ну, посмотрел в глаза своей матери, которая выплюнула тебя в роддоме, и ни разу о тебе даже не вспомнила. А ты просыпался с её именем столько лет, засыпал, давая ей клятвы и обещания. Ради чего? Ради кого всё это? И может, лучше было не знать, ничего этого не знать?! Дальше то как? Неужели эта женщина и есть его мать? Как жить с этим теперь?

Кирилл достал пластиковую банковскую карту, на которую пять лет откладывал деньги, чтобы построить собственный дом. Огрызком, валяющегося на столе карандаша большими цифрами размашисто написал пин код. Повернувшись к двери, собирался уйти, но потом передумал, вернулся, наклонившись, поднял мать, погладил её по седым волосам, и тихо прикрыв дверь, вышел из её жизни.