Читать книгу: «Танго со смертью», страница 6
А где Татьяна?
– Здравствуйте, а вы, собственно, к кому? – незнакомая медсестра смотрела на Лину изучающе и не слишком дружелюбно. Хорошенькое личико блондинки со слегка вздернутым носиком излучало настороженность и даже суровость.
– Меня ждет на консультацию Омар Омарович, – Лина широко улыбнулась девушке и уточнила:
– А когда медсестра Татьяна дежурит?
– Уволилась ваша Татьяна, – проворчала медицинская фея в розовом костюме.
– Давно? – оторопела Лина.
– Да буквально три дня назад.
– Странно....Таня – опытная медсестра, давно работала в отделении, врачи были ей довольны, да и пациенты к ней хорошо относились, потому что она добрая и веселая… – Лина размышляла вслух, но ее мысли отчего-то не понравились новой медсестре.
– У нас тут строгие порядки. Говорят, ее уволили за длинный язык. Я не хочу последовать за ней, поэтому отвечать на ваши расспросы не собираюсь.
– За язык? – изумилась Лина. – Какие такие «военные секреты» отделения неотложной хирургии могла разболтать рядовая медсестра?
– Ну, знаете, у нас тоже свои тайны есть. Врачебные – объявила девушка не без важности. – За их разглашение запросто уволить могут. И вообще. Все, что происходит в отделении, для посторонних глаз и ушей не предназначено.
Дальнейшие расспросы девушки, которую звали Лидией, были бессмысленны, и Лина отправилась на поиски Омара Омарыча.
Доктор был, как обычно, внимателен, но немногословен. Лина знала, что он ни за что не станет говорить о том, что не касается ее здоровья. Во-первых, Омар Омарыч всегда спешит, а. во-вторых, он убежден, что пациентам не надо давать лишней информации, чтобы лишний раз не волновать их. Лина припомнила случай из ее недавнего пребывания в клинике. Вскоре после операции она спросила Омара Омарыча про странный синий проводок. Эта не медицинская, а скорее компьютерная деталь торчала из шва на ее груди так явно, словно Лина была не женщиной из плоти и крови, а транзисторным приемником или даже трансформером.
– Зачем вам знать то, что вас не касается? – проворчал доктор. Он закончил перевязку, помог Лине слезть со стола и лишь тогда назидательно сказал:
– Меньше знаешь – крепче спишь.
Как многие интеллигенты, для которых русский язык не родной, он с удовольствием и с тайной гордостью то и дело вплетал в речь русские пословицы и поговорки, причем делал это всегда к месту.
Доктор выговорил это с таким удовольствием, что Лине стало ясно: эта русская присказка у киргизского кардиолога Омарова одна из любимых.
Через пару дней веселый интерн Анатолий Геннадьевич открыл Лине под большим секретом тайну синего проводка. Оказалось, если сердце пациента внезапно остановится, с помощью этого простого устройства повышается шанс «завести» сердце снова.
Лина лишний раз убедилась, что Омар Омарыч был крепким орешком и тайны хранить умел, однако решила не отступать. Неизвестно, когда еще представится возможность разузнать хоть что-то о странных делах, творившихся в клинике.
– Омар Омарович, можно задать вам вопрос, не имеющий отношения к моему прооперированному сердцу?
– Пожалуйста, спрашивайте, только без подробностей. Вы же видели, что у меня нет времени на посторонние разговоры.
– Омар Омарович, вы не знаете, куда пару месяцев назад делся ваш пациент Бармин? Ну такой красивый старик, он раньше дипломатом был. Говорили, что его забрала родственница, не дождавшись выписки, и перевела в другое отделение…
– Какой такой Бармин? – изумился доктор. – В нашем отделении мы делаем полтысячи операций в год, каждый день кто-то выписывается… В общем, иголку в стоге сена я искать не собираюсь. Если честно, у меня теперь другие проблемы и другие пациенты.
Лина услышала примерно то, что ожидала, и, несмотря на недовольный и озабоченный вид доктора, решила продолжить расспросы:
– Омар Омарович, накануне выписки мне довелось случайно узнать, что молодой доктор из реанимации, его, кажется, звали Константин, по фамилии Могильный, умер прямо на рабочем месте. Он в тот день дежурил и практически не покидал реанимационное отделение.
– И кто же это, интересно знать, вам поведал подобную страшилку? – въедливо поинтересовался Омар Омарыч и раздраженно щелкнул тонкими пальцами хирурга. – Уж не Татьяна ли? Недаром ее уволили за длинный язык. Надеюсь, это послужит ей уроком…
– Вы, доктор, лучше меня знаете: если болезнь упрямо замалчивать и не замечать, она от этого не исчезнет…
Лина не собиралась отступать, но Омар Омарыч, говоря языком полицейских, «ушел в полную несознанку». Он взглянул на Лину фирменным взглядом опытного доктора и вынес следующий вердикт:
– Да какая вам теперь разница, Ангелина Викторовна, кто да от чего умер в нашей клинике. Вас выписали домой, вот и поправляйтесь, радуйтесь тому, что вы сами живы и теперь уже почти здоровы. Как говорится, «баба с возу – кобыле легче». Будете слушать чужие глупости – пеняйте на себя и не удивляйтесь, что слишком медленно идете на поправку. Сердце крепко связано с нервной системой, а волноваться вам вредно. Скажу лишь, что мы, врачи, так же смертны, как и все остальные люди. У парня просто не выдержало сердце, вот он взял и умер. Как доктор подтверждаю: внезапная смерть иногда случается даже с очень молодыми людьми. Никто не знает, кому и сколько где-то там в небесной бухгалтерии отпущено. Как говорится, «наши дни отмерены не нами»…
– И все-таки смерть Константина Могильного в реанимационном отделении выглядит очень странной. Не верю, что историю с внезапной смертью молодого доктора в полиции спустили на тормозах и все тут же о ней забыли, – продолжала наседать на доктора Лина.
– Начальство нам об этом не докладывало, – устало отмахнулся Омар Омарыч. – Мой вам совет, Ангелина Викторовна, не забивайте голову посторонними страшилками и тщательно соблюдайте мои назначения. Вот тогда и будет вам счастье.
– Женщине плохо!
Бледная пациентка с аккуратной заплаткой на груди выглянула из палаты и тихо сказала, почти прошептала, эти слова. Она искала глазами кого-нибудь из медперсонала и держалась за дверной косяк, чтобы не упасть.
«Прооперированная», – подумала Лина. Пациентов, переживших операцию, можно было отличить от тех, кто ждал своей очереди, по такому аккуратному белому прямоугольнику на груди, тщательно приклеенному пластырем.
Омар Омарыч бросил Лину на полуслове, прорычал сестре: «Дефибриллятор!», «Срочно!» и огромными прыжками метнулся в палату.
Лина застыла на месте, автоматически фиксируя в памяти происходящее. Буквально через несколько минут из лифта вывалилось два молодых сосредоточенных доктора с чемоданчиками в руках. Лина догадалась, что они прибежали из реанимации. Видимо, там с лихвой возместили отсутствие Мухиной. Через минуту врачи выкатили в коридор каталку, на которой лежала женщина с очень бледным, почти голубоватым лицом. Один из реаниматологов бежал рядом с каталкой и закачивал пациентке в рот кислород из большого синего шара.
Миг – и процессия исчезла за углом.
Омар Омарыч вернулся на пост грустный и какой-тот задумчивый.
– Что с ней? – полюбопытствовала Лина.
– Слишком богатое воображение, вроде, как у вас, Ангелина Викторовна. Представила себе в деталях предстоящую операцию, и ей стало по-настоящему плохо. Это наглядный урок для вас. Будете повсюду совать свой нос и распалять свою бурную фантазию – ничем хорошим это не закончится. Как говорится, «любопытной Варваре на базаре нос оторвали». – Омар Омарыч с удовольствием процитировал очередную русскую поговорку.
– А кто эта несчастная? – не отступала Лина.
– Одна весьма обеспеченная особа из щоу-бизнеса, – сообщил Омар Омарыч таинственно. – София Крыжевская. К сожалению, богатые болеют и умирают точно так же, как и все остальные. Мы все, Ангелина Викторовна, равны перед богом, и неважно, как его называют – Аллах или Иисус.
Доктор стряхнул с себя угрюмую озабоченность, улыбнулся через силу и добавил:
– Больше я вам ничего не скажу.
Омар Омарыч вручил Лине медицинскую справку для поликлиники, выписал кое-какие новые лекарства и, на всякий случай, легкое успокоительное. Доктор намекнул. Что Лине оно не помешает. Затем он проводил любопытную пациентку к лифту, словно опасаясь, что она отклонится от привычного маршрута и прошмыгнет туда, куда больным вход строго запрещен.
«Напрасно Омарыч старается. Знал бы он, где мы с Башмачковым уже успели побывать в этом богоугодном заведении! – злорадно подумала Лина. – Морг, реанимация… Вот удивился бы!»
Лина чувствовала досаду и даже некоторое раздражение от встречи с Омаром Омарычем, поскольку ничего нового ни о смерти Константина, ни об исчезновении Бармина в этот раз узнать не удалось. Она вспомнила про кафе в другом крыле здания и решила, как обычно, совместить приятное с полезным. Короче говоря, заесть плохое настроение чем-нибудь вкусненьким. В трудные минуты ей всегда помогал свежезаваренный крепкий чай с лимоном и горьким шоколадом, но сейчас ввиду особых условий сгодился бы и чай из пакетика со слоеным язычком в больничном буфете. Лина прибавила шаг, и тут…
Гонки в инвалидном кресле
Марианна изо всех сил старалась угодить Бармину, однако понимала, что слишком наседать не следует. Благодарность старика может в любой момент перерасти в подозрительность, затем в гнев и в итоге погубить все дело. Между тем у Марианны пока все складывалось как нельзя лучше. Главное, чтобы никакие неприятные неожиданности не испортили задуманное. В случае удачно исхода всей операции она существенно поправит свои дела, и это окажется серьезной заявкой на обеспеченное будущее.
В тот день, когда Марианна украла Бармина из отделения, она поначалу не представляла себе, куда повезет столь солидного, к тому же все еще слабого после операции подопечного. В голове проносились разные варианты: домой, на съемную квартиру, в гостиницу… Но судьба неожиданно оказалась к ней благосклонна. Марианна без проблем договорилась с заведующим санаторным отделением их клиники об отдельной палате для «моего любимого папочки» и вскоре вполне легально прикатила туда Бармина. Отделение находилось в другом крыле огромного здания, так что вероятность встретить там знакомых докторов и медсестер была не слишком велика. Впрочем, найти более-менее правдоподобное объяснение ее пребыванию в тех краях для доктора Мухиной не составило бы особого труда, она всегда отличалась сообразительностью.
В тот же день Марианна Мухина взяла отпуск на работе и поселилась в палате Бармина на узком диванчике. Врачи и сестры санаторного отделения не уставали удивляться добротой и самоотверженностью «дочки», которая круглые сутки ухаживала за пожилым отцом и даже оформила отпуск. Она ставила старику уколы и капельницы, прогуливалась с «папочкой» по коридору, словом, не оставляла его одного ни на минуту.
– Мэри-черри, давно хочу вас спросить. Вам не противно за мной ухаживать? – поинтересовался старик в один из дней, когда Марианна привычно хлопотала вокруг него
– Боже, что за странный вопрос? Разве вы не достойны внимания и заботы? Разве вы не заслужили их всей своей жизнью? Вы, такой необыкновенный во всех отношениях мужчина! Как, скажите, я могла допустить, чтобы столь заслуженный человек не долечился, не получил должного ухода и полностью не восстановился после операции, – прошептала Марианна низким бархатным голосом, который на ее пациента действовал лучше любого антидепрессанта.
Бармин скромно кивнул и прикрыл глаза. Так поступил бы на его месте, наверное, любой немолодой мужчина. Он и сам начал потихоньку верить в то, что эта симпатичная рыжеволосая докторша к нему неровно дышит. А что? Вполне заурядная история отношений между пациентом и его лечащим врачом…
– Как же вы будете жить дома один, без посторонней помощи? – кротко вздохнула Марианна, поправляя Бармину подушку. Старик тяжело вздохнул и взглянул на свою молодую спасительницу проницательным взглядом. Конечно, хорошо бы, чтобы эта молодая рыжеволосая красавица была при нем всегда, но такое, пожалуй, случается только на страницах глянцевых журналов. Он ведь не олигарх, не звезда эстрады, не академик… Вот выпишут его из клиники, он отблагодарит эту чудесную девушку за услуги и больше никогда не почувствует на лбу прохладу длинных и нежных пальчиков. Да, и еще. Его щеку не будет щекотать рыжая прядь, которая постоянно выбивается у прекрасной докторши из-под шапочки, а руку не будут гладить длинные прохладные пальцы. И духи… запах свежих, пахнущих морским бризом духов больше никогда не вскружит ему голову…
Лина, ускоряя шаг, брела по бесконечному больничному коридору. Блямс! Споткнувшись на стыке кусков линолеума, она едва не рухнула на тщательно отдраенный больничный пол. С трудом удержавшись на ногах, Лина подняла глаза и оторопела. За поворотом промелькнула инвалидное кресло, которое быстро, почти бегом, катила худенькая девушка. Спина мужчины, сидевшего в кресле, показалась ей знакомой… Забыв про назначенный рентген и даже про чай с булочкой, Лина быстрым шагом двинула следом. К сожалению, догнать шуструю медичку было нереально, особенно с учетом того, что в «забеге» участвовала недавняя пациентка этой же кардиологической клиники, то есть сама Лина.
– Эй, стойте! – завопила она и прибавила шаг.
Девушка, катившая коляску, тоже ускорилась.
– Имейте совесть, я не могу за вами угнаться! – крикнула Лина, однако дама и не подумала притормаживать. Ну и дела! Надо обязательно обогнать эту парочку и заглянуть в лицо того, кто сидит в инвалидном кресле. Или хотя бы задать ему вопрос со спины. Лина надеялась услышать благородный баритон Иннокентия или хотя бы низкий грудной голос рыжей врачихи. Почему этот мужчина, кстати сказать, до сих пор не оглянулся? Звать его по имени глупо – а вдруг в кресле сидит не Бармин, а другой пациент?
Худенькая спина незнакомки в коротком белом халатике удалялась с каждой минутой все быстрее по бесконечному коридору. Что ж, видно, придется смириться с тем, что молодая здоровая медичка выиграла этот спринтерский «забег».
«Ничего-ничего, – подумала Лиина, – за поворотом грузовой лифт. Там-то мы с тобой, голубушка, и столкнемся лицом к лицу. И я тебя узнаю, как в том старом детском анекдоте, «по хитрой рыжей морде». Не потащишь же ты своего «пассажира» в кресле по лестнице!».
Лина прибавила ходу. Движение на первом этаже в коридоре клиники, казавшемся бесконечным, было в те минуты столь же оживленным, как в час пик на Садовом кольце. Медленно тащились пожилые пациенты, бодрее шли школьники с родителями, мамы катили в колясках малышей, родственники двигали инвалидные кресла с тяжелыми больными… Лина легко обогнала каталку с пациентом, которую легко толкала пухленькая медсестричка в голубом костюме, едва не сбила с ног хрупкую девушку-интерна в синем комбинезоне, затем задела локтем невысокого доктора, тащившего толстую папку с медицинскими документами. Доктор, по-видимому, направлялся в конференц-зал, расположенный в другом крыле здания, и был полностью погружен в свои научные мысли.
«О, черррт! Опоздала!».
Лина досадой прислонилась к стенке и постаралась восстановить дыхание.
Дверь грузового лифта с грохотом захлопнулась прямо перед ее носом. Лина заглянула за угол. Пусто! Возле лифта и в конце коридора – ни-ко-го. Инвалидное кресло с пациентом, а также медсестра в коротком белом халатике исчезли, растворились, как будто их никогда и не было в этом бесконечном коридоре.
Лина задумалась. Что делать? Не искать же эту парочку по всем этажам и во всех отделениях клиники? Да ее и не пустят никуда без специального пропуска, а если даже чудом прорвется, мигом выведут под белы руки, словно неадекватную родственницу кого-нибудь из пациентов. Да и где гарантия, что в том кресле сидел именно Бармин? Силуэт пациента, похожий на фигуру Иннокентия Михайловича, – сомнительный повод для того, чтобы сейчас же кидаться к руководству клиники и требовать отыскать пропавшего отца Веры Барминой. Да и вообще, какое у нее право пускаться на поиски чужого старика? Абсолютного никакого. Даже если его прячет в клинике рыжая алчная докторша с криминальными замашками.
«Башмачков прав, не надо лезть не в свое дело и вообще пора забыть о пропаже Бармина как о кошмарном сне», – устало подумала Лина и отправилась в буфет – заедать шоколадкой очередной стресс.
– Мэри, кто этот там в коридоре так громко кричал? – поинтересовался Бармин, впрочем, без особого интереса, когда Марианна прикатила его обратно в палату.
– Да какая-то сумасшедшая тетка рванула за нами. Зачем, почему – непонятно, впрочем, я и не собираюсь выяснять. Мне важнее ваше спокойствие, вот я и прибавила ходу. Здорово мы сделали ее, Иннокентий Михайлович?! Тут в клинике много разных людей с больной психикой ошивается, что и говорить! Кстати сказать, дорогой Иннокентий Михайлович, вам лишние контакты пока нежелательны. Самое опасное для прооперированного пациента – это внутрибольничная инфекция. В общем, не переживайте, я вас в обиду никому не дам. Обещаю: здесь нас никто не найдет. У нас с вами теперь общая тайна, а тайны, поверьте, я хранить умею.
Рыжие волосы Марианны коснулись щеки пожилого мужчины, ему стало щекотно, и Иннокентий невольно улыбнулся. Он слегка сжал старческой рукой в пигментных пятнах прохладные и тонкие пальцы Марианны и благодарно, хоть и слегка старомодно, прильнул к ним губами…
Следы дипломата теряются
– Слушай, Башмачков, ты веришь в привидения?
Лина намазала на кусок подогретого круасана апельсиновый джем и прихлебнула кофе из любимой тонкой чашечки костяного фарфора. Сквозь легкую занавеску пробивалось зимнее солнце. В эти блаженные минуты вчерашняя встреча в коридоре клиники показалась ей тяжелым ночным кошмаром, о котором желательно поскорее забыть.
Башмачков откусил большой кусок от внушительного тоста с докторской колбасой, прожевал и лишь тогда проворчал:
– Когда писатель что-то сочиняет, он всегда верит в свои фантазии. Сейчас я как раз пишу главу о приведениях на старинном еврейском кладбище в Праге. Недаром же я в новогодние каникулы туда мотался. А почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Башмачков, вновь отхлебнув кофе и сооружая новый внушительный тост, теперь с сыром.
– Вчерашние догонялки в коридоре клиники выглядели почти как погоня за привидениями, – поежилась Лина.
– С чего это вдруг тебя стали волновать мистические вопросы? – хмыкнул Башмачков. Он удобно угнездился в кресло на кухне и со вкусом от отхлебывал кофе из «своей» чашки с черепом и костями, которую недавно завел у Лины.
– Ну ты же в теме, Башмачков! Вечно кропаешь эти свои готические романы, где приведений – как пассажиров в метро в час пик. В последнее время мне стало казаться, что Бармина похитила настоящая рыжая вампирша, она же ведьма.
– Ты же только что рассказала мне, что посещала свою кардиологическую клинику, а не кладбище, – попытался внести ясность Башмачков. – Мне раньше казалось, что там возвращают людей к жизни, а не наоборот…
– В том-то все и дело, что не всегда, – пожала плечами Лина, – и тебе об этом прекрасно известно. Помнишь, мы Бармина тоже считали уже того…, пациентом подвального патологоанатомического отделения. А тут вдруг такая внезапная встреча в коридоре. Знаешь, мне показалось, что больной скорее жив, чем мертв. И врачиха эта рыжая там бегает, как спринтер. Правда, Бармина мне удалось увидеть только со спины. Так что ручаться на сто процентов за то, что это был именно Иннокентий, я не могу. Кстати сказать, нам с тобой, Башмачков, известно, что старика выписали из больницы еще до Нового года. Короче, я весьма удивилась, что он вдруг там нарисовался, как тень отца Гамлета.
– По-моему, в твоем случае задействованы вовсе не потусторонние, а самые что ни на есть земные силы, – тщательно подбирая слова, заявил Башмачков. Он неторопливо, со вкусом достал из тостера кусок горячего белого хлеба., тщательно намазал его маслом и покрыл сверху толстым слоем апельсинового джема.
– Наверное, ты прав, все гораздо проще. Тогда почему эта чертова медичка дернула от меня со всех ног, как ведьма от ладана?
– Допустим, ты видела именно Бармина… – продолжал импровизированную летучку Башмачков, не спеша поедая ложечкой клубничный йогурт. – Столько времени прошло, а он, по твоему мнению, все еще в клинике? Честно говоря, верится с трудом. Сама знаешь, в наше время каждое койко-место на учете, без необходимости в клинике никого держать не будут. Ни одна страховая компания на такое не пойдет. Даже дети знают, что теперь и жизнь, и смерть человека, и любая медицинская процедура, и даже услуги «Скорой» – все стоит денег, причем нередко немалых.
– Конечно, Башмачков, я легко могла обознаться, при моем-то зрении. Тогда во всей остроте встает вопрос: почему эта дамочка в белом халате так резво дернула от меня? Чего она, собственно говоря, испугалась?
Башмачков что-то промычал в ответ, продолжая жевать, а потом неохотно согласился с Линой, что спринтерский забег врачихи на пару с пациентом, сидящем в инвалидном кресле, выглядел со стороны действительно не слишком обычно.
– Что ж, дорогой литератор, теперь у нас задачка уже с двумя неизвестными. Необходимо узнать, какие отделения находятся в другом крыле здания, и в котором из них предположительно может находиться исчезнувший дипломат…
Лина продолжала строить догадки, не забывая подливать Башмачкову кофе. Ее возлюбленный тем временем углубился в компьютер, попутно оценив завтрак одобрительным мычанием. Наконец он изрек:
– Ого, смотри! Санаторное отделение! Самое подходящее место для выздоравливающего старичка. Денежки у Бармина имеются, значит, его могут лечить там столько времени, сколько он будет платить.
– Понимаешь, Башмачков, – задумчиво отозвалась Лина. – Меня эта быстроногая мымра уже засекла. И, возможно, на всякий случай уже возненавидела, хотя я была для Бармина всего лишь товарищем по несчастью и никакой опасности для нее как соперница не представляла. Боюсь, второй раз она дернет от меня еще быстрее. Ну, а ты Бармину вообще никто, посему она тем более не станет отвечать на твои вопросы. В общем, так. Предлагаю отправить в клинику Верочку Бармину. Мне кажется, родная дочь имеет на старого дипломата больше прав и влияния, чем мы с тобою вместе взятые.
Башмачков согласился, что идея неглупая, покинул наконец насиженное кресло и пошел варить вторую порцию кофе.
Вера выслушала, не перебивая, рассказ Лины о странной встрече в клинике и, конечно, загорелась идеей дернуть за новую ниточку в этой странной истории. А точнее – навестить санаторное отделение в кардиологической клинике, где, возможно, скрывается ее отец.
– К сожалению, других вариантов у меня нет, – тихий голос молодой женщины звучал по телефону печально, – попробую использовать хотя бы этот шанс.
Ранним утром Вера уже была в клинике. Дородная дама в справочном окошке пристальным взглядом изучила эффектную посетительницу в дорогой шубке, затем взяла у нее российский паспорт, потом внимательно просмотрела какие-то списки и наконец отрезала:
– Ваш родственник Иннокентий Михайлович Бармин в списках пациентов санаторного отделения не значится.
– Как же так! Еще вчера, насколько мне известно, он был здесь! – Вера решила блефовать до конца. У нее даже кончик носа покраснел от напряжения, а на мраморно-бледном лбу выступили капельки пота.
– Не спорю, был, – согласилась дама, еще раз пролистав списки. – А сегодня его выписали. У нас каждый день, девушка, кто-нибудь выписывается, потому что мы возвращаем людей после операций к нормальной жизни.
– И куда же он выписался? – растерянно пробормотала Верочка.
– Туда, куда все остальные выписываются. Домой! – раздраженно заключила дама в окошке и кивком головы дала понять следующему в очереди, что она его внимательно слушает.
«Значит, папа жив! Слава богу!». Вера обрела надежду узнать в подробностях все, что случилось с отцом за последние месяцы. Девушка вызвала такси и рванула в район Большой Бронной. Кирпичная башня бывших номенклатурных работников, где проживал отец, много лет была и ее домом. Прилетев на несколько дней из Франции, Верочка остановилась в квартире, знакомой ей с детства до царапин на обоях и трещин на потолке. Она никогда не бывала здесь прежде одна, и новые ощущения очень ей не понравились. Вечерами Вера слонялась по комнатам, чтобы унять жутковатое ощущение, будто в квартире кто-то есть. То ей казалось, что скрипят половицы в кабинете отца, то она слышала вздохи в родительской спальне, то чудилось, будто рыжая кошка Лапка, когда-то жившая в их квартире, лакает из блюдечка молоко, то будто бы воздухе витали запахи пирожков, долетавшие из кухни, которые когда-то выпекала ее мама.
В общем, за минувшие ночи Вера Бармина изрядно устала от всех этих мнимых шорохов и звуков, которые особенно ясно слышатся в одиночестве. Однако теперь она ехала домой в прекрасном настроении. Хорошо, что отца выписали! Он жив! Теперь-то наконец все окончательно выяснится – и почему папа не отвечал на ее звонки, и для чего он решил задержаться в клинике так надолго, и вообще, что он намерен делать дальше. В общем, вопросов хватает. Сможет ли отец после операции жить в квартире один, без посторонней помощи или ей придется нанимать для него сиделку или приходящую домработницу?
Вера выбежала из лифта, открыла квартиру своим ключом и застыла у порога. Родной дом встретил ее звенящей тишиной. Никого. Верочка вошла в прихожую и, не снимая обуви и пальто, устало опустилась на стул. Было так тихо, что она услышала, как тикают на книжном шкафу старинные часы, знакомые ей с детства.
Лина выслушала по телефону сбивчивый рассказ Веры Барминой, который то и дело прерывался короткими всхлипываниями, и попыталась ее успокоить. Верочка продолжала тихонько скулить, поэтому Лина решила быть жесткой.
– Плакать сейчас бесполезно и преждевременно, – сказала она. – Главное, Верочка, ваш отец жив. Узнать о том, кто и куда его увез – наша задача в ближайшее время. Надеюсь, полиция все же иногда ищет пропавших без вести людей, а не только обирает мелких предпринимателей и винтит на митингах подростков с плакатами. Недавно одна дама в погонах заявила: «Между прочим, мы живем в правовом государстве». То, что она в тот момент намекала на взятку – дело десятое. Главное, у нас пока еще остается надежда на то, что «замотивированная» вами полиция не положит ваше заявление под сукно, и мы в конце концов найдем постоянно ускользающего от нас Иннокентия Михайловича.
Вера вздохнула и, устав сдерживаться, в голос разрыдалась.
