Настоящие индейцы

Иноземцев ждал меня на открытой террасе. Столик здесь был единственный, хотя места на террасе хватило бы на взвод терминаторов со всей амуницией.

Я отдала ему письмо Рублева.

– Ну что вы, зачем эти формальности, – засмеялся Иноземцев. – Я же просто посмотрел ваши снимки в сети, чтобы не ошибиться. Попробуйте вот этот салат, он целиком из местных продуктов. Разумеется, все натуральное.

Я отдала должное всем кушаньям и не пожалела. Поделилась новостями из «столицы» – каков собой новый министр, что слышно о расследованиях в четвертом округе, будет ли реформа в пограничных колониях…

– А вы, значит, разыскиваете Люкассена.

– Да.

– Мне звонили уже, и не только Рублев. Еще федералы. Не знаю, предупредили ли вас, а я жду гостей. Федерального агента Йоханссона и какого-то компьютерного гения.

– Да, я знакома с ними.

– Мисс Берг, а вы уверены, что вам удобно в отеле? Нет-нет, поймите меня правильно. У меня на базе есть гостевой комплекс. Ничего особенного, несколько коттеджей. Зато никакого воровства и прочих неприятностей. Обедать можно в офицерской столовой. Если честно, у меня договор с этим конкретно рестораном. Блюда, понятно, попроще, и сильно попроще, зато качественные. А если вам надо будет в город, так я за вами машину с водителем закреплю. Хороший мальчик, вежливый и водитель отменный. Здесь все тропинки знает. А ваши коллеги все равно будут жить на базе, договоренность уже есть. Что скажете?

От такого гостеприимства трудно отказаться. После обеда та же огромная машина доставила меня на базу в пятидесяти километрах от города. Коттедж до боли и слез умиления напомнил мне кампус Военного университета. Хотя с удобствами было получше – электричество и вода без лимита.

А на рассвете прибыл малозаметный корабль, доставивший Йена и Василия Князева. Само собой, Князев был под конвоем, но охрана – в гражданской одежде, а Князева везли хоть и в наручниках, но скрытых под манжетами обычного пиджака.

Я поехала встречать.

Князев плохо себя чувствовал и явно тревожился. Темно-карие, чуть навыкате глаза шарили по сторонам, во взгляде читалось отчаяние, оливковая кожа посерела.

– Делла Берг, – спросил он с тоской, – ты же меня не обманываешь? Скажи правду: меня ведь привезли сюда в тюрьму? Это уже навсегда, да?

Я пожала плечами. Дальние рейсы часто развивают панические настроения у пассажиров.

– Василий, ты отдохнешь и сам будешь смеяться над своими страхами.

– Нет-нет, – бормотал он. – Я чувствую.

Когда машина с ним въехала на базу и Князев увидал посты, заборы и вооруженных караульных, то совсем сник. Закрыл лицо ладонями и ушел в молчанку. Не сопротивлялся, когда его завели в коттедж, там сел на кровать и уставился в пустоту перед собой. Я вздохнула – и пошла к коменданту.

– Владимир Петрович, у меня к вам неожиданная просьба.

– Конечно.

– Видите ли, наш главный специалист – вообще-то осужденный.

– А, это бывает. Гений? Они часто влипают в неприятности.

– В городе я видела православную церковь. Может быть, удастся как-нибудь устроить, чтобы свозить его туда? Я знаю, режим секретности…

Иноземцев посмотрел на меня сочувственно.

– Делла, а гарнизонная церковь его точно не устроит? Она, конечно, простенькая. Зато туда я могу пустить вашего парня без наручников и охраны. У нас батюшка пять лет отслужил терминатором, справится, если что, с любым зэком. Хороший батюшка.

Хотя прошло часа полтора, Князева я нашла в той же позе. Йен отвел меня в сторону:

– Делла, похоже, нам без врача не обойтись. Мне не нравится его состояние.

– Погоди, – сказала я и вошла в комнату.

Князев никак не отреагировал на мое появление.

– Ну вот что, Василий, – бодро сказала я. – Тебе ведь надо помолиться? Благополучное прибытие, все такое. Я узнала, где церковь. Идешь?

Он словно бы включился. Взгляд обрел осмысленное выражение.

– Церковь… православная?

– Гарнизонный храм, – беспечным тоном ответила я. – Сам понимаешь, все очень просто, но батюшка славный.

– А… – Князев растерянно посмотрел на руки, все еще скованные наручниками.

– В церкви снимут. На выходе снова тебя зафиксируют. Здесь ведь не тюрьма, а заурядная военная база. Никто не позволит осужденному разгуливать просто так.

Князев порывисто встал.

– Да. Мне действительно нужно в церковь. Делла Берг, ты умная женщина. И деликатная. Спасибо.

В церковь его повели с большой помпой. Двое конвоиров, я и Йен. Я осталась снаружи, поскольку сплоховала, забыв какой-нибудь платок или шарфик на голову – в православный храм нельзя входить простоволосой. Йен заглянул в церковь, через минуту вышел, кивком позвал конвоиров. Еще через минуту он присоединился ко мне.

– А конвоиры?

– Они сами православные, я нарочно их запросил, – сказал Йен. – Васька фанатик, в хорошем смысле, но с такими надо держать ухо востро. Лучше, если его будут охранять парни, кое-что понимающие в его религии. Так что они там остались. Заодно и помолятся.

Напротив входа в церковь нашлась скамеечка, которую мы немедленно и оккупировали. Грело ласковое солнышко, я подставила ему лицо и закрыла глаза.

– Нина усыновила ребенка, – внезапно сказал Йен. – Она тебе еще не писала об этом?

– Нет. Сказала только, что хотела бы.

– Уже. Перед самым моим отлетом.

Йен замолчал, а я поняла, что в его голосе появились новые нотки.

– Как ребенок?

– Нормально. А он же малявка совсем. К тому же Нину знал едва не с рождения. Она дружила с Тори.

– Глупая история вышла. Не могу отделаться от мысли, что ее смерть была не случайной.

– Если ты имеешь в виду, не самоубийство ли это, – нет, точно нет. Я встречался с Тори буквально накануне. Она сама пришла в бюро. Хотела узнать, как сменить фамилию. Боялась, что жертвы Куруги отыграются на ней и ребенке.

– Были основания?

– Да. Ей угрожали.

– А что с той сумасшедшей, которая стреляла?

– Она действительно сумасшедшая. Конечно, с ней работают. Но пока результатов нет. – Йен щелчком сбил крупного жука, упавшего ему на рукав с дерева. – Нина назвала парня Джованни. Джованни Росси.

– Тоже, наверное, музыкантом станет.

– Может быть. Но если сам захочет. Нина его очень любит. Она не станет учить его из-под палки.

На площади перед церквушкой села машина. У меня оборвалось сердце: показалось, что в салоне какой-то крупный мужчина. Очень крупный. Такой же, как Август. Но тут открылись двери, и из машины выпрыгнул бодрый Иноземцев. А крупный мужчина в солдатской форме оказался его водителем. Почему-то я испытала лютое разочарование.

– Вот, нашел, – сказал Иноземцев, подходя к нам и протягивая Йену коробку. – Их сняли с производства, но одна-то штука у меня нашлась. Берите, это же лучше наручников.

Иноземцев принес ошейник-шокер. Такие использовали для транспортировки особо опасных преступников. Потом запретили – были случаи гибели.

– Я подумал: парень у вас спокойный, никуда не побежит. Значит, можно не думать, выгорят ли у него мозги от удара током. А на теле эта штука практически не чувствуется, ничему не мешает, можно сверху надеть свитер с высоким горлом, она и не видна будет. С учетом того, что парень не заставит эту штуку сработать, это будет погуманнее наручников, а?

Йен неспешно рассматривал содержимое коробки.

– Спросим, – сказал он. – У парня свои причуды. А он ведь сам по себе не опасен. Просто гениальный дурак, которого может использовать любой подлец.

– Сколько ему дали-то? – спросил Иноземцев.

– Сотку.

Иноземцев длинно присвистнул.

– Подделывал чипы для банды, которая отправила на тот свет кучу народа, – пояснил Йен. – Я сначала подумал: жестоко как с ним. Он-то сам никого и пальцем не тронул. И даже сдаться хотел. А потом сообразил: его надо держать подальше от соблазнов ради его же блага. Не сможет он жить на свободе. Мозгов много, а воли нет. Это бомба, которая, может, и мечтает о мире во всем мире. Только потом кто-то ее схватит и бросит в толпу. И она взорвется. Просто потому, что это бомба.

Иноземцев слушал, кивал.

– Видал я такого малого. Однажды. Лет двадцать назад. До сих пор сидит на Твари. Поспорил с приятелем, что вскроет любые двери. Сигнализация, охрана – наплевать. Тот и сказал: а слабо оружейный склад? Тому оказалось не слабо. А приятель не дурак, договорился с кем надо. Парень как сообразил, что на него сейчас кражу оружия повесят, сделал ноги. Его поймали. А он же любую дверь откроет. Ну и открыл. Три года его ловили. И мы, и диссида. Они успели первыми, да-да. Сделали за нас работу. Их-то взять проще, чем одного ловкача.

– И как вы его удерживаете в тюрьме? – удивился Йен.

– А! Это как раз проще всего оказалось. По своим каналам вышли на Манилова. Ну, того самого, который КСМ. Сибирских киборгов продавать запрещено, так мы в аренду взяли. Парень уже привык, что за ним повсюду две собаки ходят. Нам еще, как на подбор, красивых псов выдали – чисто белых. Парень их сам моет и вычесывает. Освоил две профессии – дрессировщика и ветеринара…

Иноземцев посмеивался, рассказывая, как они перехитрили взломщика. Йен слушал, поддакивал. Иноземцев обмолвился, что того гения на Твари тоже используют для нужд государства. Ну а чего такого, судебный приговор ведь не означает, что человек и его таланты вовсе не нужны государству.

А я куталась в жакетик, как будто мерзла. И яркий солнечный свет казался мне слишком белым и холодным. Где-то далеко-далеко отсюда, на красивой курортной планете Танире, осталась другая собака-киборг. У нее все хорошо. У нее есть муж, элегантный красавец Брюс, колли с родословной подлинней, чем у большинства звездных принцев. И у нее есть надежный хозяин. Брюса подарили мне – на память, решив, что я хочу вернуться к бывшему мужу. Теперь я возвращаюсь к нему – только чтобы похоронить. А Брюс остался в прошлой жизни.

Нет, я не жалела о принятом решении. Я не выношу лицемерия и притворства. Никакой работы у нас с Августом больше не получилось бы. Можно договориться о том, что это не повторится, – нельзя забыть. Некоторые отношения не нужно выяснять, потому что есть риск выяснить правду. Мне все вокруг твердили, что босс влюблен в меня. А босс держал меня на случай, если придется выбирать меньшее из двух зол. Он не хотел, чтобы в его жизни появилась женщина. И согласен был смириться со мной, потому что к моему присутствию притерпелся.

Конечно, я понимала, что мои тоскливые воспоминания объясняются одним: привычка. Мы три года работали бок о бок. Наше сотрудничество было плотнее, чем иной брак. Даже в командировках я созванивалась и списывалась с боссом по многу раз на дню. А теперь я одна. Мне некому звонить и писать. И, конечно, моя психика задает вопросы: а где, собственно, все то, что для нее стало нормой и обязательной частью жизни? Зато я на собственной шкуре прочувствовала правильность этики босса: никогда не заводи романов на работе. Кончается плохо. Я не заводила, просто обстоятельства сложились так, что я поверила в иллюзию. Иллюзия рассыпалась, а вместе с ней рассыпалась моя жизнь.

Честно говоря, в моих словах, мол, я найду себе место, было слишком много бравады. Да, меня действительно ждали в штабе первого округа. Да, мне уж точно всегда найдется дело на Сонно. В конце концов, у меня есть семья – родители, братья. Мой любимый брат Крис вернулся с того света и стал звездным принцем. Разве я буду лишней в его хозяйстве? Да там работы невпроворот.

Только все это было мне уже неинтересно.

Если бы Макс не погиб…

Если бы Макс не погиб, все было бы иначе.

Но Макса больше нет.

И тех обстоятельств, в которых я могла бы прожить свое горе, тоже нет.

Мне придется начинать все с чистого листа.

* * *

– Он точно не сработает просто так? – Князев пощупал горло, скрытое высоким воротом свитера.

Свитер ему выбрала я. Красивый, полосатый, зеленый с бирюзой. Князеву он был дивно к лицу. Кроме того, объемная вязка скрыла его чудовищную худобу.

– Точно, – уверенно сказал Иноземцев. – Только если вы самовольно, без сопровождающего, – он показал на Йена, – удалитесь на пятьдесят километров от базы.

– Да что я там забыл! – пожал плечами Князев. – Я не самый большой любитель лазить по первобытным джунглям. Меня все принимают за негра, а я же русский. У меня отец на Сибири родился.

– А по-русски говорите? – оживился Иноземцев.

– Пф. Конечно! Матом только не ругаюсь, это грех.

– Я вот что подумал. Незачем объяснять всем, что вы осужденный. Поползут ненужные толки… Ошейник не виден, никто и не поймет. Давайте мы скажем, что вы – приглашенный специалист с Сибири? Математик из КСМ, – предложил Иноземцев.

Мы с Йеном переглянулись. Князев почесал в затылке, потом вопросительно глянул на своих конвоиров.

– Телохранители, – объяснил Иноземцев. – Или ассистенты. А вы, к примеру, исследуете натуру для развертывания у нас одной из линий производства киборгов. По лицензии КСМ. Для гражданских нужд. У нас и вправду есть потребность, и даже инженеров обещали прислать… Справитесь?

– Владимир Петрович, – осторожно позвала я, – а есть причины так легендироваться?

Иноземцев смущенно крякнул.

– Ну, в общем, нет, но есть. Я перестраховщик и параноик, зато всегда избегал крупных неприятностей. Не нравится мне, что слухи поползли. И какие-то удивительно похожие на правду слухи… Давайте мы их опровергнем?

Князев посерел. Мы с Йеном еще раз переглянулись.

– Вот, – Иноземцев кивнул на Князева, – про него час назад спрашивали. Местный наш богатей. Скользкий тип. Сказал, дескать, мне под видом специалиста внедрят опасного преступника. А федерал, который с ним, – лопух. Сам не знает, кого ему подсунули. А для этого преступника особенная охрана нужна, обычные солдаты не управятся. Предлагал мне своих телохранителей.

Князев с ужасом глядел на нас. На всех по очереди.

– Ты о таком не говорила, – упрекнул он меня.

– Василий, Макса убили и обвинили в государственной измене. Его смерть подтвердили тем, что показали чип, якобы его. Бортовой журнал подделан. Но ведь кто-то должен был все это сделать, верно? Кто-то должен был послать Макса в ту экспедицию, подделать чип и журнал, выставить обвинение. Мы ничего не знаем об этих людях. Но поверь мне на слово: это занятие не для рядовых.

– Это точно, – вздохнул Иноземцев. – Даже не для командующих базами вроде меня. Мы пешки в таких играх. У меня, например, никакой власти не хватит вызвать командировочный экипаж из другого округа. Из своего – еще куда ни шло. Но не из другого. Эти вопросы, ребята, решаются на уровне штаба округа, не ниже.

– Но… И что, они могут вот так… Мы-то при чем? – недоумевал Князев.

– Василий, а ты думаешь, они хотят, чтобы их шашни раскрыли? – удивилась я. – Ты вспомни Адама Бейкера. Он хотел, чтобы его интрига провалилась? – Я помолчала и добила его: – Ты же помнишь, какие зверства творил Грант на твоих глазах.

Князев болезненно зажмурился.

– Я… я не мог ее спасти. Совсем не мог. Это она меня спасла. Но ведь там были бандиты! Паршивые бандиты! А здесь – нормальные военные…

– Которые бывают еще и худшими бандитами, – мрачно сказал Иноземцев. – Василий, вы живете в неведении, и благодарите Бога за это. А у нас тут по соседству – четвертый округ. И что творилось там… А ведь командующий там был – звездный принц. Причем не какой-нибудь младший сын, а граф Калипсо, владетельный… мерзавец. Я сам не видел, но слухи доходили… те еще. Там за неповиновение вырезали семьи.

– Именно, – с расчетливым спокойствием обронила я. – Электрической пилой. Привязывали к столу и расчленяли. Живьем. Под запись. Даже рты не завязывали.

Князева отчетливо затошнило.

– Я не наивный, не думайте, – пробормотал он. – Просто не знал… Имею же я право не знать, что люди бывают такими зверями?! Я… Ну хорошо. Я навру чего надо. На самом деле, если бы я вас не знал, все равно не согласился бы. Только потому, что про вас я знаю правду. А что будет потом? Ну вот что потом-то? Мы ж не будем всем подряд рассказывать, зачем мы сюда прилетели?

– Почему? – удивился Иноземцев. – Как раз и будете. Мы по традиции кормим приглашенных специалистов, даже гражданских – особенно гражданских! – в офицерской столовой. Поскольку вы не засекречены – то есть как раз засекречены, – то отчего бы не поговорить с господами офицерами? Почему я и спросил, владеете ли вы русским языком. Конечно, отнюдь не все сибиряки прилично говорят по-русски, но для достоверности было бы хорошо, если бы говорил хоть один из вас. Единственное, что меня тревожит, – признался Иноземцев, – нам придется хотя бы сделать вид, что вы понимаете в киборгах.

– Да чего там делать вид, – фыркнул Князев. – То есть я мало чего смыслю в механике, но запрограммировать киборга могу хоть сейчас. Это-то я как раз умею. Меня, уж простите, в банду не потому заманили, что я документы подделывать мог. А потому что я могу настроить андроида.

Иноземцев посмотрел на нас, потом позволил себе усмешку.

– Настоящего? – уточнил он.

– Ну, врали, что настоящего. Я их не видел. И думаю, что их и не было. Но дело-то не в том, были они или нет! Дело в том, что я-то в этом соображаю!

Иноземцев еще раз оглядел нас. Хмыкнул:

– Тогда у меня для вас есть сюрприз. Возьметесь?

– Шутите? – только и спросил Князев.

– Да какие шутки. Он сломан. Проблема не механическая – все, что могу сказать.

– Они же запрещены, – сказал Князев.

Иноземцев покачал пальцем:

– Запрещено производство и работы в этом направлении. Но их же некоторое количество выпустили. И куда их дели, по-вашему? На переплавку? – Он откинулся на стуле. – Нашему больше ста лет. Не ходит. С ним поработал один умелец, который клялся, что может исправить базовую ошибку в программе. Исправил. Только через год наш Федя перестал ходить. А при его работе это очень неудобно.

– Слушайте, а зачем он вам тут? – вмешался Йен.

– Как зачем? Музейный экспонат. Вообще-то он у нас сержантом-инструктором служит, учит новобранцев. Кстати, Люкассен о чем-то болтал с ним целый день, когда стоял на передержке.

Кажется, Князев все осознал.

И не только он.

* * *

С виду он ничем не отличался от человека.

Очень рослый, костистый блондин с квадратной челюстью и холодными голубыми глазами. Волосы выглядели малость искусственными, зато взгляд был дивно натуральный. Усредненно правильное лицо, кожа выглядит как у тридцатилетнего, вполне достоверная мимика. Ну правильно, ведь их внешность копировали с живых натурщиков – это проще, чем сочинять и моделировать с нуля на компьютере.

Он приехал на инвалидной коляске и доложился Иноземцеву:

– Сержант Добров по вашему приказанию прибыл, сэр.

Признаться, живого андроида я видела впервые. Думается, для всех остальных этот опыт тоже проходил по разряду ненаучной фантастики.

Зато у меня разом отпали все вопросы, почему их производство запретили. Да, ходили разные слухи и мифы… а ответ-то был налицо.

Андроиды получились слишком похожими на людей. И были ходячим упреком нам всем. А еще они вызывали легкий иррациональный ужас. Все-таки люди должны получаться естественным путем.

– Сержант Добров, вы в Бога веруете? – внезапно спросил Князев.

Спросил абсолютно серьезно.

– Да, – отрезал андроид.

– Считаете, что у вас есть душа? – прищурился Князев.

– Не знаю. Но это не помеха моей вере. Вы молитесь за спасение души, а я просто служу Господу. Служу верой и правдой.

– Напрашивается вопрос: мечтают ли андроиды об электроовцах?

Я так и знала, что кто-нибудь это ляпнет. Ляпнул Йен.

– Нет, – андроид окинул его презрительным взглядом. – Я мечтаю встать на ноги и проехать верхом на настоящей лошади.

А потом он уставился на меня. Я исследовала свои ощущения. Пожалуй, даже жаль, что их сняли с производства. Хорошенькое испытание для нервов. Ему было больше ста лет, а ведь андроиды – самообучающиеся машины. Он научился быть человеком. Ровно в той степени, которая нужна сержанту-инструктору.

– Капитан Берг, это сержант Добров, – сказал Иноземцев мне. – Сержант, вы ответите на все вопросы капитана.

– Есть, сэр.

Я вышла вперед, села на край стола так, чтобы андроиду было удобно смотреть на меня.

– Сержант, у нас есть специалист, который уверяет, что сможет исправить любую ошибку в программном обеспечении андроида. Мне бы не хотелось приказывать вам, как будто вы просто робот. Мне бы хотелось договориться. Мы лечим вашу неисправность, а вы отдаете мне все ваши записи, касающиеся коммандера Максима Люкассена.

– У вас должен быть допуск для работы с архивом андроида.

Я медленно улыбнулась:

– У меня его нет. У меня есть приказ военного министра о розыске коммандера Люкассена и установлении причин его гибели, а равно выяснении обстоятельств совершенной им государственной измены. Но не здесь, а на Саттанге. Никто не знал, что он общался с андроидом. Я могу получить такой допуск, но на это уйдет время. Но вы ведь можете отдать эти записи сами. На них нет грифа «секретно», и вы не получали распоряжений о сохранении этих сведений в тайне.

– Покажите мне ваш приказ.

Он протянул руку. Жесткую и прямую, как лопата. Я коснулась ее левым запястьем.

Все-таки, если приглядываться, отличий от человека много. У андроида была богатая, но механическая мимика. Думаю, даже если бы он улыбался, его взгляд отпугивал бы. Еще бы, там ведь не зрачок, а камера.

– У вас достоверный приказ и достоверные рабочие документы. Почему вы просите, а не приказываете?

– Потому что по приказу вы ответите лишь на те вопросы, которые я задам. А после просьбы вы скажете все, что сами считаете нужным. Вы ведь анализировали ситуацию? И только вы знаете, где в вашем архиве файлы, которые могут быть важными.

– Коммандер Люкассен не дал ни одного повода считать, что он готовится к государственной измене, – отрубил андроид. – Он искал доказательства измены других людей.

– Но ему предъявлено обвинение. Пусть и посмертное. Чтобы оправдать его память, нужны доказательства.

– Почему вы стараетесь купить меня?

– Потому что вас уже спрашивали о коммандере Люкассене. Ведь так? Спрашивали. И вы рассказали лишь ту часть правды, которая не несет угрозы. Никому. Ни вам, ни полковнику Иноземцеву. Я хочу знать остальное.

– Вас убьют.

– Это мой выбор.

– Хорошо. Тогда найдите и устраните неисправность в моих программах. Потом вы получите то, чего хотите.

– А вперед отдать не хотите, потому что после ремонта вы сами сможете защитить? Того же полковника Иноземцева, который держит вас на балансе как машину, но обращается как с человеком? Даже имя дал вместо регистрового номера.

– Я робот, капитан Берг. Мои действия продиктованы целесообразностью. Если я не смогу отбить атаку, в передаче данных нет смысла.

– Если, конечно, у меня нет надежного помощника, которому я успела бы переслать их.

– Капитан Берг, кто из нас робот? Я ничего не скажу, пока неисправен. Такое условие мне поставили. Исправить меня невозможно. Если я проболтаюсь, то в переплавку вместе со мной отправятся другие. И они, увы, не андроиды. Вы ничего не успеете сделать, а я не смогу предотвратить. Да, ваш помощник потом установит справедливость. Но за нее погибнут люди. Коммандер Люкассен уже мертв. Стоит ли его память жизней еще нескольких людей?

Я помолчала. Слезла со стола, прошлась по кабинету.

– Значит, на базе есть другие андроиды. Ведь человек вам не страшен, даже в вашем нынешнем состоянии.

– На планете, – поправил андроид. – Я из первой серии. Они – из следующей. Вы не распознаете их так хорошо, как меня. Но они из младшей линейки. Я смогу уничтожить их, хотя они моложе меня. Я ведь из старшей линейки.

– Федор, – внезапно позвал Иноземцев. – Сделай это. Я прошу тебя.

Андроид перевел на него взгляд правого глаза. Жесткого голубого глаза. Вторым он следил за мной.

– Время бесценно, – сказал Иноземцев. – Ты видишь угрозу нашей безопасности. А я вижу угрозу безопасности сотен и тысяч других людей. Они в опасности, пока мерзавцы на свободе. Нас могут накрыть единственной бомбой, узнав всего лишь, что тебя положили под лабораторный щит. Если так, я хочу, чтобы хорошие люди знали, почему мы погибли.

– Кто ваш специалист? – спросил меня андроид.

Я показала на Князева. Андроид уставился на него, что Князева ни капельки не смутило.

– Меня невозможно починить, – сказал андроид. – Неустранимая системная ошибка. Цена, которую пришлось заплатить за то, чтобы без сбоев функционировали мои интеллектуальные системы.

– Не знаю, кто тебя перепрошивал, – без смущения ответил Князев. – И когда это было. Судя по всему, давно. За это время математика шагнула далеко вперед. В крайнем случае, я просто напишу для тебя индивидуальные программы.

Андроид Федор молчал несколько минут. Потом поднял левую руку, сжатую в кулак:

– Капитан Берг, получите пакет. И отошлите его немедленно, чтобы я видел.

Я приняла увесистую посылку.

Кому отправить, я не думала. Я знала только одного человека, который на несправедливость шел как таран, в лоб, нисколько не беспокоясь о последствиях.

Я набрала код Августа Маккинби, инквизитора первого класса.

* * *

Андроид Федор ковылял по лаборатории, наматывая круги. Он разрабатывал узлы, бездействовавшие столько лет. Он старался. Он готовился к битве.

Князев возился несколько часов. Возился с упоением, вдохновенно и виртуозно. Ошибку, мешавшую Федору ходить, он отыскал мгновенно. Но решил: зачем ограничиваться малым? И полез в систему. Андроид Федор нисколько не возражал: ему, как и любому роботу, была свойственна тяга к самосовершенствованию. А еще он стыдился ошибок и сбоев в работе своих программ.

К вечеру андроид слез с лабораторного стола и сказал, что ему нужно двое суток. Он опросил свои системы и решил, что этого времени будет достаточно для реабилитации. Потом он сможет приступить к миссии. К какой? А какую дадут. Он универсальный солдат, справится с любой.

Мы помалкивали. Конечно, нас терзало ощущение, что мы выпустили джинна из бутылки. Но мы не произносили вслух таких слов.

Я получила короткий ответ от Августа: «Пришло, просмотрел. Передал в работу». Он не спрашивал, чем я занята. Но в лаконичных строках скрывалось напряжение. Пусть. Лишь бы не бездушие.

Интересно, а он без меня скучает?

Ничего особенного в роликах, слитых андроидом, не было. Макс расспрашивал о схеме контрабанды. То есть на самом деле там были длинные-предлинные срока для всех, начиная с Мимору и заканчивая последним штабистом. Алистеру Торну это бы понравилось. Но там не было ничего, что касалось бы Макса. Не было контрабандных рейсов на Тору-2, не было головорезов и сектантов. Саттанг упоминался, но в неожиданном контексте: Макс расспрашивал про знаменитую аномалию, превращавшую сектор Саттанга в карман, в галактический тупик. Оттуда не вернулась ни одна экспедиция. Макса, талантливого навигатора, этот тупик мог заинтересовать сам по себе.

Почти в полночь явился сонный Князев.

– Я пойду спать, – сказал он. – Завтра мы выясним, что тут произошло. Ты не беспокойся, я не подведу. И вот что, насчет Федора. Я всегда мечтал поработать с андроидом. Они вообще хорошие. Только их программировать на самом деле нужно индивидуально. Они хоть и с конвейера сошли, но все разные. А кому захочется возиться? Все хотят массового производства. Потому-то затея и провалилась. Федор всегда хотел жить так, словно у него есть душа. А я в школе интересовался всякими феноменами. Знаешь, что компьютер может завести себе псевдодушу? Это наши мысли, которые прилипают к компьютерным мозгам. На Федора за сто лет налипло много. Но его тут любили все, поэтому его псевдодуша – славная. Может быть, Господь на Страшном суде решит, что Федор заслужил настоящую душу, и превратит ее в такую же, как у нас.

– Вась, – сказала я, – иди спать, а? Вот только мне сейчас твоей мистики не хватало.

Князев смутился окончательно и ушел.

Утром меня разбудили ни свет ни заря. Иноземцев решил, что одного Йена для следствия недостаточно, мое присутствие жизненно необходимо. Я согласна, что оно нужно, но почему на рассвете? Однако все поняла, едва вошла в лабораторию.

Паршивец Князев так раздухарился, что не смог уснуть. И, естественно, пошел работать. Нет-нет, все честно. Он ухитрился отделаться от конвоиров, зато растолкал Йена. Сначала работа шла вяло, затем Князев додумался в качестве компьютера-усилителя использовать… андроида Федора.

– Вот, – с гордостью сказал мне Князев, показывая на шесть мониторов. – Вот что искал Люкассен.

На шести мониторах красовались пять рож самого бандитского вида и одна – подчеркнуто безвинная. Я надела линзы, на скорую руку проглядела биографии. Да уж, редкий случай, когда внешность отвечает сути. Биографии были мама не горюй. Руки по плечи в крови, ноги по колено в слезах. Особенно у безвинного красавчика. Все – в федеральном розыске. Все шестеро несколько лет назад пропали без вести.

– Люкассен дал в поиск не имена, а фотографии. На сопоставление, – объяснил Князев. – Получил довольно много результатов, но все кандидаты, кроме этих шестерых, известны. В том смысле, что их местонахождение он проверил тут же. Спустя несколько часов он снова полез в архив, уже с отпечатками пальцев всех шестерых. Полное соответствие. Для надежности можно еще проверить ДНК, но для этого ему пришлось бы обращаться к федералам или в военную полицию. А он почему-то никому ничего не сказал.

– Что характерно, эти шестеро – среди погибших на борту крейсера во время бунта, – меланхолично обронил Йен. – Я помню лица. Имена другие. Биографии чище не бывает. Не знаю, что и думать. Макс мог и просто застрелить их, во благо человечества. Что и привело к бунту.

– Вряд ли. Инсценировать самооборону он догадался бы точно, – сказала я. – А для этого его противники должны быть отнюдь не ягнятами. Дело-то на борту военного корабля. Все прекрасно знают, что бывает за нападение на членов экипажа. Их спровоцировать не так уж просто.

– Ну, Макс вообще-то роскошный манипулятор, – напомнил Йен.

– Только один на один. С группой он работать не умел, – возразила я.

Я смотрела на мониторы. Смотрела и пыталась понять, что меня беспокоит.

Даты, даты… Кто-то пропал пять лет назад, кто-то шесть. Ни одного, кто исчез бы позже, чем четыре года назад. Следы у всех терялись во втором, третьем, четвертом радиусе. Не дальше. Каким образом они оказались на Тору-2? Оттуда вывозили их на крейсере, но на чем они прилетели?

Я потерла виски. Ну, память, не подведи. Это, конечно, попытка ткнуть пальцем в небо. Но я же знаю один случай, когда из четвертого радиуса аккурат в нужные сроки в третий округ привезли сотню головорезов. И куда они потом делись?

Номер транспорта наконец выскочил из пыльных закромов. Я быстро написала на оборотной стороне пустой карточки номер корабля, две фамилии из шестнадцати членов экипажа, дату рейса. Протянула Иноземцеву.

– Владимир Петрович, это очень важно. Четыре года назад были учения в четвертом радиусе. На них выступала рота терминаторов с базы «Эстер». Согласно документам, она вернулась на базу вот на этом транспорте. Да, теперь известно, что на борту были совсем другие люди, следствие ведется. Но мне прямо сейчас нужен контакт с любым членом экипажа того транспорта при условии, что он видел пассажиров.