Читать книгу: «История одной болезни», страница 3
МАРК: Это тяжело – иметь такого ребёнка. Я представил ваш день. И вашу ночь. Ваши смятения и состояния… Вам 25 лет?
АНИТА: Да, мне 25. А я уже была… Внутри горя, в самом его ядре. Которое взрывалось внутри меня ежесекундно!
МАРК: Ей всего лишь 25 лет, – подумал я, – всего лишь 25…
Я вас понимаю.
И у меня нет повода вас осуждать… Не осуждаю.
Я перейду на ты?
Анита кивнула, соглашаясь
МАРК: Ты же не сделала ничего дурного, понимаешь? – продолжил я. – Ты винишь себя в том, что природа дала сбой, и ты произвела на свет тяжелобольного ребёнка, без надежды на выздоровление, без надежды даже на малейшее улучшение, ребёнка, который в момент своего рождения перечеркнул всю твою жизнь. Ребёнок же рождается для радости?..
Ты помнишь, тот ужас, который ты пережила, впервые взглянув на него?
Ты помнишь?
Расскажи мне об этом, вернись в родзал…
Схватки… боль… ожидание, чтобы скорее всё закончилось. Схватки… боль… ожидание… продолжай говорить… Ну!
В эту минуту мне показалось, что на меня накинули плотную ткань… Я оказался в родзале… Та же симптоматика… что у роженицы… давление…
Учащённое дыхание… Схваткообразные боли внизу живота…
АНИТА (продолжает): Схватки, никого нет…
Я одна лежу на столе…
Врача нет… Ушёл, сказав мне: «Готовься… Всё нормально… Матка должна ещё раскрыться…» И ушёл…
Ужас охватил меня… Мне стало так страшно, тогда впервые я испытала этот приступ… Как будто стекло в голове разбилось…
Я стала пытаться сползти с этого стола в родзале… Но не получалось… Опять схватка… Боль… Воды уже отошли…
Она замолчала, пятна покрыли всё её лицо,
МАРК (тихо):
– Продолжай, Анита, что ты видишь дальше, говори, я был рядом с ней в родзале… Я всё чувствовал…
Я был там… Я внезапно ощутил себя этим ребёнком внутри её плодного пузыря, я стал задыхаться, мне хотелось выбраться… Мне было больно и тесно, и ужас охватывал меня… Клара!!
АНИТА (продолжает):
Во время схваток я думала о муже, о том, кто родится, мы не хотели до рождения знать пол ребёнка…
Я представляла, как муж ждёт меня с цветами и с новорождённым, он так нас любит… (С сомнением.) Это давало мне силы, мне было всего 19 лет… Всего 19 лет…
Я купила заранее своему малышу всё, что ему нужно.
Красивые и уютные детские вещи, кроватку… коляску… Мы так ждали этого малыша…
Муж говорил, что ребёнок будет нашей гордостью, будет учиться у лучших педагогов, заниматься живописью, как мы… Он тоже художник.
Схватка. (Шёпотом.)
Я уже рожаю, кричу в голос, сильно кричу…
МАРК: ААААААААААААААА!
АНИТА: АААААААААААААА!
Я чувствовала, как рождается мой ребёнок…
Как он ПОКИДАЕТ меня… и входит в этот мир… не плачет… почему не плачет?..
МАРК (с потрясением в голосе). Я же хотел этого, я должен закричать, я должен жить!! Мама… Мама…
Слышу громкий возглас акушерки:
«Боже… Какой ужас… Что это?»
Слышу плач… свой плач… Слёзы по моим щекам… Вот они…
АНИТА: Мне не показывают ребёнка, лишь сказали – мальчик…
Анита начинает глубоко дышать, закрыла глаза и замолчала… Продолжая глубоко и прерывисто дышать.
МАРК: Я тоже глубоко и прерывисто дышал, как она, но сумел произнести:
– Анита, дальше, что было дальше?
– Я помню эту тишину, – сказала она. – Мне поднесли ребёнка… с челюстно-лицевой деформацией, с детским церебральным параличом, его лицо было настолько уродливым, что я закричала и закрыла глаза, мне казалось, что это сновидение, это не в реальности… Больше я не помню… Я проснулась в палате, подошёл врач и предложил отказаться от ребёнка… Дал мне время подумать, сказал, что рождённый мною ребёнок с генетическими уродствами.
Он обречён.
И, скорее всего, не подлежит лечению.
И что мне его принесут на кормление…
Совсем скоро… если я решусь…
(Она замолчала…)
МАРК: Я открыл глаза, я был опять в кабинете.
В своём любимом кресле, напротив сидела Анита, она молчала.
Я уже знал, что она будет кормить новорожденного и заберёт его домой.
Что у неё случится послеродовая депрессия и что муж оставит её…
– Анита, – спросил я, говоря себе. Вот он, мой якорь! – Врач сказал «СКОРЕЕ ВСЕГО не подлежит лечению?» То есть шанс был? – мне было достаточно этой фразы, чтобы чуть позже начать вселять в неё сомнения… – Скажи, как же я могу осуждать тебя?
Ты поступила так, потому что отдавать свою жизнь человеческому существу, которое ты возненавидела всем своим МАТЕРИНСКИМ сердцем, невозможно… тяжёлого инвалида… брр… Ты была сама ещё ребёнком… Твоя психика была без ресурсов! Ты понимаешь? Что ему же всё равно, где лежать и мочиться под себя, ведь правда?
Анита, это так?
Ты же осознаёшь это?
Даже врачи тебе сказали об этом.
АНИТА: Да, ему всё равно… ему всё равно…
МАРК: А твоя жизнь – превращалась в ад. (Утвердительно.)
АНИТА: Да, моя жизнь была адом.
МАРК: Ты не любила этого ребёнка, – утвердительно и опустошённо сказал я…
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Марк о своих мыслях: «Мама… Так ты уже тогда не любила меня, мама?..»
АНИТА (растерянно): Нет, не любила… Он омерзителен… Не знаю… Я думаю о нём… Нне любила…
МАРК: Он напоминал тебе о твоей ущербности, о том, что ты не смогла родить здорового малыша?
И тебе хотелось забыть всё. Я знаю, это так.
Ты уже понимала, что остаёшься одна и без любимого мужчины? С этим уродцем? И твоя жизнь исчезла, хотя именно это и была твоя жизнь… Ты была не готова… И ты даже желала смерти этому ребёнку.
Скажи, так?
АНИТА: Он кричал или стонал, – тихим голосом говорила Анита, – почти круглосуточно… Когда муж хотел моей любви и прикасался ко мне, он в это же время начинал мычать… Только когда засыпал… было тише… Бесценные часы тишины…
У нас не было больше сексуальных отношений с мужем… Я уже не могла ухаживать за сыном… Мне было противно до рвотного рефлекса…
Он украл мою любовь и жизнь… Я лежала и смотрела в потолок, у меня не было сил…
Я думала только о том, что так будет до тех пор, пока он не умрёт… и тогда я стану свободна… Я стала реже менять ему памперсы… Он вонял… А я умирала сама.
Родители ссылались на свои болезни, возраст. Я поздний ребёнок… И были не рядом, а я умирала одна… с этим проклятьем… Я умирала… и жаждала смерти этого…
МАРК: Скажи, вышла из роддома с ребёнком, что ты чувствовала тогда? Как тебя встретил муж?
АНИТА: Муж… встретил… Сказал мне: «Моя жена – мать уродов… Осталось продать его в цирк и родить новых уродов, как в романе…»
Он ушёл через месяц. Видимо, для него это было очень тяжёлым переживанием…
Он не справился… и он ушёл… а мне некуда уходить… Я осталась одна… с Лёвушкой… – она впервые шёпотом назвала ребёнка по имени.
(Громкий голос.)
– С этим уродом… – обречённо сказала Анита.
МАРК: Я взял небольшую паузу.
Она назвала ребёнка по имени.
Чувство вины? Чувство вины…
Ох… Это великое чувство вины…
– Ребёнок был причиной твоего конца жизни. Ну как же ты могла любить его? –продолжил я уверенным жёстким тоном, как бы убеждая её и себя в этом. (Зачем я так настойчиво это делаю? Зачем?) И поэтому мысль об интернате, предложенная твоим мужем, спасла тебя от мыслей избавиться от этого ребёнка. Ты не стала детоубийцей. Ты это осознаёшь? Предложение мужа, возможно, спасло тебя от преступления.
