В шкафу скелет и крылья

– Что… Что случилось?!

За спиной «какого-то директора» показались супруги Рощины, удивленная, вытянутая физиономия свекрови.

– Туда! – выкрикнула ей Дуся и резво понеслась на кухню. Цапнула со стола телефонную трубку, засунула ее в руку опешившей Ядвиги и приказала: – Скажи диспетчеру адрес. – Рощина тупо переводила взгляд с трубки на Дусю. – Ну! Что застыла?! Диктуй адрес! – Евдокия удивлялась, как у нее еще губы шевелятся, казалось, их вот-вот парализует страх. – Ольга Марковна, вам к Юле, – палец сыщицы указал на тело невестки, немного спрятанное за дверью. – Кажется, сердечный приступ.

Все занялись делом. Ядвига, прикрывая ладонью мембрану, вышла в коридор, Марковна присела перед Юлей на корточки, принялась ей веки задирать, пульс прощупывать…

Евдокия, до боли закусив костяшки пальцев, ждала вердикта.

– Жива, – вставая на ноги, сказала врач. – Но еле-еле.

– Юлю надо в комнату перенести, – несмело предложил директор.

– Неси на диван в гостиную, – кивнула Марковна, почувствовав себя на передовой, на самом фланге реабилитационной медицины. – Дуся, открой там балконную дверь. Духотища же… И разойдитесь все, разойдитесь! Чего рты пооткрывали! Борис – вниз, встречать врачей! Евдокия, намочи полотенце. Ядвига, бегом ко мне, неси аптечку.

Глядя, как трезво и расторопно Ольга Марковна взяла в оборот опешившую компанию, Дуся тут же простила ей высокомерие спасителя тел человеческих. Марковна подсунула под шею Юли подушку-валик, расстегнула блузку, приняла от запыхавшейся Ядвиги стетоскоп…

Пошатываясь, Дуся побрела на кухню и остановилась на ее пороге.

Какой кошмар. На столе стоят бокалы, тарелки, лежит кусочек сыра со следами Юлиных зубов… Десять минут назад… Она ходила здесь, смеялась, собиралась «напомадиться» гетерой…

Какой кошмар…

В коридоре от входной двери раздался голос Егора Валерьевича, громкие вопросы Таты, заглушившие всхлипывания Ядвиги.

Врачи приехали так быстро, что, услышав громкие голоса в прихожей, Дуся даже не подумала, что помощь уже здесь. Совсем очнулась, только когда Ольга Марковна встала за ее спиной.

– Кардиограмму снимают, – сказала та устало. Оглядела накрытый стол, произнесла сердито: – Что вы здесь пили?

– А-а-а…

– Ничего не трогать, – внезапно приказала отоларинголог. – Я подозреваю отравление. Вызывай своих этих… – Марковна поморщилась. – Милицию, говорю, вызывай. И никого сюда не пускай.

Спустившись на корточки, опираясь спиной о дверной косяк и перегораживая доступ, Дуся почувствовала себя сторожевой собакой, прошляпившей воров и оставленной приглядывать как будто в наказание. Сиди теперь тут, бестолочь неумелая, охраняй объедки. Другого тебе в жизни не доверят.

На этот раз Олег не кричал. Не обвинял. И не устраивал разбор полетов.

Он приехал к Евдокии домой только к вечеру пятницы. Устало сгорбился на диване и прежде всего задал вопрос, поразивший Землероеву заботой:

– Ты как? Нормально себя чувствуешь?

Евдокия сидела напротив него в пижаме и игривом голубом халатике. Зябко подбирала ноги в смешных тапочках-зайчиках и совершенно не переживала за то, что волосы растрепаны, в глазах прибитая собачья грусть, растрескавшиеся, искусанные губы без помады, а в комнате бардак – как приехала Дуся ночью с четверга на пятницу, как побросала одежду куда попало, так и не собрала. Хорошо, что хоть белье осталось в ванной. Навряд ли б теперь вспомнила прибрать перед мужчиной бюстгальтер.

На вопрос Дуся только пожала плечами. Паршин помолчал немного, вздохнул:

– Выпить – есть? Я сегодня у тебя останусь.

Прозвучи эти слова недели две назад, да даже в среду, Евдокия мигом вспомнила б и о прическе, и о помаде, о малосексуальных тапочках… Запрыгала б, замельтешила, охорашиваясь.

Но тут лишь слабо мотнула головой по направлению кухни и холодильника. Неподалеку, в двух шагах, зеркальный бар с ликерами и коньяком, но Паршин предпочитал схваченную морозом водку.

Вот и пригодилась… Всегда держала.

Олег сходил на кухню, принес себе полстакана водки. Совершенно по-хозяйски достал из бара коньяк и пузатый бокал, наполнил его прилично и втиснул в Дусины пальцы.

– Выпей, – приказал. И неловко, чувствуя неуместность, хмыкнул: – Помнишь?.. Раньше тебе помогало.

Было дело, молча, кивком понуро согласилась прибитая Дуся. При первом знакомстве только солидная для непьющей девчонки порция коньяку позволил расслабиться и не завалить все дело.

Дуся послушно отхлебнула коньяк, закашлялась, как было у них с Паршиным заведено… Олег, как принято, сел рядом и мягко по спине похлопал. Через пару минут, все еще удерживая теплую ладонь на выступающем девичьем позвоночнике, спросил:

– Немного отпустило? – заглянул в глаза. Дуся поймала непривычно смущенный, даже заискивающий взгляд сыщика.

Взмахнула влажными ресницами.

– Олег… ты меня не ругаешь?.. Почему? Я же… я ведь…

– Евдокия, – перебил детектив, – выслушай меня. Ты ничего не знаешь. На кухне Юли, ну, там, где вы сидели… – Паршин отчего-то мямлил, трудно подбирал слова. – В общем, в твоем бокале с шампанским обнаружен яд. – Подбородок молоденькой сыщицы уполз вниз. – Ты ведь не пила шампанское? Не успела даже глотка сделать?

Если б Землероева прежде не приняла на грудь граммов тридцать коньячку, то не исключено – свалилась в обморок.

А так, скинув дружественную руку с плеча, встала на ноги и посмотрела сверху вниз.

– Повтори. Что ты сказал?

– Повторяю: в твоем бокале обнаружен яд.

Евдокия недоуменно застыла над Паршиным.

Как только сыщик переступил порог ее квартиры, Дуся в первую очередь задала вопрос: как Юлия? Олег ответил: в реанимации, отравление, надежды мало. Вечером Евдокия слышала, как отоларинголог общается с реаниматологами в прихожей – кардиограмма не обнаружила неполадок в работе сердца, предварительно врачи склонялись к версии отравления. Несколько ночных часов Евдокия ломала голову над их словами и прекратила только потому, что признала версию ошибочной. Юлию невозможно было отравить, поскольку – НЕКОМУ.

И теперь Паршин заявлял: отравлено было и шампанское, налитое из бутылки, хлопнувшей пробкой в Дусином присутствии.

– И что вы думаете об этом? – Евдокия потрясенно разглядывала макушку сгорбившегося Командира. – Ты и Ханькин?

– Попытка самоубийства и неудачное покушение на тебя. Крохотный шприц со следами яда найден в заднем кармане джинсов Юлии, – не поднимая головы, ответил сыщик.

Евдокии показалось, что в комнату проник морозный ветер. Заполз под штанины пижамы, прокрался выше и выстудил ей душу. Зубы стиснулись от невозможной внутренней стужи. Чтобы проговорить хоть что-то, Евдокия расцепила челюсти с неимоверным усилием, – подбородок прыгал так, что зубы постукивали.

– Паршин, – трудно шевеля языком, прошелестела Дуся, – вы что там, очумели? В даунов решили поиграть? – Голос набирал обороты. – Юлька хотела отравить меня и сама траванулась, да?! Долго с Ханькиным думали?

– Евдокия. Яд обнаружен в грейпфрутовом соке, ты не стала пить коктейль, и яд пришлось добавить в шампанское… Может быть, Юля не ожидала, что ты откажешься от коктейля? Поторопилась выпить свой, а ты даже к шампанскому не притронулась… Так было?

– Да. И что? – Евдокия положила кулак на выгнутое бедро. – Что с того? Юлька открыла шампанское и выжала сок из грейпфрутов на моих глазах!! Я, не отрываясь, смотрела, как она коктейли делает!! Ты чё, в натуре, Паршин, очумел?! Юлька?.. Отравительница?! Убийца?!! – Евдокия всплеснула руками, потом скрестила их на груди, отдышалась и фыркнула: – Да пошел ты, Паршин, к черту.

– С чего это вдруг ты стала в ней так уверена? – неловко хмыкнул Олег. – Раньше ты как раз…

– Да что ты понимаешь?! – не дала договорить Землероева.

У Дусиной мамы есть две приятельницы. Много лет назад они заочно воевали из-за одного мужика, потом познакомились, нашли много общего – вкусы на парней, к примеру, – подобия притянулись, как шаровые молнии к железке. В результате, послав неподеленного мужика на фиг, девчонки задружились крепко, на всю жизнь. Влюбленность в одного на двоих противного кобеля стала темой для застольных шуток.

– Юля не могла меня отравить!! И себя тоже – не могла!!

– Но вас в квартире было только двое, – сумрачно проговорил Олег. – По опросу свидетелей и записям камер слежения было установлено, что в течении суток к вам никто не заходил. Домработница Котовых сунула через порог пакет с грейпфрутами и виноградом, и все. В квартиру Люся не заходила, Юля взяла покупки и дверь захлопнула.

– Вот, – удовлетворенно кивнула Дуся. – Яд мог быть в грейпфрутах. Кроме них и винограда, к нам ничто не проникало.

– Эксперты исследовали каждую виноградину, помойное ведро, – собирая на лоб трагические морщины, покачал головой Олег. – На грейпфрутовых шкурках не обнаружено следов прокола, остатки мякоти – безвредны. – Сыщик выдержал паузу, подождал, пока до хмурой Дуси дойдет первая часть информативной лекции, и продолжил: – Но главное, Евдокия, тот же яд был найден и в твоем бокале шампанского. Пустой шприц со следами отравляющего вещества лежал в кармане Юли.

– Его могли ей подложить, – быстро вставила Землероева. – Народу прибежало – тьма.

– Тьма, – горестно кивнул сыщик. – Но как яд оказался в соке для коктейля? Когда Юля делала коктейли, вас, Евдокия, было только двое.

Паршин сделал непонятный голосовой акцент на последнем слове. И поглядел так тоскливо, что Евдокия начала привередливо обкатывать в повторе все предложение полностью…

Ну а потом до нее – наконец-то! – дошел весь смысл, вся фраза. Евдокия догадалась, почему Олег смотрит на нее тоскливо.

– Паршин… тебе, что… тебе предложили выбрать… кого СДАТЬ? – голос прозвучал так хрипло и тихо, что Дуся даже наклонилась над Командиром и надавила ладонями на грудь, словно пытаясь еще раз, наверняка, выдавить из себя дикие слова: – Тебе предложили выбор – я или Юля?!

Прежде чем ответить с притворной кислой усмешкой: «Не пори чепуху, Дуська», Олег выдержал слишком долгую паузу.

Евдокия отвернулась. Прогулялась до окна. Постояла, глядя, но не видя загорающий под зимним солнцем родимый «фольксваген» на родимой парковке. Собрала в узду нервы и мысли и вернулась в кресло.

Смело положила ногу на ногу (халатик распахнулся и показал кружевные оборочки на пижамных штанишках в мелкий цветочек, но Дуся – ноль внимания, не до того) и усмехнулась:

– Ну, со мной у Ханькина обломится. Да, Олег? Нет смысла, нет мотива, на первом убийстве я вообще отсутствовала… Думаю, Олег, выбирать тебе было легко. Юльку – не отмазать, меня… Чего меня понапрасну таскать? Только время и чернила зря переводить.

Лицо частного сыщика налилось малиновым цветом, глаза вылезли из орбит…

– Ты что несешь, Евдокия?! – нагнетая, прорычал Паршин. – Ты чё несешь?! Совсем нюх потеряла?!!

– Да ладно тебе, Паршин, – притворно беспечно отмахнулась Землероева. – Я что, не знаю, как это делается? Есть вещи, которые обходят молчанием. Но делают так, как будто все оговорено. – Дуся высказалась четко. В глаза смотрела твердо. Сыщик скуксился. – Сдал ты Юльку, Паршин. Не хотел, Ханькин-Павлов тебя не просил, но – сдал.

Никогда еще бывшему капитану Олегу Паршину не было так горько, паршиво, гадко. Даже когда из ментуры выгоняли. Точнее, мягко вытесняли «по собственному». Мол, взрослый человек, Сергеич, должен понимать: не уволишься – на «красную» зону загремишь. Мы – за тебя, мы – понимаем: сорвался человек, расквасил морду и ребра поломал – мерзавцу. Но – жизнь есть жизнь. Мерзавец – сын папаши в высоком крепком кресле.

Тогда напротив капитана сидел подполковник Свиткин, в глазах у подпола сидела зеркально отраженная тоска и злость на обстоятельства. Понимание сидело. И обещание: все перемелется, вернешься, я назад возьму.

Сегодня глаза девчонки не работали зеркально. Паршин видел там себя уродливо, карикатурно, как в парке развлечений в комнате кривых зеркал: сидит здоровый мужик да только пальцы в кулаках ломает.

А в чем он виноват?! В том, что слишком хорошо знает систему?! Как только Павлов с Ханькиным – тоже, надо сказать, не особенно радуясь! – сказали, что Юля и Дуська были только вдвоем в запертой изнутри квартире… Он сразу понял. Кого-то надо вытаскивать. Загребут обоих, но Юлю в любом случае – наверняка. Она к тому же, не исключено, не выживет. Отмазать надо Дуську. Чтоб не трепали нервы девочке зазря. Чтоб не ломали душу, не марали грязью.

Так что Евдокия поняла все правильно, но не совсем.

Как разъяснить самоуверенной девчонке, что иногда системе легче подыграть, взять фору? Что в лоб переть – нарваться… Надо пути искать, взять передышку…

Но, думая об этом, Паршин сам же мысленно махнул рукой: на Юлю столько повесили, что не поднять с любой форой, даже после передышки. Теперь система не отпустит. Девчонок было двое, в квартиру никто не заходил два дня. Кроме шприца в кармане Юли, ничто не несет следов отравляющего вещества. Даже если предположить, что яд в шампанское добавили потом, Юлия дела коктейль, когда на кухне была только Евдокия.

Все. Финита ля комедия. Оправдываться перед девчонкой за то, в чем не был виноват, Олег не собирался. Убрал досаду из глаз, поднял их на Евдокию и, играя скулами, сказал:

– Проехали. Не будем трогать. Попробуем начать сначала. – Откинулся на спинку дивана, подвигал губами вперед-назад, продолжил: – В течение двух дней порог квартиры никто не переступал. Яд обнаружили в только что выжатом соке и только что открытом шампанском. В фужере. Возникает вопрос: у тебя был яд, Евдокия?

Вопрос влетел наотмашь. От неожиданности Землероева так закинула назад голову, что чуть шею кадыком вперед не переломила.

– Ты чё, Паршин, – одурел?!

Олег кивнул. Мог бы пожалеть девочку, но проучить не помешает, свежа обида.

– На этом можно было бы в принципе закончить, – удовлетворенно мотнул головой сыщик. Подождал, пока до Дуси дойдет весь смысл сказанного, до донышка проникнет. И приступил к работе: – Если учитывать, что яда не было ни у тебя, ни непосредственно в плодах, давай представим, откуда он мог взяться. Судя по камерам слежения, во вторник к вам заходили практически все Котовы. Графин, в который Юля переливала отжатый сок, стоял на виду в тот день? Так, чтобы можно было предположить – им вскорости воспользуются?

Дуся села прямо, машинально запахнула на коленях полы голубого атласного халатика… Отрицательно, медленно и задумчиво покачала головой:

– Нет, Юлия достала его откуда-то сверху. С полки над левой тумбой. Она прошло вдоль тумбы… – Рассказывая, Евдокия так углубилась в воспоминание, в воспроизводство, что даже подняла правую руку далеко вверх и поболтала в воздухе пальцами, как будто некую работу над головой произвела. – Да. Точно. Она еще на цыпочки вставала. Потом, достав графин, внимательно осмотрела его дно – нет ли пыли? – Дуся повторила все действия Котовой в пантомиме. Отрешенное лицо Евдокии по каким-то странным, мистическим законам мимики и психики, стало неуловимо напоминать новую Дусину приятельницу. – Юля вообще, Паршин, чистюля. Если бы на прозрачном стеклянном графине были хоть какие-то пылинки или подсохшие капли, она бы обязательно его ополоснула. Как сделала с соковыжималкой для цитрусовых. Юля нашла ее на полке за другими агрегатами, оглядела со всех сторон, помыла и только тогда начала выжимать сок.

Дуся закончила и как будто бы очнулась. Посмотрела на Командира с преданностью новобранца, инструктируемого перед первой стрельбой из автомата.

– Хорошо, – высказался Паршин и тут же поправился: – Точнее, ничего хорошего. Следуя твоим словам, на этой посуде яда не могло быть. Идем дальше. Где стоят у Махотиной бокалы, я сам помню – на самом видном месте. К вам во вторник приходили Котовы и Рощины…

– Соболезнования по поводу заключения приносили, – быстро вставила Землероева.

– Понятно, что не фотки из вояжа поглядеть, – поморщился сыщик. – Как думаешь, кто-то из них мог, ну… капнуть что-то на стаканы, нанести яд на ободки…

Понял, что морозит полную чепуху, и отмахнулся:

– Нет, яд, Дуся, был в только что выжатом соке, в графине. Принимаю, что пустой шприц с иглой в чехле Юльке могли подбросить, но сок… Евдокия, сок был выжат на твоих глазах, грейпфрутовые шкурки с ошметками мякоти, проверили – они чистые! Давай вспоминай хотя бы, как к вам прилетели Рощины и бабушка. Весь вечер поминутно вспоминай! И вторник. Кто что делал, что трогал, что говорил…

Дусе было уже стыдно за недавние гадкие слова в адрес дорогого сыщика.

Наверное, она так выступила, плохо проснувшись. И напившись. И вообще – по полной дури, в несознанке.

Олег делал все, что мог. Яд нашли у Юли. В квартире два дня никто не появлялся.

Только сейчас, поняв во всей мере, что вопросы Паршин задает скорее для проформы – еще раз обсудить, лазейки поискать, – Евдокия широко распахнула глаза:

– Олег, я ничего не понимаю… Юля не могла меня отравить… Не могла захотеть отравиться сама… Зачем?! Она все делала на моих глазах: фрукты выжимала, ободки стаканов солью оформляла – я наблюдала за каждым жестом, училась! Она ничего от меня не скрывала! Ни разу спиной графин не закрыла, он вообще в стороне возле мойки стоял, у меня на виду!

– А шампанское? – жестко спросил Олег.

– Открыла. Сразу налила. Закрыла специальной крышкой с упором. Все. Бокал поставила так близко ко мне, что я не могла не заметить, если бы она туда что-то добавила. Хотя… – Евдокия на мгновение прикрыла глаза. – Яд она могла добавить в пустой бокал, прежде чем наполнять его шампанским… Когда Юлия брала бокал с полки, то загораживала его спиной. Какое-то время. Очень короткое. – Евдокия открыла веки, пристально поглядела на Паршина: – Олег, Юля что – фокусник? Рукав кофты – три четверти. Она зажала шприц с ядом между пальцев, накапала, прыснула мне яду и незаметно в кармашек припрятала?

На насмешливый Дусин тон Командир не клюнул.

– Евдокия Землероева, о том, что вы не видели бокал все время, вас, я надеюсь, спросят на суде. Если, конечно, он будет, если Юля выживет. – И закончил не так официально: – Тебя, Дуська, испытают в хвост и в гриву. У Махотиной есть адвокат, тебе такого не купить, разве что квартиру продашь.

У Дуси была хорошая голова и быстрая реакция. Услышав слова Паршина, она чуть воздухом не подавилась. Вытянула шею вперед, совсем как у гусыни, глаза наружу выкатила.

– Ты что, в самом деле считаешь, будто меня могут обвинить в попытке отравления Юлии?!

– Своя рубашка ближе к телу. Адвокатам лучше платят за оправдательные приговоры. Из двух девушек, одновременно находящихся в запертой квартире, утопить надо одну. Другого выхода нет – к вам никто не заходил. Ты момент, когда Юля закрывала от тебя бокал спиной, хорошо запомни.

Еще недавно Паршину казалось, что Дусины глаза распахнулись в невозможную ширь. Но он ошибся. Любая жидкость дает эффект увеличения. Заполнившись слезами, глазищи Дуси стали такими выпуклыми, что показалось, сейчас они вытекут или вывалятся прямо в подол голубенького цвета.

Олег решил, что Дусю очень впечатлил рассказ о грозном, ушлом адвокате.

Он вновь представил все неверно.

До Землероевой дошло, как сильно она ошибалась в друге.

Первоначально Дуся решила, что все дело в хитрых ментовских заморочках и комбинациях. Паршин струсил. Или его вынудили стать трусливым. Поднять лапки. Уйти в тину, юркнуть в тень…

А надо было сразу говорить, что на суде будут не столько его закадычных друзей слушать, сколь разудалому адвокату внимать! В числе двенадцати присяжных.

– Паршин, – икнула Дуся, – что ж делать-то, а? Ты ж понимаешь – Юля ж меня… то есть себя не убивала… не собиралась убивать… – Повторное икание подтвердило нервическое состояние помощницы. – Ты ж понимаешь… это ж было как-то сделано…

– Как? – жестко оборвал страдания Дусиной диафрагмы Паршин. – «Ж-ж», тут не прокатят.

– Не знаю. Но…

– Перестань канючить. Все, Дуся, все! Мы сделали, что могли!

За этими словами читалось не только ощущение безнадежности положения, там было сумасшедшее беспокойство за напарницу.

И теперь Дуся это поняла. Паршину не важно какое-то глупое реноме – ах, ах, нас кто-то обыграл, в дураках оставил, какой конфуз, – он мыслил категориями будущего. Репутацией прибившейся к нему девчонки. Девчонки, которую он приручил и отправил в дом, где вольно ходит душегуб.

Землероева незаметно, наклонив голову и отвернувшись, смахнула слезы с глаз. (По ком она плакала? По себе, по Юле, по жизни, заставляющей друзей делать выбор – кого спасать, кто все равно утонет…)

– Евдокия, – жестко произнес Олег. – Тебе придется принять очевидное. В квартире вас было только двое. Как яд попал в напитки, понять невозможно.

– А если попробовать не очевидное, а невероятное? – жалобно шепнула Дуся. – Если попробовать понять хотя бы, как шприц попал в карман Юлии?

– Давай попробуем, – согласился Паршин. – Попробуем в порядке бреда шагать задом наперед. Кто из Котовых, Рощиных мог подложить шприц? Что показалось тебе странным в тот вечер?

– Егор Валерьевич и Тата появились в квартире гораздо позже остальных, и это очень странно, – тут же двинулась по версиям Евдокия, в полном смысле задом наперед. – Все мухой прилетели к нам, Татьяна и полковник пришли минут на пятнадцать позже.

– Егор Валерьевич и Татьяна не слышали, как ты вопила из камина, – сумрачно доложил Олег. – Рощины и Таня пришли к старшим Котовым сыграть в лото, не смогли разыскать коробку с игрой, и Татьяна предложила принести свою. Полковник на это время вышел покурить. Они с Татьяной вернулись в квартиру одновременно, никого не обнаружили в гостиной – все мобильные телефоны, кстати, остались лежать на столе, народ все побросал и помчался наверх. О том, где все находятся, Егор Валерьевич догадался почти случайно…

Продолжить разговор не позволил звонок сотового телефона сыщика. Олег сделал жест – мол, подожди, Дуся, дай отвечу, это важно. Поздоровался, судя по имени Саша, с Ханькиным, прослушал что-то и, положив мобильник на журнальный стол, сказал:

– Саша сообщил предварительные результаты экспертизы отравляющего вещества. Юле, Дуся, крепко повезло. Какие-то кислоты… или что-то там еще грейпфрутового сока немного нейтрализовали действие яда. Если бы Юля приняла его, скажем, со сладким кремом… – Сыщик взглядом закончил страшное предложение. – В общем – повезло. Егор Валерьевич подключил к работе военных медиков, специалистов-химиков… Он и раньше педалировал следственные мероприятия, через связи нажимал. Сейчас военные специалисты выделят какие-то токсины, изобретут противоядие…

– Юлию спасут?!

– Теперь об этом можно говорить с большей долей вероятности, – с видимым облегчением кивнул Паршин. – С одним подозреваемым – Егором Валерьевичем – нам лучше закончить. С такими связями в области хитрой военной химии полковник мог убить невестку незаметно и бесповоротно. А он ей противоядие ищет. Понимаешь?

– Угу. Вчера вечером мне Стас Леонидов показался… не то чтобы подозрительным, рука у него была перемотана, Паршин.

– Знаю, – кивнул Олег. – Вчера Татьяна лепила пельмени, Леонидов руку горячей водой обжег. Случайно. На эти знаменитые пельмени, кстати, и Рощины приехали. Борис их очень уважает.

– Рощины заранее договаривались? – вцепилась Дуся.

– Нет, – наклонив голову в бок, тягуче проговорил Паршин. – По их словам, буквально напросились.

– Ах, напросились… – в тон протянула Дуся. Подумала секундочку: – Нет, ерунда. Ядвига на кухне была секунд тридцать, с диспетчером «скорой» разговаривала в прихожей, там же и на плече полковника рыдала. Боря в холле медиков встречал.

– Кто-нибудь крутился подозрительно на кухне? – пристально глядя на Дусю, спросил командир.

– Нет… Но я короткое время могла не видеть. Как раз когда Валик наверх поднялся, я на минуточку сдала вахту Ольге Марковне, до туалета пробежалась… Юлю тогда уже увезли, ваши еще не приехали… Но, Олег, Ольга Марковна сама поставила меня в дверях кухни дежурить. Зачем ей позже ловить момент, ждать пока я пост оставлю? Не заставила б меня сторожить кухню, сновали бы там все за попить и выпить, всё б перемешалось, отпечатками покрылось… Нет, с Ольгой Марковной тоже ерунда какая-то.

– Согласен.

– А если мыслить в порядке бреда и предположений?

– Попробуй.

Евдокия пробовала так старательно, что даже поругалась с сыщиком. Любую ее версию из области «очевидного-невероятного» Паршин разметывал в пух и прах. Камня на камне не оставлял. Дуся старалась и изобретала, выстраивала хитроумные комбинации с проникновением в квартиру через дымоход камина, веревочную лестницу с крыши на балкон и в конце концов докатилась до хитрых как лисы киллеров, способных обмануть охранную электронику, самих охранников и Дусю с Юлией включительно.

Паршину, естественно, наиболее глянулся занимательный сюжет про ниндзя с ядом в кармашках черных штанишек. Относительно дымохода и камина он ответил просто: нет следов. На карнизах снег лежит, а снегопада не было два дня. Пол перед камином запорошила сажа, слетевшая с самой Дуси, когда та в дымоход общаться лезла, никто по желобу не проползал, эксперты, понукаемые Валерьевичем, не лаптем щи хлебают.

Землероева на сыщика душевно обиделась. Сказала: а на фига тогда приперся, если такой умный? сидел бы дома. (Или в кабаке с еще более умным Ханькиным. И водку пил там, а не тут на диване.)

Паршин осерчал не менее душевно. Заявил, что, мол, тебя, дуру, охранять пришел…

Дуся на дуру ответила, не подбирая…

В половине одиннадцатого Паршин хлопнул входной дверью и даже спокойной ночи не пожелал. Дуся чуть не плюнула на эту хлопнувшую дверь.

Все нервы, нервы…

На следующий день под вечер Олегу позвонил капитан Ханькин и задумчиво сказал:

– Слушай, Паршин, тут твоя девочка такую деятельность развела… По дому Котовых весь день по этажам бегала. Добилась через адвоката проведения еще одного следственного эксперимента, теперь в квартире Юлии. Кстати, довела мужика чуть ли не до инфаркта… Ты как, впрягаешься за свою Дусю?

– Куда впрягаюсь? – натурально опешил сыщик.

– Ну как… она заверяет, будто знает, кто убийца.

– Что-о-о-о?!!

– А ты не в курсе? – искренне удивился Ханькин. – Я думал…

– Саша!! Чего ты там думал, мне начхать! Что Дуся о себе думает?!

– Дуся ничего не думает, – хмыкнул капитан, – она адвоката до инфаркта доводит. Донецкий звонил мне чуть ли не из палаты интенсивной терапии. Но на эксперимент согласен. Чем-то его девочка добила. В полном смысле.

– Да что она там о себе возомнила?! Сыщица недоделанная!!

– Она, Паршин, Закревскую просит на эксперимент вызвать, – спокойно, где-то даже весело оповестил Ханькин. – Причем – обязательно. Мол, без любовницы Котова ей, Дусе, никак нельзя.

В голосе Ханькина слышалась уже не только веселость, но и ехидство, одобрение резвой девочки с приличной дозой недоумения по адресу Паршина.

– Как я понимаю, ты, Саша, сам не сильно в курсе, – ввернул Олег.

– А ты? – не остался в долгу капитан. – Начальник маленьких девочек…

– Я тебе перезвоню.

Загоняя в пену нового, но верного «мерина», Паршин примчался к Евдокии.

Та, показалось, собралась вести переговоры через порог. Сыщику пришлось нахально протиснуться в квартиру.

Евдокия, скрестив руки на груди, смотрела на Командира хмуро и выжидательно. Переобуть ботинки не предлагала, в комнату не позвала и чаю не налила.

– Ну? – грозно сказал Олег. И картинно распахнул дубленку на пылающем жаром теле.

В короткое начальственное «ну» Паршин вложил максимально много смысла. В «ну» прозвучали: толика угрозы, внушительная порция ожидания развернутого ответа, обещание обязательной выволочки за самодеятельность, отеческое беспокойство и намек на возможное сотрудничество. Сегодня вообще был день всеобщей недосказанности и многозначительности.

Евдокия призрела все в целом – и недосказанность, и многозначительность.

– Паршин, – сказала, глядя на дверной косяк. – Не путайся под ногами. Дай дело сделать без твоих советов.

Смелое заявление лишило Командира речи. Сыщик так задрал вверх брови, что те почти ушли к кромке роста волос.

– Так, значит, дело обстоит? – не отступая от выбранной намекательной манеры, высказался Командир.

– Значит, так, – подтвердила Евдокия.

– Не хочешь, значит?

– Не хочу.

– И почему?

Поднятое к уху плечико Евдокии намекнуло на нежелание вербального контакта.

– Не заиграешься?

– Попробую не заиграться.

– А может быть, хотя бы намекнешь, что собираешься делать?

Дуся перестала терзать взглядом дверной косяк, прицелилась в паршинскую переносицу и сказала сдвинутым командирским бровям:

– Олег, ты обладаешь теми же исходными данными, что обладала и я. Все ключевые слова сказаны. Картина прорисована. Включи голову и поработай сам.

Дуся говорила непривычно заносчиво и резко, но в голосе все же проскальзывал не скрывшийся от Олега страх. Растерянность и напряжение. Евдокия напоминала человека, отважившегося назавтра сделать первый прыжок с парашютом.

– Уходи, Олег. – Евдокия никогда не думала, что может вот так запросто выпроваживать мужчину, в которого влюбилась, как в защитника. В глазах упряталась мольба: уходи, Олег, уходи, пожалуйста!..

В чем заключалась тайна просьбы, сыщик не разобрался даже на улице. Когда сидел за рулем стоящего на приколе «мерседеса» и незряче смотрел в ветровое стекло, на которое налипали крупные снежинки; снег валил со всех сторон, дворники тоскуют, проклинают зиму и готовятся ломать спины и лопаты…

«Надеюсь, она понимает, что делает», – подумал Паршин и завел двигатель.

Он уже достаточно узнал Дусю, чтобы предположить в каждом ее шаге хорошую продуманность. Как ни молода и порой наивна девчонка, голова у нее работает.

«Может быть, она не хочет, чтобы возможная неудача затронула меня… Может быть, боится вновь увязнуть в спорах и потерять решительность…»

Так и не остановившись на каком-то определении, Паршин поехал домой.