Немецкое предпринимательство в хозяйственном комплексе Юга России, 1868-1934 гг.

Препоны, чинимые иностранным предпринимателям не только со стороны профсоюзов, но и отдельных государственных структур заставили Политбюро ЦК обратить на это внимание еще 27 января 1925 года. В результате была принята резолюция: «Считать необходимым циркулярно от имени Секретариата ЦК и СНК указать всем центральным и местным органам на необходимость точного соблюдения условий концессионных договоров и на недопустимость чинения препятствий нормальной работе концессионеров».⁸⁶⁴

Чересчур жесткие требования к концессионерам предъявлялись чаще со стороны местных властей, которые демонстрировали свое «недоверчивое, придирчивое, иногда враждебное отношение», игнорировали даже законные жалобы.⁸⁶⁵ Немало хлопот доставляли задержки с вывозом валюты из-за «подгонки» к советским валютным возможностям и трудовые споры, которые решались на профсоюзных собраниях и в местных судах крайне пристрастно и не всегда в пользу концессионеров.⁸⁶⁶

Жесткое давление на концессии было заметно не только на стадии открытия, но и на всем протяжении их деятельности. Представители делегации торгово-промышленных кругов Запада отмечали: «Очень тяжело отражается на концессионном деле злобная придирчивость властей к выписываемым из-за границы техникам и старшим служащим, – если только это не сочлены иностранных коммунистических партий. Приехавшие живут под дамокловым мечом ареста по обвинению то ли в военном, то ли в экономическом шпионаже. Коммерческая корреспонденция регулярно подвергается перлюстрации, многие деловые письма загадочно пропадают».⁸⁶⁷ Подобные действия в отношении своих служащих отмечала администрация «Друзаг».

Такая практика критиковалась и на Западе. Корреспондент немецкой газеты «Hamburger Fremdenblatt» в 1925 г. писал: «До последнего времени получение концессий было связано с такими огромными потерями времени и денег, требовало преодоления таких изощренных бюрократических рогаток и натыкалось на такое противодействие, что только немногим удалось достичь цели».⁸⁶⁸ Эмигрантская газета «Возрождение» отмечала: «Никаких дел в Советской России делать нельзя, едва торговлишка наладится, сейчас же ее задушат налогами и поборами. Возьмет человек в аренду мельницу или гостиницу, приведет их в порядок, оборудует, а потом под каким-нибудь предлогом у него отберут».⁸⁶⁹ К недостаткам можно отнести и тот факт, что в Советском государстве так и не было создано концессионное право в собственном смысле слова.

Кроме отрицательных отзывов на концессионную политику СССР встречались и положительные. Журнал «Wirtschaftsdienst» считал, что «несмотря на многократные экономические кризисы и напряженное положение с валютой и кредитами, увеличение безработицы и нехватку рабочей силы, а также задержки экспорта, наблюдаемые время от времени, система концессий в СССР развивалась благополучно».⁸⁷⁰

Несмотря на то, что после смерти В.И. Ленина предпринимались попытки продолжить политику привлечения иностранных капиталов и новых технологий, все чаще раздавались голоса о прекращении концессионной практики.⁸⁷¹ Хотя советское руководство было заинтересованно в притоке иностранных капиталов в экономику страны, на деле все заметнее становилась тенденция к свертыванию концессионной политики с 1927 года. На это обращали внимание и представители западных предпринимателей, давая интервью газете «Возрождение»: «… в рядах правительства еще очень сильно течение, представители которого не скрывают своей вражды по отношению к концессионерам и, при случае, откровенно говорят, что при первом удобном случае концессионеры будут ограблены до нитки».⁸⁷²

Постановление СНК с указанием основных причин провала концессионной политики было принято 22 ноября 1927 г.: а) отсутствие плановости в осуществлении концессионной политики; б) недостаточная активность <…> ГКК и заграничных концессионных комиссий; в) опасение со стороны хозяйственных органов конкуренции концессионных предприятий; г) включение в концессионные договора требований, несоразмерных с возможностями концессионных предприятий; д) недоверчивое, придирчивое, иногда враждебное отношение ряда советских, и в особенности местных органов к концессионерам; е) приравнивание во многих случаях концессионеров к обычным частникам, в особенности в области налогов и сборов, лицензий и перевозок; ж) чрезмерная медлительность, как при ведении переговоров, так и вообще при разрешении концессионных вопросов.⁸⁷³

В основном в правительственных кругах возобладал взгляд на концессии, как на капиталистическую форму хозяйствования. 26 февраля 1930 г. на встрече с германским послом Г. фон Дирксеном заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов заявил: «Наша заинтересованность в большинстве концессий значительно уменьшилась <…> Концессионеры принесли нам большие разочарования <…> Концессионный сектор индустриализации значительно отстает от наших собственных темпов строительства и вместо положительного фактора получился отрицательный, замедляющий и тормозящий выполнение нашей пятилетки».⁸⁷⁴

Стратегия ликвидации концессий была достаточно изощренной. Декретом СНК «Общие экономические и юридические условия концессий» от 23 ноября 1920 г. было предусмотрено, что «правительство Р.С.Ф.С.Р. гарантирует концессионеру недопустимость одностороннего изменения какими-либо распоряжениями или декретами правительства условий концессионного договора».⁸⁷⁵ На деле же часто советские власти корректировали концессионные договоры.

Вопрос о целесообразности концессий обсуждался на заседаниях Политбюро ЦК ВКП (б). Следует отметить единодушие ее членов в том, что с экономической точки зрения более выгодно ликвидировать все концессии целиком и «новых концессий вообще создавать не нужно». В начальный период становления советской власти концессии «являлись подспорьем для нашей внешней политики, – говорил Б.С. Стомоняков, – а теперь они являются бременем и создают целый ряд конфликтов во внешней политике. Мы кровно заинтересованы в том, чтобы освободиться от этой дополнительной тяжести». Однако совершенно «недопустимо игнорирование международной политики».⁸⁷⁶

В результате было принято решение «осторожно ликвидировать концессии, по преимуществу <…> по добровольному соглашению».⁸⁷⁷ Также предполагалось наметить план ликвидации с датами в зависимости от международного положения. Очевидно, главной причиной подобной негибкости явилось очередное изменение политических настроений в партийных верхах.

На заседании Политбюро ЦК ВКП (б) 18 февраля 1930 г. впервые были подняты вопросы о: создании таких условий работы концессий, при которых ответственность за невыполнение договора была бы возложена на концессионера, местным органам юстиции по согласованию с Наркомюстом РСФСР разрешено было возбуждать судебные дела против концессионеров. Кроме того, местные органы профсоюзов могли принимать какие-либо меры конфликтного порядка в отношении концессий (по вопросам зарплаты, охраны труда, исключения их служащих из профсоюзов) лишь с согласия центральных органов ВЦСПС и Наркомтруда, которые со своей стороны согласовывают этот вопрос с ГКК и Наркоминделом.⁸⁷⁸

18 марта 1930 г. краевым, областным прокурорам и председателям краевых и областных судов был разослан секретный циркуляр Наркомата юстиции РСФСР о порядке возбуждения уголовного преследования против владельцев концессий и их руководящих представителей.⁸⁷⁹ На заседаниях Политбюро по концессионным вопросам все чаще говорили о невыгодности концессий для народного хозяйства СССР. Все больше голосов раздавалось с требованием закрыть концессии в связи с их не состоятельностью.⁸⁸⁰

В период НЭПа концессии являлись единственной дозволенной формой прямого вложения иностранного капитала в принадлежавшие государству предприятия с целью временного управления ими и получения прибыли. В исторической литературе существует две точки зрения, почему концессии потерпели неудачу в СССР: 1) недостаточность капиталовложений и плохое управление (вина возлагалась на концессионера); 2) экономические условия были в целом неблагоприятными. Недавно опубликованные документы из российских архивов, а также новые исследования подтверждают последнее.⁸⁸¹

По нашему мнению истинные причины слабости концессионной политики были указаны в записке английского инженера Петера С.Х. Александера еще в 1928 году. Он обратил внимание на следующие факты: 1) в русской общественности имелось врожденное убеждение в том, что между капитализмом и социализмом не может быть равенства интересов и согласия в вопросе о концессиях; 2) концессии предоставлялись не на то, на что следовало бы их давать (технические знания и опыт, капитал); 3) концессионер, бравший промышленное предприятие в России получал целый ряд неприятностей и вел бесполезные судебные процессы.⁸⁸²

Петер С.Х. Александер считал немыслимым предоставлять концессии на изготовление зубной пасты, женских курточек, карандашей, когда рациональнее их было бы давать на тяжелую индустрию⁸⁸³ и главные отрасли промышленности. Им акцентировалось внимание на необходимости строительства дорог в стране: «насущная потребность России заключается в увеличении дорог, потому что бесполезно развивать машиностроение до тех пор, пока нет дорог, по которым можно пустить эти машины; бесполезно развивать природные богатства России, пока нет дорог, по которым можно провозить эти продукты на рынок».⁸⁸⁴

В результате, задачи, которые ставило советское правительство при проведении концессионной политики, несмотря на политическое «шатание» удалось решить. Допуск иностранных капиталов и предпринимателей в страну, в частности немецких, способствовал выходу государства из политической изоляции. Однако не только концессионная политика, но и признание Германией советской республики сыграло положительную роль в развитии международных отношений. Кроме того, был свершен значительный прорыв в деле восстановления промышленности и сельского хозяйства Советской России.

3.2. Концессии как форма экономического сотрудничества СССР и Германии в 20–30-е гг. ХХ в

В истории российско-германских экономических отношений существует множество примеров взаимовыгодного сотрудничества. Однако наиболее интересным и менее исследованным нам представляется экономическое сотрудничество стран на основе концессий.

Почему большевики стремились к экономическому сотрудничеству с Германией? Нарком внешней торговли РСФСР Л.Б. Красин дал наиболее полный ответ на этот вопрос: «ни одна из западноевропейских стран не имеет такого опыта в отношении работы с Россией и такого глубокого и точного знания всех условий нашей страны, как Германия. <…> русскому промышленнику, торговцу, даже рабочему легче сговориться с немцем, нежели с каким-либо иным иностранцем».⁸⁸⁵

Взаимоотношения Советской России и Германии складывались достаточно непросто. Узнав о ведущихся переговорах с Россией члены общества горнопромышленников «Дойчер Кайзер» в декабре 1917 г. изложили свои предложения по этому вопросу в краткой записке государственному министру Пруссии К. Гельфериху.⁸⁸⁶ Они считали, что для металлургической и сталелитейной промышленности Германии единственным источником получения железных и марганцевых руд будет Россия. Рассчитывать на Индию или Бразилию нельзя потому, что они находятся под влиянием Англии или Америки, которые будут использовать любые средства, чтобы парализовать подвоз сырья в Германию из этих стран.

3 марта 1918 г. правительством РСФСР был подписан Брест-Литовский мирный договор с Германией. Одновременно был поднят вопрос о возобновлении торгово-экономических связей между странами и создана смешанная русско-германская комиссия.

Заместитель наркома торговли и промышленности М.Г. Бронский, выступая на первом заседании комиссии 15 мая 1918 г. с докладом «Условия возобновления наших торговых сношений с Германией», обращал внимание на возможные формы экономического сотрудничества с капиталистическими государствами: внешняя торговля, концессии, финансовые соглашения. Он говорил о том, что возможна эксплуатация российских природных ресурсов «в рамках существующего в России социального и торгового законодательства».⁸⁸⁷ Им были озвучены условия получения Германией концессий: невмешательство во внутреннюю экономическую политику и установления экономических взаимоотношений России с Украиной, Польшей, Балтийскими провинциями, Кавказом, признание национализации внешней торговли и банков, возможность получения Россией руды из Кривого Рога и Кавказа, присоединение района Юзовки, Русско-бельгийских и Донецко-Юрьевских каменноугольных копей к России.⁸⁸⁸

Чтобы показать, насколько серьезно настроено российское руководство на установление деловых экономических связей с Германией, В. И. Ленин настаивал на передаче немцам тезисов о концессиях. Причину этого он объяснял в своем письме А. А. Иоффе и В. Р. Менжинскому: «Условия наших концессий таковы, что ничего кроме пользы для нас не получим, если немцы эти условия примут».⁸⁸⁹

О том, что от заключения концессий можно получить политическую выгоду для страны говорил председатель Архангельского Совнархоза М. И. Калинин: «Первые концессии мы дадим Германии, другие – союзникам. И вот на почве борьбы за эти концессии, в которые будут вложены враждебные друг другу капиталы, произойдет столкновение этих капиталов, и вся надежда в том, что нам нужно воспользоваться этими концессиями. <…> Концессии должны быть распределены таким образом, чтобы создать в будущем столкновение международного капитала».⁸⁹⁰

Советское руководство рассчитывало оказать воздействие на торгово-промышленные круги Германии, чтобы пробудить их интерес к хозяйственным отношениям с Советской Россией. «Если немцы-купцы возьмут экономические выгоды, поняв, что войной с нас ничего не возьмешь, все сожжем, – то Ваша политика будет и дальше иметь успех, – писал В. И. Ленин А. А. Иоффе от 2 июня 1918 г., – Сырья немцам дать сможем».⁸⁹¹

Г. В. Чичерин 4 июля 1918 г. на V съезде Советов делал акцент на необходимости уделить особое внимание взаимоотношениям с Германией. Экономические отношения между Германией и Россией должны определяться «с одной стороны, необходимостью ликвидации убытков, причиненных немецкому имуществу в России царским военным законодательством и социальным законодательством Октябрьской революции, – считал он, – с другой, необходимостью создания экономических взаимоотношений, вытекающих из положения обеих стран»⁸⁹².

Вместе с тем Г. В. Чичерин критиковал взгляды капиталистических кругов Германии, что «социалистические эксперименты обесценивают концессии, а национализация делает невозможною прибыль для иностранных капиталистов».⁸⁹³ Он говорил о желании советской власти платить за помощь иностранных специалистов, так как «национализация главных отраслей промышленности, национализация внешней торговли не исключают этого платежа, они определяют только форму и путь, каким иностранный капитал будет ее получать».⁸⁹⁴

Позднее Г. В. Чичерин отмечал, что эта тактика последовательно осуществлялась советскими представителями в Германии.⁸⁹⁵ Посольство устанавливало связи с крупными банкирами, вело переговоры с фирмами и предприятиями о заключении коммерческих сделок, освещало планы экономического сотрудничества в печати.

17 июня 1918 г. советской делегацией в Берлине были предложены к рассмотрению основные принципы советско-германских экономических отношений наряду с другими вопросами:

«II. Политические вопросы, связанные с возобновлением экономических отношений между Россией и Германией и с положением России как нейтральной страны.

1) Невмешательство во внутреннюю экономическую политику России.

2) Признание национализации внешней торговли.

3) Признание аннулирования государственных займов в связи с пересмотром ст. 8 Дополнительного русско-германского договора.

4) Установление торгового мореплавания и внешней торговли России как нейтральной державы».⁸⁹⁶

Накануне и в период переговоров Л. Б. Красин вел беседы с промышленниками и торговцами Германии, среди которых были директора «АЭГ», связывавших успешную деятельность своего концерна с «русским электрическим рынком.⁸⁹⁷ Огромная роль в осуществлении переговоров между Германией и Советской Россией кроме А. А. Иоффе, принадлежала Л. Б. Красину и Я. С. Ганецкому, которые имели немалый опыт работы в промышленных и финансовых монополиях до революции. В результате их грамотных действий наиболее дальновидные политические и торгово-промышленные круги Германии согласились заключить договор с Россией на её условиях.

27 августа 1918 г. странами был подписан Добавочный договор, финансовое и частноправовое соглашения, которые дополняли и конкретизировали Брест-Литовский мирный договор. По концессиям предполагалось заключить особое соглашение. Однако гражданская война и военная интервенция не дали развиться экономическому сотрудничеству с Германией.

Заняв выжидательную позицию в отношении России, Германия, тем не менее, предпринимала определённые шаги с целью прояснения обстановки. В связи с этим 22 июля 1920 г. министр иностранных дел Германии фон Симонс предложил советскому правительству начать переговоры об урегулировании экономических отношений между двумя странами. Наркомат иностранных дел информировал Симонса о согласии созыва конференции «с целью восстановления наших экономических и по возможности также наших политических отношений».⁸⁹⁸

В. И. Ленин в докладе на собрании актива Московской организации РКП (б) подчеркнул, что Германия побеждена, подавлена Версальским договором, но обладает гигантскими экономическими возможностями. Он предлагал использовать создавшееся положение, чтобы «… привлечь Германию против Англии».⁸⁹⁹ 28 декабря 1920 г., выступая на VIII съезде Советов, он также заявлял, что интересы международного положения толкают германское правительство «к миру с Советской Россией против его собственного желания», что создает благоприятные условия для быстрого экономического сближения двух стран.⁹⁰⁰

В феврале 1921 г. Германия предложила советскому правительству урегулировать экономические отношения между странами. В ходе переговоров было подписано предварительное соглашение о взаимном обмене торговыми представительствами.⁹⁰¹ В связи с этим В. И. Ленин отмечал: «Для России союз с Германией открывает гигантские экономические перспективы, независимо от того, скоро ли там победит германская революция».⁹⁰²

6 мая 1921 г. Германия и РСФСР подписали соглашение о признании социалистического государства де-факто, обмене официальными представительствами и торговыми работниками.⁹⁰³ Подписание этого соглашения способствовали тому, что министерство хозяйства 18 июня 1921 г. направило Имперскому союзу германской промышленности доверительное письмо: «Имперское правительство предполагает направить экономических экспертов в Россию, которые должны познакомиться с существующими там хозяйственными условиями. Результаты наблюдений и выводы этих экспертов должны быть изложены в отчетах имперскому правительству с целью рекомендации путей увеличения торгового оборота между обеими странами».⁹⁰⁴Кроме того, в письме были указаны отрасли, представляющие интерес для германской экономики.

Это письмо вызвало незамедлительную реакцию со стороны фирм, которые изъявили желание принять участие в изучении возможностей расширения торговли с Советской Россией. Это обстоятельство свидетельствует о заинтересованности германских предпринимателей в расширении деловых контактов с РСФСР. Вместе с тем, предприниматели предлагали воздержаться от посылки представителей фирм, имевших интересы в России до революции: «Немец, имевший ранее дело в России, будет судить о положении в значительной степени с точки зрения восстановления собственного предприятия в России, тогда как представитель германской хозяйственной жизни будет обращать в первую очередь внимание на то, каким путем быстрее и целесообразнее могут быть развиты экономические отношения между Германией и Россией».⁹⁰⁵

Торговый представитель РСФСР в Германии Б. С. Стомоняков в телеграмме В. И. Ленину сообщал, что фирма Ф. Крупп выступила с предложением организовать сельскохозяйственную концессию и, просил «срочно телеграфировать принципиальное согласие, указав район и площадь под концессию».⁹⁰⁶ В. И. Ленин считал, что принять предложения Ф. Круппа особенно необходимо перед Генуэзской конференцией. «Для нас было бы бесконечно важно заключить хоть один, а еще лучше несколько договоров на концессии именно с немецкими фирмами. Поэтому, – заявлял он, – против предрассудка, который имеется в верхах ВСНХ против концессий и нефтяных, и земледельческих и других надо повести борьбу самую беспощадную».⁹⁰⁷ Такой же точки зрения придерживался Л. Б. Красин: «Если Крупп возьмет эту концессию – то окажет нам величайшую поддержку при предстоящих переговорах с Англией и со всей Европой».⁹⁰⁸

25 января 1922 г. на совещании представителей Германии и Советской России обсуждались проблемы налаживания сотрудничества двух стран. Советскую делегацию в первую очередь интересовал вопрос предоставления германского кредита (300 млн. марок) нашей стране. Однако германское правительство не могло пойти на такой риск, опасаясь отрицательной реакции со стороны европейских держав.

Г. Стиннес предлагал заключать обоюдовыгодные небольшие сделки. Представитель фирмы «Крупп» О. Видтфельд заявлял: «Я стою на позиции Стиннеса. Мы готовы к ряду отдельных сделок. Вопрос о кредите остается открытым. Он зависит от двух предварительных условий: во-первых, от доверия, во-вторых, от дееспособности. Легче заключить отдельные сделки, нежели целый комплекс».⁹⁰⁹

Придавая огромное значение налаживанию отношений с Германией, В. И. Лениным на имя И. Т. Смилга была послана телефонограмма в Берлин: «По соображениям не только экономическим, но и политическим нам абсолютно необходима концессия с немцами в Грозном, а если возможно, и в других топливных центрах. Если Вы будете саботировать, сочту это прямо за преступление. Необходимо действовать быстро, чтобы до Генуи иметь позитивные результаты».⁹¹⁰

Через месяц на заседании Политбюро ЦК РКП (б) был рассмотрен вопрос о переговорах по поводу концессий с Германией и принято решение: «а) Констатировать, что в деле реального осуществления концессионных договоров на основе широко ведущихся в Берлине переговоров <…> ничего не предпринято; в) Признать в принципе нефтяные концессии с Дойчебанком, на криворожскую руду и с[ельско]х[озяйственные] с Круппом важными и предложить Концессионному комитету в самый кратчайший срок <…> двинуть дело в ускоренном порядке до Генуэзской конференции».⁹¹¹

В марте 1922 г. Л. Б. Красин писал в Политбюро: «В связи с неопределенностью судьбы Генуэзской конференции, а также с целью укрепить наше положение на самой конференции НКИД считал бы нужным после заключения соглашения со Швецией создать второй опорный пункт в Германии, ускорив переговоры, начатые т. Радеком с германским правительством и группою Стиннеса. Зацепившись за Швецию и Германию, мы сможем не опасаться новой экономической блокады».⁹¹²При этом он отмечал, что Германия не только не в состоянии вкладывать большие капиталы в Россию, но и тем более давать значительные кредиты.

Несмотря на то, что у Германии с Россией было много общего, она не стремилась ускорить сближение. Политика германских властей была направлена на уменьшение размеров репараций и отсрочке срока их уплаты.⁹¹³

Почему же советское правительство сделало ставку на Германию? Во-первых, с ее помощью легче было прорвать капиталистическое окружение, так как изначально она противостояла странам Антанты. Во-вторых, Германию можно было заинтересовать военно-техническим и экономическим сотрудничеством в отличие от других европейских держав. В-третьих, большинство проблем возникших перед Россией и Германией в 1920-е гг. были схожими.

Возможно, поэтому 16 апреля 1922 г. в Рапалло Г. В. Чичерин и министр иностранных дел Германии В. Ратенау от имени правительств своих стран подписали договор о возобновлении дипломатических отношений и взаимном отказе от возмещения военных убытков. Германия также отказалась от претензий, связанных с национализацией имущества ее граждан после революции.

Для советского и германского руководства он стал одним из средств укрепления своего положения на международной арене. Английский посол в Берлине лорд Д,Аверон в своих воспоминаниях писал: «Это произошло неожиданно <…> немецко-русский договор был удачным, чудо свершилось».⁹¹⁴ Рейхсканцлер Й. Вирт, выступая в рейхстаге 29 мая 1922 г., заявил: «Антанта вынудила нас достичь прямого соглашения с Россией».⁹¹⁵ Однако Г. Штреземан считал, что это было проявлением нормальных отношений между двумя народами, у которых есть чувство взаимовыручки, так как находясь в новой стадии своего развития они смогли прийти к взаимному соглашению.⁹¹⁶

Однако не только Россия преследовала свои цели при сближении с Германией.⁹¹⁷ Рейхсканцлер Й. Вирт в своем письме графу У. Брокдорф-Ранцау писал: «В чем заключается наша цель? Что мы хотим от, в и с Россией?… Мы хотим: 1) укрепление России в хозяйственной, политической и военной областях; 2) косвенное укрепление собственной военной промышленности через оказание помощи России».⁹¹⁸ В записке, составленной в МИД Германии в июне 1922 г. говорилось: «Соглашением от 6 мая 1921 г. и Рапалльским договором заложена лишь предварительная основа для нормальных отношений с Россией».⁹¹⁹

Германия и СССР, стремившиеся к налаживанию взаимовыгодных экономических отношений, сосредоточили внимание на разработке торгового соглашения на основании Рапалльского договора. Постановлением СТО РСФСР от 21 июля 1922 г. при НКВТ под председательством М.И. Фрумкина была создана комиссия по подготовке торгового договора с Германией в состав которой вошли представители НКИД, ВСНХ, НКЗ, НКФ и т.д.

Л.Б. Красин на первом пленарном заседании комиссии, проходившем 15 августа 1922 г. сделал акцент не только на плюсах этого договора, заявляя о возможности Германии помогать «сотней тысяч технических и инициативно-развитых людей» открывать богатства Советской России⁹²⁰, но и обратил внимание на трудности, которые возникнут в ходе его разработки. Чтобы быть готовыми к этому, следует «определить принципы, из которых мы исходим при согласовании наших интересов с их интересами», – считал он.⁹²¹ Одновременно такая же комиссия была создана в Германии. Ею были рассмотрены вопросы о состоянии народного хозяйства Советской России и определены основные принципы торгового договора.

Л.Б. Красин в интервью газете «Вестник торговли» в августе 1922 г. выразил сожаление по поводу состояния современной Германии и Германии ближайшего будущего. Она «не в состоянии будет оказать экономическому восстановлению России той помощи, – говорил он, – которая объективно была бы возможна по состоянию производительных сил германского народа и потому обилию связей, знания, осведомленности и интереса, которые имеются в отношении России почтивовсехслояхгерманскогоделовогомира.»⁹²² К томуже положение в Германии на денежном рынке было катастрофическое, ожидать серьезного участия германского капитала в русских концессиях в ближайшее время не приходилось.⁹²³ Именно поэтому считал работник Наркоминдела Б.Е. Штейн «Россия должна применять тактику лавирования в своей политике внешней торговли, осуществляя определенное маневрирование между различными группами иностранного капитала».⁹²⁴

В беседах с германскими представителями по проблемам экономического сотрудничества он упрекнул их в том, что им изменяет их хваленая предприимчивость. Им были перечислены не реализованные концессии (земельная концессия Круппа в Южной России, нефтяные концессии и др.). Германские предприниматели сделали вывод: «Общее впечатление от беседы с Красиным сводится к тому, что он весьма благосклонно относится к экономическому сотрудничеству с Германией, особенно быстрому его развертыванию, а также к тому, чтобы со своей стороны, пойдя на дальнейшие уступки, возобновить переговоры, которые были прерваны или зашли в тупик».⁹²⁵

В сентябре 1922 г. граф У. Брокдорф-Ранцау был назначен германским послом в Москву. В своем интервью корреспонденту газеты «Известия» он также сожалел, что Германия не могла активно помочь России: «Она сейчас обескровлена и не может дать больших материальных ресурсов для восстановления русской промышленности».⁹²⁶ Им была выражена надежда, что в России сохранилась былая слава германской энергии и предприимчивости, так как «это даст возможность усилить техническую помощь России, наладить хозяйственную связь обоих государств, организовать торговые обороты».⁹²⁷

Несмотря на стремление двух государств наладить взаимовыгодные отношения, тем не менее, существовали обстоятельства, тормозившие этот процесс. В докладе германского посольства в Москве «Цели германской деятельности в русской экономике» для министерства иностранных дел в Германии обращалось внимание на существование Комиссариата внешней торговли как сдерживающий фактор начала германской деятельности в России.⁹²⁸ Немецкая сторона надеялась решить эту проблему как можно быстрее. Для этого предполагалось заинтересовать советские хозяйственные организации предоставлением возможности торговать с Германией напрямую и добиваться на переговорах с советским правительством усовершенствования монополии внешней торговли.⁹²⁹

5 ноября 1922 г. германский посол У. Брокдорф-Ранцау, вручая верительную грамоту председателю ВЦИК РСФРС М.И. Калинину заявил, что приложит все силы, чтобы наладить взаимоотношения между странами. Он отмечал: «Было время, когда между немецким русским народами существовало взаимное понимание. К ущербу обоих народов, их пути разошлись. Но в тяжелом испытании, ниспосланном им судьбой, они снова нашли друг друга для совместной работы».⁹³⁰

После подписания рапалльского соглашения экономические связи двух стран активизировались, особенно в области концессионного дела. Торгпред РСФСР в Берлине Б.С. Стомоняков сообщал 8 ноября 1922 г.: «… заключение договора с О. Вольфом и ратификация его в Москве произвели огромное впечатление за границей и создали благоприятную атмосферу для новых переговоров, которую нужно спешить использовать. <…> Оживление громадное. Насилу справляемся со всеми поступающими предложениями. Ряд иностранных миссий – непосредственно и окольными путями просят сообщить им текст договора с Отто Вольфом и просят разных справок об условиях предоставления нами промышленных и торговых концессий».⁹³¹