Читать книгу: «Совершенство», страница 3
– К тому, что происходит сейчас невозможно подготовиться.
– Не передёргивай мои слова, ты прекрасно понял о чём я говорю! Ты не «болеешь» Севером, и я это вижу. Быть может океаном, льдами и айсбергами – да, пожалуй… Я вижу, как горят твои глаза при упоминании океана, но здесь – на суше – ты проездом; ты просто турист, который что-то прячет у себя за спиной в рюкзаке, и это мне не нравится! Ивлин – мой друг, который тебе доверяет, и я не хочу, чтобы ни он, ни я в тебе ошиблись. Тебе что-то надо от этого места, а стало быть, и от нас тоже – и это мне чертовски не нравится! Ты сюда проник, как контрабандист, в тебе чувствуется какой-то страх, и ты его пытаешься закопать здесь, салага!
Данное ещё по приезду Ломаком прозвище «салага», прозвучало из уст Корхарта не случайно – матёрый полярник хотел подчеркнуть, что говорит за двоих, что его отсутствующий друг пускай и не высказывается напрямую, но мыслит также. А при слове «контрабандист», Эйдан и вовсе почувствовал неприятный холодок, тронувший затылок и шею.
– Давай для начала успокоимся, хорошо? – парень примирительно поднял руки и подался вперёд, чтобы быть на свету. – Рон, все твои подозрения, лишь из-за этой ситуации с потерей связи и, поверь – меня она пугает не меньше твоего! Она меня пугает даже больше! Никакой я к чёрту не контрабандист и единственное что могу здесь закопать – это свои надежды на будущее… Пойми, я поменял профессию, можно сказать поменял всю свою жизнь и с чем я столкнулся? С тем, что влип в ситуацию, которая заставляет даже бывалого полярника подозревать меня в скрытности!
Эйдан изобразил на лице сожаление и недоумение, однако его мысли отмеряли барабанную дробь – необходимо было что-то скормить подозрительному коллеге, причём такое, что выходило бы за рамки обыденности и именно этим отвело подозрение. Мысль о том, чтобы вновь перевести тему и заговорить о человеке, которого сменил на станции Ридз, вдруг показалась Эйдану слишком поверхностной и явной. Взвинченный Корхарт с лёгкостью поймает лгуна на трюкачестве, а стало быть, заподозрит ещё больше! Требовалось что-то неожиданное, даже для самого себя.
– Понимаешь… Как тебе объяснить?.. Направляясь сюда… я преследовал цель написать серию очерков о жизни полярников… Однако теперь понимаю, что материала хватит на целый роман. Да, на целый роман о жизни людей на краю света… Отшельников, если хочешь, – таких людей, как ты с Ивлином! Да, чёрт возьми, именно так! О таких людях, которые двигают этот мир вперёд, оставаясь за пределами затхлой и душной цивилизации. Для этого мне было необходимо стать причастным к этому, понять каково это оставаться человеком за чертой вечного холода. Настоящим человеком, открытым, сильным и честным…
Не готовый к напористым расспросам коллеги, Эйдан врал на ходу. Взволнованный внезапной подозрительностью Корхарта, он едва мог удержать поток мыслей, которые всё дальше и дальше увлекали молодого полярника в дебри вранья и выдуманной сказки. Слова скрытой лести и хвальбы лились из молодого человека, как из рога изобилия.
Обескураженный и сбитый с толку Рон слушал молча, хмурясь всё меньше и меньше. Где-то посреди пространных воспоминаний Эйдана о том, как он отлично писал эссе ещё в колледже (и даже за деньги на заказ), Корхарт не выдержал и замотал головой:
– Стоп, погоди! Ну, допустим… Но ты не делаешь никаких записей! Не ведёшь дневник, – или что там принято в таких случаях, – у тебя нет ноутбука, у тебя даже нет диктофона! А у писателя есть диктофон, я точно знаю.
– К чёрту диктофон! – воскликнул Эйдан порывисто и театрально. – Говорю тебе – к чёрту! Вот мой самый важный инструмент, – Ридз постучал себя пальцем по виску, – самый надёжный и самый правдивый. Самое важное – выплеснуть на страницы эмоции, отфильтрованные памятью, провести события через лабиринты мыслей и дать взвешенную оценку через призму собственного эго! Иначе, ты просто осуществляешь дерьмовый пересказ имевшими место фактам, понимаешь? О чём я должен писать, слушая собственные записи в диктофоне? О том, что я видел? Или правильнее будет возродить весь тот напор чувств, который я ощутил и уже не смогу вытравить из сознания? Сито, понимаешь, сито – вот то, что должен уметь творить публицист! Всё остальное – шелуха, которой заполняют строки. Взять, к примеру наш с тобой разговор сейчас – что я, по-твоему, должен надиктовать? Что у меня состоялась неприятная беседа с Роном Корхартом и он меня в чём-то подозревает? И всё? И многое ты извлечёшь из этого потом, когда будешь слушать сухой отчёт из динамиков? А теперь представь, что способно выдать сознание, когда пройдёт время и надумай я, допустим, изложить наш сегодняшний вечер. Слова, эмоции, чувства… всё это спрессованное, смешенное, дозревшее и созревшее в памяти, как хороший виски в бочке – вот оно изложение! Ты словно спустился в тёмный подвал, пошарил по пыльным полкам и среди паутины отыскал бутылку «Скэйркроу», которую припрятал в момент памятного для себя события… Ты вытаскиваешь её на свет, откупориваешь и наливаешь в бокал ту самую историю, которая была закупорена в бутылке, в подвале, в памяти!.. Вот она – история! Это не конспект, с записанной ситуацией «тогда», – это видение уже целой истории «сейчас», раскрытой перед читателем только что!
Если бы Эйдан был бегуном, то он должен был стоять за финишной чертой с разорванной ленточкой у ног, с вздымающейся грудью и победоносной улыбкой – во всяком случае вытянутое лицо Корхарта говорило о том, что красноречие молодого человека его убедило. Тем не менее, попроси Рон повторить заумную тираду Эйдана ещё раз, – Ридз не вспомнил бы и половины. Разбежавшийся по венам адреналин слабел, а вместе с ним отпускало и чувство опасности. И всё же, молодой человек был доволен собой в тот момент. Нежизнеспособная идея написать роман, когда парень ещё совсем недавно служил лоцманом на судне, внезапно дала лгуну хорошую фору, словно неожиданно вытянутый за уши кролик из шляпы фокусника. «Ошеломительную фору», – глядя в удивлённые глаза Рона, поправил бы Эйдан с самодовольной ухмылкой. Хрупкий характером и ранимый Эйдан тотчас вспомнил ночные вахты на капитанском мостике, наивные мечты о собственной книге, всеобщем признании и восторге критиков; бесконечные диалоги с самим собой в голове; пылкие полёты яркого воображения среди гранитных волн и звёздного неба. Эйдан даже пытался делать зарисовки и скупые записи, ныне покоящиеся в толстой полупустой записной книжке, – а теперь, весь тот наив внезапно нашёл своего слушателя в лице матёрого и подозрительного полярника.
– Вот такая у меня стратегия, дружище, – подытожил Ридз, ликуя в душе. – К тому же у меня есть близкий друг в хорошем издательстве… Это он надоумил; говорит, что сегодняшнему читателю интересно изложение материала, выходящего за рамки его – читательского ореола обитания. Эра экстрима, знаешь-ли… Жизнь в джунглях с голыми жопами, целые месяцы на деревьях или на плотах посреди рек с аллигаторами и прочее. Возвращение к корням – взгляд изнутри… Глядишь, – и стану знаменитым публицистом!
Корхарт пришёл в себя, угрюмо посмотрел в ответ поверх кружки, и сделал глоток.
– Если будет кому читать твою писанину, – сказал он хрипло, однако спустя мгновение его глаза ожили: – Не думал, что так вляпаешься?
– Не думал, – согласился Эйдан мрачно и честно. – Прилетев сюда, мне казалось, что яйца у меня покрепче…
Сверля молодого полярника взглядом, Корхарт тихо произнёс в кружку:
– Ни у одного тебя, салага. Мы, вот, с Ивлином хоть и помотались за столько лет по Арктике, но такого не припомним. Всякое было, но… как бы это сказать? Не так… не так…
Рон сделал паузу, подбирая слово и его взгляд пополз по тёмным стенам.
– Фатально? – подсказал Эйдан тихо.
– Фатально, – согласился Корхарт чугунным голосом. Он отставил кружку в сторону и сцепил ладони в замок. – Знаешь, а ведь пара месяцев без связи – это не самое страшное… Меня больше пугает отсутствие признаков жизни снаружи – ведь никто за эти два месяца о нас даже не вспомнил, хотя при потере связи облёты действующих станций обязательны. В пятистах милях на юго-западе американская авиабаза – и где они все? Я понимаю, что нет связи, нет навигации, нет координат… но получается, что и нас тоже нет? Как-то раз мы зимовали на дрейфующей льдине у берегов Аляски – небольшая и непродолжительная экспедиция. Из-за неожиданного раскола льдины мы потеряли часть оборудования, вездеход и один из генераторов. Мы остались без связи, да к тому же сильно «похудевшая» льдина сменила курс и нас стало стаскивать в океан… И что ты думаешь? Уже через пару дней над нами пролетел транспортный самолёт и сбросил контейнер со всем необходимым, а когда мы вышли на связь тем же вечером, первые слова, которые прозвучали с материка были: «Эй, кого из вас назначили Пятницей?» Оказывается, как только мы перестали выходить на связь, Центр отследил со спутника раскол льдины и, заподозрив неладное, направил к нам самолёт… Сесть борт не рискнул, поэтому нам просто сбросили всё необходимое, а через пять дней нас сняло с льдины подошедшее судно, – Корхарт сокрушённо вздохнул и громко щёлкнул пальцами. – Вот так просто, понимаешь? Со спутника… Вот я и думаю: где все эти говённые спутники? Где самолёт из Каанаака? Где все эти долбанные шутки про Пятницу, мать его? Где? Может уже и шутить больше некому?
Не получив от Эйдана никакого ответа, Рон долгое время сидел молча, перебирая в пальцах неряшливые усы. Под тоскливые звуки ветра снаружи, он изучал молодого коллегу пристальным взглядом и, казалось, в его глазах снова стало читаться окрепшее недоверие.
– И каков будет финал твоей книги? – наконец спросил он с подозрением.
Вопрос застал парня врасплох, к тому же сосредоточиться мешал прицепившийся, как репей, взгляд Корхарта.
– Хэппи-энд, – ответил Эйдан машинально и тут же спохватился: – По статистике, подавляющее большинство издательств не печатает рукописи без хэппи-энда… Читателю не нравится концовка, не совпадающая с ожиданиями. Такие книги хуже продаются, поэтому в моей истории всё закончится хорошо.
– Но это же история о нас?
– Ну, да. И я верю, что все наши злоключения закончатся хэппи-эндом!..
– Что-то я тебя не понимаю! – прорычал Корхарт хмурясь. – У тебя книга художественная будет? Роман, что ли?
Чувствуя подвох и скользкую тему впереди, Ридз отчеканил:
– Уже – да! Я всё-таки делаю кое-какие наброски… зарисовки, так сказать. Есть некоторые планы, которые я записываю в тетрадь, но это просто мысли, не связанные с основной линией – сюжет с потерей связи обязывает, сам понимаешь! Имена, конечно, вымышленные будут, да и остроты в историю я добавлю… Но в основном всё держу в голове.
– Когда ты планируешь закончить?
– Что… закончить?
– Твой роман, салага! Мы же о нём говорим!
Самоуверенность и ликование от собственной лжи таяли с каждой секундой. На сцене стоял растерянный фокусник с кроликом в руках и валявшейся шляпой у ног, в которой зрители разглядели потайное отверстие и приготовились свистеть. «Ты ждал этого вопроса, – голос в голове походил на звук вращавшихся жерновов, с упорством перетиравших надежды молодого полярника обмануть подозрительного коллегу. – Признайся – ты его ждал! Ты к нему не готов, но ты его ждал… И ведь самое дерьмовое то, что тебе не подойдёт ни один вариант в диапазоне от „скоро“ до „по приезде“. Лучше бы ты сказал, что кого-то убил и сбежал сюда… Хотя, кое-кого ты, всё же, убил – себя, лживый ты мудак!»
– Это не простой вопрос, Рон… – протянул Эйдан растягивая слова и отчаянно выдумывая новые. – Это такой процесс… Он долгий, мучительный, – парень призывал всё своё красноречие, но оно покинуло Эйдана, оставив в сознании лишь звук жерновов. Неожиданно на выручку пришла память: – Порой это даже невыносимо! Как сказал Капоте: «Закончить книгу, это как вывести ребёнка на задний двор и застрелить»! Чёрт возьми, так оно и есть, – как застрелить ребёнка, приятель!
Откинувшись в кресле, Рон словно спрятался в тень и уже оттуда – из полумрака – на свет выплыли его ядовитые слова:
– И как зовут твоего «ребёнка»? Я слышал, что у многих писак сперва рождается название к произведению…
А вот этого Эйдан не ожидал вовсе! Он отчаянно смотрел в темноту в поисках лица своего дуэлянта, его глаз; чувствовал на себе его пытливый подозрительный взгляд. Губы молодого полярника дрогнули и из них машинально выпало:
– «Совершенство»… Так назову…
– В связи с чем? – Корхарт явно был недружелюбен.
«Да отвяжись же ты от меня, сука! – пронеслось в голове полярника вместо того, чтобы найти ответ на вопрос недоверчивого коллеги. Вернее, Эйдан знал почему неподготовленный мозг выдал именно «совершенство» – это было название судна, на котором он проработал лоцманом последние годы. А вот как теперь увязать обронённое слово и несуществующий роман, Эйдан не знал. Вместо этого сознание разразилось потоком брани в адрес Корхарта, ещё больше затягивая паузу и обостряя ситуацию.
Ответить Эйдан не успел, потому, как снаружи послышался далёкий звук надрывавшегося двигателя. Словно по команде, мужчины разом подскочили и в полном молчании кинулись одеваться.
Ломак порывисто отворил дверцу кабины и, вместо приветствия, встав на широкий трак машины, впился глазами в темноту позади вездехода. Его лицо выглядело тревожным, что лишь усиливало напряжённую паузу в его возвращении.
– Как успехи? – выкрикнул Корхарт; двигатель вездехода всё ещё продолжал работать. – С норвежцами удалось связаться?
Ломак неопределённо мотнул головой, и это больше напоминало отрицание. Его глаза продолжали ощупывать изломанный сугробами горизонт на фоне тёмного неба и звёзд.
– Да что ты там высматриваешь?! – гаркнул Рон, и сам заражаясь нервозностью. – Что там?
– Меня почти всю дорогу преследовали волки! – ответил Ломак, как только заглушил двигатель. Он спрыгнул с вездехода и натянул на глаза шапку. – Я петлял от самой Косточки, мне едва хватило горючки дотянуть обратно!
– Мы севернее Медвежьего пролива на сотню миль – здесь нет волков! – воскликнул Корхарт удивлённо.
Ломак воинственно выпятил грудь и выставил подбородок:
– По-твоему я удирал от стаи собак?
– А ты именно удирал? – теперь уже удивился Эйдан. У него было странное чувство, что во взгляде начальника читается потаённый страх.
Сунув под нос мужчинам в доказательство свой карабин, Ломак прорычал:
– Да мне пришлось стрелять в них, мать вашу! Целая стая в темноте! В парочку я точно попал… Я знаю, что их тут не бывает, но я же не сошёл с ума! Может из-за потепления, может ещё что-то их привело на Косточку – я не знаю!
Он развернулся и энергично зашагал к постройкам, всем своим видом выказывая возмущение недоверчивым товарищам. Мужчины смущённо переглянулись, и побрели следом, прикрывая лица от свирепеющего ветра.
В небольшом помещении связи Эйдан с содроганием следил за тем, как Ломак в свою кружку с чаем наливает водку из только что открытой бутылки, затем тоже самое проделывает с кружкой Корхарта. На вопросительный взгляд последнего, Эйдан ответил вежливой улыбкой и отрицательно замотал головой.
– Зелен ещё, писака… – приняв кружку, Корхарт кивнул в сторону молодого полярника и пояснил: – Книжку он, видите ли, надумал накарябать про нас! – он подождал пока Ломак сядет в кресло и сделает острожный глоток. – Наш рыбачок решил стать писателем, говорит, мол героев с нас спишет, мол, ситуация обязывает… Даже название придумал: «Совершенство»!
Ломак приподнял удивлённо бровь, его лицо насторожилось.
– Ты делаешь записи? – спросил он с какой-то тревогой в голосе.
«И этот туда же!» – подумал со злостью Эйдан, будучи уже не рад выбранному чуть ранее манёвру. Затворничество и таявшая надежда на скорое спасение делали мужчин подозрительными – во всяком случае ранее подобных расспросов от коллег выслушивать не приходилось.
– Он держит всё в голове, – за Эйдана ответил Рон с усмешкой.
– Это правда? – снова в голосе начальника послышались странные интонации – облегчение?
– Да, правда, – ответил Ридз устало. – Мне это не требуется.
Ломак одобряюще кивнул:
– Творческий кризис? И что же мешает «писателю»?
Эйдан слабо улыбнулся, внезапно вспомнив учёбу в старших классах…
– Выпивка, женщины, деньги и честолюбие, – продекламировал он, выровняв спину.
Мужчины переглянулись, явно не понимая о чём говорит молодой человек.
– Так ты делаешь записи или нет? – уточнил начальник снова. – Или тебе что-то мешает вести записи, салага?
– …А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия, – широко улыбаясь ответил Ридз и, глянув в напряжённые лица коллег, пояснил: – Это сказал Хемингуэй о том, что мешает писателю.
Сурово вздохнув, Ломак сделал глоток из кружки.
– Понятно… А что с названием? – спросил он.
– А что с ним?
– К чему оно?
Паники, как при «допросе» Корхарта уже не было, поэтому Эйдан довольно-таки ровным тоном стал врать:
– Вы помните, как Арктика выглядит с высоты, с борта вертолёта?.. Чего я спрашиваю то – конечно помните! Её бесконечные белые поля, вымощенные льдами. Серыми, голубыми, синими, малахитовыми… И всё это только благодаря свету, рисующему палитру! Небо: оранжевое, пурпурное, золотое, красное, фиолетовое – и это только днём, когда воздух лишь помнит солнечные лучи и по памяти создаёт узор. И это тоже благодаря свету… Разве не чудо? А какая здесь ночь? А звёзды? Таких звёзд я никогда раньше не видел! Вода… Она невероятна в своей глубине: от угольно-чёрной, до бирюзовой у самого льда! Стремительные и ровные, как хайвэй расколы, бегут за горизонтом на сотни миль вперёд!.. Здесь нет ничего, чем мы привыкли восхищаться дома, однако нет ни одной мелочи, не приводящей в восторг! – Эйдан был доволен собой, он и впрямь чувствовал поэтический настрой. Отчасти от того, что ему нужно было обуздать подозрительность коллег – и он успел приготовиться, – отчасти от того, что ему верили, отчасти от того, что внезапно вспомнил цитату… – И вот я подхожу к названию – вы это уже поняли? Ведь поняли почему такое название? Арктика – как чистый лист бумаги, холст на котором Бог творит нечто прекрасное. С этого листа всё начинается – он совершенство ещё до того, как Творец берёт в руки кисти.
Умолкнув, Эйдан с ожиданием и некоторой тревогой читал лица полярников, пока те перебрасывались многозначительными взглядами – угодил ли подозрительным мужланам?
Наморщив пятнистый лоб, Ломак одобрительно хмыкнул:
– Красиво ты всё описал, мне понравилось. И название подходящее.
– Претенциозно, не более! – добавил ворчливо Корхарт, явно теряя интерес к молодому человеку. На лице Рона слабо зарделся новый интерес, и мужчина развернулся к начальнику станции: – Рассказывай, как прошёл сеанс?
– Никак, – Ломак пожал плечами и с осторожностью макнул усы в парующую кружку. Всё его озабоченное лицо вытянулось и разом постарело. – Можно сказать, что никак… Но связь есть, а это доказывает, что мы испытываем проблемы местного значения. На много миль вокруг, может даже тысячу полная блокада, но там, – он кивнул за окно, – есть люди, и они испытывают такие же проблемы, как и мы!
Корхарт с Эйданом обменялись оторопелыми взглядами, после чего Рон обрушился на начальника станции:
– Какого хрена ты несёшь?! Ив, ты вышел на связь с Хара-Ой? Ты разговаривал с Каадегардом?!
– Формально, я ни с кем на связь так и не вышел. То есть поговорить я так и не смог… Устного диалога не состоялось, но это только лишь потому, что норвежцы имеют такие же проблемы со связью. Я общался с кем-то из персонала нажимая тангенту – не бог весть что, но в нашем положении выбирать не приходится! Когда я занял высоту и поставил антенну, мне хватило десяти минут, чтобы понять: связи – нет! Нет – и точка! Широкополосная перегрузка на всех частотах; впечатление такое, что я с приёмником сижу в микроволновке. Я несколько раз выходил в эфир на частоте норвежцев – безрезультатно! Однако через десять минут я заметил, что вздрагивает стрелка уровня сигнала, как только я отжимаю кнопку. Не особо надеясь, я отстучал кнопкой «SOS», а когда в ответ пришло «ждать», я чуть не подпрыгнул на месте! Ох и намаялся же я, вспоминая морзянку, да ещё и с их «знанием» английского!
– На фонаре ручном есть наклейка с азбукой Морзе, – заметил Эйдан. – Большой, который оранжевый…
– А ты мне его положил? – спросил ядовито в ответ Ломак.
– Что они сообщают? – перебил с нетерпением Корхарт. На его нервном, похудевшем лице светилась надежда. – Что они говорят?
– Большую часть я вообще не разобрал, – нахмурился Ломак, и тут же добавил: – но судя по тому, что я понял, у них назначена эвакуация.
– Как ты это понял? – оживился Эйдан. – На какое время эвакуация?
Сделав жадный глоток и с усилием проглотив обжигающий алкоголь, Ломак закашлял:
– Да они столько раз прислали слово «эвакуация» и «стоп», что теперь я эти слова по памяти отстучать своим замёрзшим хером смогу! Очень много ошибок и, как я понимаю, пропущенных символов… много мусора в эфире, технического набора, который не вяжется с текстом.
– Например? – поинтересовался Эйдан, знакомый с морзянкой.
– Ну… ну, например вот таким символом они меня достали!
Ломак настучал короткий сигнал пальцем по столу и вопросительно взглянул на молодого полярника:
– «Начало связи»? – спросил он.
Эйдан отрицательно покачал головой:
– Это если наоборот… А если ты ничего не путаешь, то это знак «плюс». Важно знать в каком контексте он употреблялся.
– Да какой там нахрен контекст? За окном лютый ветер, связи нет, а из динамиков стоит такой рёв, что закладывает уши! Ещё несколько раз прислали «приходите».
Немедленно оживился Корхарт и возбуждённо произнёс:
– Так и передали?
– Что значит «приходите»? – удивился Эйдан. В его голове внезапно возник страшный образ полностью занесённой снегом машины с замёрзшими телами неподалёку. – До них добираться миль триста, ещё и без навигации!
– У них станция круглогодичная, с полноценной лабораторией и складами, рассчитанными на большой персонал. Поэтому и «плюсы» в эфир они неспроста отсылали! – рассудил Корхарт торопливо, словно не слыша молодого коллегу.
– Как бы эти плюсы в наши кресты не превратились! – повысил голос Эйдан, и в упор посмотрел на начальника, – Ив, и как до них добраться?
– Ты что, оглох?! – зашумел в свою очередь Рон, прожигая Эйдана презрительным взглядом. – У них назначена эвакуация, мать твою! Значит у них связь с Центром есть и их заберут, в отличии от нас! У них есть взлётка!..
– От неё нет никакого толка – к ним никто не долетит в отсутствии навигации! Как и к нам…
Сжав пальцы в кулак, Рон грохнул рукой о стол:
– Значит мы точно ничего не теряем! Лучше дожидаться спасения, не записывая каждый сраный крекер в тетрадь!
Не обращая внимания на Корхарта, Ридз снова потребовал ответа от начальника станции:
– Двести миль только по прямой, по снегу и льду! Учитывая рельеф, выйдет все триста, а то и больше! Ив, у нас есть шанс добраться до Хара-Ой?
– Да откуда мне знать! – взорвался Ломак и взмахнул кружкой, едва не лишившись её содержимого. – Нам элементарно не хватит топлива доехать – и точка! Доволен?
В наступившей тишине резко обнажился звук пустого радиоэфира, словно желая усугубить и без того непростое положение полярников. Почерневший Корхарт замкнулся и сидел с угрюмым видом глядя себе под ноги, в то время как начальник станции отвернулся в угол и, поникнув плечами, сосредоточенно жевал намокшие усы. Эйдан украдкой посматривал на мужчин, отчего-то ощущая себя виноватым в образовавшейся паузе. Он пару раз набирал в лёгкие воздух с намерением заговорить, но так и не решился.
– У меня скоро закончится «Паратроксин», – оповестил собравшихся Корхарт, всё ещё глядя в пол. – И мне нечем будет делать ингаляции. Я, итак, тяну, как могу – стал пропускать приёмы и уменьшил дозировку.
Ломак и Эйдан тайно переглянулись – дело плохо. Рон Корхарт последние пару лет принимал лекарство в виде ингаляций, так как лёгкие полярника сыграли с ним дурную шутку: стали сильно рефлексировать из-за недостатка кислорода в тканях и спазмировать. Гипоксемия вызывала у полярника отдышку и приступы головокружения, в такие минуты Корхарту становилось всё труднее дышать, он начинал задыхаться и испытывал боли в груди. Лечащий врач, по словам Рона, так и вовсе рекомендовал забыть об Арктике и даже сменить климат на калифорнийский, но Корхарт и слышать об этом ничего не хотел.
– У норвежцев вряд ли окажется такое лекарство… – Эйдан виновато улыбнулся и пожал плечами.
Рон взглянул на парня зло, и неожиданно швырнул тому в руки опустевшую упаковку печенья:
– Но это лучше, чем подыхать здесь без еды и лекарств! Если за нас не вспомнили в течении двух месяцев, с чего ты взял, что вообще вспомнят?
– Мы это обсуждали и причины на то могут быть разные… – неуверенно протянул Эйдан.
– Какие? – обрушился на него Рон и поднявшись из-за стола, навис над молодым полярником. – Теперь мы хотя бы знаем, что не одни! Там есть люди, – он метнул руку в сторону двери и заговорил с ненавистью выплёвывая каждое слово: – Кого ты собрался тут ждать? Кого ты выходишь караулить наружу каждый день? Нас бросили – уясни это! За нас забыли, идиот! Мы обречены тут сдохнуть от холода и голода! Будем подыхать… Подыхать тут! Пока не начнём жрать друг друга…
Встретив тяжёлый взгляд начальника, Корхарт было замолчал и даже сел обратно, однако снова вскочил и прицелился пальцем в молодого человека.
– Ты был последний на складе, щенок! – закричал он в гневе, вновь поднимая нелицеприятный разговор о недавнем пожаре в помещении с запасами. – Ты оставил там свечку, сука! Склад поэтому и сгорел! А нам теперь подыхать с голоду!
Эйдан захлопал глазами и испуганно вжал голову в плечи:
– Это не правда!.. Я не зажигал там свечи… Проводка загорелась, мы же всё выяснили…
– Врёшь, врёшь, мудак! – напирал Корхарт с яростью. – Мы с Ивом знаем там всё на ощупь, нам даже свет не нужно было включать! А вот ты туда пожрать попёрся и оставил свечку! – он повернулся к начальнику и скороговоркой затараторил: – Ив, говорю тебе – там была свечка! Там была свечка! На пепелище, в снегу я нашёл воск, я видел эти пятна…
– Рон! – устало, но весомо попытался остановить Ломак своего друга. – Хватит! Это твои домыслы. Мы не знаем отчего загорелся склад…
– Это был парафин от свечи! Жёлтый парафин от свечи! – не унимался Корхарт.
Эйдан попробовал негромко отстоять свою точку зрения:
– Это могло быть всё что угодно, это мог быть жир от консервированных полуфабрикатов…
– Они все сгорели в огне! – воскликнул в гневе Корхарт. – В пожаре всё сгорело! И устроил его ты!
Ломак опустил конопатое лицо в не менее конопатые ладони из-за которых устало прогудел:
– Хватит, Рон. Отчего именно случился пожар на складе – мы не знаем.
Грохнув рукой по столу, Корхарт возразил:
– Знаем! Может он специально поджог устроил, а? – он повернулся к Ивлину и высоким голосом зашептал: – Точно, точно тебе говорю, Ив! Он что-то замышляет! Он в курсе произошедшего! Он же кругом врёт!.. Пока этого козла не было на нашей станции, склады не горели…
– Горели! – выкрикнул, приподнимаясь с места Эйдан. – Был пожар, был! Несколько лет назад основной корпус горел – сами рассказывали!
Метнув в парня обезумевший взгляд, Рон закричал:
– Заткнись! То был пожар от настоящей перегрузки в сети, а здесь всё указывает на поджог! Мы погибаем с голоду! Ты знаешь, что это такое, ублюдок? Может ты и впрямь специально всё подстроил? – Корхарт снова наставил на Эйдана палец и прищурился: – Признавайся, может ты успел перепрятать часть продуктов? Скрысил?.. Что ты задумал? Или что-то пошло не по плану? По твоему плану! Есть у тебя запасной? А может… может ты теперь хочешь нас под нож пустить? Думал о таком? С кого ты хотел…
– Рон, заткнись! – гаркнул Ломак и рывком поднялся на ноги.
Всё ещё дико вращая глазами, Корхарт переводил взгляд с испуганного Эйдана на начальника и обратно, затем весь съёжился, отёр лицо ладонью, словно умылся, и грузно рухнул за стол.
– Давайте не будем забывать, что у нас тут исследовательская станция! – отчеканил железным тоном Ивлин, тараня коллег тяжёлым взглядом с высоты своего роста. – А не зоопарк! И мы не животные! Нужно продолжать выполнять наши обязанности, – как бы это глупо не звучало, – а они у нас есть! Да, был пожар! Да, он лишил нас почти всех продуктов… Хватит искать виноватых – это нам не поможет!
Ломак присел в кресло, всё ещё держа спину прямо.
– Дерьмовое положение – согласен! – продолжил он уже тише. – Но не нужно его делать ещё хуже! Либо мы работаем, выполняем свои обязанности и ждём помощи, либо решаемся на бросок к норвежцам и уповаем на то, что доберёмся живыми, – он строго взглянул на Эйдана. – Как это осуществить – другой вопрос и как по мне, он требует больше решимости и силы духа, нежели технических деталей!
Эйдан хотел уточнений, – и именно технических деталей, – но растеряв всю свою уверенность из-за учинённого Роном скандала и пристального взгляда начальника станции, опустил глаза. На мгновение, ему вдруг показалось, что Ломак, как и Корхарт вот-вот сорвётся и устроит драку, что рыжий гигант находится на грани нервного срыва от голодной перспективы и той иллюзии выбора, которая появилась после его вылазки за пределы базы.
Корхарт жадно отпил из кружки и устало растёр виски. Ему понабралось не меньше минуты, чтобы прийти в себя и собраться.
– Извини, – произнёс он, не глядя в глаза Эйдану. – Я… Я вёл себя глупо… Нервы ни к чёрту!
Парень кивнул в ответ, принимая скупое извинение. Он прекрасно понимал, что подозрительный полярник обвинение с него так и не снял, а просто дал отсрочку. Что по мере уменьшения оставшихся продуктов конфликт будет только обостряться и в финале приведёт к стычке – вот её то Эйдан и боялся больше всего! Не конфликтный и даже трусоватый Ридз страшился заходить так далеко в своих ожиданиях, уповая на то, что спасательная экспедиция объявится раньше, чем у троих мужчин, затерянных в снегах на краю света, закончится провизия…
– Что они ещё передавали? – спросил Корхарт хрипло.
– Заболел у них кто-то, – ответил Ломак, отстранённо глядя в монитор. – И Каадегард, как я понял, тоже… Чуть не умер, или как-то так; может поэтому на сеансе связи его и не было. Я же говорю: набор слов… То они сперва отстучали «не идите», то через пять минут я получаю «приходите быстро». Они тоже видят аномальное сияние, фиксируют потепление и говорят о каком-то карантине. И у них тоже проблемы со связью.
– Наверняка они карантином считают зону блокады, – осторожно подал голос Эйдан. – Зону, которую покрывает сияние… Какая же у него площадь, какой мощности фронт?
