Читать книгу: «Лорд Дарси. Убийства и магия»

Шрифт:

Randall Garrett

LORD DARCY

Убийства и магия

Глаза помнят всё

Сэр Пьер Морле, рыцарь Анжуйской империи, кавалер ордена Золотого леопарда и личный секретарь милорда графа д’Эвре, отогнул кружевную манжету, чтобы взглянуть на наручные часы… без трех минут семь. Ангелус, как всегда, прозвонили в шесть, наверняка пробудив милорда д’Эвре. За семнадцать лет своей службы графу сэр Пьер не мог припомнить такого дня, чтобы милорд не проснулся от колокольного звона. Впрочем, однажды ризничий забыл прозвонить, после чего граф бушевал целую неделю. И только заступничество отца Брайта при поддержке самого епископа уберегло ризничего от заточения в одном из подземных казематов замка д’Эвре.

Сэр Пьер вышел в коридор и направился по устланному коврами каменному полу, привычно оглядываясь по сторонам. В старинных замках трудно поддерживать чистоту, и милорд граф всякий раз возмущался, замечая селитру в швах между камнями стен. Все, похоже, пребывало в полном порядке, что было само по себе неплохо. Милорд граф вчера вечером изволил гулять, отчего по утрам всегда капризничал. Да и пробуждался он под звон Ангелуса не всегда трезвым.

Сэр Пьер остановился перед резной дубовой полированной дверью, нащупал нужный ключ в связке на поясе и повернул его в замке, после чего вошел в лифт, и дверь автоматически за ним закрылась. Он нажал нужную кнопку и терпеливо принялся ожидать, пока лифт поднимет его на четыре этажа вверх, к личным покоям графа.

К этому времени милорд граф обычно уже успевал освежиться в ванне, побриться и одеться. Помимо этого, он также выпивал для бодрости духа половину стакана отличного бренди, произведенного в провинции Шампань. Завтракал он всегда в восемь. Камердинера в строгом смысле у графа не было. Титул этот принадлежал сэру Реджинальду Бове, которого тем не менее никогда не вызывали исполнять прилагавшиеся к титулу обязанности. Однако граф предпочитал покидать свои покои только в безукоризненно презентабельном виде.

Лифт остановился. Выйдя из кабины, сэр Пьер направился к двери в дальнем конце коридора. Ровно в семь утра он коротко постучал в высокую дверь, украшенную позолоченным и разноцветным гербом дома д’Эвре.

И впервые за семнадцать лет не получил ответа.

Не веря своим ушам, сэр Пьер подождал минуту, рассчитывая все же дождаться разрешения, произнесенного привычным брюзгливым тоном. А затем, едва ли не с робостью, постучал снова.

И вновь не получил ответа.

После чего, приготовившись к словесной буре, ожидавшей его в случае ошибки, повернул дверную ручку и открыл дверь так, как будто получил разрешение из уст графа.

– Доброе утро, милорд, – проговорил он, как делал каждый день в течение семнадцати лет.

Но в комнате никого не оказалось, и потому ответа, понятным образом, не последовало.

Он окинул взглядом просторное помещение. Утренний свет проливался сквозь разделенные средниками высокие окна, оставляя яркий шахматный след на гобелене, висевшем на противоположной от окна стене, подчеркивая яркие краски изображенной на нем сцены охоты.

– Милорд?

Тишина. Ни звука.

Дверь в спальню была открыта. Подойдя к ней, сэр Пьер осторожно заглянул внутрь.

И немедленно понял, почему милорд не ответил ему и, более того, почему никогда уже не ответит.

Милорд граф лежал на спине, широко раскинув руки, уставившись мертвыми глазами в потолок. На нем был алый с золотом вечерний наряд. Однако на красной ткани камзола багровым цветом выделялось большое темное пятно, в самой середине которого виднелась оставленная пулей дыра.

Сэр Пьер какое-то время неподвижно смотрел на графа, затем подошел поближе, опустился на колени и тыльной стороной ладони прикоснулся к ледяной руке графа. Его убили довольно давно.

– Так и знал, милорд, что рано или поздно вы нарветесь на пулю, – едва ли не с сожалением произнес сэр Пьер.

А потом поднялся из коленопреклоненной позы и вышел из спальни, не глядя более на своего почившего господина. Заперев дверь в покои, он убрал ключи в карман и спустился вниз на лифте.

***

Мэри, леди Дункан, взирала из окна на яркий утренний свет и пыталась понять, что делать. Колокольный звон Ангелуса пробудил ее, уснувшую беспокойным сном в кресле, и она понимала, что в качестве гостьи замка д’Эвре ее и сегодня ожидают к мессе. Но как могла она решиться на это? И разве могла она теперь осмелиться предстать перед святым ликом Господним над алтарем – не говоря уже о том, чтобы принять святое причастие?

И тем не менее как она может не спуститься сегодня утром в церковь после того, как в первые же дни своего визита обещала леди Алисе постоянно посещать вместе с ней по утрам церковь и все четыре дня исправно выполняла свое обещание.

Повернувшись, она взглянула на запертую на замок и засов дверь спальни. Его там точно никто не ждет. Лэрд Дункан отговорился от присутствия на службе, сославшись на свою инвалидную коляску, однако она подозревала, что с той поры, как ее муж увлекся черной магией, он на самом деле просто боялся даже подойти близко к церкви.

Если бы она только не солгала ему! Но разве можно было открыть ему правду? Так было бы хуже, бесконечно хуже. И потому он заперся в своей опочивальне, занимаясь бог и черт знает чем.

Если бы только он вышел! Если бы только прекратил то, чем был занят все эти долгие часы, – или, по крайней мере, окончил свое занятие! Тогда они могли бы покинуть Эвре под каким-нибудь предлогом – да под любым – и убраться как можно дальше отсюда. Один из них мог бы сослаться на какую-нибудь болезнь. Или что-нибудь еще… что угодно, лишь бы оставить Францию, переплыть Канал и вернуться в Шотландию, где они будут в безопасности!

Она снова посмотрела в окно, на громадную каменную башню цитадели и высокое окно в стене, за которым располагались покои Эдуара, графа д’Эвре.

Вчерашним вечером она ненавидела его. Теперь же в ее сердце не осталось места ни для чего другого, кроме страха.

Прикрыв лицо ладонями, она кляла себя на чем свет стоит. Слез также не осталось – после бесконечно долгой ночи.

Она обернулась на скрип отпираемой двери.

Лэрд Дункан, владелец поместья Дункан, въехал в отведенные им покои. Из оставленной им комнаты дохнуло отнюдь не благовонными испарениями. Леди Дункан внимательно посмотрела на мужа.

Он словно постарел за ночь, его и без того угрюмое лицо осунулось, а в блеске глаз угадывалось нечто неприятное. Какое-то мгновение лэрд молчал, затем кончиком языка облизал губы и заговорил наконец оцепенелым голосом.

– Бояться больше нечего, – произнес он. – Совсем нечего.

***

Паства преподобного отца Джеймса Валуа Брайта, викария капеллы Святого Духа, насчитывала несколько сотен обитателей замка д’Эвре. Сам по себе отец Брайт представлял собой видного в графстве священника – хотя бы в общественном, если не в иерархическом плане. Конечно, вовсе не равного епископу или настоятелю кафедрального собора. Однако осознание этого факта отнюдь не способствовало его душевному спокойствию. Увы, посещаемость служб его духовными чадами самым угнетающим образом не соответствовала размеру паствы – особенно по будням. Воскресные мессы, конечно, посещались хорошо; сам граф д’Эвре каждое воскресенье регулярно появлялся на службе ровно в девять утра, кроме того, имел привычку подсчитывать присутствующих членов своего дома. Однако по будням он не появлялся вообще, и его небрежность каким-то образом нисходила вниз по иерархии свитских.

Зато утешение, и притом огромное, приносила леди Алиса д’Эвре. Девушка простодушная и бесхитростная, почти на двадцать лет младше своего брата, и полная противоположность ему во всех отношениях. Тихая там, где он был громогласен, скромная против его напыщенности, умеренная против его пьянства, целомудренная, тогда как он…

Отец Брайт заставил себя остановить поток своих мыслей, поскольку не имел права на суждения подобного рода. В конце концов, не он был духовником графа, а епископ.

К тому же ему следовало обратиться мыслью к своим молитвам.

Он с легким удивлением заметил, что успел облачиться в стихарь, паллий и епитрахиль, автоматически произнося соответствующие молитвы.

«Привычка, – подумал он, – может самым губительным образом сказываться на умственных способностях».

Он окинул ризницу взглядом. Служка, молодой сын графа Сен-Бриё, присланный сюда для завершения образования, подобающего истинному джентльмену, которому суждено однажды сделаться королевским губернатором одного из самых важных графств Бретани, надевал стихарь через голову. На часах значилось одиннадцать минут восьмого.

Отец Брайт заставил себя обратить свои мысли к Небесам и безмолвно повторил про себя полагающиеся при облачении молитвы, ранее нечувственно произнесенные его губами, на сей раз обратив к этому процессу полное внимание. И добавил к ним короткое послание от себя лично, в котором просил у Бога прощения за небрежение, допущенное в столь ответственный момент.

Открыв глаза, он уже протянул руку к своему облачению, но в этот самый момент в дверях ризницы появился сэр Пьер, личный секретарь графа.

– Мне нужно поговорить с вами, ваше преподобие, – тихо проговорил он и, бросив взгляд на молодого де Сен-Бриё, добавил: – С глазу на глаз.

Обыкновенно отец Брайт строго отчитал бы всякого, решившего посетить ризницу, когда он облачался к мессе, однако понимал, что сэр Пьер никогда не совершил бы такой поступок, не имея на то веской причины. Кивнув, он вышел в ведущий к алтарю коридор.

– Что случилось, Пьер? – спросил он.

– Милорд граф скончался. Его убили.

После первого короткого потрясения отец Брайт осознал, что новость, в конце концов, нельзя было назвать неожиданной. Словно каким-то образом он всегда знал, что графа ожидает насильственная смерть, причем намного раньше, чем его погубят распутство и невоздержанность.

– Рассказывайте, – негромко произнес он.

Сэр Пьер в точности изложил все, что делал и что видел, заключив словами:

– После чего я запер дверь и направился прямо сюда.

– У кого есть ключи от покоев графа? – спросил отец Брайт.

– Только у самого милорда, – ответил сэр Пьер, – во всяком случае, насколько мне известно.

– И где они?

– На кольце, прикрепленном к его поясу. Я проверил.

– Очень хорошо. Пусть дверь останется запертой. Вы убедились в том, что труп остыл?

– Холодный и восковой на ощупь, отче.

– Тогда получается, что он умер достаточно давно.

– Необходимо сообщить леди Алисе, – проговорил сэр Пьер.

Отец Брайт кивнул.

– Графиня д’Эвре должна знать о своем восхождении на престол графства.

По недоуменному выражению, мгновенно проскользнувшему по лицу сэра Пьера, он понял, что личный секретарь еще не полностью осознал все последствия, проистекающие из смерти графа.

– Я сам скажу ей, Пьер. Она уже должна сидеть на своей скамье. Загляните в церковь и тихо сообщите ей, что я хочу с ней поговорить. Но ничего больше.

– Понимаю, отец, – сказал сэр Пьер.

На церковных скамьях сидело всего человек тридцать, по большей части женщин, однако Алисы, графини д’Эвре, среди них не было. Сэр Пьер тихо и со всей скромностью прошествовал по проходу между скамьями и вышел в притвор. Она стояла у входной двери, поправляя на голове черную кружевную мантилью, как будто только что вошла. Сэр Пьер вдруг обрадовался, что не ему придется сообщать ей скорбную весть.

Как и всегда, она казалась печальной, на простом лице не было улыбки. Длинный нос и квадратный подбородок, наделявшие лицо ее брата некой агрессивной красотой, придавали ей вид слишком серьезный и непривлекательный, хотя Алиса обладала великолепной фигурой.

– Миледи, – подал голос сэр Пьер, подойдя к ней. – Преподобный хотел бы переговорить с вами до начала мессы. Он ждет у двери в ризницу.

Резким движением прижав четки к груди, она охнула:

– Ой, сэр Пьер. Простите, вы застали меня врасплох. Я вас не заметила.

– Прошу прощения, миледи.

– Ничего страшного. Я слишком глубоко задумалась. Не проводите ли вы меня к нашему доброму священнику?

Отец Брайт услышал шаги в коридоре еще до того, как увидел обоих. Он слегка нервничал, поскольку начало мессы опаздывало уже на одну минуту. Начинать ее следовало ровно в семь пятнадцать.

Как он и ожидал, новая графиня д’Эвре восприняла новость спокойно. Помедлив немного, она перекрестилась и произнесла:

– Да упокоится его душа с миром. Я оставляю все в ваших руках, преподобный отец и сэр Пьер. Что мы должны делать?

– Пьер должен немедленно телесонировать в Руан и сообщить о случившемся его высочеству. Я же объявлю о смерти вашего брата и попрошу помолиться за его душу – однако считаю, что лучше будет умолчать об образе его смерти. Нет никакой нужды давать почву для лишних спекуляций и пересудов.

– Очень хорошо, – произнесла графиня. – Пойдемте, сэр Пьер, я хочу лично поговорить с герцогом, моим кузеном.

– Да, миледи.

Возвратившись в ризницу, отец Брайт открыл служебник и изменил порядок закладок. Служба планировалась совершенно обыденной; богослужебные правила не запрещали служение обетованной мессы. На часах было уже семнадцать минут восьмого. Он повернулся к юному де Сен-Бриё, почтительно ожидавшему распоряжений.

– Сын мой… ступайте, возьмите небеленые восковые свечи и поставьте их на алтарь. Но не забудьте зажечь их до того, как погасите белые. Поспешите же, я буду готов, когда вы вернетесь. И да – перемените алтарную пелену. Замените ее на черную.

– Да, отче. – И парнишка исчез.

Аккуратно сложив зеленое облачение, отец Брайт вернул его на место в ящике шкафа и вынул черное. Он отслужит панихиду по всякой усопшей верной душе – и будет надеяться на то, что граф уже причтен к их числу.

***

Его королевское Высочество герцог Нормандский перечитал официальное письмо, только что отпечатанное его секретарем и адресованное «Serenissimo Domino Nostro Iohanni Quarto, Dei Gratia, Angliae, Franciae, Scotiae, Hiberniae, Novae Angliae et Novae Franciae, Rex, Imperator, Fidei Defensor…» «Нашему светлейшему повелителю Джону IV, милостиею Божьей королю и императору Англии, Франции, Шотландии, Ирландии, Новой Англии и Новой Франции, защитнику веры…»

Рутинное послание, простое извещение, направленное его брату, королю, в котором сообщалось, что преданнейший слуга его величества Эдуар, граф д’Эвре, испустил дух. Далее было изложено прошение утвердить наследницу графа Алису, графиню д’Эвре, в качестве его законной преемницы.

Прочитав письмо, его высочество кивнул и расписался внизу: «Ricardus Dux Normaniae».

А затем на отдельном листе бумаги написал следующее:

«Дорогой Джон, могу ли я попросить тебя по возможности задержать решение по этому делу? Эдуар был развратником и мерзким типом, и я нисколько не сомневаюсь, что он получил по заслугам, но мы не знаем, кто именно с ним покончил. Вопреки всем свидетельствам противоположного, я вполне допускаю, что на спусковой крючок могла нажать и Алиса. Я отошлю тебе подробный отчет сразу же, как только буду им располагать. С любовью, твой брат и слуга Ричард».

Опустив оба листа в приготовленный заранее конверт, он запечатал его, жалея, что не может телесонировать королю напрямую, однако как провести провода через Канал, никто пока еще не придумал.

Герцог рассеянно посмотрел на запечатанный конверт, и на его симпатичное белокурое лицо легла печать задумчивости. Дом Плантагенетов существовал уже восемь веков, и кровь Генриха Анжуйского в его жилах существенно утратила былую силу, однако норманнский род не только сохранялся, но и приумножал былую мощь за счет вливания крови норвежских и датских принцесс. Мать Ричарда, королева Хельга, вдова покойного короля Карла III, знала не так уж много слов на англофренче, да и те произносила с сильным норвежским акцентом.

Тем не менее в произношении, манерах да и самой стати Ричарда, герцога Нормандского, не было ничего скандинавского. Он принадлежал к стариннейшему и могущественнейшему из всех правящих родов Европы и носил христианское имя, весьма прославленное даже в своей семье. Семь королей Империи в разные времена носили его, и по большей части они были хорошими правителями. Даже старый Ричард I, изрядно накуролесивший в первые сорок лет своей жизни, угомонившись, взялся за дело и прекрасно правил отведенные ему двадцать лет. Долго заживавшая мучительная рана, полученная при осаде Шалю, преобразила его к лучшему.

Оставался даже шанс на то, что герцог Ричард получит возможность еще более прославить это имя в качестве короля. Согласно закону, в случае кончины прежнего cуверена парламенту надлежало избрать нового правителя из числа членов династии, и хотя избрание одного из сыновей короля, принца Британского и герцога Ланкастерского, было более вероятно, чем избрание Ричарда, он все равно оставался претендентом на корону.

А пока ему следовало хранить честь имени герцога Нормандского.

Свершилось убийство, а значит, должно свершиться и правосудие. Граф д’Эвре был известен не только строгостью и неподкупностью, но и своим распутством. Пусть он не знал умеренности в поисках удовольствий, но и справедливость его не ведала милосердия. Однако Ричард по мере своих возможностей проявит к его убийце справедливость, быть может, даже прощение.

Хотя герцог так и не сформулировал эту мысль до конца, он придерживался мнения, что смертельный выстрел сделала либо отвергнутая женщина, либо обманутый муж. Таким образом, он обнаружил, что склоняется к милосердию, еще до того, как узнал все обстоятельства смерти.

Опустив письмо в особую сумку для перевозки разного рода корреспонденции, которую вечером передадут на почтовый пакетбот, ежедневно отправляющийся на противоположный берег Канала, Ричард повернулся в своем кресле, чтобы посмотреть на худощавого мужчину средних лет, работавшего за своим столом в другой части комнаты.

– Милорд маркиз, – промолвил он задумчиво.

– Да, ваше высочество? – взглянул на герцога маркиз Руанский.

– Насколько верно то, что рассказывают о недавно почившем графе?

– Насколько, ваше высочество? – задумчивым тоном повторил маркиз. – Я бы не решился давать какие-либо оценки. Обычно количество приписываемых человеку подобного положения грехов всегда превышает число пороков, действительно им совершенных. И если многие из рассказанных о нем историй и правда имели место произойти, другие могут иметь лишь самое поверхностное отношение к действительности. С другой стороны, весьма вероятно, что о многих его подвигах мы никогда даже не слышали. Абсолютно достоверно лишь то, что сам он признавал семерых побочных сыновей и, смею сказать, игнорировал нескольких дочерей – причем от незамужних женщин. Количество внебрачных связей установить труднее, но полагаю, что ваше высочество не станет считать подобную ситуацию необычной. – Кашлянув, он добавил: – Если ваше высочество ищет мотив, боюсь, что обладающих таковыми найдется достаточно большое количество.

– Понятно, – проговорил герцог. – Тогда нам остается только ждать, с чем вернется лорд Дарси.

Он посмотрел на часы.

– Они должны уже прибыть на место.

И, словно отбросив в сторону эту тему, он взял со стола новую пачку государственных бумаг и погрузился в работу.

Маркиз какое-то мгновение не сводил с него взгляда, слегка улыбаясь. Молодой герцог относился к своей работе со всей серьезностью, но без фанатизма. И с долей романтики – но не таковы ли мы все в девятнадцать лет? В его способностях или благородстве не было никаких сомнений. Королевская кровь Англии все-таки не водица.

***

– Миледи, – тихо произнес сэр Пьер. – Прибыли следователи герцога.

Леди Алиса, графиня д’Эвре, сидела в обитом золотой парчой кресле в небольшой приемной, расположенной рядом с парадным залом. Около нее стоял очень серьезный отец Брайт, вместе с графиней напоминавший две чернильные кляксы на фоне светлых стен. Отец Брайт был в повседневной сутане, которую слегка разнообразили снежно-белые кружева на воротничке и манжетах. Графиня предпочла простое платье из черного бархата, которое ее портнихе пришлось срочно перешивать, поскольку благородная леди терпеть не могла мрачный цвет и располагала всего лишь одним траурным платьем, пошитым восемь лет назад по случаю кончины ее матери. Мрачные лица обоих, казалось, еще больше оттеняли черный цвет.

– Пригласите их, сэр Пьер, – спокойным тоном попросила графиня.

Сэр Пьер широко раскрыл двери перед тремя мужчинами. Один из них был одет так, как подобает благородному человеку, его спутники были облачены в ливреи двора герцога Нормандского.

Высокий и темноволосый джентльмен, склонив тонкое и симпатичное лицо, представился, произнося слова англофренча с заметным английским акцентом:

– Лорд Дарси, главный следователь его высочества герцога по уголовным делам, к вашим услугам, миледи.

– Рада знакомству, лорд Дарси, – ответила графиня. – А это наш викарий, отец Брайт.

– Ваш покорный слуга, преподобный сэр, – произнес следователь, после чего представил обоих своих спутников: ученого вида седеющего мужчину в пенсне с золотой оправой, доктора Пейтели, хирургевта, потом коренастого и краснолицего улыбчивого мастера Шона О’Лохлэнна, мага.

Как только прозвучало его имя, мастер Шон извлек из портпледа переплетенный в кожу документ и передал его священнику:

– Моя лицензия, преподобный отец.

Викарий взял документ и раскрыл его. Обычное разрешение, подписанное архиепископом Руанским и скрепленное его печатью. За выполнением этого закона следили строго: ни один чародей не имел права практиковать без позволения церкви, каковое выдавалось только после тщательной проверки ортодоксальности его методов.

– Все в порядке, мастер Шон, – проговорил священник, возвращая документ. Полноватый и невысокий чародей с поклоном принял свою лицензию и тут же убрал ее в сумку.

Лорд Дарси уже достал записную книжку.

– Как бы это ни было неприятно, нам все же придется уточнить некоторые факты. – Обратившись к своим записям, он посмотрел на сэра Пьера. – Как я понимаю, именно вы обнаружили тело?

– Совершенно верно, ваша светлость.

– Как давно это произошло?

Сэр Пьер посмотрел на наручные часы, стрелки которых показывали пятьдесят пять минут десятого.

– Неполных три часа назад, ваша светлость.

– А точнее?

– Я постучал в дверь покоев милорда ровно в семь и вошел по прошествии одной или двух минут, в семь ноль одну или две минуты.

– Почему вы так точно знаете время?

– Милорд граф, – произнес сэр Пьер с некоторой чопорностью, – требовал от меня четкой пунктуальности, и у меня выработалась привычка постоянно сверяться с часами.

– Понятно. Очень хорошо. И что же вы сделали потом?

Сэр Пьер коротко изложил последовательность своих действий.

– Итак, дверь в покои не была заперта? – спросил лорд Дарси. – И вы не ожидали застать ее запертой?

– Да, сэр. Как и все семнадцать последних лет.

– Неужели? – осведомился лорд Дарси, вежливо приподняв одну бровь.

– В семь утра дверь всегда бывала открыта, ваша светлость. Милорд граф вставал ровно в шесть и отпирал дверь в свои покои еще до семи.

– То есть на ночь он ее все-таки запирал?

– Да, сэр.

Лорд Дарси что-то записал с задумчивым видом, затем перешел к следующему вопросу:

– Уходя, вы заперли за собой дверь?

– Совершенно верно, ваша светлость.

– И с тех пор дверь никто не отпирал?

Помедлив, сэр Пьер взглянул на отца Брайта. Тот произнес:

– Вместе с сэром Пьером мы вошли в покои в пятнадцать минут девятого. Я хотел осмотреть тело. Мы ни к чему не прикасались и ушли спустя ровно пять минут.

Мастер Шон О'Лохлэнн тут же взволновался.

– Кхм… простите, преподобный сэр. Надеюсь, вы не совершили над ним святого помазания?

– Нет, – проговорил отец Брайт. – Я подумал, что с этим лучше повременить до тех пор, когда власти осмотрят место… м-м… преступления. Я не хотел затруднять расследование более необходимого.

– Правильно, – пробормотал лорд Дарси.

– И вы не читали над ним никаких благословений, преподобный сэр? – настаивал мастер Шон. – Не совершали экзорцизма или…

– Ничего не совершал, – с легким раздражением перебил его отец Брайт. – Кажется, перекрестился, увидев покойника, но этим и ограничился.

– Итак, вы перекрестили себя лично, сэр. И ничего более? Тогда все хорошо. Простите мою настойчивость, преподобный сэр, однако оставшиеся в таких ситуациях миазмы зла могут стать важной уликой, и их нельзя рассеивать до подробной проверки.

– Зла? – встревожилась миледи графиня.

– Простите меня, миледи, но… – сокрушенным тоном начал было мастер Шон, однако его перебил отец Брайт.

– Не расстраивайтесь напрасно, дочь моя, эти люди всего лишь занимаются своим делом.

– Конечно. Понимаю. Однако подобные слова…

Она деликатно поежилась.

Лорд Дарси бросил на мастера Шона предостерегающий взгляд, после чего самым вежливым образом спросил:

– Видела ли миледи усопшего?

– Нет, – ответила она. – Но я схожу к нему, если вы пожелаете.

– Посмотрим, – проговорил лорд Дарси. – Возможно, это будет излишним. Можем ли мы прямо сейчас подняться в покои графа?

– Конечно, – ответила графиня. – Проводите наших гостей, сэр Пьер?

– Да, миледи.

Пока сэр Пьер отпирал украшенную гербом дверь, лорд Дарси спросил:

– Кто еще ночует на этом этаже?

– Никто более, ваша светлость, – произнес сэр Пьер. – Весь этаж отведен… был отведен… под нужды милорда графа.

– А можно ли попасть сюда иначе, чем с помощью этого лифта?

Повернувшись, сэр Пьер указал на противоположный конец короткого коридора.

– За этой массивной дубовой дверью находится лестница, однако она всегда заперта. Видите, она даже задвинута тяжелым брусом. Ею пользуются только для переноски мебели или других работ.

– Значит, спуститься отсюда или подняться сюда другим путем нельзя?

Сэр Пьер помедлил.

– Другой путь действительно существует, ваша светлость. Я покажу его.

– Потайная лестница?

– Да, ваша светлость.

– Очень хорошо. Мы пройдем к ней, как только осмотрим труп.

Лорду Дарси, притомившемуся после часовой поездки на поезде из Руана, хотелось наконец увидеть причину всех этих хлопот.

Граф лежал в спальне, на том же месте, где его оставили сэр Пьер и отец Брайт.

– Доктор Пейтели, будьте добры, – предложил его светлость.

Опустившись на колени с одной стороны трупа, Дарси погрузился в исследование тела, в то время как Пейтели наклонился с другой стороны и первым же делом заглянул в лицо покойника. Потом он прикоснулся к одной из ладоней и попробовал пошевелить руку.

– Уже оцепенел, даже пальцы. Пулевая рана одна. Калибр небольшой – я бы предположил двадцать восьмой или тридцать четвертый – точно сказать трудно, пока я не извлеку пулю. Впрочем, похоже, что она пробила сердце. Пороховой ожог трудно заметить, кровь пропитала одежду и засохла. Тем не менее эти пятнышки… хм-м-м. Да. Хм-м-м.

Лорд Дарси внимательно изучил всю обстановку в комнате, однако на самом покойнике трудно было заметить еще что-нибудь интересное. И тут невдалеке блеснуло что-то золотое. Он поднялся на ноги, подошел к просторной кровати с балдахином на четырех столбах, снова встал на колени и заглянул под нее. Монета? Нет.

Осторожно подобрав предмет, он внимательно рассмотрел его. Пуговица. Золотая, со сложной гравировкой и небольшим бриллиантом посередине. Как долго она здесь пролежала? И откуда взялась? Не с камзола графа, его пуговицы поменьше и с изображением герба. Кому она принадлежала… мужчине или женщине? Ничего определенного по этому поводу пока что невозможно было сказать.

Дарси повернулся к сэру Пьеру.

– Когда в этой комнате убирали в последний раз?

– Вчера вечером, ваша светлость, – поторопился ответить секретарь. – Милорд всегда внимательно следил за чистотой. В его покоях подметали и убирали во время ужина.

– Значит, эта пуговица закатилась под кровать уже после ужина. Вы узнаете ее? Рисунок вполне очевиден.

Личный секретарь графа внимательно осмотрел пуговицу, лежавшую на ладони лорда Дарси, не прикасаясь к ней.

– Я… трудно сказать, – проговорил он наконец. – Похоже… но я не уверен…

– Ну-ну! Так где, по-вашему, вы могли ее увидеть? Или похожую.

Вопрос прозвучал резко.

– Я не пытаюсь что-то скрыть от вас, ваша светлость, – с равной едкостью ответил сэр Пьер. – Я говорю, что не уверен. И по-прежнему не уверен, однако удостовериться совсем несложно. Если ваша светлость позволит…

Повернувшись, он обратился к доктору Пейтели, все еще стоявшему на коленях возле трупа.

– Не передадите ли мне ключи милорда графа, доктор?

Пейтели посмотрел на лорда Дарси, тот молча кивнул. Хирургевт снял ключи с пояса покойного и передал их сэру Пьеру.

Личный секретарь графа быстро осмотрел их, выбрал небольшой золотой ключик и снял его с кольца.

– Вот этот, – проговорил он, показывая присутствующим. – Пойдемте со мной, ваша светлость.

Последовав за ним, Дарси подошел к широкой стене, завешенной большим гобеленом, вытканным примерно в шестнадцатом веке. Запустив за него руку, сэр Пьер потянул за шнурок. Ткань, словно панель, отъехала в сторону, и лорд Дарси увидел, что она подвешена на расстоянии примерно десяти футов от пола. За ней скрывалась вроде бы обыкновенная дубовая панель, однако сэр Пьер вставил ключ в какое-то неприметное отверстие и повернул его. Точнее, попытался это сделать.

– Странно, – проговорил он. – Не заперто!

Вынув ключ, он не без усилия сдвинул панель в сторону, открыв потайной шкаф, полный женских вещей различного вида и стиля.

Лорд Дарси беззвучно присвистнул.

– Попробуйте вон то синее платье, ваша светлость, – предложил секретарь. – Вон то, с… да, оно самое.

Лорд Дарси снял его с плечиков. Те же пуговицы. Одинаковые. И одной спереди не хватает! Оторвана!

– Мастер Шон! – не поворачиваясь, позвал он.

Тот вперевалочку подошел к ним. В его руках появился странной формы бронзовый предмет, которого сэр Пьер не узнал.

– Зло, оно зло и есть! – пробормотал чародей. – Вибрации его повсюду. Да, милорд?

– Проверьте связь этой пуговицы и платья, когда доберетесь до них. Я хочу знать, когда была разорвана связь.

– Да, милорд. – Перебросив платье через руку, он уронил пуговицу в сумку на поясе. – Одно могу сказать точно, милорд. Вот вы говорите о миазмах зла, так эта комната полна ими!

Он поднял находившийся в его руках предмет.

– Чувствую определенную подноготную – нечто, копившееся здесь годами и источавшее эти миазмы, но теперь их перекрыл адский выхлест. Свежий и очень сильный.

– Что меня совершенно не удивляет, ведь сегодня ночью или на самой заре здесь произошло убийство, – заметил Дарси.

– Хм-м-м, да. Да, милорд, здесь стоит запах смерти – но не только. Я чувствую что-то другое, нечто такое, чего не могу понять.