Легендарные разведчики. Книга 2

На этом и завершу эту часть главы: результаты исследования опровергают версию о том, что Кузнецов с друзьями погибли в бою с бандеровцами недалеко от Белогородка и похоронены в могиле в селе Мильче.

Могли расстрелять и свои

Неудавшиеся покушения на рейхскомиссара Украины Эриха Коха – очень сложная страница в судьбе разведчика-мстителя Кузнецова. Хотя моменты простые встречались в его жизни разве что в детстве. Отчасти справедливо считается, что основной задачей «Грачева» – «Пуха» в спецподразделении «Победители» было совершение акта возмездия над Кохом, причастным к уничтожению на Украине четырех (!) миллионов человек. 2,5 миллиона были вывезены на принудительные работы в Германию.

Его бесстыдные лозунги, жесточайшие высказывания, растиражированные доктором Геббельсом, приводились в пример, как образец идеального понимания и осуществления целей нацистской Германии: «Украинцы – это оскотинившиеся русские, которые за идею Украины готовы зарезать даже собственную жену. Они – идеальные борцы против Красной армии, но после подлежат тотальной санкции, как самые страшные варвары». Или еще одна цитата: «Мне нужно, чтобы поляк при встрече с украинцем убивал украинца и, наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки. Нам нужны плодородные земли… Кто верит, что может добиться у славян благодарности за мягкое обращение, тот формировал свои взгляды не в Н.Д.П, а в каких-то интеллигентских клубах». Даже министр восточных оккупированных территорий Альфред Розенберг испугался таких откровенных высказываний и попробовал через личную канцелярию фюрера пожаловаться на Коха: «Если украинцы повернутся против немцев, это будет результатом политической деятельности рейхскомиссара Коха». Гитлер эту жалобу проигнорировал.

Ясно, что Адольф ценил неистового нациста Коха. Еще в 1933 году по приказу пришедшего к власти Гитлера в его личное распоряжение передали членские билеты нацистской партии с номерами от 1-го до 100-го. Билет № 90 вручили Эриху Коху. В голове у фюрера крутилась зловещая идея. После падения Москвы Кох назначался рейхскомиссаром всей России. Режим на этой территории, населенной недочеловеками, должен был быть еще более безжалостным, чем на других завоеванных землях.

Не сбылось. А Кох вдобавок ко всему оказался трусом. Биться с Красной армией – это не убивать беззащитных. И когда в марте 1945-го палач со своим штабом оказался в осажденном Кенигсберге, он бежал оттуда с группой своих нацистских сатрапов. На самолете поместилось и награбленное на Украине. Потом Кох на ледоколе «Восточная Пруссия» доплыл до немецкого городка Засница, из него – до Копенгагена и, наконец, оттуда прибыл в Фленсбург. Мало кто помнит, что в этом северном германском городе в самые последние дни Второй мировой войны обосновалось последнее нацистское правительство, просуществовавшее девять дней. Обнаглевший Кох потребовал от его главы Карла Деница предоставить подводную лодку, которая доставила бы его в Южную Америку. Но гросс-адмирал Дениц никакой лодки Коху не дал.

Тем не менее одному из самых безжалостных руководителей Третьего Рейха повезло. Кох под чужой фамилией и с фальшивыми документами обосновался в зоне союзной оккупации и, возможно, так бы и не был пойман, если бы не его всегдашняя, переходящая всякие границы наглость. В 1948 году выступил на сборище фашистских недобитков с хамской речью, был опознан и арестован англичанами. Некоторое время спустя те передали его советским союзникам.

И тут начинается странное: Советский Союз отдал палача полякам за преступления, совершенные Кохом на их территории. В Польше лет десять тянули с судом, только в 1959 году убийцу приговорили к смертной казни. И вдруг сами же мерзавца и помиловали «из-за слабого здоровья». С этим «слабым здоровьем» нацистский преступник Эрих Кох дожил до 90 лет, умерев в старинной польской тюрьме в 1986 году. Пол камеры был устлан коврами, палач часами смотрел телевизор, его выпускали на прогулки. Он грубил охране. До последних дней своих оставался подлым наглецом, не отступившим от изуверских взглядов.

Мне был непонятен наш жест: почему палача Коха отдали Варшаве? Недавно получил неофициальное разъяснение. В те годы мы с Польшей не только вроде как дружили, но и заигрывали. Передача Коха, уничтожившего десятки тысяч поляков, должна была быть воспринята союзниками по соцлагерю как жест доброй воли. Судите преступника, убивавшего ваших соотечественников. Поляки судили, но по-своему. По существу простили убийцу миллионов невинных людей.

Вот на этого ублюдка и охотился Николай Кузнецов. Первая попытка уничтожить рейхскомиссара на параде в честь дня рождения Гитлера не могла увенчаться успехом. Кузнецов должен был стрелять в Коха прямо из толпы, но тот на парад не явился. Затем обер-лейтенант Зиберт добился личной аудиенции у Коха. 31 мая 1943 года Николай Иванович готовился пожертвовать собственной жизнью, но охрана была столь бдительна, продуманна, что даже достать пистолет из кобуры, не то что выстрелить, физически не представлялось возможным.

После неудачи с покушением на Коха Кузнецов вернулся в отряд. За невыполнение задания его арестовали. По некоторым данным, хотели даже расстрелять. Объяснения Николая Ивановича, что совершить акт возмездия было нереально, не убедили командиров. Медведев был настроен серьезно. К этому вынуждали особые обстоятельства. Жалость и мягкотелость в некоторых случаях могли погубить весь отряд.

В период одной из редких передышек Медведев с Лукиным почувствовали, что дисциплина в отряде, особенно среди бойцов, присоединившихся к «Победителям» уже под Ровно, стала падать. Люди маются без дела, ищут ненужных приключений, изредка, но вступают в конфликт с местными жителями. Пошел слушок – даже мародерствуют. Проверили двух парней и обнаружили у них золотое кольцо с бриллиантом. Откуда? В объяснениях оба путались, получалось вроде как «это я мстю». Двух мародеров поставили перед строем и расстреляли. Больше случаев мародерства в отряде не было. Не зря бойцы отряда не только уважали, но и побаивались Медведева, называя его «железным полковником».

Арестовав Кузнецова, Медведев запросил шифровкой Центр, что делать дальше. Помимо непосредственного начальника Зиберта генерала Судоплатова, с радиограммой ознакомился первый заместитель наркома безопасности Богдан Кобулов, стоявший по служебной лестнице повыше. Видимо, были у него какие-то собственные источники информации. Резолюция Кобулова – расстрельная: ваш Кузнецов пьет водку, развлекается с девками и вообще давно снюхался с немцами.

И кто знает, как бы поступили с Зибертом, не вступись за него Павел Анатольевич Судоплатов. Его трудно заподозрить в излишнем добродушии. Бывший нелегал, лично «уложивший», как говорят на профессиональном жаргоне, создателя и руководителя ОУН полковника Евгена Коновальца, знал по собственному опыту, что такое ликвидация круглосуточно охраняемого объекта. К тому же Кузнецов был очень нужен Судоплатову не только для уничтожения Коха. Именно Николаю Кузнецову предстояло определить, где находится ставка Гитлера, что он и сделал, сообщив: она в Виннице. К тому же в 15-минутном разговоре с Зибертом Кох проговорился, назвав главное направление немецкого удара летом 1943 года: под Курском будет большая битва, которая перевернет ход войны и сломает хребет «Ивану». Есть и еще одна не до конца изученная страница в деятельности разведчика-нелегала. С помощью Лидии Лисовской он пытался собирать сведения о секретных испытаниях немецкого сверхоружия. Думается, речь не об атомной бомбе, а о созданных Вернером фон Брауном снарядах ФАУ-2. Данные об успешной работе над ними тоже пришли в Центр из ровенских лесов.

И по планам Судоплатова сделать Зиберту предстояло еще немало. Рассматривался вариант физического устранения фюрера. Один из наиболее реальных исполнителей акта возмездия – тот же Кузнецов. Правда, Сталин долго не решался отдать команду на уничтожение фюрера. В конце концов, эту акцию Иосиф Виссарионович запретил. Не без основания опасался, что убьют Адольфа и его окружение бросится договариваться с англичанами и американцами о сепаратном мире. Кроме того, Сталин уже тогда планировал организовать международный суд над главарями Третьего Рейха, на котором Гитлер должен был стать главным обвиняемым.

После неудачи с покушением на Коха Кузнецов не ожидал ареста. Он был удручен, глубоко обижен, но не сломлен. Да и когда в Москве проанализировали сведения, полученные Зибертом в разговоре с Кохом, расстрельные настроения спали. Пусть и косвенно, но фашист дал понять офицеру вермахта: ваше место не в тылу, а на фронте, где в районе Курска назревают серьезнейшие события. Информация Николая Ивановича была подтверждена сообщениями других разведчиков – наших и иностранных. О событиях, вошедших в историю под названием величайшего и победного сражения Второй мировой войны – на Курской дуге, помнят и сегодня.

Кузнецов спас от немцев, Медведев – от ГУЛАГа

Олег Ильич (Арон Эльевич) Чеповский (1915–1986) – еще один подопечный разведчика Кузнецова. Окончив военное училище, Чеповский начал войну в 1941 году в звании лейтенанта. В сентябре командир артиллерийской батареи был ранен в бою близ Невеля и попал в плен. Через неделю немцы его расстреляли. Яму, куда сбросили тела, лишь прикопали землей: назавтра гитлеровцам предстояло продолжить свое черное дело. И тут чудо – Чеповский пришел в себя, выполз из расстрельной ямы. Его, израненного, с перебитой кистью, прятали добрые люди. Долгое время скитался. В 1942 году добрался до Луцка.

Тут ему снова повезло. Каким-то образом он встретился с Пашей (Прасковьей) Савельевой – уникальной девушкой, после института распределенной в Луцк и так города не бросившей. Она не хотела отсиживаться, выжидать. Организовала подпольную группу вместе с другими патриотами – братьями Вячеславом и Виктором Измайловыми. А когда Виктор Измайлов погиб, стала ее командиром. Сумела связаться с отрядом Медведева, чьи поручения всегда выполняла.

Паша Савельева и ее люди лечили раненого Чеповского. Прятали от немцев и украинских националистов у надежных друзей. Изготовили для Чеповского документы – он стал украинцем Алексеем Харченко. Но долго оставаться на явочной квартире стало небезопасно. Пришла пора перевести лейтенанта в другое место. Вечером и ночью – никак нельзя: действовал комендантский час. Путь предстоял долгий. Решили, что днем безопаснее, сопровождала его Паша Савельева.

Но Чеповского, как только он вышел на улицу, выдали две девки – немецкие подстилки. Начали орать, и как назло быстро подоспели полицаи. Ситуация накалялась, Чеповского окружили. Собравшаяся толпа готова была растерзать пленника – еврея. Полицаи схватили Чеповского. За арестами подобного рода следовал расстрел. А тут начался самосуд. «Добровольцы»-националисты избивали Чеповского смертным боем.

Но в рубашке родившегося Чеповского спас немецкий офицер. От этого наглого истукана веяло таким холодом. Он смотрел на полицейских с презрением истого арийца. Процедил сквозь зубы дерзко, зло: «Болваны… Его знают все наши. Отпустить» – и пальцем брезгливо показал на Чеповского, уже мысленно попрощавшегося с белым светом. Окаменевшие полицаи подчинились безропотно. Этот фриц мог и пристрелить. Коротко процедил, обращаясь к пленнику: «Пошел за мной». И увел от смерти.

Каким образом оказался рядом с Чеповским Пауль Зиберт? Да, это был он, самоуверенный, жесткий, решительный офицер вермахта. Возможно, страховал людей Савельевой, присматривал. И проявил себя в нужный момент? Или Чеповскому просто повезло? Скорее второе. Никаких свидетельств того, что заранее предупрежденный Кузнецов прикрывал Савельеву и ее подопечного, нет.

Вот как описывает боевой эпизод по рассказам самого Чеповского его сын Валерий: «В этот самый момент к полицаям подошел немецкий офицер, который на ломаном украинском языке в жесткой форме потребовал от полицейских немедленно освободить моего отца, а толпу разойтись. Офицер заявил полицаям, что мой отец ему знаком, т. к. работает у него в качестве слуги, он его знает, и он украинец по национальности.

Полицаи и толпа не могли ослушаться приказа немецкого офицера, и мой отец таким образом был спасен от смерти… Он благополучно добрался до места, где продолжал укрываться и лечиться. Как стало впоследствии отцу известно от подпольщиков г. Луцка, спасшим его немецким офицером был советский разведчик Николай Иванович Кузнецов».

Потом Чеповский был у Николая Ивановича на связи. В Луцке добывал бланки гитлеровских документов, образцы печатей, топографические карты.

Не раз участвовал в Луцке и Ровно в рискованных операциях вместе с Кузнецовым и Струтинским. Однажды Савельева и Чеповский получили через спасителя Кузнецова задание от Медведева. На станцию Узловая, между Луцком и Ровно, привезли из Рейха химическое оружие. Один, хотя бы один снаряд надо доставить в распоряжение отряда.

Чудом, опять каким-то чудом, задание выполнили: «Скрытно подошли к тому месту, где по нашим расчетам должен был находиться часовой. Вышли на него точно, – по-военному коротко, без прикрас – таков уж его стиль, описывает сложнейшую операцию Чеповский. – Стремительный бросок – и бездыханное тело фашиста с глухим стуком падает на землю… Вся операция заняла несколько секунд». Снаряд похитили, и Чеповский добрался с ним до медведевцев. А дальше по приказу командира перешел со снарядом через линию фронта, отдал нашим, потом снова вернулся в отряд. За проведение успешной операции награжден. Но разведчик особенно гордился другим: «За это командир отряда Д. Н. Медведев вручил мне часы».

А когда в Луцке оставаться стало опасно, Медведев взял его в свой отряд. Вот что пишет в характеристике Чеповского бывший командир «Победителей»: «Находясь в отряде, Чеповский участвовал в боевых операциях против гитлеровцев и банд предателей, а также вновь посылался командованием отряда в гор. Луцк – на связь с подпольем, когда эта связь почему-либо прерывалась. Награжден орденом Красной Звезды, медалью “Партизан Великой Отечественной войны” 2-й степени».

Кузнецов сам подбирал бойцов, которые должны были прикрывать его при похищении генерала Ильгена. В числе наиболее надежных выбрал и Чеповского. А помимо прочего, Николай Иванович ценил в подчиненных знание языков. Чеповский говорил на украинском, польском, немецком. Описание Чеповским акта возмездия, совершенного над генералом, поражает простотой, за которой скрывается продуманная жестокость. С палачами не церемонились: «Подъехал генерал. Отпустив машину, вошел в дом. Его сбили с ног, скрутили и затолкали в нашу машину. Но до отряда довезти не сумели. СД перекрыла все выезды из города. Фашистского палача мы расстреляли после допроса с пристрастием (честное признание. – Н. Д.) на одной из конспиративных квартир. Тело сумели спрятать и ночью закопать на одном из пустырей города».

Чеповский не без оснований называет машину, на которой разъезжал Кузнецов, «нашей». Угнал ее именно он.

Когда Ровно освободили, большинство некадровых бойцов отряда влилось в состав Красной армии. Чеповский еще повоевал, а затем вдруг его вызвали в особый отдел. А после – трибунал. Ему не поверили. Какой партизанский отряд? Какая Савельева? Был в плену, болтался несколько лет неизвестно где. Кавалера боевого ордена Чеповского ждал лагерь.

Необыкновенно после войны популярная книга Медведева «Это было под Ровно» добралась даже до ГУЛАГа и попалась на глаза Чеповскому. Загадка, однако, как его письмо по адресу «Москва, партизанскому командиру и писателю товарищу Дмитрию Николаевичу Медведеву» нашло адресата. Все-таки где-то и в чем-то Чеповский был везуч. Завязалась переписка. И Дмитрию Николаевичу удалось вытянуть своего бойца на свободу. После он был полностью реабилитирован. В его доме в Уфе хранилась книга «Сильные духом» с дарственной надписью «Бывшему бойцу и разведчику отряда – Олегу Чеповскому от б. к-ра и автора. Дмитрий Медведев. 12.IX. 51 года. Г. Москва».

С Пашей, по-настоящему Прасковьей, Савельевой было гораздо хуже. Немцы ее арестовали. Она молчала и под пытками. Нацарапала чем-то на стене кельи, превращенной в камеру, последние слова: «Приближается черная, страшная минута! Все тело изувечено – ни рук, ни ног. Но умираю молча. Как хотелось жить!» Никого не выдала, навсегда уходя, верила в победу. 12 января 1944 года немцы и украинские националисты сожгли ее заживо во дворе тюрьмы. До освобождения Луцка Красной армией оставалось три недели.

А Чеповский, спасенный Пашей и Кузнецовым, остался жить.

Верить – не верить?

3 июня 2017 года на книжной ярмарке на Красной площади я рассказывал читателям о героях своих книг. Несмотря на ненастную погоду, разбитый прямо на брусчатке шатер был полон народа. В этой густой толпе я заметил очень немолодого человека лет эдак под девяносто. Аккуратнейше, не без некой нарочитой старомодности одетый, он внимательно слушал и сопереживал.

А когда пришла пора задавать вопросы, потянулся за микрофоном. Сказал, что у них в деревне под Винницей останавливался Николай Кузнецов, которого он хорошо запомнил. И я попросил читателя ни в коем случае не уходить, остаться. После выступления мы разговорились. «Доктор Медвецкий Анатолий Иванович, – представился он. – Долгие годы работал в Кремлевской больнице, оперировал. Потом ухудшилось зрение, и занялся проблемой долголетия. Помогаю людям жить подольше». Подарил свою книгу «Советы доктора Медвецкого», напомнил, что раньше вел передачу о здоровье в программе «Добрый вечер», но сейчас ему 90, и, понятно, об этой передаче мало кто помнит.

Зато Анатолий Иванович помнил Николая Кузнецова. Я постараюсь привести его рассказ полностью, а выводы сделать чуть позже. Итак, слово доктору Медвецкому:

– Вторая половина 1942 года, мне было тогда 13. По Украине вовсю расхаживали немцы. Чувствовали себя уверенно. Это потом, уже к 1943 году, когда партизаны набрались силенок, они боялись и нос сунуть в деревни и хутора поблизости от леса. И мы, жившие в небольшой деревеньке в Винницкой области, не удивились, когда как-то вечером к нам нагрянули фрицы с полицаями. Приехали на нескольких телегах. Солдаты расположились в палатках поблизости, а офицер с двумя парнями в немецких гимнастерках вежливо попросились на постой в нашу хату. Это меня и удивило – нежданная их вежливость.

Жили мы даже не бедно, а впроголодь. Питались остатками урожая, нами с мамой на полях собранными. Были все тощими, голодными, может, и несколько одичалыми. И тут немцы снова удивили. Принесли в дом рюкзак с консервами, поели сами, а потом оставили несколько консервных коробок нам. И сегодня я помню вкус тех консервов – рыбных, сочных, во рту тающих. С тех пор до сегодняшнего дня люблю открыть баночку с рыбкой да закусить ею под картошечку. Что может быть лучше, если не перебарщивать, если не каждый день. Это я уже говорю вам, как доктор. Тогда же вдруг закралось: «Чтой-то немцы такие добрые? Прямо какие-то ненастоящие». Мы-то в своем хуторе уже имели дело с такими наезжающими. Вычищали все наши запасы до корки, забирали живность, валили плетни. Всю неделю приходилось приводить хозяйство в порядок.

А эти немцы переночевали, утром попросили воды, чтоб помыться. Мама сливала воду на спину светловолосого обер-лейтенанта. И, улыбаясь, честила его, как только могла, на русском вперемежку с украинским. «Чтоб ты подох, подлюга!» – было еще одним из самых мягких. Эта смесь двух языков насмешила нас, мальчишек. Обер ничего не понимал, лишь улыбался под струями воды, повторял нечто вроде «Гут, фрау, гут». Мама совсем разошлась, весело проклинала уже всю родню лейтенанта по его женской линии.

Тут и произошло необычное. Офицер, ну типичная немчура, весь из себя ариец, жестом попросил мать отойти вглубь двора. И сказал ей пару слов. Мама, это я увидел пусть и издалека, прямо осела. Кивнула немцу, а он уселся в подкатившую телегу, махнул на прощание рукой и больше мы никогда его не видели.

Оказалось, офицер хорошо говорил на русском, польском, украинском. И предупредил маму: ваши чувства понимаю, но будьте сдержанны, ругаться с немцами – нельзя, вдруг они, как и я, говорят и понимают. Да вас бы за такое обязательно расстреляли. Берегитесь, вам детей растить, а вы, как девчонка, поступаете неосторожно. Ради чего?

Мама, а вместе с ней и мы были поражены. И когда к нам, на глухой хутор, впоследствии наезжали немцы, вели себя с ними по-другому. Хотя таких немцев, как эти, больше никогда не видели.

Прояснилось все после войны. Заглянул к нам как-то на хутор один из тех, кто был тогда с офицером. Рассказал, что группа партизан во главе с обер-лейтенантом, на всю жизнь нам с мамой запомнившимся, искала тогда ставку Гитлера. И действительно, нашли ее под Винницей, недалеко от места, где мы в годы оккупации жили. Мы тоже кое-что об этой ставке, называвшейся «Вервольф», потом услышали. Рассказывали, что 12 тысяч советских военнопленных, ее строивших и тянувших провода связи, были фашистами расстреляны. Назвал тот партизан и фамилию разведчика, носившего форму немецкого обер-лейтенанта: Николай Кузнецов, Герой Советского Союза.

Я видел фотографии Кузнецова в немецкой форме. Это, конечно, был он, тот самый «немец», оставивший нам, оголодавшим, рыбные консервы и нагнавший на нас столько страха, зато предупредивший об опасности, может, и беду отогнавший.

… Дорогие мои читатели, я всегда отношусь к вам с глубоким уважением. Купить книгу, а они теперь дешевыми не бывают, прийти на презентацию – это для меня и выражение признательности к теме разведки, к автору. С некоторыми из вас, превратившимися в моих постоянных спутников, годами переписываюсь, пусть порой отвечая на послания с некоторым опозданием. Иногда вы присылаете редкие документы, имеющие прямое отношение к моим героям, вырезки из журналов, ваши воспоминания, с содержанием моих книг связанные. За все это – глубочайшая моя благодарность. Все читаю, кое-что использую.

Но как относиться к рассказанному старым доктором? Верить? Однажды мне представилась пожилая дама, назвавшаяся внебрачной дочерью великого советского разведчика. Кое-что поведала о папе. Проверил и огорчился – выдумка, полная ерунда. Однако Анатолию Ивановичу Медвецкому я все же верю. Хочу верить. И вот почему. Не зря у нас многие русские былинные герои обретают реальные черты. Персонажи народных сказаний превращаются в людей истинных и вполне реальных. Возможно, так происходит и с Николаем Ивановичем Кузнецовым – Героем Великой Отечественной войны, а сегодня и важным действующим лицом воспоминаний тех, кому есть о чем в жизни вспомнить. Если даже и миф, то достойный, вызывающий добрые чувства, отвечающий нашим представлениям о том, каким был и остался в народной памяти герой-разведчик. Так что спасибо, доктор Медвецкий.

А сейчас обращусь к воспоминаниям тяжелым. Да и какими им быть, если речь пойдет об уничтожении верных помощниц Николая Ивановича Кузнецова.

За смертью на грузовике

Глубоко переживала гибель Кузнецова его помощница Лидия Лисовская. До чего сложный персонаж. Тут не пройдут никакие эпитеты. Надо вчитываться, анализировать, размышлять, не торопиться и с осторожными выводами.

Девичья фамилия Лисовской – Демчинская. Настоящее имя красавицы-польки, 1910 года рождения, не Лидия, а Леокардия. А сколько оперативных псевдонимов – «Лик», «Веселовская», «пани Лёля», «Фарфоровая куколка», она же «Порцелянова ляля»… В 1930 году победила в национальном конкурсе красоты «Мисс Полония».

Вокруг – толпы поклонников. Среди них, по рассказам, и отец Владимира Жириновского – Вольф. Что ж, возможно, молва не обманывает.

Демчинская прекрасно танцевала, пела, хорошо готовила, уверенно держалась в седле, стреляла без промаха и умело кружила головы мужчинам, терпеливо дожидаясь, когда ее жених Ежи Лисовский дослужится до капитана и получит разрешение на женитьбу. Дождалась, но началась Вторая мировая война, Ежи попал на фронт и осенью 1939 года пропал без вести. Как убеждал Лидию вошедший в ее родные места офицер Красной армии, Лисовского убили фашисты. Лисовская не знала, что это не так, и уж совсем не дано было предположить, что муж переживет ее на четыре с половиной десятилетия. Есть основания полагать, что дружественно настроенный к Советам Ежи Лисовский занимался в Армии Крайовой вопросами разведки. Один из его родственников после войны дослужился до важного поста в Министерстве обороны Польши.

Но, конечно, Ежи Лисовский не мог и предположить, что его жена волею судьбы превратится в агента четырех разведок.

В 1938 году не прошла мимо Лидии английская Сикрет интеллидженс сервис. Но Лидия Лисовская к англичанам отнеслась относительно холодно. Любила Польшу и мужа. Немцев ненавидела.

В 1940-м (по другим сведениям в 1939 году) ее, плачущую, увидел на почтамте города Ровно советский офицер. Пожалел, приободрил. Потом, познакомившись поближе, сотрудник Ровенского отдела контрразведки НКВД «разузнал» о погибшем муже и как бы между прочим завербовал, поведав о смерти Ежи от рук фашистов. Офицер Красной армии, он же опытный чекист, установил с Лисовской добрые отношения, а потом с разрешения начальства привлек к оперативной работе. Дело агента подразделения контрразведки Ровенского отдела НКВД направили в Москву. Так что уже до войны Лисовская добросовестно оказывала советским органам госбезопасности серьезные услуги.

Немцы напали на СССР, но даже в полной сумятице лихорадочного отступления люди из НКВД успели предупредить Лидию, что на нее вскоре обязательно выйдут «свои»: надо будет отозваться на пароль «Вам привет от Попова».

Но «свои» что-то долго не приходили, а немцам блондинка с длинной косой очень приглянулась: вот они ее и завербовали.

В истории разведки немало двойных агентов, встречались и тройные. Четверных известно немного.

В 1942 году она уже помогала диверсионно-разведывательному отряду НКВД Медведева. «Свои» долго проверяли Лисовскую – официантку ресторана для немцев «Дойчегофф». Опытнейший Медведев справедливо предполагал, что такую лакомую яркую даму могут использовать охочие до блондинок фашисты.

В 1942 году Лисовская была передана на связь Николаю Кузнецову в Ровно. Даже снимавший у нее комнату обер-лейтенант Зиберт поначалу использовал Лидию втемную. Вешал лапшу на уши, восхваляя вермахт, клял русских и партизан. Лисовская полагала, будто Зиберт – каратель. И, не выдержав, обратилась к партизанскому связному Гнидюку: достаньте яд, и я отравлю мерзавца Пауля.

Тут этот самый Пауль и передал Лисовской «привет от Попова». И все, что ненавистный Зиберт вытягивал из красотки, действуя «под чужим флагом», пошло теперь к нему напрямую.

Нисколько не умаляя заслуг Николая Ивановича, скажу, что тот огромный объем разведывательной информации, который передавал в Центр Кузнецов, получить без Лисовской было бы невозможно. У нее образовался широчайший круг знакомств среди немецких офицеров и чиновников. Это она познакомила Зиберта с эсэсовцем фон Ортелем, до войны работавшим в СССР и хорошо говорившим по-русски. Сначала он неосмотрительно пообещал Паулю отдать свой долг персидскими коврами, а потом и пригласил его поучаствовать в устранении некоторых важных лиц, собиравшихся приехать осенью 1943 года в Тегеран. Так была получена информация о готовившемся немцами покушении на Сталина, Рузвельта и Черчилля на Тегеранской конференции.

Это с помощью Лисовской Кузнецов выкрал командующего восточными карательными войсками «Остентруппен» генерала Макса Ильгена.

Лидия, к тому времени работавшая у генерала экономкой, расписала распорядок дня фашиста и его привычки во всех деталях. Особенно подвела генерала немецкая пунктуальность. Ильген всегда возвращался со службы домой обедать в одно и то же время. И операция прошла успешно.

Возникает деликатный вопрос, который сегодня очень волнует блюстителей высокой морали. А как добывала такие сведения Лисовская? Как сходилась с немцами? Чем брала? Неужели всё тем же, чем берут женщины и сегодня? Есть основания полагать, что иногда и этим. Во время войны было не до нравственности. Старые, еще советские разведчики признавались, что в годы смертельного противостояния в ход пускались все средства. Было дозволено все, что могло развязать язык, скомпрометировать, заставить работать на себя. И Лисовская не какое-то исключение. Все разведки мира действовали в войну без соблюдения этических норм и без жалости, оставив потомкам завоеванное право наслаждаться в мирной жизни истинно высокими нравственными устоями.

Так, в свое время врач отряда «Победители» Альберт Вениаминович Цессарский рассказывал московскому исследователю Борису Александровичу Александрову (Бориса Александровича, кстати, внучатого племянника Дмитрия Медведева, я еще раз благодарю за помощь в сборе документальных свидетельств для этой книги), что у него в партизанской землянке хранились захваченные у немцев шоколад, спиртное в невиданных тогда бутылках и дамские чулки. По мере надобности все это передавалось Николаю Кузнецову. Ведь в Ровно – и не только – обер-лейтенант Зиберт часто ночевал у незнакомых женщин. Избегал гостиниц, в которых, в отличие от ресторанов и частных домов, требовали документы. А лишний раз светиться, показывать их разведчик не хотел. И что? Будем обвинять Кузнецова в безнравственности?

По пути Лисовской пошла и ее совсем молоденькая двоюродная сестра Мария Макаровна Микота, 1924 года рождения. Майя, как называли ее друзья, работала на партизан, однако дала себя завербовать фашистам, числилась агентом СД под псевдонимом «17» и общалась с кавалерами из Рейха, много чего болтавшими, от ласк и шнапса млевшими. Именно она подтвердила, что эсэсовец фон Ортель собирается в «страну ковров», откуда обещает привезти ей подарок. Это совпадение – по ковру Кузнецову и красотке Микоте – сразу навело Медведева на мысль о Тегеране. Тревожные данные были подтверждены еще одним источником. Радиограмма всполошила в Москве многих. Так началась операция советской разведки по предотвращению покушения.

Микота, как и Лидия, была очень аккуратна с Ортелем, чувствовала в нем матерого разведчика, не предполагавшего, что в небольшом Ровно его, аса, обложат со всех сторон советские агенты. Однажды Ортель исчез. Есть документальные данные, что до Тегерана он добрался, по понятным причинам не сумев совершить там никакого покушения.

Но приведу эпизод, когда искреннее чувство любви к крошечному, неизвестному ребенку заставило Лидию Лисовскую забыть об осторожности, пренебречь конспирацией. Через Ровно вели на расстрел колонну из гетто. Немцы и полицаи не щадили никого. Заметив, что молодая женщина попыталась спасти дочку, протянув ребенка в чьи-то в толпе зевак мелькнувшие смелые руки, они застрелили мать ребенка и бросившегося им на помощь отца. Девочка, почти грудничок, лежала на земле, политой кровью родителей.