Княжна на продажу. Как дочерей русских государей меняли на мир и новые земли

Там, при дворе короля Мешко, младший из братьев встретил свое счастье. Он женился на польской принцессе Рыксе. Двое других решили продолжить странствие, чтобы не мешать тихому семейному счастью брата. Их долгий путь сопровождался невероятными приключениями: они попадали в плен и выкупались из него, они прикидывались бедными странниками, чтобы не вызывать ничьих алчных взоров… В конце концов, Андрей и Левент оказались в Киеве, где были гостеприимно приняты Ярославом Мудрым.

Два странствующих принца в какой-то момент могли разом превратиться в королей. Фортуна XI века совершала и не такие кульбиты. Так и вышло: на родине, в Венгрии, зрело недовольство властью жестокого государя, поэтому в Киев приехало посольство. Андрея и Левента просили немедленно вернуться, чтобы принять власть и вершить правосудие.

По этой самой причине не возникает особых вопросов, почему князь Ярослав согласился на брак Анастасии с Андреем. Дочь могла занять трон! Выбор в пользу именно этого принца был продиктован еще и тем, что Андрей исповедовал христианскую веру, в отличие от Левента. Впоследствии этот момент стал определяющим и в Венгрии.

Из двух братьев короновать предпочли Андрея, а Левент – по утверждению средневековых источников – благоразумно отказался от претензий на трон.

«Он провозгласил перед всем своим народом, что под страхом смерти они должны отбросить те языческие обряды, которые раньше были разрешены… и что они должны вернуться к истиной вере Христовой».

Анастасия тоже была озабочена вопросами веры. Считается, что она основала в Венгрии несколько монастырей. Королева трижды становилась матерью: сначала родила девочку, Аделаиду, затем двух сыновей, Шоломона и Давида. Из всего следовало, что династия Арпадов продолжится именно по этой линии… Однако это совсем не устраивало младшего брата Андрея, Белу. Того самого, что нашел свое польское счастье.

До того момента, когда Анастасия родила мальчика (а между первенцем-девочкой и сыном растянулся бесплодный двенадцатилетний промежуток), именно Бела, по всем законам престолонаследия, считался следующим королем Венгрии. По всей видимости, Бела уже мысленно примерял корону Святого Иштвана^[16] и совсем не ожидал, что его обойдут.

Анне Ярославне не выпало возможности править. А вот ее родная сестра в Венгрии частенько выполняла государевы обязанности. Пока супруг проводил время в походах, Анастасия занималась его королевством.

А после 1058 года ей пришлось полностью взять руководство страной на себя: с Андреем случился удар. Слабый, утративший способность говорить, он не мог ни руководить советом, ни отдавать приказы.

Бела долго ждал удобной возможности. Лучшего момента отыскать было нельзя – брат не мог оказать ему сопротивления. В 1060 году был поднят мятеж. Андрей скончался или был убит. Его жене и детям пришлось бежать из Венгрии.

Она могла бы отправиться в Киев, откуда когда-то прибыла, но тогда – скорее всего – Анастасия могла бы распрощаться с Венгрией навсегда. Ее же целью было отвоевать трон для сына. Поэтому она отмела все мысли о возвращении домой и направилась в Германию. Еще при жизни Андрея всерьез обсуждалось, что сестра Генриха IV, Юдита-Мария, когда-нибудь выйдет замуж за Шоломона. Подключились те самые родственные узы, на которые так рассчитывали при подобных союзах. Генрих поселил Анастасию и ее детей в Баварии, он же полностью оплачивал их содержание и одобрил идею военного вторжения. Королева Венгрии была готова пробивать путь к престолу с помощью германский войск.

Они оказались на земле Андрея в 1063 году. На тот момент узурпатор Бела, отодвинувший от трона родного племянника, был уже мертв. Небеса своеобразно поступили с ним: находясь в Дёмёше, Бела присел на огромное кресло, но прогнивший пол провалился под его тяжестью. От тяжелых травм король скончался.

Теперь ничто не мешало объявить Шоломона, родного внука Ярослава Мудрого, королем Венгрии. Регентские обязанности легли на Анастасию, но она частенько обращалась за советом к Генриху IV. Опираться на Киев возможности не было – брат королевы, новый князь Изяслав Ярославич, взял в жены принцессу Гертруду из Польши. А Краков поддерживал… главных противников Анастасии, сыновей Белы. Вышло так, что дети одного отца оказались в противоборствующих лагерях. Возможно, оглядываясь назад, Анастасия задавала себе вопрос, ради чего же ее тогда отправили в Венгрию, если союз оказался столь хрупким?

Как и ее сестра Анна, Анастасия вышла замуж еще раз. Она была молодой женщиной, и к ней посватался немецкий граф. Это ли вызвало недовольство Шоломона, или разногласия между матерью и сыном коренились глубже, но известен факт: в порыве гнева бывшая королева Венгрии обрушила проклятия на его голову. И быстро об этом пожалела, ведь в 1074 году Шоломон потерял трон.

Свергнутый король повторно искал прибежища в Германии. Отправилась туда и Анастасия. Она скончалась в этом временном промежутке – между 1074 и 1094 годами – в Штрии. Анастасия пережила своего сына, который безуспешно пытался вернуть себе трон. Ненадежность венгерского короля отвратила от него бывших союзников, и даже шурин, император Священной Римской империи, отказался ему помогать. Уехала от него и Юдита, твердо вознамерившись прекратить брак, который не принес ожидаемых выгод. Потомков у Шоломона не осталось, так что все последующие венгерские короли имели мало отношения к роду Ярослава Мудрого.

Запутанные родственные узы среди правящих династий периодически выводили к трону самых неожиданных наследников. Отсутствие детей у князей и королей, внезапная смерть правителей от эпидемий или в результате падения с лошади (так умерли, например, в 882 году молодой король Людовик III, в 1092 году чешский Вратислав II или в 1286 году шотландский король Александр III) позволяли надеяться на власть младшим братьям, кузенам или даже двоюродным дядям. Даже история сестер Анны Ярославны отчасти об этом – ни Андрей Католик (под таким именем он вошел в историю Венгрии), ни Харальд Норвежский изначально не имели таких уж больших шансов на престол. Однако судьба дала обоим шанс.

Породниться с домом, представители которого уже надевали ту или иную корону, было заманчиво как раз по этой самой причине. Даже призрачную надежду на верховную власть рассматривали весьма серьезно. Особенно в Средневековье, где шанс стать «внезапно смертным» был намного выше, чем в наше время.

В истории не раз происходило то, что цветущая династия стремительно угасала, – такая участь постигла cтаршую ветвь Капетингов после смерти короля Франции Филиппа IV. За несколько десятилетий превратились в прах французские же Валуа в XVI столетии. А Тюдоры, умудрившиеся создать собственную церковь, были вынуждены передать английский трон потомку казненной Марии Стюарт… То же самое произойдет и на Руси. Когда ветер перемен сметет Рюриковичей и посадит на царский трон династию Романовых.

Вот поэтому-то с таким интересом рассматривали каждую возможность приблизиться к чужому трону. Через дочерей и сестер, через внучек и племянниц. Всегда имелся шанс – они сами или их дети будут безраздельно властвовать над новой территорией. А если судьбе будет угодно, то эти земли когда-то станут частью гнезда, из которого выпорхнула «княжна на продажу».

Глава 4. Легендарная красота

«Весть о красоте княжны разнеслась далеко за пределы русского государства», – такой оборот можно часто встретить в описании дочерей наших правителей. В летописях неоднократно подчеркивалось: хороши собой, светлолики, с ясными глазами. Канонический образ русской красавицы, по всей видимости, сложился именно тогда. Увы, нам не дано увидеть портретов средневековых княжон, они попросту не существуют. Но так очевидно, что красота той или иной княжеской дочери часто оказывала решающее влияние при сватовстве. Вот, например, восхищенные строки от польского историка Яна Длугоша:

«Когда советники стали разведывать, какая из женщин могла бы быть достойной такого короля, взор пал на дочь князя Руси… Ее-то и согласился взять король Болеслав, отвергнув дочерей соседних королей. Так как красотой, душевными и телесными достоинствами она превосходила остальных…»

Речь идет о польском короле Болеславе II, который в 1067 году взял в жены дочь смоленского князя, Вышеславу. Покоренный красотой девушки, он заключил союз, который, говоря откровенно, не приносил ему больших политических выгод. Зато избранница была прекрасна!

Потомки князя Святослава Игоревича^[17] вполне могли унаследовать от него синие глаза, о которых писал в Х веке византийский историк Лев Диакон:

«Он умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с густыми бровями и светло-синими глазами».

Принято считать, что Ярославны – дочери великого князя Ярослава Мудрого – имели рыжеватые волосы. Косвенно об этом может свидетельствовать описание внешности сына Анны Ярославны, короля Франции Филиппа I. В разных источниках упоминаются его светлые глаза и шевелюра цвета спелой пшеницы. Впоследствии и у потомков французского государя встречались характерные черты – голубые или синие глаза (например, у Филиппа IV Красивого, первого из «проклятых королей») и светлые волосы.

Учитывая скандинавское происхождение первых русских князей, ничего удивительного в этом нет.

Впрочем, и спустя столетия иноземные путешественники, бывавшие на Руси, отмечали красоту наших женщин. Венецианец Амброждо Контарини побывал в Москве проездом в 1477 году, когда направлялся из Персии к себе на родину. «Русские очень красивы, – записал он, – как мужчины, так и женщины».

Столетием позже ему вторил и дядя папы римского Урбана VIII, Рафаэлло Барберини: «Чрезвычайно ревнуют своих жен и мало дозволяют им отлучаться со двора, да и не без причины: мужчины и женщины у них чрезвычайно как хороши собою и здоровы».

А составитель «Записок о Прибалтике и Московии» Ганс Мориц Айрман^[18] и вовсе считал, что его немецкие соотечественницы заметно уступают «московиткам»:

«С лица столь прекрасны, что превосходят многие нации. Они стройны телом и высоки, поэтому одежды сидят на них красиво… Свои волосы заплетают в косу и украшают жемчугом… Никогда не увидишь такую даму хохочущей или с жеманными улыбками, с какими женщины нашей страны стремятся проявить свою светскость».

Географ Адам Олеарий не единожды приезжал в Москву и неплохо ознакомился с особенностями быта ее обитателей. Многое удивляло его, многое восхищало. Русские женщины в его воспоминаниях тоже подробно описаны:

«Среднего роста и в общем красиво сложены. Они нежны лицом и телом. Но в городах они все румянятся и белятся… Они чернят, а иногда окрашивают в коричневый цвет брови и ресницы».

Простим Адама Олеария. По всей видимости, проводя большую часть времени в разъездах, он мало посещал придворные балы у себя на родине или в других государствах Европы. Иначе бы он знал, что на рубеже XV-ХVI веков белить и румянить лица было вполне в духе и его современниц. Фарфоровой белизны добивалась для своей кожи королева Англии Елизавета I Тюдор, а французские аристократки того же времени посыпали голову белой и золотой пудрой так обильно, что во время танцев она могла осыпаться по плечам.

Интересно, что английский путешественник Джон Горсей, побывавший при дворе Ивана Грозного, высказался как раз в комплиментарном тоне – а ведь это события практически одного и того же времени:

«Великий князь всея Руси Иван Васильевич был красив собою, одарен большим умом, привлекательностью – словом, был создан для управления… Он женился двенадцати лет на Анастасии Романовой, дочери боярина знатного рода. Государыня эта была красива, умна и благочестива…

Добродетели ее… приобрели ей любовь и почитание подданных. И, так как Иван был молод и развращен, она управляла им с ловкостью и благоразумием».

А в XVIII столетии испанский посол, герцог Лирийский, с восхищением воскликнет о дочери Петра Первого: «Елизавета такая красавица, каких я никогда не видывал… Цвет лица ее удивителен, глаза пламенны, рот совершенный, шея белейшая, и удивительный стан. Она высокого роста и чрезвычайно жива, ездит верхом без малейшего страха. В обращении ее много ума и приятности».

Елизавету признавали необычайно привлекательной, хотя некоторые изъяны в ней нашел представитель французского короля: «Могла бы называться совершенной красавицей, если бы не ее курносый нос и рыжеватые волосы». К слову, дочь Петра Великого была в одном шаге от того, чтобы стать королевой Франции, – император мечтал об этом союзе. Но решение о браке принимал не юный Людовик XV, а его окружение. И в нем оказалась бойкая маркиза де При, которая рассудила чрезвычайно просто: цесаревна из России вряд ли будет управляемой особой. Подле такой трудно сохранить свою власть. Поэтому королю Франции быстро подыскали невесту из бедного и гонимого семейства – Марию Лещинскую, дочь свергнутого правителя Польши. А красивая цесаревна осталась без жениха. Официально Елизавета Петровна замуж так и не вышла, хотя существуют предположения о ее тайном браке с графом Разумовским.

Еще позже, в XIX столетии, Варвару Римскую-Корсакову станут называть «русской Венерой» и «обладательницей самых прекрасных ног в Европе». Уверяли, что ей завидовала сама французская императрица Евгения, признанная красавица!

Великую же княжну Анну Павловну, ставшую голландской королевой, будут сравнивать с греческой богиней, а красота другой русской великой княжны, Марии Николаевны, дочери императора Николая I, заставит влюбленного в нее принца Лейхтенбергского отказаться от родины и близких – только чтобы жениться на этой девушке. Государь поставит условие, чтобы молодые непременно жили в Санкт-Петербурге и воспитывали детей в православной вере. И принц согласится.

«Весь мир наслышан о власти русских женщин, – написал французский прозаик Фредерик Бегбедер, – женщины всех национальностей ненавидят их, потому что красота несправедлива, а против несправедливости следует бороться».

«В русских женщинах есть особое сочетание нежности, силы и грации, страсти и сдержанности, что делает их интересными и никогда – банальными. Они несут на себе отпечаток глубины сложной русской души, которую так трудно понять, и это придает им особое очарование», – добавил Джанфранко Ферре.

И возразить нечего!

Глава 5. Отверженные

Малыш непрерывно кричал, а у его матери глаза были сухими. Евфимия выплакалась раньше, когда тряслась в повозке на пути из Венгрии в Киев. Меньше года назад ее, тринадцатилетнюю девочку, отвезли в Буду, чтобы сделать женой короля Кальмана Книжника. А теперь она вернулась домой. Точнее, была с позором возвращена старым мужем под предлогом, что Евфимия нарушила брачные обеты.

В эту историю никто не верил до конца: дочь киевского князя воспитывали строго. Не могла умница Евфимия преобразиться за несколько месяцев! Да, Кальман был старше ее на двадцать пять лет и восторга у юной девушки не вызывал. Но, когда княжну привезли назад, на ее стороне выступили многие. Сама Евфимия горячо убеждала родных, что ничего дурного не совершала. И была верна мужу. Однако Кальман не желал видеть у себя русскую княжну и сразу заявил: ожидаемый ею ребенок – не от него. Борис родился уже на Руси.

Кальман был внуком того самого короля Белы, который интриговал против своего брата Андрея и его супруги, княжны Анастасии Ярославны. От рождения он был горбат и припадал на правую ногу. Впрочем, не исключено, что этот карикатурный образ государя был придуман позже его недругами. Точно так же осмеяли в угоду Тюдорам английского Ричарда Третьего. Образ злого горбуна столь прочно вошел в сознание людей, что многочисленные опровержения, появившиеся в ХХ веке, не встречали большой поддержки. «Ричард – горбат!» – уверены читатели Шекспира. Забывая, для кого старался плодовитый Уильям…

Итак, Кальман Книжник задумал обзавестись семьей. Ему требовалась молодая жена и сын, а лучше несколько сыновей. В браке с первой супругой, Фелицией из Сицилии, у него появились на свет близнецы – редкий случай в королевских семьях! Принцы Ласло и Иштван были сразу же крещены, да только один из мальчиков оказался очень слабым. В дворцовой детской вскоре остался только один ребенок. А затем не стало и Фелиции…

Обратиться к киевскому князю Кальман решил по нескольким причинам: венгерский правящий дом уже был связан родственными узами с потомками Владимира Святого, русские «принцессы» получали хорошее образование и легко перенимали чужой язык, а еще славились своей плодовитостью. Но самое главное заключалось в другом – с помощью русской княжны и ее родни Кальман Книжник рассчитывал одержать победу над братом Альмошем.

Мятежный Альмош несколькими годами ранее вступил в брак с маленькой Предславой^[19], дочерью великого князя Святополка II Изяславича. Девочке на момент свадьбы было всего-то восемь лет, но разве это имеет значение, когда на кону государственные интересы?

Теперь Кальман готовился повторить удачный ход брата. Ему следовало жениться на дочери великого князя и обеспечить себе помощь от Руси. Дочь Владимира Мономаха идеально подходила на роль венгерской королевы.

Евфимия тоже была юна, но вступила в разрешенный церковью брачный возраст. Это и решило ее судьбу. Переговоры прошли быстро, вскоре княжну отправили к Кальману, состоялась свадебная церемония и… спустя несколько месяцев девушку вернули домой.

«Виновна в супружеской измене», – категорично заявил король Кальман.

Находясь на последних месяцах беременности, Евфимия молилась, чтобы роды прошли успешно. Борис Конрад, ее единственный сын, издал свой первый крик на родине матери. Кальман наотрез отказывался признавать его своим.

В этом не было ни малейшей логики – настаивать на брачном союзе, спешно жениться, чтобы потом оговорить Евфимию? Или же княжна на самом деле оступилась? Ее сын на протяжении всей своей жизни считал себя обделенным властью законным наследником венгерского трона. И он тоже неплохо учился. Чтобы завоевать престол, он пошел тем же самым путем, каким следовали до него. Борис Конрад отправился в Византию, чтобы просить у императора войско и… заключить брачный союз.

В какой-то момент у него все могло получиться. Византия была заинтересована в ручном венгерском короле. Более того, добился он и руки принцессы, Анны Дукаины… Однако в противостоянии с другим престолонаследником Борис оказался менее удачлив. Считается, что его жизненный путь завершился из-за метко пущенной печенегами стрелы. Мать уже не видела этого, она ушла в монастырь и тихо угасла в обители. Приняла постриг и Анна Дукаина.

Отвергнутая жена – позор для всего рода. Разумеется, Кальман Книжник не мог этого не знать. Учитывая, что обстоятельства измены не выяснены до сих пор, историки спорят – а какими, на самом деле, были мотивы венгерского короля? И тут следует обратить внимание на очень интересные нюансы. Еще до своей женитьбы на Евфимии Кальман неоднократно направлял свои войска на русские земли. Ему даже удавалось заполучить тот или иной кусочек земли, чтобы добавить к своим владениям. Особенно интересовал короля Закарпатский регион. Вот по этой причине и есть основания считать, что избавиться от Евфимии он захотел только для того, чтобы беззастенчиво разорять территории киевского князя. Когда княжну везли в Венгрию, политические ветры дули по-иному. Но за несколько месяцев ситуация поменялась.

Нет информации, ушла ли Евфимия в обитель добровольно или на этом настояли ее родные. Однако – вполне вероятно – у нее просто не было другого пути. Обвинение в измене мужу всегда рассматривалось очень серьезно, и на Руси это был тоже повод для развода. Более того, на этом настаивала сама церковь. Сохранились свидетельства, что за прощение неверной жены супруг мог быть наказан… штрафом.

Еще один важный момент: на Руси после развода с изменницей у мужчины не всегда появлялась возможность вступить во второй брак. Каждый случай рассматривался отдельно. А женщину в таком случае называли «пущенницей» – то есть отпущенной на все четыре стороны.

Развод был оскорбителен. И русские князья использовали его для унижения второй стороны. Если начиналось военное противостояние с семьей жены, ослабить чужой род можно было, если «пущати» ее на волю. Теоретически и супруга могла потребовать расторгнуть союз. Например, в церковном законе XII века упоминается причина: «Аще муж не лазит на жену свою, про то их разлучити». И все-таки расторжение браков происходило намного реже, чем теперь. Считалось, что союз, освященный церковью, заключается навсегда.

Нам кажется странным, как это: из родных мест, из привычной обстановки молодые женщины и очень юные девушки попадали сразу в чужую атмосферу. Иногда вообще не зная языка своей новой родины. Как они осваивались там? Бывали ли рядом с ними близкие люди, нянюшки, слуги?

Обычно с невестой ехала целая свита. Большая часть затем возвращалась назад – эти люди создавали «массовку», были нужны для поддержания имиджа государства. Но рядом с молодой княжной обязательно оставляли нескольких верных слуг. Считается, что рядом с Анной Ярославной был духовник. Анастасия увезла с собой в Венгрию нескольких прислужниц, знакомых ей с самого детства.

Не было необходимости оставлять девушек одних в незнакомой среде. Первая жена Кальмана Книжника, Фелиция, увезла с Сицилии не только фрейлин, но и собственную хорошо обученную охрану. Впоследствии некоторые из молодых людей, обеспечивающих безопасность принцессы, стали родоначальниками видных венгерских династий.

Они привозили с собой не только имущество – дары, золото, меха, мебель. Они привозили песни и традиции, сказки и праздники. Обычай наряжать «новогоднее дерево» даровала России императрица Александра Федоровна, супруга Николая I.

А дочь флорентийских правителей, Екатерина Медичи, научила Францию готовить мороженое. И «файв-о-клок» – это не придумка англичан! Их вообще научила пить терпкий коричневый напиток королева Екатерина Браганса, португальская супруга короля Карла II. Обмен принцессами, княжнами, царевнами неизменно порождал и культурный диалог. Вспомним: крещение Руси, по одной из версий, было предпринято по настоятельной просьбе Анны, супруги Владимира Святого!

Конечно, культурным связям уделялось не такое уж большое внимание, как политическим. И, чтобы освоиться на новом месте, иноземным принцессам приходилось – в первую очередь! – принимать законы и порядки принимающей стороны. Екатерина II, несмотря на свое немецкое происхождение, активно учила русский язык – и преуспела в нем. На одном из парадных портретов она запечатлена в настоящем русском кокошнике и платье, на манер боярынь прошлых веков. А вот императрица Александра Федоровна, супруга Николая II, русской в полном понимании этого слова так и не стала. Она общалась с мужем и детьми на английском и мало интересовалась традициями России. Неприязнь к императрице в народе была вызвана очень многими причинами, но ее «нерусскость» – была одна из очень важных.

История отверженной Евфимии не была единственной. Но в самом громком конфликте между мужем и женой была замешана не она, а ее родная тетя. Евпраксия Всеволодовна, сестра Владимира Мономаха, ставшая императрицей Священной Римской империи.

Все началось приблизительно в 1083 году, когда четырнадцатилетнюю русскую княжну привезли в немецкие земли. Генрих Штаден, маркграф Саксонской Северной марки, изъявил готовность взять в жены дочь киевского князя. За высокий рост его прозвали Генрихом Длинным, и он был ненамного старше невесты – на пять или на шесть лет. Считается, что брак устроили для усилений позиций князя Всеволода в Европе, поэтому Евпраксия ехала к нареченному с огромным караваном даров. Она везла традиционную пушнину, драгоценные камни и золото. Пышный въезд княжны символизировал богатство ее края: каждый должен был убедиться, что маркграф берет в жены девушку из состоятельной семьи, чье влияние только крепнет!

В «Хронике Розенфельдского монастыря» есть такие строки: «Она прибыла в страну с большой пышностью, с верблюдами^[20], нагруженными драгоценными одеждами и каменьями».

Какие каменья могла привезти с собой княжна? В первую очередь – рубины и смарагды (так называли изумруды). С древнейших времен на Руси широко использовали жемчуг, который добывали сами (включая мелкий речной) или завозили из Византии. Серьги и височные кольца, а также браслеты и подвески знатные женщины носили из золота. У княжеской дочери наверняка было немало подобных украшений.

«Евпраксия, очень легкая, словно облачко, вся сверкала золотом и молодостью, рядом неуместным и нелепым выглядел долговязый маркграф с драконьей головкой (шлем нельзя было надевать в церкви, держал его на согнутой углом левой руке), в золоченом панцире с пышным ошейником и нагрудником, украшенным целым ворохом самоцветов, в высоких красных сапогах (длинные шпоры тоже позолочены), с гремливым мечом на дорогой перевязи».

(П. Загребальный. «Евпраксия»)

Вполне возможно, что брак маркграфа и княжны не успел осуществиться. Что из-за юного возраста новобрачной исполнение супружеских обязанностей решили отложить. Так или иначе, когда вскоре Генрих Длинный скончался, детей у Евпраксии не было. По всей видимости, она осталась невинной. Это, возможно, и объясняет интерес к ней со стороны императора Священной Римской империи: вдовицы нередко выходили замуж повторно, но чтобы к ним сватался человек столь высокого ранга да в XI веке – такое было исключительным явлением. А еще, как считают и средневековые, и более поздние источники, княжна Евпраксия была на редкость хороша собой.

От таких предложений не отказываются. Когда в 1088 году император Генрих IV посватался к девушке, она ответила согласием. Нет сведений, советовалась ли она с родными, – но это вполне допустимо. По крайней мере, от того времени, когда император выразил пожелание жениться, до самой свадьбы прошел почти год. Достаточный срок, чтобы отправить гонцов в Киев и получить ответное письмо. Евпраксии выпадала честь получить главную европейскую корону.

Генрих был старше ее на девятнадцать лет и получил титул императора в 1084-м. Полунемец-полуфранцуз (матерью его была Агнесса де Пуатье из аквитанского герцогского дома), он считался большим почитателем прекрасного пола. И не всегда действовал законными методами для достижения взаимности. По крайней мере, в летописях Бруно Мерзебургского есть такие строки:

«Одновременно имел двух или трех любовниц… Если слышал, что у кого-либо есть молодая и красивая дочь, приказывал доставить ее даже путем насилия… Его прекрасная супруга Берта была ему… ненавистна».

Та самая Берта, первая жена Генриха, была навязана ему матерью – нередкая история. Ее брак с императором долгое время был сущей формальностью: молодожен сразу продемонстрировал неприязнь к Берте. И, хотя в свидетельствах Мерзебургского епископа говорится о ее красоте, маловероятно, чтобы это соответствовало истине. Генрих, влюблявшийся постоянно, вряд ли оставил бы без внимания красивую женщину!

Спустя несколько лет Генрих потребовал развода. Он настаивал на том, что его жена девственна и он ни разу не прикоснулся к ней. И что у него нет никаких оснований считать ее недостойной. Удивительный случай! Обычно, расторгая союз, стороны обязательно ссылались на ряд причин – измена, близкое родство, неповиновение… Из всего же получалось, что Берта Савойская – прекрасная девушка, она просто не пришлась по вкусу государю.

Нетрудно догадаться: то самое прошение не привело к результату. Папа римский Александр II посоветовал супругам примириться друг с другом. Этот совет – как ни странно! – был услышан. Берта стала настоящей женой императора и родила ему дочь. За ней последовали еще четверо наследников. Более того, невзирая на прежние разногласия, Берта доказала свою преданность мужу. Она сопровождала его в Каноссу^[21] и разделила все унижения, которые пришлось вынести императору. А 27 декабря 1087 года ее не стало.

До Евпраксии ни одна русская княжна не примеряла императорской короны. Этот титул поднимал престиж Рюриковичей, и нет сомнений: если княжна действительно обращалась за советом на родину, она рассчитывала на положительный ответ.

Но пока ее состояние было подвешенным, следовало позаботиться о правилах приличия. Евпраксию на время перевезли в Кведлинбургское аббатство, которым управляла сестра Генриха, Адельгейда. По всей видимости, княжна провела там от шести месяцев до года, потому что 14 августа 1089 года Евпраксия была обвенчана с Генрихом. Перед этим она сменила веру и имя – стала называться Адельгейдой. К слову, семью веками позже Марта Скавронская тоже возьмет имя сестры своего супруга – Екатерины Алексеевны…

То, что Евпраксия отказалась от православия, один из самых любопытных моментов в ее биографии. В XI веке вопросы веры не были пустым звуком, и даже ради политических интересов немногие рисковали сменить вероисповедание. Время Генриха Наваррского, шесть раз менявшего свои убеждения (из протестантизма в католичество и обратно) и заявлявшего на полном серьезе, что «Париж стоит мессы», еще не пришло. Однако же русская княжна приняла решение в точности как король Наварры пять столетий спустя! Что это могло означать? Что для нее религиозная сторона жизни не имела значения?

Евпраксия получила такое же воспитание, как Анна Ярославна или венгерская королева Евфимия. Церковь и ее обряды занимали в нем не последнюю роль. Вряд ли новая императрица Священной Римской империи легко пренебрегала верой. Не могла она не знать, что ее переход в иную конфессию будет негативно воспринят на родине… Так почему же она пошла на этот шаг?

Вывод напрашивается сам собой: вполне вероятно, что Евпраксия не получила полного одобрения от Киева на свой брак с императором Генрихом. То, что в последующем семья не выказала ей никакой особой поддержки, может косвенно свидетельствовать об этом. Поэтому, становясь женой императора Генриха и меняя веру, она в любом случае шла против воли родных. Терять ей было нечего.

Коронация Евпраксии-Адельгейды состоялась позже, в Кельне, практически под Рождество. Император нервничал – его противники объединялись, и ему пришлось срочно ехать на юг. Евпраксия последовала за ним, она остановилась в Вероне. Там, узнав о своей беременности, она оставалась вплоть до 1093 года. Генрих бывал с супругой наездами, каждый раз вынужденный возвращаться к своим делам: его положение в то время нельзя было назвать прочным. Поэтому такой резкой стала его реакция на смерть новорожденного сына – ему требовались сыновья, чтобы удержать династию на троне. Один или два наследника, с учетом тогдашнего уровня медицины и постоянных войн, были слишком ненадежной гарантией продолжения рода. Есть основания считать, что как раз в ту пору между супругами произошла очень большая размолвка.