Читать книгу: «Разбойничья Слуда. Книга 5. Самолет», страница 3

Одна из лучин стала догорать. Толька поднялся и поковылял к светцу. Подсветив еще одну лучину, сбросил огарки в плошку с водой и на их место воткнул новую.

– Говорят, что скоро керосину будет вдоволь. Надоело с лучинами возиться, – заметил между делом Толька.

– О деле что думаешь? – вернулся к обсуждаемой теме Митька.

– Так там все озимыми засеяно. Сами же сеяли, – недоуменно ответил Ларионов.

– То не наше дело. Ты завтра давай на работу входи. Нам на все про все три дня отпущено. Не управимся… Вообщем, лучше о том не думать.

Конюхов говорил о пяти днях, но Митька решил, что настраиваться нужно на три. Тогда уж точно за пять управятся.

– А самолет чего тут забыл? Чего они там совсем что ли уж не знают чем заняться? – возмутился Толька.

– Ты, Толька, язык прикуси. Не то время сейчас, чтобы критику наводить. Кстати, у меня сегодня сын родился. Колька. Представляешь? Дождался наследника.

– Да ты что! Сегодня? Пятого в пятницу. Забавно, – искренне удивился Толька.

– Чего тут забавного? На все воля божья.

– Вот те раз, бригадир Бога вспомнил.

– То к слову пришлось. Не вяжись.

– Ну, Палыч, молодец, – Ларионов подмигнул. – Так поздравиться бы нужно. А?

– Какое уж там, – Митька махнул рукой. – Пойду сейчас трактор заводить. Проверю, чтобы утром не подвел.

В это время на мосту¹⁶ послышались шаги. Вскоре дверь отворилась и в комнату вошла Евдокия Антоновна. Она стянула платок, подошла к умывальнику и стряхнула в таз снег.

– Вот погода нынче! Днем все растаяло, а сейчас опять снег валит. Как в революцию. Не к добру, видать. На крыльце катко¹⁷ стало. Вымести не кому, – она сделал ударение на слове «не кому». – Вы тут чего морокуете¹⁸? Заняться не чем?

– И тебе не хворать, Авдотья Антоновна, – чуть приподнявшись с лавки, произнес Гавзов.

– Евдокией всю жизнь звали, – поправила бабка Митьку.

– А я как сказал? – удивился Гавзов.

– Бабуля, а ты нешто¹⁹ помнишь, какая погода была, когда революция свершилась? – усмехнулся Толька, видя, что та отвечать бригадиру не намерена.

Бабка повернулась к внуку и посмотрела на него из-под лобья.

– Что мне надоть, я все помню. Лучины-то много заготовил, так палишь?

– Да я токо зажег. Дмитрий Палыч вот пришел…

– Я утрось²⁰ на чердак за катанцами вызднялась²¹, – не слушая внука, продолжала Евдокия Антоновна. – Так там снег лежит. Откуда-то заметат. А, ты, нет бы посмотреть, что и как, так валяешься цельный день. Как тут поверишь, что на оборонных робил.

– Вот уеду я, так на кого ворчать тогда будешь? – не сдержался Толька и повысил голос.

– Ой, уедет он! От мамкиной титьки далеко ли собрался, – усмехнулась бабка.

– Да хотя бы…, – Толька задумался ненадолго. – Хотя бы в Ашхабад!

– Куды, куды?

– В Туркмению. После землетрясения страну восстанавливать. Прошлым месяцем там тряхонуло – одни камни остались, – придумывал на ходу Толька. – Там сейчас люди нужны.

– Люди-то может и нужны, да токо не лодыри. Там робить надоть, а не на кровати сутками валяться.

– Ай, да ну тебя! – отмахнулся Толька. – Темнота, что с тобой говорить.

– И ты с ним? – повернулась к Митьке Евдокия Антоновна.

Понимая, что бабка не в настроении, Гавзов встал с лавки и решил попрощаться.

– Я пойду, буди²², – произнес он и пошел к двери. – Вы ту сами решайте, кому в Туркмению, а кому в Ачеме мозоли наминать.

– Все понял, Палыч, – поднялся и Толька. – Завтра с утра, как штык, буду.

***

Уж как не хотелось Озолсу ехать в Киев накануне ноябрьских праздников. Уж лучше в такие дни дома остаться. Сходить на митинг, с коллегами и городским руководством коньячку выпить. Потом забежать к молодежи, посмотреть, как внук подрастает. Дочка постоянно зовет, да и зять Янис иногда звонит, приглашает. Жена хоть через день у них бывает, а ему все некогда, все занят чем-то.

Но и не ехать было никак не возможно: подарки нужно было вручить лично и убедиться, что пятнадцатого самолет полетит. И черт его дернул месяц назад пообещать руководству авиационного завода новенькую «Победу». Вполне можно было обойтись куда более скромным, а главное меньшим по размерам подарком. Не попади ему тогда под руку свежий номер газеты с фотографией М-20, вероятно все могло бы обойтись и обычными наручными часами или даже грамотой. Кроме газеты тогда на столе директора больше ничего не было, и она невольно привлекла внимание Озолса.

И вот, глядя на красивую машину, Иварс подвинул к директору газету и произнес:

– Если пятнадцатого ноября вылет сможете организовать, получите вот такую.

Он ткнул в снимок пальцем. Немного помедлил, не убирая палец с бумаги, и посмотрел сначала на парторга, а потом на директора завода. Широкий жест гостя был оценен по достоинству, и они как по команде вместе выпалили:

– Сделаем, товарищ генерал.

Парторг кому-то позвонил и после этого сообщил подробности.

– Нам как раз из КБ поступил заказ на небольшую модификацию АН-2, вот и проверим заодно. Успеем, я думаю. Да Николай Николаевич? – он посмотрел на руководителя завода.

– Мы на этот самолет по инициативе армейского начальства планируем установить новые средства связи с землей. Новый самолет – новая связь. Заодно тоже проверим, – добавил директор. – Петр Гаврилович, возьмите под свой контроль.

Парторг согласно кивнул.

– Про гарантии не спрашиваю. Сами понимаете, заказ кем инициирован, – счел необходимым заметить Озолс. – Но полет будет выполняться, как испытательный. То есть по вашей инициативе. О нашей службе нигде не должно упоминаться.

– Так он таковой и будет. В этом смысле будьте спокойны, если вы об этом, – спокойно заверил парторг. – Но вылет будет с Молотова.

Озолс согласно кивнул и по очереди пожал руки седовласым руководителям.

– Я своих людей доставлю на аэродром ко времени вылета. Вообщем пятнадцатого самолет должен улететь. Кстати, какой маршрут тогда будет?

– С Молотова в Архангельск с одной промежуточной посадкой в нужном вам месте. В условиях минимально подготовленной полосы.

– Это как? – не понял Озолс.

– Да, вы не беспокойтесь, – улыбнулся парторг. – У нас все посадки, где нет специально оборудованных аэродромов, так называются.

– Хорошо, хорошо, – согласился Озолс.

Уже перед самым расставанием парторг придержал Иварса и спросил:

– А нельзя ли, товарищ генерал машинку к пятому числу получить? В Киеве небольшой юбилей намечается. Пять лет со дня освобождения города. Машинка была бы кстати. Ну, вы понимаете?

– Э-э, так сказать, подарки к празднику?

– Ну, вообщем, да.

– Что ж, разумно, – согласился Иварс с предусмотрительным парторгом.

– И да, вот еще что, товарищ генерал. Чтобы подарок был менее заметным и не вызывал у нашего руководства лишних вопросов, может и им машинку?

– В Киевский горком?

– Нет, там своих благодетелей почитают. В райком.

– Хорошо, надо подумать.

Вечером того же дня Иварс покинул Киев. А уже через день ругал себя последними словами за поспешность и расточительство при выборе подарка. Оказалось, что выпуск автомобилей из-за многочисленных недостатков, приостановлен и на заводе нет ни одного автомобиля в исправном состоянии. Однако спустя неделю выяснилось, что на ГАЗе в будущее смотрят с оптимизмом и заверили, что в начале ноября с конвейера сойдут новые «Победы».

Сентябрь 1948 года

Ямпольский объявился в середине сентября предсказуемо, но все одно неожиданно. Это в тридцать седьмом и отчасти в сорок пятом Иварс был удивлен его удивительным воскрешением. Но в этот раз все было не так. Генерал ждал этой встречи. Почти, как планового совещания с подчиненными. И дождался: поляк позвонил. Но не домой, а на рабочий телефон.

– По старому адресу не нашел. Вот, пришлось звонить сюда, – услышав в трубке знакомый голос, произнес Сергей Сергеевич вместо приветствия.

– Часиков в семь у Финляндского вокзала. Там, напротив скверик небольшой есть с одной лавкой, – также обойдясь без лишних церемоний, ответил Озолс. – Успеешь?

– Я рядом, – как и когда-то услышал он ответ с того конца провода.

Когда Озолс пришел, Ямпольский уже его ждал.

– Мы переехали. Теперь тут недалеко живем, – проговорил Озолс, кивая в сторону Боткинской улицы. – Ну, рассказывай, горемычный ты наш, – произнес Иварс, когда Ямпольский присел рядом с ним на лавку.

– Снова мне? – добродушно улыбнулся поляк.

– Странно, но после всех твоих приключений, ты выглядишь даже лучше, чем три года назад в сорок пятом.

Поляк с трудом пригладил растрепавшиеся на ветру волосы и молчал.

– Тебе часом язык не прикусили? Мне немые без надобности, – попытался шутить Озолс.

– Чего рассказывать? Ты же сам все не хуже меня знаешь, – наконец произнес Ямпольский.

– Ну, что я? Что я знаю, как говорится, то мое. Ты же три года отсутствовал. Хотелось бы из твоих уст услышать. И да, вот еще что. Сразу скажу, чтобы уж…, – он сделал небольшую паузу. – Вообщем, Суворова Антонина Степановна недавно умерла.

– Как умерла? – переспросил Ямпольский. – Почему умерла, пан офицер?

– Почему? Странный вопрос. Отчего люди умирают в неполные пятьдесят?

– Много причин, – еле слышно произнес Сергей.

– От болезни она умерла. Болела последний год. Точного диагноза не знаю, но сказали, что помочь не представлялось возможным.

Ямпольский глубоко вздохнул, стараясь прогнать подступивший к горлу комок. В груди кольнуло и он машинально придавил ее рукой.

– Странно, – произнес Озолс.

– А чего странного? – справляясь с болью, спросил Сергей Сергеевич.

– Жизнь странно устроена, – протянул генерал. – Поляк и латыш сидят на лавке и о русской женщине говорят. Странно. Ну, да ладно. Есть у меня кое-какие соображения относительно нашего уговора. Но об этом чуть позже. Сначала тебя хочу послушать.

Боль за грудиной чуть отступила. Сергей облизнул высохшие губы и негромко спросил:

– Сына нашел?

– Нашел. Твои сомнения оказались верными, потому как отчество твоя Антонина специально ему другое записала, чтобы проблем у парня впоследствии не было из-за тебя. Скоро увидишься с ним.

– И?

– Что, и? Рассказывай для начала о своих похождениях. Я, между прочим, много сил и времени потратил, чтобы тебя разыскать.

– Не из дружеских же чувств, – в голосе Ямпольского послышалась легкая ирония.

– Как знать, как знать, – многозначительно заметил генерал. – История знает немало случаев, когда враги становились друзьями. И не просто друзьями, а лучшими. И даже ближе, чем родственники.

– Может, ты и прав. Прогуляемся? Хотя бы до Невы. Не могу сидеть. Насиделся за эти годы, – предложил Ямпольский. – Заодно по дороге и расскажу.

– Давай к Арсенальной. Там местечко есть, где не дует. Жена подсказала. Она у меня по этим делам спец. Для любой погоды у нее место для прогулки в этом городе есть.

Они одновременно поднялись и не спеша, пошли к противоположному концу парка.

– Григорий парень серьезный и толковый, – произнес чуть погодя Озолс.

– Его Григорием зовут?

– Да. Воевал. Был ранен. Они, кстати, с моим зятем вместе с войны возвращались. Представляешь, в одном вагоне ехали. Сейчас дружат. Учится. Инженером станет скоро. Есть у меня виды на него. Выучится, дальше посмотрим, – глядя куда-то вдаль, произнес Озолс.

– Может, у меня виды?

– Да, я в другом смысле. Просто помочь ему хочу с трудоустройством, – пояснил генерал.

– Не доехал я тогда до Львова совсем немного, – оставив сказанное без какого-либо комментария, продолжил Сергей. – Ночью поезд остановился. Кругом лес. По вагону вооруженные люди пошли. Всех, кто был в военной форме или вообще в форме забирали с собой. Со мной вместе в купе военный ехал. Молоденький совсем. Познакомились. Ну, я о себе ничего особо не рассказывал, хотя очень хотелось. Поезд, знаете ли, располагает к откровенности.

«Ой, ли, – усмехнулся про себя Озолс. – А кто попутчику байку о мужике, который утонул, рассказывал. Про себя рассказывал. Тем мужиком сам и был, – подумал генерал». Вслух же ничего не сказал и лишь согласно кивнул.

– А у него срочная командировка во Львов была, – продолжал Ямпольский.

– Зовут как? – проговорил Озолс.

– Зовут? – замялся поляк, пытаясь вспомнить имя попутчика. – Не помню. Может, и не говорил. Или говорил, но вылетело из головы. Звание помню. Капитан. Фронтовик.

– Ну, хоть что-то.

– Память что-то стала подводить.

– Случайно о деле нашем не забыл? Не передумал?

– Шутить изволите, товарищ генерал, – чуть слышно произнес Ямпольский.

– Какие уж тут шутки. И что дальше?

– Так, вот. Пристали они к парню. Мне жаль его стало, я и вступился.

– А они, я так понимаю, и тебя с собой забрали, – закончил вместо Сергея Иварс.

– Так, пан офицер, – от неприятных воспоминаний Ямпольского передернуло. – Только капитана не забрали. Отпустили, – он привычным движением пригладил седые волосы и замолчал.

Озолс не знал, говорить сейчас или нет, кого тогда спас поляк. Потому, как по возвращении с командировки капитан тот несколько раз рассказал ему о случившемся. Он так подробно описал своего попутчика и все, о чем тот рассказывал в поезде, что у Иварса не осталось сомнений относительно того, кто его спас.

– Я читал допрос этого капитана и лично беседовал. Сразу понял, что вместе с ним ехал ты. Мне немало пришлось потрудиться, чтобы выяснить, живой ли ты и где находишься. Как оказалось, ты попал в плен к Роману Шухевичу. Бандит, каких свет не видывал. Да ты и сам все прекрасно знаешь.

– Да, но я его за все время ни разу не видел. Нас было пять человек. Работали по хозяйству. С лошадьми, дрова заготавливали и на прочих работах. Все время где-то в лесу. Даже где находились, не знал.

Ноябрь 1945 года

Сегодняшний день Янис ждал с особым нетерпением и надеждой. Такие чувства он испытывал разве, что в последние дни войны, когда ждал ее окончания. По крайней мере, другого сравнимого и достойного примера из своей жизни, как ему казалось, он не знал. Кроме майских победных дней никаких на его взгляд значимых и в то же время приятных событий он припомнить не мог. Все, что в то или иное время случалось с ним, казалось, сейчас малозначительным. Даже день, когда прорвали блокаду Ленинграда в январе сорок третьего, сейчас спустя годы выглядел для него обычным тяжелым военным днем.

Но, как часто бывает, хорошую и долгожданную новость опередило другое известие. Не радостное и совсем не приятное.

– Кошмар! – в сердцах выпалил Пульпе, ознакомившись в кабинете начальника училища с приказом о его срочной командировке. – Но почему именно сегодня второго ноября надо ехать?

– Давай зря время терять не будем. Его и так у тебя не много. В приказе все понятно изложено, – ответил тот и встал, демонстрируя, что разговор закончен.

Поездка была настолько срочной, что он еле успевал домой, чтобы собраться. А на том, о чем мечтал уже несколько дней, естественно, можно было ставить крест. Ведь именно сегодня вечером, Катерина должна была сказать о своем решении. Именно сегодня истекал срок ее «надо подумать». Правда, Янис о благоприятном для себя исходе догадывался. Вернее, был уверен, что знает о нем. Да и Татьяна Ивановна на днях не утерпела и по секрету сказала ему, что дочка о своем положительном решении объявит в день своего рождения. Но все одно, хотелось услышать об этом из уст любимой девушки.

А теперь придется уехать. Уехать в день ее рождения и не услышать ее решение. Была надежда на будущего тестя, но после звонка ему, ничего не изменилось. Конечно, прямо просить как-то помочь, он не мог. Надеялся, что генерал сам догадается. Тот, несомненно, сообразил, но сказал совсем не то, о чем хотелось услышать Пульпе.

– Ты человек военный. Солдаты приказы не обсуждают, а исполняют. Да ты и сам знаешь не хуже меня, – строго проговорил Озолс, услышав известие о командировке. – То, что предупредил, молодец. Я Катю успокою, не переживай. Через пару недель увидитесь.

– Спасибо, товарищ генерал, – поблагодарил Пульпе и поспешил домой собирать дорожный чемодан.

Он, конечно, хотел сам предупредить Катю. Но как это сделать, если времени до отхода поезда оставалось совсем мало. По телефону же звонить в мединститут, пусть даже по такому случаю, он не решился. «Не жена же, – с сожалением подумал он».

Прямого сообщения Ленинграда со Львовом не было. Пришлось Янису ехать сначала в Киев, а там делать пересадку на Львовский поезд. В наспех отремонтированной кассе Киевского вокзала билетов, кроме как в жесткий купейный, не оказалось. Когда Пульпе вошел в купе, оба верхних места были свободны, а вот на нижней полке одно место оказалось уже занято. Седовласый в солидном возрасте дядька стал единственным попутчиком, потому как другие места за все время поездки так никто и не занял.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – довольно шустро поприветствовал Яниса попутчик.

Он поднялся и протянул Пульпе руку.

– Здравствуйте, – в свою очередь ответил Янис и беглым взглядом осмотрел незнакомца.

– Сергей Сергеевич, – произнес седовласый. – Ямпольский, чуть замешкавшись, добавил он.

– Капитан Пульпе, – негромко представился Янис.

Ямпольский фамилию не разобрал, но переспрашивать не стал. Может, и не фамилия вовсе. За время войны многое изменилось в советской жизни. И не только погоны появились. Вернее, вернулись. Но возможно вместе с ними и какие-то неведомые ему звания восстановили. Или новые ввели. А он в глуши северной жил и отстал от жизни.

– А я вот, уже чаевничаю. Состав рано подали. Я тут уже с полчаса, – проговорил Ямпольский, словно оправдываясь. – Вы присаживайтесь и располагайтесь. Я пока за кипятком для вас схожу, а то местные проводники не очень этим обеспокоены. У меня ягоды сушеные есть. Заварю, так попробуете.

– А я еле успел к поезду. Вроде бы и времени достаточно было, – поддержал разговор Пульпе, вешая фуражку на крючок. – Вы не суетитесь, я сейчас управлюсь и сам схожу.

– Ну, как желаете, – согласился Ямпольский. – Фуражку я бы вам советовал на верхнюю полку положить, чтобы от тряски не упала.

Янис не стал возражать и переложил ее на новое место.

– С России? Говор слышу, что не местный, – поинтересовался Ямпольский.

– С Ленинграда, – уточнил Янис.

На освободившийся крючок он повесил шинель, тщательно пригладил коротко стриженые волосы и присел к столу напротив попутчика. Разглядывать незнакомого человека было не совсем прилично, и он отвел взгляд в окно.

– Вокзал красивый раньше был, – задумчиво произнес Ямпольский, глядя, как молодой капитан рассматривает разрушенное крыло здания.

– Восстановят. Дайте только время. Вон как усердно рабочие трудятся, – с нескрываемым оптимизмом ответил Пульпе. – А сколько до Львова?

– Расстояние?

– Ехать по времени, сколько не подскажете? Не успел справиться в кассе, – чуть смущенно проговорил Янис.

– Если память не изменяет, верст шестьсот будет. Часиков в семь утра должны приехать, – ответил Ямпольский. – Если без приключений.

– Это что же двадцать часов ехать?

– Если ремонтники нигде не задержат.

– А вы до Львова или раньше сойдете? – поинтересовался Янис.

– Если только не по своей воле, – усмехнулся Ямпольский своей шутке.

– Я до Львова.

– М я туда же.

– Домой? – неожиданно для себя спросил Пульпе.

– Так заметно? – улыбнулся Ямпольский.

– Лицо у вас какое-то… одухотворенное что ли. Мы когда с войны возвращались, у солдат похожие лица были. Нет?

– Домой, капитан, Домой.

– Издалека?

– Вы даже представить не можете насколько издалека, – многозначительно ответил Ямпольский.

Поезд тронулся и стал медленно набирать ход. Янис оторвал взгляд от мелькающий строений и, расстегнув гимнастерку, откинулся к стене.

– Не доводилось раньше в Киеве бывать? – спросил Ямпольский.

– Нет. У меня в батальоне двое было c Киева. Много о нем рассказывали. Я на Крещатик хотел сходить, но времени не хватило. Хоть и разрушено много, но видно, что красивый город.

Ямпольский промолчал, надеясь, что новый знакомый продолжит разговор. Так и произошло. Чуть помедлив, Янис заговорил снова.

– У нас в батальоне откуда только солдат не было. Со всей страны. И с Сибири, и с Кавказа, и с Севера много было. Много ребят хороших. И погибло много.

Пульпе замолчал. Глаза блеснули слезливым блеском.

– А я всю войну на Севере. В самой глуши. Работал. Лес для фронта заготовляли. А на войне не довелось, – стараясь отвлечь капитана от воспоминаний, произнес Ямпольский.

– Вы на Севере где трудились? – наконец, совладав с чувствами, спросил Пульпе.

– В Архангельской области. Слышали о такой?

– В Архангельской? У меня там брат живет. В деревне. И невеста с матерью там в эвакуации была.

– Не женат, получается?

– Нет, но недолго осталось, – протянул Янис.

– А что так грустно? Или не по своей воле?

– По своей. А вместо этого в командировку еду. Ай, да ладно! – вздохнул Пульпе.

– Образуется все. А брату вашему повезло. Там много деревень. Люди в них не богато живут, но хорошие по большей части. Здесь, – он развел руками. – Здесь не такие.

– Да, там мужики что надо! – согласился Янис.

– Хотя и малограмотные, но от природы наделенные особым жизненным разумением. Надежные и, как бы вам не показалось странным, свободные и независимые, – произнес Ямпольский с определенной долей грусти и зависти.

– Почему? Люди везде свободу любят и ценят, – Янис недоуменно взглянул на Ямпольского.

– Вы…

– Янис.

– Вы, Янис, не можете не согласиться со мной, что по здешним краям, – Ямпольский машинально обвел вокруг себя рукой. – Да и по многим российским, вражеские сапоги ходили не раз. Не раз под врагом народ оказывался. В отличие от тамошних, северных. От того, там всякое насилие и преклонение не приемлют в большей мере. Нет в тех людях страха. И за свою свободу и достоинство готовы многим жертвовать.

Ямпольский мог бы еще долго говорить о людях, с которыми свела его судьба в последние годы. Вспоминая их, он уже стал сомневаться в правильности своего поступка. И в определенной мере даже осуждал себя за то, как он с ними расстался.

– Да, Митька, пожалуй, такой, – задумчиво проговорил Пульпе.

– Что?

– Брат мой такой, говорю. Он по званию младше меня, а по годам старше. Я командиром был у него. На приказы воинские реагировал всегда по-военному. Не вступал в пререкания, даже, когда не согласен был. Но по жизни… По жизни спуску никому не давал. Однажды в полевую баню наш замкомполка пожаловал. Один из них был в обычном тулупе без знаков различия. Митька, брат мой, как раз там был. Толи воду помогал носить с озера, толи еще что-то делал. Ну и стал этот командир в тулупе права качать. А когда Митька сделал замечание, тот попытался пистолет выхватить. Ну, братец его скрутил и холодной водой окатил. Да много чего было за время войны. Я, зная его характер, никогда в гражданском им не командовал. Не посмотрит, что командир, живо на место поставит.

– А что тот начальник ничего брату за тот случай в бане не сделал?

– Хотел, да политрук у нас правильный в батальоне был. Объяснил ему. Замяли вообщем.

Попутчики какое-то время сидели молча. Наступившую в купе тишину нарушало лишь планомерное постукивание вагонных колес. Первым не выдержал Ямпольский.

– Ну, хватит грустить, капитан – проговорил он. – Может, коньячку по рюмашке?

– Честно говоря, не отказался бы, но как-то неудобно. У меня кроме смены белья с собой и нет ничего, – смутился Пульпе.

– Да ладно. Нашел о чем сожалеть. Тем более и повод есть, – вытаскивая из портфеля бутылку, произнес Ямпольский. – На закуску, правда, только хлеб.

– Ого! Армянский! Двин! – восхитился Янис.

– А вы в нем разбираетесь?

– Нет, что вы. У моей невесты отец в этом разбирается. Если я не ошибаюсь, такой трудно достать.

– А я и не знал. Мне знакомый подарил, как у вас говорят, на дорожку.

Они выпили. Помолчали. Ямпольский налил еще и они снова выпили.

– А у нас в деревне случай был забавный, – заговорил Ямпольский. – Жена мужа допекала по разному поводу и без него. Ну, мужик и захотел ее проучить, если так можно выразиться. Вечером сказал, что за водой на реку пошел. В деревне для самовара, да и для собственного потребления все на реку ходили за водой, хотя колодцы были почти у каждого в доме. И вода в них хорошая, а вот пользовали ее только на хозяйственные нужды. Ну, и скотину поили. Вообщем, ушел и ушел. С ведрами. Время идет, а мужика нет. Не стала жена его ждать и спать легла. Утром проснулась – нет мужа рядом. Побежала к реке. А на берегу его верхняя одежда лежит и ведра стоят. По всему выходит, что искупаться мужик захотел. Разулся и больше не одевался. Целый день по реке деревенские мужики лазили, но мужа ее не нашли. Решили, что утонул, а течением, там пороги хорошие, тело унесло или завалило под какую-нибудь корягу.

– И что? – не понял Пульпе.

– Что, что. Мужик тот в лесной избушке неделю жил. Живой и здоровый. А потом домой заявился. Думал, что жена обрадуется, да в ноги упадет. Прощения просить будет за старые грехи. А та, когда увидела его, испугалась. Подумала, что черт в его обличье вернулся. Ну и саданула его по голове, что под руку попалось. Теперь тот мужик все время веселый и счастливый ходит. С головой что-то сделалось. Вот такая история, капитан Янис.

– Да уж, шутник мужик, – подивился Пульпе.

Зачем Ямпольский все это придумал, он и сам так сразу не сообразил. Вернее, не все. Суть в истории осталась. Вот только преподнес ее абсолютно иначе. И цель поступка вымышленного мужика с его намерениями не совпадали. Одно было общим: исчезнуть хотел и мужик и он. А утопление лишь ширма. И захотелось Ямпольскому о своем поступке с кем-нибудь поделиться. Отчего-то приглянулся ему этот по-детски искренний фронтовик-капитан. Однако, рассказать, как все было на самом деле, он не мог, потому и придумал на ходу всю эту историю.

Они еще какое-то время говорили на разные темы. Вернее, говорил в основном Пульпе. Рассказывал то об учебе в училище, то о невесте Кате, то о работе в училище. Под неторопливый рассказ капитана Ямпольский вскоре задремал. Когда открыл глаза, то увидел, что и попутчик спит, прислонившись к стенке спиной.

За окном уже стемнело. Взглянув на часы, Ямпольский для себя отметил, что проспал почти два часа. Он встал, намереваясь выйти в коридор, чтобы немного размяться. В это время поезд резко стал тормозить, и Ямпольский, не устояв, повалился на спящего капитана.

– Что случилось? – Янис моментально проснулся и стал помогать Ямпольскому подняться.

– Не знаю. Может, кто-то аварийный тормоз нажал, – потирая ушибленный о верхнюю койку лоб, ответил тот.

Где-то впереди по ходу поезда послышался выстрел. Затем еще один. Поезд, наконец, остановился, и тут же наступившую тишину разорвала автоматная очередь.

– Ого! – воскликнул Пульпе, машинально хватаясь за то место, где могла бы быть кобура. – Наверное, что-то серьезное случилось.

В этот момент в коридоре послышались громкие мужские голоса. Янис приоткрыл дверь, но не успел ничего сделать, как возникший в дверном проеме огромный бородатый мужик сбил его с ног кулаком.

– Назад! – рявкнул он, заслоняя собой выход из купе. – Оружие на стол. И не рыпаться.

– Я без табельного, – поднимаясь, произнес Пульпе. – Вы кто?

– Давай на выход! – проговорил бородатый, не обращая внимания на вопрос Пульпе.

Он отступил назад и кивнул ему, чтобы тот выходил.

– Я, прошу прощения, вы кто? – подал голос Ямпольский.

Мужик бросил взгляд на поляка и тоже не удостоил того ответом.

– На выход быстро! – коротко обронил он, направив автомат на Пульпе. – Не заставляй меня тратить патроны и делать в тебе дырки.

И тут произошло то, чего ни Ямпольский, а уж тем более Пульпе впоследствии не смогли толком объяснить. Сергей Сергеевич шагнул вперед и произнес:

– А может, меня вместо капитана возьмете? Какой толк вам от пацана. А я…

– Замолч, – шикнул бородатый. – А ты поторапливайся. Не испытывай мое терпние.

– Миколо, ти чого тут застряг? Чого тут у тебе? – в купе шагнул холеный мужчина лет сорока в «петлюровке»²³ и демисезонном кителе с накладными карманами.

– Так, вот, старшой, – бородатый кивнул на Ямпольского. – Мужик просится вместо вояки.

Тот оценивающим взглядом обвел Ямпольского. Затем посмотрел на державшегося за скулу Пульпе.

– Ну, якщо хоче, то забирай, – небрежно произнес старшой и, повернувшись, вышел из купе.

– А…, – бородатый вероятно хотел спросить о Пульпе, но тот уже разговаривал в коридоре с кем-то другим.

Ямпольский тут же подхватил свой портфель и шагнул к бородатому.

– А ты, того, сымай китель. И сапоги тоже, – обращаясь к Янису, проговорил Микола.

Дождавшись, когда Пульпе разденется, он кивнул Ямпольскому на одежду. Тот все понял и, схватив ее в охапку, шагнул к выходу из купе. Бородатый поднял автомат, выстрелил в потолок и тоже вышел в коридор.

– Давай, на выход, – услышал сзади Ямпольский и поспешил к ближайшему тамбуру.

Сентябрь 1948 года

На Арсенальной набережной дул противный осенний ветер. Ямпольский поежился, всматриваясь в речную даль, и обернулся к генералу.

– Давай, сюда, – тот потянул его за рукав. – Тут по спокойнее.

Они свернули за угол соседнего дома и оказались на небольшой уютной площадке, на которой росло с десяток деревьев и стояло несколько пустующих деревянных скамеек. Озолс оценивающим взглядом осмотрел их и остановился у ближайшей.

– И все-таки, почему ты тогда вступился за того парня? – продолжил он разговор.

Сергей пожал плечами, о чем-то подумал и произнес:

– Не знаю, если честно. Так бывает. Сначала сделаешь, а потом думаешь.

– А, может, подумал, что и твой сын в непростой ситуации может оказаться. И тогда ему кто-нибудь поможет? – настаивал генерал. – Да?

– Не знаю, как-то само собой все получилось, – проговорил Ямпольский. – Времени, чтобы подумать не было. Да я и не жалею ни о чем, если ты об этом.

Иварс понимающе кивнул головой.

– Присядем? – предложил Ямпольский.

– Они, кстати, ровесники, – проговорил Озолс, устраиваясь на лавке.

– Григорий с тем капитаном? – Ямпольский проглотил подступивший к горлу ком.

– Да.

По верхушкам деревьев пробежался легкий ветерок и под ноги мужчинам упали несколько пожелтевших березовых листочков. Ямпольский поднял два из них и покрутил в руках.

– Сентиментальный стал? На меня тоже порой накатывает.

– Вот этот совсем мал еще. Мог бы шелестеть и расти. А вот этот, – Сергей приподнял большой лист. – Этому, пожалуй, пора.

– Не время сантименты разводить. Сделаем дело, потом можешь себя хоть с большим листом сравнивать, хоть с малым, – приструнил Иварс поникшего собеседника.

– Как дочка, генерал? Замужем, наверное? Внуками еще не обзавелся? – спросил Ямпольский.

– Из вежливости спрашиваешь? Или другой интерес?

– Не хочешь, не отвечай.

– В кино дочка с мужем пошла. Фильм новый вышел. «Молодая гвардия». Рекомендую. А внуку скоро год исполнится.

– Схожу. Как не сходить, – с долей иронии заметил Ямпольский. – Давай, ближе к делу, – едва заметная улыбка сползла с его лица.