Читать книгу: «Осень. Фантастическая повесть», страница 6

– Анна и мячик, – сказал я.

Белый потолок. Резкость не настраивается. В глазах что-то липкое. Поморгал. Немного помогло. Потолок приобрел на мгновение резкость и снова расплылся в серо-белый туман. Я повернул голову. Из тумана проступали очертания каких-то предметов. Комната не моя. Я попытался вспомнить, что произошло. Последнее, что помнил, это как гулял ночью по саду. Наверно, что-то произошло там. Что? Я совершенно ничего не помнил, что случилось после. Всплывали только обрывки воспоминаний, которые были сами по себе, как сон, который не помнишь, с чего начался и чем закончился. Я помнил, как ел блины, как повис на шторах… это просто бред, подумал я и заснул.

Когда я проснулся снова, то чувствовал себя значительно лучше. В комнате кто-то был. Я повернул голову. На стуле рядом с кроватью дремала Анна. Она была похожа на ангела. Я не хотел ее будить, но она сама открыла глаза и посмотрела на меня.

– Женя! Как вы себя чувствуете? – с волнением в голосе спросила она.

– Спасибо, хорошо. А что случилось?

– Вы ничего не помните?

– Я помню, как гулял в саду… потом ничего.

– В саду? – удивилась она. – Тогда все понятно…

– Что понятно? Мне как раз ничего не было понятно.

– Понятно, где вы укололись гуо.

– Что такое гуо?

– Это такое растение. Из него у нас раньше делали наркотик. Он того же типа, что и тот, что у вас получают из конопли. Это мне папа сказал. У вас он вызвал нетипичную реакцию. Скорее всего, это было связано с акклиматизацией. Когда вы приехали к нам, у вас не было иммунитета против наших вирусов и бактерий. Вам папа давал специальный препарат, который усиливает иммунитет, и вы в легкой форме болели. Могли даже не почувствовать, но легкое недомогание обычно бывает. Вы приобретаете устойчивый иммунитет примерно за две недели. Именно поэтому вы не должны уезжать раньше. Может быть, из-за того, что ваш организм был ослаблен, и была такая реакция на гуо. Мы сделали анализ, и оказалась, что в вашей крови есть наркотик, а потом заметили, что у вас рука поцарапана. Вы поцарапались, когда гуляли в саду?

Я вспомнил, зачем ходил в сад и как лежал в кустах. Рассказывать это не стоило. Тем более что теперь понятно, почему они не хотели меня отпускать. Сами виноваты – сразу говорить нужно было.

– Я не мог заснуть и пошел прогуляться в сад, – соврал я.

– А я все думала, когда вы могли туда попасть. – Она опустила глаза. – Извините нас. Вы приехали к нам в гости, а тут такое… и мы вам не сказали, что вам нельзя сразу уезжать. Но это потому, что иммунитет еще полностью не справился с вирусами и вам необходимо быть под постоянным наблюдением. Кроме того, вы можете заразить там кого-нибудь.

Она помолчала.

– Вы уедете?

Я не знал, что ответить. Когда я гулял по саду, единственное в жизни, что мне было нужно, это попасть снова домой. Мне хотелось вернуться. То, что она рассказала, все объясняло, но я уже не доверял им полностью. Самое простое было бы вернуться и забыть про всё.

– Не знаю. Да, наверно, уеду.

Она покивала головой и смотрела в пол.

– Сколько я лежал?

– Три дня. Вы сможете уехать через неделю. Раньше никак нельзя. Вы не должны уезжать раньше. Простите, что мы не сказали вам. Но это уже скоро.

Я кивнул и почувствовал облегчение. Уехать и про всё забыть.

– А у вас больше не делают наркотик из гуо? – поинтересовался я.

– Нет, больше не делают. Они никому не нужен.

– И что, никто не употребляет наркотики?

– Нет. Наркотики употребляют, чтобы пережить стресс, когда не удовлетворены жизнью…

– Что, у вас нет стрессов и все удовлетворены жизнью?

– Нет стрессов и все довольны. Наркотики просто не нужны. У нас очень хорошо. Вы просто еще ничего не посмотрели.

– Да я верю, что у вас хорошо. Но у нас в Америке тоже, говорят, неплохо, но наркотики там употребляют, как и у нас, и не только бедные люди.

Я поудобнее сел на кровати. Голова уже не кружилась.

– Наркотики употребляют от неудовлетворенности жизнью. У нас нет богатых и бедных, нет зависти и злобы к другому человеку, нет жестокости, нет всего того, что заставляет людей употреблять наркотики на Земле.

– Я в раю? – попытался пошутить я.

Анна улыбнулась.

– У нас тоже был такой миф о рае. Нет, просто у нас другие условия жизни. Человек не испытывает постоянного стресса. Ему не нужно бороться за существование и за кусок хлеба. Это изменило людей. Они не испытывают злобы и агрессии к другим людям и не ощущают злобу и агрессию со стороны других людей. Отсутствуют причины, чтобы принимать наркотики.

– Но есть же наркотики, к которым привыкают практически сразу, и потом люди просто не могут без них обходиться.

– Мы такие наркотики давно уничтожили. Вообще, говорят, есть люди в горах, которые не принимают наше общество и, говорят, у них есть наркотики.

– В горах? А что они там делают?

– Они ушли от цивилизации и создали там автономную общину. Я про них ничего не знаю, но слышала, что они там делают такие вещи, что я даже рассказывать не хочу…

– Хм, может, у вас и секса нет, – я улыбнулся. Что-то мне это все напоминало.

Она смутилась и, не смотря на меня, ответила:

– Почему нет. Есть.

– И много людей ушли в горы?

– Нет, я не знаю точно, но не много. У меня один друг, с которым мы вместе учились, ушел туда. Я так переживала. Ничего не знаю, что с ним сейчас.

Понятно. Друг значит у нее.

– А у вас много людей принимают наркотики? – спросила она.

– Много, – односложно ответил я и демонстративно лег на подушку. Пусть у своего друга спрашивает.

– Женя, вы, наверно, устали? Я вам через час принесу ужин. Вы будете кушать? – уже вставая, просила она.

Я закрыл глаза и ничего не ответил. Анна ушла. Нет, она не симпатичная. Я себя знаю. Если женщина внешне не нравится, то что бы ни происходило, никаких чувств не возникает. Даже если девушка, как говорит моя мама, хорошая. Сам иногда думаешь – что еще нужно-то, и сам на себя злишься, но себе не прикажешь. Не хочется быть с ней откровенным. Она начинает во всем раздражать, и чтобы она ни делала, все не нравится. Любовь вообще очень странная вещь. Невозможно ничего рассчитать. Ведь бывает не только так, что хорошая девушка не нравится и непонятно за что, но и наоборот: девушка нравится, но ясно, что она стерва. Да, любовь добра, полюбишь и бобра.

Анна принесла ужин. Она сидела рядом и смотрела, как я ем. Оказалось, что за три дня я сильно проголодался. Я молча съел ужин, выпил компот, поставил на край кровати пустую посуду, не сказав спасибо, лег на кровать к ней спиной. Она посидела несколько минут и, забрав посуду, ушла. Мне страшно хотелось поесть еще и поговорить с Анной.

Утром я проснулся совершенно здоровым. Полежал немного и встал с кровати. Чувствовалась небольшая слабость, но аппетит был хороший, а это явный признак выздоровления.

Я походил по комнате и нашел в шкафу белый халат. Примерил и решил, что этого будет вполне достаточно, чтобы дойти до своей комнаты и переодеться. Я вышел в коридор и сразу узнал первый этаж. Здесь я перед болезнью все хорошо исследовал. Я усмехнулся, вспомнив, как ходил ночью в поисках выхода. Да, кстати, а где все-таки выход? Нужно спросить. Придя в свою комнату, я нашел в шкафу одежду. Посмотрел на часы, которые лежали на тумбочке. На часах было три. Что-то, наверно, с ними случилось. Я уже давно заметил, что они показывали что-то не то.

В комнату буквально ворвался Ефим, и несколько секунд мы удивленно смотрели друг на друга. Я все еще был в белом халате.

– Очень кушать хотелось, – сказал я.

Ефим облегченно вздохнул и усмехнулся. Потом, немного подумав о чем-то, засмеялся снова и через некоторое время он уже стоял, наклонившись от смеха вперед, держась за ручку двери, всхлипывая и сотрясаясь всем телом. В дверях появился озабоченный Сеней. Он смотрел на нас, переводя взгляд с меня на Ефима. Ефим оглянулся на Сенея и рассмеялся еще громче. Глядя на него, невозможно было оставаться спокойным, и мы с Сенеем невольно стали посмеиваться. Через несколько секунд смеялись все. Остановиться я уже не мог, но меня не покидала мысль, а что смешного? От этого стало еще веселее.

Я переоделся. Ефим с Сенеем ушли в столовую, так и не сказав, почему они смеялись, а я спрашивать не стал, но догадывался: они пришли в мою палату и не нашли меня там. Я начал кое-что вспоминать, например, как срывал шторы и запер дверь диваном, понимая, что, наверно, они тоже не очень мне теперь доверяют. Что было проще подойти и спросить их тогда, почему мне нельзя уехать, а им сказать мне обо всем сразу? Мы сами себе создаем проблемы, а потом героически их преодолеваем, борясь друг с другом, когда на самом деле вся проблема была в нескольких фразах. «Кстати, почему за мной сегодня не пришла Анна? – подумал я по пути в столовую. – Ну и не нужно».

В столовой я ее тоже не нашел. Там сидели Сеней и Ефим и о чем-то оживленно разговаривали. Как только я подошел к столу, они разговаривать перестали. Я сел и, глядя в меню, небрежно спросил, где Анна. Ефим ответил, что у нее сегодня дела, и она будет к обеду. Больше я интересоваться не стал, потому что мне было совершенно все равно, что у нее за дела. Когда мы поели, Ефим посоветовал мне пойти поспать. Он сказал, что все идет нормально, но было бы лучше, если бы я полежал сегодня у себя. Так адаптация пройдет быстрее. Но я и не возражал. Слабость еще чувствовалась, и я уже немного устал. Поэтому, придя домой, сразу заснул и проспал до обеда.

Ко мне снова вернулось ощущение, что я провожу отпуск в санатории. Я принял душ и сел перед телевизором ждать обеда. Поставил фильм о новейшей истории планеты. Я старался смотреть его очень внимательно, но через несколько минут понял, что не могу сосредоточиться. Я думаю об Анне. Мне хотелось ее увидеть. Когда она приходила, я ее не замечал, а когда не было, скучал. В дверь постучали. Я сделал серьезное лицо.

– Да.

В дверях стояла Анна. Сердце екнуло и замерло. Я отвернулся в сторону телевизора и уставился на экран, который представлял собой движущуюся мозаику. Мозг был занят совершенно другим. Не было ни одного свободного нейрона, который бы не думал об Анне. Нечем было воспринимать фильм.

Анна постояла немного в дверях.

– Женя, я вам мешаю? – спросила она и уже начала закрывать дверь.

– Нет, – как можно безразличнее старался сказать я, но ни одну из букв слова «нет» не смог выговорить правильно.

Она остановилась.

– Что?

– Нет, – по буквам сказал я.

– Женя, вы скоро сможете уехать, – сказала она и закрыла дверь, а я так и сидел на диване. Ни один нейрон до сих пор не освободился. Я просидел так до конца фильма. Если бы мне прямо сейчас поставили этот же фильм и сказали бы: «А теперь посмотрите фильм об истории», то, досмотрев до конца, я даже не подумал бы, что когда-нибудь в своей жизни его видел. Я не знал, как это чувство называется. Любовь я представлял себе совершенно по-другому. Любовь – это когда с человеком хочется лечь в постель. А сейчас эта мысль, наоборот, что-то портила. Чувство было совсем другое. Я вдруг с удивлением подумал, что намного большее удовольствие доставило бы то, что она просто сидела бы здесь рядом, и я держал бы ее за руку. И всё! Мне ничего больше было не нужно. Это было настолько необычно, что я не мог понять, как такое чувство можно назвать.

Я представил себе, как мы действительно живем вместе, ходим по магазинам, постоянно видим друг друга, работаем, и всё прошло. Я потряс головой. Нет, она мне не нужна. Это от одиночества. Я вернусь домой и забуду ее. Я лег на диван и снова заснул до ужина, а после ужина – до завтрака.

Утром я почувствовал, что полностью здоров и решил заняться спортом. Придя на завтрак, напомнил Анне о том, что она меня обещала обыграть в настольный теннис. Она от своих слов не отказалась и обыграла меня во всех партиях, которые мы сыграли до обеда. Правда, под конец я разыгрался, и счет последней партии был минимальный. После обеда договорились о матче-реванше, в котором она опять выиграла все партии. А когда я уже не мог больше держать ракетку в руках, мы пошли искупаться. Вода была слишком теплая, но все равно поплавать вдвоем в таком большом бассейне приятно. Я спросил ее, почему никто больше не купается? Оказалось, что если кто-то хочет искупаться, едет на море. Попасть в любое место можно почти мгновенно. И мы тоже можем через неделю съездить, когда закончится карантин. Я ничего не сказал, но уже знал, что никуда не уеду отсюда. Вечером мы сидели у нее, пили чай и за один час успели рассказать друг другу о своем детстве, родителях, учебе, друзьях… а когда час прошел, оказалось, что мы проговорили всю ночь. Спать не хотелось совершенно, и Анна меня учила играть в большой теннис, где я не только ни разу не выиграл, но и не попал по мячу. Так прошла неделя моего карантина. Лучшая неделя моей жизни. Такие подарки судьба делает нечасто, но случается, что так она просто дает отдохнуть перед серьезными испытаниями и трудностями в жизни.

Александр Сергеевич заходил по вечерам. Интересовался, как мои дела. Сначала он радовался, что мы ближе познакомились с Анной, но потом это стало его волновать. Один раз я слышал, как он говорил ей, чтобы она была осторожна со мной и что она должна учитывать, где я до этого жил и как. Анна начала возражать, и он рассказал о старике, которого я толкнул, когда стоял в очереди. Мне не было обидно за то, что он рассказал ей это. Пусть знает. Я действительно сильно от них отличался, и жизнь здесь и на Земле была абсолютно разная. Там, дома, была не жизнь, а борьба за жизнь. Я здесь часто за собой замечал, что мне хочется пройти в столовую первым, взять быстрее меню, хотелось сразу заказать два блюда, чтобы они не кончились, если мне захочется еще. И думаю, это было заметно и остальным. Особенно напряженно у нас сложились отношения с Сенеем. Он не доверял мне после того случая и совсем и не скрывал этого. Несколько раз мы с ним спорили, но я и сам чувствовал, что он во многом прав. Чем больше я здесь жил, тем больше видел разницу в жизни здесь и там.

Я не чувствовал постоянного напряжения, которое не замечаешь, находясь у нас. К нему привыкаешь, и оно кажется нормой, но оно не дает расслабиться и отдохнуть. Отдыхая, ты все равно думаешь о том, как бы не потерять работу, что купить, где найти денег на одежду, а если уезжаешь отдыхать, считаешь каждую копейку и волнуешься за свою пустую квартиру. Борьба за жизнь не оставляет времени на что-либо другое.

Меня окружали добрые, приятные люди, но их доброта и внимание заставляли меня чувствовать себя не таким, как они. Я жил на Земле в окружении таких же людей, как и я, и не замечал ничего этого, но здесь это стало очевидным и особенно заметным. Дело было даже не в том, что они на меня смотрели как на представителя другой цивилизации. Нет. Может быть, они и смотрели на меня так, но я этого не ощущал. Я сам смотрел на себя как на представителя другой цивилизации, другой культуры, как на дикаря, чувствовал, что отличаюсь от этих добрых, приветливых людей, постоянно ощущая, что я не такой, как они.

Я постепенно вспоминал, что происходило после того, как забаррикадировался в своей комнате. Понял, почему Ефим ходил некоторое время с огромным синяком под глазом, а Теосу, врачу, который вошел в комнату вторым, я сломал ребро. После этого случая он предпочитал со мной не встречаться. Почему я это сделал? Откуда это все во мне, зачем? Как можно доверять человеку, который может просто так дать в глаз или сломать ребро? Я перестал доверять сам себе. Мне иногда казалось, что ничего о себе не знаю.

Может быть, я стал относиться к себе слишком критично? Иногда замечал в себе раздражение, агрессию, иногда жадность. Это казалось нормой на Земле, но здесь было совершенно неуместным, инородным.

Мне хотелось измениться, но смогу ли я стать таким же, возможно ли измениться или это уже в генах, в моей природе, в мозгах, думал я. Был фильм о том, как робот понял, что он не человек и хотел им стать. Я чувствовал себя так же. Мне хотелось стать таким же, как и они. Хотя были и изменения. За две недели я отдохнул и поправился. Спать стал намного лучше, и сны снились совсем другие. Не такие, как на Земле, заставляющие вскакивать среди ночи, не понимая, где находишься, а яркие и оставляющие наутро ощущение радости и спокойствия, но мысли о том, что я сделал, не покидали меня.

– А, Женя! – обрадовался Окен. Окен работал в Центре. Мы с ним подружились больше всего. С его лица не сходила обаятельная располагающая улыбка. Ко мне он сразу стал относиться очень внимательно. Почти по-отцовски. Если у меня было плохое настроение, я шел в гости к Окену.

– Что у тебя опять? – традиционно спрашивал он.

Мне хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями. Окен подходил для этого лучше всего. Он всегда безошибочно замечал мое настроение.

– Пойдем ко мне. Я тебя таким чаем угощу!

– Ну как? – спросил он, следя за мной, как я отпиваю из маленькой чайной чашечки.

Чай оказался ароматным, с привкусом, который мне напоминал вкус мятной жвачки. Чтобы его не обидеть, я сделал вид, что ничего вкуснее не пробовал. Он удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Это мне друзья доставили. Они мне всегда что-нибудь привозят. У тебя много друзей дома?

– Да нет, не очень, – подумав, ответил я.

– Ну, теперь будут и там и здесь. Не у многих есть друзья на двух планетах. Может быть, здесь даже больше друзей будет, чем дома.

Я пожал плечами.

– Ты не согласен? – увидев мои сомнения, спросил он.

– Не, знаю, может быть.

– Почему может быть? Они у тебя здесь уже есть.

Я задумался. Кто мог быть здесь моим другом. Окен? Да, наверно. Анна… не знаю, по-моему, она меня побаивается. Ефим… я ему дал в глаз, как после этого он может ко мне относиться, Сеней – он меня терпеть не может, Александр Сергеевич… нет, остальные – я не так хорошо с ними знаком. Оставался один Окен.

Он заметил мои колебания:

– Ну что еще? Ты все не можешь забыть то, что случилось? Сколько можно об этом думать.

– Да понимаешь, само думается.

– Не ты первый. – Он поудобнее уселся на кресле и нахмурил брови. – Мы уже с тобой говорили, но я хочу сказать тебе еще раз. Во всем, что произошло, ты не виноват. В твою кровь попал наркотик, но самое главное – это то, в каких условиях ты жил. Не нужно постоянно себя винить. Они, эти условия, определяли твое…

– Да, наркотик попал, но это же все делал я, а не наркотик.

– Да, это все делал ты, но под действием наркотика. Конечно, в основе твоего поведения лежат стандартные реакции. Какие они могут быть в условиях того мира, в котором ты живешь. Жестокость воспитывает жестокость, страх воспитывает страх… В условиях вашего мира невозможно жить по-другому, но теперь ты можешь жить иначе…

– Но ничего же не изменяется, я не ощущаю никаких изменений. Понимаешь?

Он сидел на кресле, вытянув ноги.

– А ты хотел преобразиться за день? Все придет со временем. – Он подмигнул. – Тебя здесь все любят и понимают, откуда ты приехал. Жизнь на Земле сделала тебя таким, какой ты есть, а жизнь здесь сделает со временем таким же, как мы. Будь добрее к людям, внимательнее и знай, что здесь никто не хочет тебе зла. Ни один человек здесь не хочет зла другому, и тебе станет легче принять людей. Знай, что нечего бояться, и страха не будет. Ни у кого нет цели тебя унизить или показать, что ты хуже, чем есть на самом деле. Ты же все можешь. Но ничего не произойдет сразу. Нужно время, нужно время.

Окен знал, как успокоить.

После разговора с Океном я чувствовал себя, как всегда, намного лучше. Он заражал меня своим оптимизмом и уверенностью в лучшем, внушал мне веру в самого себя, казалось, все теперь будет по-другому.

На ужин я пришел, улыбаясь, шутил, говорил комплименты Анне, вспомнил несколько старых анекдотов, а после ужина пригласил всех, даже Сенея, к себе на чай.

17 Дней

Прошло семнадцать дней с тех пор, как я сюда приехал. Они пролетели, как пролетают дни в детстве. Каждый прожитый день приносил новые знания и ощущения и, ложась спать, хотелось встать на утро пораньше, чтобы снова вернуться к делам.

Прошли последние тесты, и Александр Сергеевич разрешил выходить на улицу либо уехать домой. Я решил остаться. Домой уже даже не тянуло.

Мы вышли с Анной первый раз на улицу утром на восемнадцатый день моего пребывания в Центре.

Я, наконец, погулял по обычной зеленой травке под солнцем. Улица была видна через окно и ничего необычного, как и предполагал, я не нашел, но сам факт свободы, травы под ногами, неба с редкими облаками, солнца, прохладного ветерка давал ощущение, которое невозможно ощутить, находясь в доме. Выход оказался на первом этаже и выглядел как обычное окно. Сверху висела табличка, которую сложно было не увидеть, но я ее здесь даже не искал. Мы обошли Центр вокруг, погуляли в саду и сходили в лес. В лесу меня удивил запах. Он был совершенно такой же, как в нашем лесу. Некоторые деревья были похожи на наши, некоторые отличались. Стояли деревья, напоминающие березы, с совершенно белым стволом, дубы и деревья, похожие на баобабы, лианы, которые можно у нас видеть только в тропических лесах, рос огромный папоротник, трава в рост человека, летали насекомые, которых рассмотреть не удавалось. Жужжа, пролетела пчела. Обычная пчела. Я спросил у Анны, не привезли ли они их от нас, но она сказала, что ученые сами были поражены, что один и тот же вид развился на двух разных планетах. Со всех сторон слышалось пение птиц, но и оно было обычным, по крайней мере, для леса нашей средней полосы. Мы шли, и Анна рассказывала о растениях, которые мы встречали. Сквозь дымку пробивались лучи солнца, создавая серебряные нити, проходящие сквозь листву, лианы, опутывающие огромные папоротники и неизвестные деревья, похожие на баобабы. Всё это создавало ощущение сказочного леса. Анна выглядела в этом лесу добрым эльфом. Мы ушли так далеко, что не успели на обед, и пока возвращались обратно, Анне кто-то звонил несколько раз, на что она отвечала в трубку: «Нормально». Наверно, это был Сеней, который волновался, как может повести себя в лесу животное с другой планеты. Что же. В чем-то он был прав. Но иногда мне хотелось набить Сенею морду. Я не раз представлял, как это делаю. Он, похоже, об этом догадывался и начал меня избегать.

После обеда Анна повезла меня в город, который находился недалеко от Центра. Места на планете было много, но исторически люди селились компактно в городах и поселках. Здесь же находились магазины, рестораны и развлекательные центры. В магазин можно было прийти и взять там что угодно, а в ресторане заказать понравившееся блюдо.

Люди приветливо улыбались. На улице их было немного, и они шли спокойнее, не торопясь, гуляя по городу или идя по своим делам. В городе я первый раз услышал местный язык и как на нем разговаривает Анна. Язык был похож чем-то на индийский или арабский.

Мы побывали у ее знакомых дома. Они, наверно, из вежливости не спрашивали меня про Землю, а в основном рассказывали про себя, понимая, что мне это должно быть интересно. Анна переводила. Они угостили меня своим семейным блюдом, которое я потом переваривал весь следующий день. Очень оно оказалось необычным и мой желудок, похоже, не знал, что с ним делать.

Свозила меня Анна и к своим друзьям на песчаный берег одного из морей. Отец ее подруги входил в планетарное правительство и ему полагался отдельный дом в таком экзотическом месте. Сам дом мало чем отличался от домов, которые показывали в сериалах, рассказывающих о нелегкой жизни миллионеров за границей. Море находилось в нескольких метрах от стеклянной веранды. Во время прилива вода подходила прямо к дому. При выходе на веранду, если не смотреть по сторонам, создавалось впечатление, что дом находится посередине океана.

Народу было немного. Все собрались на веранде и под шум набегающих волн, разделившись на несколько групп, делились друг с другом впечатлениями. Анна представила меня своим друзьям. Наверняка она им обо мне рассказывала и, возможно, провела с ними беседу о том, как со мной общаться, что-нибудь типа: не кормить, только смотреть, пальцы не совать. Всем было интересно поговорить и познакомиться поближе с человеком с планеты, которая находится в сотне световых лет от них, но они вели себя очень сдержанно. По крайней мере, поначалу, изредка украдкой посматривая в мою сторону.

Анна постоянно находилась со мной, потому что автоматический переводчик был еще не готов, и моим переводчиком была она.

Ее друзья мне понравились. У них было не принято сидеть за столом во время праздников, и встреча заключалась в общении, занятиях спортом, играх. Хотя каждый мог заказать себе что-нибудь, если был голоден.

Мы искупались в море. Выйдя на улицу, я почувствовал знакомый, ни с чем не сравнимый запах моря. Мягкий желтый песок обжигал босые ноги. Я с огромным наслаждением плавал и думал о том, что меньше месяца назад даже не предполагал, что вообще когда-нибудь попаду на море. Потом мы лежали на берегу под палящими лучами солнца. Не знаю, как на юге, но в средней полосе солнце не такое жаркое, как здесь, и я через несколько минут обгорел. Почувствовал я это только после того, как начал одеваться, а когда вернулся в дом, кожа уже горела, и я немного испугался, что сильно обгорел и сказал об этом Анне. Она намазала меня кремом, и я сразу почувствовал облегчение. Ради того, чтобы она намазала меня кремом еще раз, я готов был пролежать на песке несколько часов подряд.

После купания все устало расселись за столом, и хозяйка Шуя, так ее звали, принесла всем воды со льдом. Шуя была маленькой и полной девушкой с детским добродушным лицом. Она очень заразительно смеялась, и если ее не было видно, по ее звонкому смеху всегда можно было определить, где она находится. Шуя подбежала к нам и спросила, как мне понравилось у нее. Я ответил, что очень, и она засмеялась.

– А вы дома отмечаете праздники? – поинтересовалась она и снова засмеялась чему-то.

– Да, мы тоже собираемся со своими друзьями.

Анна переводила.

– А у вас много друзей? – поинтересовалась она и снова засмеялась.

– Да. Так же, как и у вас.

Народ начал подтягиваться поближе, чтобы послушать наш разговор. Я чувствовал, что им очень интересно со мной поговорить, но они сдерживают свое любопытство.

– У вас тоже дом? – снова спросила Шуя.

– У меня квартира.

По ее удивлению я понял, что она не понимает, что такое квартира.

– Это дом, а в нем много комнат, и в каждой живет человек.

– А, это дом отдыха? – спросила она.

Анна что-то начала ее объяснять, и через некоторое время Шуя поняла, что такое квартира. Все тоже внимательно слушали. Один из друзей что-то спросил Анну, и она начала с ним спорить. Я взял Анну за руку.

– Что он спрашивает?

Анна замялась, но потом ответила, что он сказал, что так же живут странники.

– Кто такие странники? – не понял я.

– Ну… это люди, о которых я тебе рассказывала, которые не приняли наше социальное устройство и ушли в горы. Они так же, как и вы, живут все вместе в больших домах. Мы с ними не общаемся, а они с нами. Там мой друг. Я тебе говорила.

Меня это заинтересовало. Что заставило этих людей оставить этот рай и добровольно уйти в горы? Как такое может быть?

– А почему они ушли? – спросил я, бросая в стакан побольше льда. В комнате было очень жарко, хотя, похоже, что это беспокоило только меня.

Анна задумалась.

– Я не знаю. Папа говорил, что это люди, которые не смогли себя найти в нашей жизни. Они живут как дикари и сильно отстали от нас. Поэтому с нами они не общаются, а мы с ними. Я их никогда не видела. Поговори с Ефимом. Он бывает у них.

– Ефим с ними общается?

– Да, он бывал раньше у них.

Народ в комнате собрался вокруг нас кучкой и время от времени спрашивал Анну, о чем мы говорим. Анна рассказала. Парень со светлыми волосами оживился и что-то говорил мне. Хотя мне всех в самом начале и представили, я не помнил, как его зовут.

– Он говорит, что был у странников. Говорит, что они не принимают нашу цивилизацию потому, что привыкли жить по-другому. Человек, который прожил полжизни в лесу, приходит в город, его одевают, кормят, но как хорошо бы ему ни было, он все равно будет стремиться вернуться в лес. Это просто люди, которые не хотят принимать ничего нового. Они не смогли приспособиться к нашей жизни.

Недалеко от меня стоял Реен, друг Шуи. Он был худой и длинный, как сушеная вобла. Он единственный, чье имя я запомнил. Реен покачал головой и что-то сказал белобрысому парню.

– Он говорит, что не все так однозначно. Они ушли не потому, что не смогли приспособиться, а потому, что похожи на… – Анна задумалась. – На альпинистов, которых тянет постоянно в горы. Им нужен адреналин.

Я все еще не понимал, кто такие странники, и тем более мне было непонятно, почему человек может уйти от такой жизни. Хотя и у нас есть люди, которые уходили и отказывались от многого. Например, монахи. Но там религия, а здесь, похоже, что-то другое. Белобрысый и Реен начали спорить, доказывая правоту своей точки зрения. Шую не устраивало, что за столом началась дискуссия, и она бегала вокруг стола и звала всех снова на море.

Солнце уже касалось воды, и небо окрасилось в необычный зеленоватый цвет. Картина меня поразила, и я некоторое время любовался зеленым закатом, не в силах оторвать глаз.

Вечером я уже не боялся обгореть и вместе со всеми пролежал до ночи на пляже, время от времени заходя в воду и проплывая несколько метров. Море у берега было неглубокое, но это меня полностью устраивало – плавал я не очень хорошо в отличие от многих друзей Анны, которые уплывали так далеко, что превращались в небольшие черные точки, качающиеся на волнах. На небе появилась луна. Она была очень похожа на луну на Земле. Я вспомнил, что Анна обещала меня свозить на Луну.

Стало совсем темно. Я лег на теплый песок, закинул назад руки и лежал, изучая очертания неизвестных созвездий. Интересно, где солнце? Сердце защемило. Никогда не чувствовал себя лучше, даже не думал, что может быть так хорошо, но опять эта тоска.

Мы вернулись из дома Шуи в три часа ночи, а утром планировали поехать посмотреть ущелье на юге планеты. Оно образовалось несколько десятков миллионов лет назад в результате природного катаклизма. С нами поехали Ефим и Сеней. Мы вышли из транспортера и оказались на большом плато. Невдалеке тянулась гряда белых шапок гор. Трава за лето выгорела и приобрела ярко-желтый цвет. Изредка по пути встречался жесткий колючий кустарник. Серо-голубые горы на горизонте с бело-розовыми шапками снега на фоне желтой равнины выглядели очень красиво. Воздух был прозрачен так, что даже на очень большом расстоянии можно было рассмотреть в горах мелкие детали – расщелины, ледники, медленно текущие к подножию, редкую растительность, непонятно как росшую в горах.