Цитаты из книги «Таганай», страница 3
Он почти возликовал и уже открыл было рот, чтобы прокричать старушке, но тут же его закрыл. В ней что-то было не так. Почему она босиком, почему она так странно одета, в какое-то рванье, слишком легко для такой погоды? Но это было еще не все. Чем-то неверным веяло от нее даже с такого расстояния, на котором они сейчас находились. Он не испытывал какого-либо страха к ней, но глядя на старушку, Колямбо четко ощущал, что она словно не из этого мира. Она не из его мира, а потому не стоит разрывать криком невидимую преграду между ними. Она совсем чужая.
Ночной лес тонул в оглушительной тишине. Зимой в лесу, да еще в столь поздний час, ни одна живая душа не издает ни малейшего звука. Колямбо слышал лишь тот самый гул пространства, гул который будет жить всегда, даже когда самый последний человек, сгинет с этой прекрасной планеты, не утруждая ее больше своим навязчивым присутствием. Сквозь массивные лапы больших елей, украшенных пушистыми шапками белого снега, не было видно звездного неба. Но оно было где-то там, где-то наверху, свободное и вечное. И Колямбо сейчас больше всего на свете хотелось оказаться рядом с ним, погрузиться в приятно гудящую мелодию природы и раствориться в необъятности, став чем-то вроде невесомого духа.
С неба заморосил легкий дождик. Пространство наполнилось звуками шуршащей в листве деревьев мелкой капели. Бойцы у костра все также беспечно развлекались, теперь накинув на себя плащ-палатки. В этой странной атмосфере вечернего осеннего дождя их действия казались какими-то неведомыми ритуальными плясками давно забытых народов Урала.
Ты не в силах сделать шаг или хотя бы чуть-чуть пошевелиться. Потому что, пока ты стоишь, ты свободен как ветер, ты мрачный спутник тишины и молчаливый сосед леса, скрипящего стволами деревьев. Ты один из них, ты так же пронзительно одинок, как и они, и так же вечен как та земля, на которой все это существует. Но стоит вернуться в себя, и ты понимаешь, что вечны только они, а ты – живешь. Ты среди них, но ты не один из них, ты – другой.
«У Б И Р А Й С Я И З Л Е С А !!!» – проревело внутри него, так, будто источник звука засунули глубоко в уши. Колямбо, почти парализованный ужасом, начинает кожей чувствовать, что таинственная тварь, посылающая в мозг эти жуткие слова, находится прямо за спиной. Наверное, всего в метре позади, как автоматически определили внешние рецепторы, мигом прощупав биополе вокруг. Но хуже всего, – другое. В отчете рецепторов отмечен неожиданный и от этого еще более потрясающий вывод: «Оно огромно, и мы его не знаем!»
Все слишком тихо для того, чтобы окружающий мир казался хоть немного живым. Он будто бы попал в созданную природой могилу, в страну пронзительной тишины, которая навсегда поселится в его ушах и никогда больше не отпустит отсюда. В страну, куда его привел призрак, призрак босоногой старушки, видимо, тоже когда-то здесь заплутавшей, и теперь заманивающей несчастных туристов в свой мрачный, поражающий беззвучием мир тихого ужаса. «Вот он – тихий ужас! Вот оказывается, как он выглядит». Страх довольно улыбнулся, держа костлявые пальцы прямо над мозгом Колямбо. Теперь можно сжимать объятья. Теперь он наш.
Листровский, наконец, перевел свет фонарика на потолок. Вопреки ожиданиям Барышкова, по взмокшим доскам медленно перемещались крупные капли, но не протекшей воды, а алого цвета. – Кровь, – прошептал Моляка, осаживаясь в ужасе на пол. Красная субстанция просачивалась сразу из пяти или шести щелей между досками потолка, временами скапывая на пол их комнаты.
