Божье воинство. Новая история Крестовых походов

Заключение

Многие критики крестовых походов, как видно, полагают, что после того, как мусульмане захватили значительную часть христианского мира, это следовало проигнорировать или забыть: некоторые даже прямо пишут, что христианам следовало подставить вторую щеку^[77]. Такой взгляд на вещи очевидно нереалистичен и, возможно, неискренен. Византийцы не просто потеряли большую часть своей империи: враг стоял у ворот Константинополя. А потеря Испании, Сицилии и Южной Италии, как и множества средиземноморских островов, тяжело переживалась в Европе. Вот почему, как объясняет британский историк Дерек Ломакс (1933–1992): «Папы, как и большинство христиан, считали войну против мусульман оправданной отчасти потому, что последние силой захватили земли, когда-то принадлежавшие христианам, отчасти потому, что они угнетали христиан, которыми управляли, и те христианские земли, на которые совершали набеги ради грабежа, захвата рабов и удовольствия от разрушения»^[78]. Настало время нанести ответный удар.

Таблица 1.1

ЧИСЛО ЛЕТ, ПОТРЕБОВАВШИХСЯ ДЛЯ ОБРАЩЕНИЯ В ИСЛАМ 50 ПРОЦЕНТОВ МЕСТНОГО НАСЕЛЕНИЯ В ПЯТИ ОСНОВНЫХ РЕГИОНАХ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ИСЛАМА

Глава вторая
Христианский мир наносит ответный удар

В 732 году крупная мусульманская армия, выйдя из Испании, двинулась на север, во Францию, однако была отбита франкскими войсками под предводительством Карла Мартелла. Начиная с этого времени, мусульманских захватчиков стали постепенно выдавливать из Европы

Хоть мусульманам и удалось быстро собрать огромную империю из земель, захваченных у персов, византийцев и вестготов, исламские армии не были непобедимы. Забредя далеко от родных пустынь, оставив верблюдов и встретившись с надежными и решительными христианскими войсками, «свирепые» и «неодолимые» исламские захватчики оказались довольно-таки уязвимыми и, пожалуй, ущербными в отношении как вооружения, так и тактики. Первое серьезное поражение мусульмане потерпели под Константинополем, затем в Галлии. Вскоре после этого мусульманский прилив начал сменяться отливом в Испании, а затем мусульмане были вытеснены из Сицилии и Южной Италии.

Поражения при Константинополе

Разбив византийские армии в Сирии и Египте и начав успешную кампанию по захвату принадлежавшего Византии северного побережья Африки, в 672 году халиф Муавия решил поразить своего врага в самое сердце. Из своей новой столицы в Дамаске халиф отправил флот с целой армией на борту через Дарданеллы (узкий пролив, соединяющий Средиземное море с Мраморным). Войско халифа численностью около пятидесяти тысяч захватило полуостров Кизик на противоположном берегу по отношению к Константинополю, превратило его в свою твердыню и, укрепившись там, начало осаду византийской столицы.

Если бы мусульманам удалось взять город, им открылся бы путь в Европу через Балканы. Но Константинополь легко выдержал осаду и нанес мусульманам серьезное поражение на море. Флот арабов был уничтожен: теперь они сами оказались, по сути, в осаде и начали голодать. Скоро в лагере разразилась эпидемия дизентерии, от которой умерли тысячи мусульманских солдат. Хуже того: очень немногие мусульмане прежде встречались со снегом и льдом, так что, когда началась зима, они оказались совершенно к ней не подготовлены. Не имея теплой одежды, многие замерзли насмерть. Однако мусульмане оставались там несколько лет; ряды их редели, а сытые и тепло одетые византийцы дразнили их из-за стен Константинополя. Наконец, видя, что его армия оказалась в тупике, «разочарована и деморализована», Муавия принял византийское «предложение мира на условиях, которые еще несколько лет назад счел бы немыслимыми: уход с Эгейских островов, совсем недавно им захваченных, плюс ежегодная дань императору [Византии] в пятьдесят рабов, пятьдесят коней и три тысячи фунтов золота» ^[79]. Через год Муавия умер, и новый халиф скоро прекратил платить ежегодную дань.

Западные историки давно уже называют эту победу «поворотным пунктом в истории человечества» ^[80]. Византинист русского происхождения Георгий Острогорский (1902–1976) охарактеризовал атаку на Константинополь как «самое свирепое нападение, когда-либо предпринятое неверными на христианскую твердыню; византийская столица оставалась последним препятствием на пути мусульманского вторжения в Европу. То, что она устояла, спасло не только Византийскую империю, но и всю европейскую цивилизацию» ^[81]. Или, как писал об этом известный историк Византии виконт Джон Джулиус Норвич: «Случись им взять Константинополь в VII веке, а не в XV, вся Европа – и Америка – была бы теперь мусульманской» ^[82].

Как же византийцам удалось победить? К сожалению, арабские источники по этому вопросу «так бессвязны, что не имеют никакой ценности» ^[83]. Таким образом, с мусульманской стороны нам известно очень мало, а греки наблюдали за мусульманской армией только издалека, из-под защиты надежных укреплений. Впрочем, это, быть может, и не так важно, поскольку, как ни странно, крупных боев в этой кампании не было. Победа стала плодом западных технологий – неприступных оборонных сооружений ^[84] и секретного оружия нападения ^[85].

Городские стены не только защищали Константинополь с суши, но и окружали его с трех сторон, выходящих в море, так что даже в Константинопольскую гавань можно было проникнуть лишь через массивные ворота. Это были не просто стены, а чудо фортификационной техники: массивная внешняя стена с башнями и высокими зубцами, а за ней – еще более прочная внутренняя, в сорок футов высотой и пятнадцать футов толщиной, с еще более надежными зубцами и башнями. Как будто этого было недостаточно, со стороны суши имелся огромный ров – а с трех остальных сторон, разумеется, подобраться к стенам можно было только на кораблях. Против этого чуда фортификации арабы смогли выставить лишь довольно примитивные, даже по тем временам, осадные машины, неспособные нанести таким стенам вреда страшнее выбоин и царапин. Даже тяжелая артиллерия в XV веке не смогла разрушить стены Константинополя, и город пришлось брать штурмом.

Разумеется, мусульмане могли бы осадить Константинополь и голодом принудить его жителей сдаться, если бы сохраняли превосходство на море. Но тут вступило в дело секретное оружие.

Предание гласит, что около 670 года греческий архитектор или инженер по имени Каллиник из Гелиополя изобрел нечто, впоследствии названное «греческим огнем», и привез его в Константинополь. Греческий огонь представлял собой очень легко воспламеняющуюся жидкость, нечто вроде напалма, которую невозможно было затушить водой; входя в контакт с водой, она начинала гореть еще интенсивнее. Рассказ о ее изобретении выглядит легендарным: более вероятно, что греческий огонь создали «константинопольские химики, унаследовавшие наработки Александрийской химической школы» ^[86]. Во всяком случае, формула его хранилась в строгой тайне и была утрачена позже, во время Четвертого крестового похода, принесшего членам константинопольской правящей элиты много безвременных смертей ^[87]. Современным ученым так и не удалось вполне разрешить загадку греческого огня ^[88].

Обладание греческим огнем позволяло византийцам уничтожать вражеские корабли и приводить в ужас вражеские армии. Распространялся греческий огонь по-разному, чаще всего при помощи катапульты или насоса. Катапульту заряжали стеклянным или глиняным сосудом с греческим огнем и метали в цель с расстояния в четыре-пять сотен ярдов. Попав в цель, сосуд разбивался и мгновенно вспыхивал, разбрызгивая пылающую жидкость на значительное расстояние – возможно, до семидесяти пяти футов в диаметре. Метание греческого огня из-за стен Константинополя оказалось необычайно эффективно: скоро мусульмане стали бояться подплывать близко к городу. Однако катапульты не слишком пригодны для использования на кораблях. Поэтому византийские инженеры изобрели примитивный огнемет – насос, выпускавший под давлением струю горючей жидкости из трубы, стоящей на борту гребного судна. (Часто этим трубам придавали вид голов различных животных.) Бил такой «огнемет» не очень далеко, но для ближнего морского боя подходил как нельзя лучше. Вооруженные «огнеметами», плюющимися греческим огнем, византийцы на своих судах подплывали к мусульманским кораблям и обращали их в пепел ^[89].

В 717 году мусульмане попробовали еще раз. На этот раз они прибыли под стены Константинополя еще в большем количестве на восемнадцати сотнях галер. Греки заманили их в Босфор, убрав тяжелую цепь, перекрывавшую пролив; стоило мусульманскому флоту столпиться в узком проливе, как появились византийцы с насосами, заряженными греческим огнем, разрушили большую часть кораблей, убили или утопили большинство солдат на борту. Следующей весной мусульмане прислали новый флот. И снова византийцы встретили их греческим огнем. Нескольким мусульманским судам удалось бежать, но на обратном пути они попали в жестокий шторм. В итоге только пять мусульманских кораблей вернулись домой ^[90].

Битва при Туре/Пуатье

Как не раз случалось в истории, Пиренеи стали барьером, задержавшим продвижение мусульман в Северную Испанию – на несколько лет. Однако в 721 году Аль-Самх ибн Малик аль-Хавлани, мусульманский правитель Испании, повел войска на север, вознамерившись захватить герцогство Аквитанское в Южной Галлии (ныне Франция). Первым его шагом стала осада Тулузы. Через три месяца, когда город был уже на грани сдачи, на помощь прибыл герцог Эд Аквитанский с франкской армией. Пока Эд вдали от театра военных действий собирал войска, мусульмане, ободренные отсутствием сопротивления, впали в легкомыслие: это и привело их к сокрушительному поражению. Они не строили укреплений вокруг лагерей, не высылали разведчиков, способных предупредить о надвигающейся угрозе, возможно, даже не выставляли часовых. Нападение франков стало для них полной неожиданностью, и мусульмане бежали, многие – побросав оружие и доспехи; большая их часть погибла во время бегства от мечей франкской кавалерии. Сам Аль-Самх ибн Малик аль-Хавлани получил смертельное ранение.

В 732 году мусульмане под предводительством Абд-аль-Рахмана предприняли вторую попытку, теперь с намного большими силами. Мусульманские источники приписывают Абд-аль-Рахману армию в несколько сот тысяч бойцов, а христианская «Хроника Сен-Дени» уверяет, что триста тысяч мусульман полегли в битве! Более реалистичную оценку численности армии приводит Пол К. Дэвис – восемьдесят тысяч человек ^[91], а Виктор Дэвис Хэнсон полагает, что в ней было всего около тридцати тысяч ^[92]. Во всяком случае, что бы ни говорили некоторые историки, стремящиеся минимизировать значимость этого предприятия ^[93], это был не простой разбойничий набег и не разведывательная вылазка. Мусульмане явились с большой армией и вторглись глубоко на территорию Галлии: битва произошла всего в 150 милях к югу от Парижа, хотя точное ее место неизвестно. Самое большее, что мы знаем – что враги сошлись вблизи слияния рек Клен и Вьенна, между Туром и Пуатье. Поэтому одни историки называют ее битвой при Туре, а другие – битвой при Пуатье.

Поначалу по пути из Испании на север мусульманам сопутствовала удача. Группа франков, пытавшихся оборонять Бордо, была разбита, и город разграблен. Еще одно небольшое христианское войско мусульмане разгромили в битве при реке Гаронне. По пути мусульмане опустошали окрестные земли и селения, и скоро оказались тяжело нагружены военной добычей.

В это время, согласно рассказу современника, Исидора Паценского, мусульманский полководец «жег церкви и воображал, что сумеет разграбить базилику святого Мартина Турского» ^[94]. Однако сперва он остановился для перегруппировки сил. Мусульмане по-прежнему лучились самоуверенностью. Согласно анонимному арабскому хронисту: «Сердца Абд-аль-Рахмана, его офицеров и его людей были полны ярости и гордости» ^[95]. Так что они снова не высылали вперед разведчиков – и не заметили, как подошел Карл Мартелл, фактический правитель Галлии, во главе армии закаленных в боях франков.

Мартелл, незаконнорожденный сын короля Пипина^[96], был необычно высоким и обладал мощным телосложением; он славился своими ратными подвигами. Даже если бы он не сталкивался с мусульманскими захватчиками, Мартелл все равно остался бы в веках за то, что, выиграв множество битв с баварцами, алеманнами, фризами и саксами, основал империю Каролингов (названную по его имени) – империю, которую позже довел до совершенства его внук Карл Великий. Теперь же, собрав войска, Мартелл двинулся на юг, чтобы отразить мусульманскую угрозу.

Застав мусульман врасплох, Мартелл получил возможность сам выбирать поле битвы: он расположил свою хорошо вооруженную пехоту плотными рядами на возвышенности, с лесом с обоих флангов, так что мусульмане вынуждены были или отказаться от битвы, или попытаться подняться на холм. Мусульмане приняли бой – и полезли в гору.

Одна из аксиом военной науки гласит: кавалерия не может преуспеть против хорошо вооруженной и дисциплинированной пехоты, если только значительно не превосходит ее числом ^[97]. Конница наиболее эффективна, когда необходимо преследовать пехоту, бегущую с поля боя, когда ее ряды прорваны. Но когда пехота настроена решительно и стоит плечом к плечу, загородившись стеной щитов и выставив вперед длинные копья, ей легко отражать кавалерийские атаки; лошади часто отказываются скакать на копья и выходят из повиновения. В нашем случае войско мусульман полностью состояло из легкой кавалерии «с саблями и копьями, по большей части без щитов и в очень легких доспехах». Против них стояла армия, «почти полностью состоящая из пехотинцев в кольчугах и с щитами» ^[98]. Силы были явно неравны. Как писал в своей хронике Исидор Паценский, франкские ветераны-пехотинцы не дрогнули перед арабской кавалерией: «Стояли твердо, плечом к плечу, словно сплавившись в единую ледяную глыбу» ^[99]. Снова и снова мусульманская кавалерия бросалась на линию франков – и каждый раз те отбрасывали ее назад с серьезными потерями; все больше раненых или потерявших седоков лошадей увеличивали смятение на поле битвы.

Наконец, когда день уже клонился к вечеру, по рассказу арабского хрониста, многие мусульмане начали «опасаться за целость добычи, сложенной в их шатрах, и по рядам их пронеслась ложная весть, что враги ворвались в их лагерь и его грабят; тогда несколько эскадронов мусульманских всадников поскакали прочь, чтобы защитить свои шатры» ^[100]. Другим отрядам показалось, что те отступают; в результате действительно началось отступление, а франки бросили на бегущих мусульман свою тяжелую кавалерию ^[101] и нанесли им серьезный урон; погибло не менее десяти тысяч, включая и самого Абд-аль-Рахмана, который был несколько раз пронзен франкскими копьями ^[102].

Даже когда враг побежал, франкские пехотинцы предоставили кавалерии его преследование, а сами сохраняли дисциплину: они продолжали стоять на позиции, и там же провели ночь. Наутро мусульмане не появились. После тщательной разведки, проведенной в мусульманском лагере, франки обнаружили, что ночью мусульмане бежали, бросив пустые шатры.

Многие историки считают битву при Туре/Пуатье ключевой для выживания западной цивилизации. Эдвард Гиббон полагал, что, случись мусульманам победить при Туре, они бы вскоре захватили «пределы Польши и горы Шотландии… а арабский флот без боя вошел бы в устье Темзы. И, быть может, теперь в Оксфорде изучали бы толкования Корана, а с кафедр проповедовали бы обрезанному народу святость и истину Магометова откровения» ^[103]. Вслед за ним многие западные авторы приняли взгляд на эту битву как на поворотный пункт истории: так, немецкий военный историк Ганс Дельбрюк (1848–1929) писал, что «в мировой истории не было более важного сражения» ^[104].

Как и следовало ожидать, некоторые относительно недавние историки поспешили заявить, что битва при Туре не имела никакого или почти никакого значения. Согласно Филипу Хитти, «…на поле битвы при Туре не решилось ничего. Нашествие мусульман… просто истощилось и достигло естественного предела» ^[105]. А Франко Кардини писал, что и битвы-то никакой не было – все это была «пропаганда франков и Рима» ^[106]. При этом ссылаются на то, что битва не произвела никакого впечатления на самих мусульман – по крайней мере, на тех, что остались в Дамаске. По словам Бернарда Льюиса, мусульманские историки о ней почти не упоминают, а те, что все же упоминают, изображают ее «сравнительно незначительной стычкой» ^[107].

Учитывая примечательный провинциализм мусульман, их сознательное нежелание знать что-либо об иных обществах ^[108], вполне возможно, что из Дамаска поражение под Туром/Пуатье виделось чем-то незначительным. Но не так была воспринята эта битва в Испании. В отличие от мусульманских вождей в других местах, испанские мусульмане прекрасно знали, кто такой Карл Мартелл и какую роль он сыграл в отношении их планов. Это поражение наглядно объяснило испанским мусульманам: франки – не оседлый народ, которому служат гарнизоны наемников, но и не варварская орда. Они тоже строят империю, а их армия состоит из прекрасно обученных граждан-добровольцев, чье вооружение, доспехи и тактика превосходят мусульманские ^[109]. В самом деле, когда в 735 году мусульмане снова попытались вторгнуться в Галлию, Карл Мартелл и франки задали им такую трепку, что больше мусульманские силы уже не совались на север. А сорок лет спустя внук Мартелла присоединился к длительному процессу изгнания мусульман из Испании.

Отвоевание Испании

Хоть мусульмане предпринимали атаки на Францию, завоевать Испанию целиком им так и не удалось. Отступив перед начальными ударами мусульман, испанская знать дошла до Бискайского залива на северном побережье полуострова; дальше бежать было некуда, и укрепилась в области под названием Астурия, защищенной с трех сторон горами, а с севера морем. Эта область стала христианским королевством Астурией; и с самого начала астурийцы были преданы идее отвоевания Испании. Так, в 741 году, когда мусульманскую Испанию разоряли восставшие берберы, Астурия присоединила к себе Галисию, территорию на западном побережье. Но следующий шаг испанской Реконкисты был инициирован самими мусульманами.

В 777 году, более чем через шестьдесят лет после мусульманского вторжения в Испанию, исламский правитель Барселоны обратился к франкскому императору Карлу Великому за подмогой в борьбе против своего соперника, эмира Кордовы, предложив в обмен на его помощь «Сарагосу и другие [северные] города» ^[110]. Весной 778 года Карл собрал две армии и отправил их в Испанию. Одна армия перешла Восточные Пиренеи и приблизилась к Барселоне. Вторую Карл сам повел через Западные Пиренеи на Памплону. Как ни странно – ведь Памплона принадлежала христианам-баскам, а Карл был благочестивым христианином, – дойдя до Памплоны, он приказал взять город. Затем, соединившись со второй армией, Карл повел свои войска на обещанную Сарагосу; по дороге ему сдались еще несколько городов. Однако, дойдя до цели, он обнаружил, что мусульманский правитель передумал и отказывается сдать ему город ^[111].

В это время Карлу сообщили, что саксы восстали против его правления, так что собрал войска и поспешно повернул на север усмирять мятежников. Арьергард его армии, переходя Пиренеи по узкому Ронсевальскому ущелью, был атакован из засады соединенными силами мусульман и басков – последних разъярило взятие Памплоны. Франкский отряд оказался в ловушке и был перебит, причем среди погибших оказался и племянник Карла, герцог Роланд Бретанский – главный герой «Песни о Роланде», знаменитой средневековой эпической поэмы, посвященной этому событию.

Но на этом испанская кампания Карла Великого не закончилась. Несколько лет спустя он послал в Испанию новую армию и оттеснил мусульман на юг от Барселоны. Новая отвоеванная область христианской Испании получила название «Испанская марка» (Marca Hispanica). После смерти Карла в 814 году франкский контроль над этой областью ослабел, и христианская часть Испании «распалась на крохотные практически независимые государства» ^[112]. Действуя поодиночке, а иногда и вместе, эти христианские государства продолжали теснить мусульман на юг. Их усилиям способствовала находка в 835 году в Галисии, как полагали, мощей святого Иакова. Обнаружение этой святыни «чрезвычайно вдохновило христиан»; к тому же в часовню святого Иакова при кафедральном соборе Сантьяго де Компостела немедленно потянулись паломники, «что принесло Галисии немалый доход» ^[113]. Затем в 1063 году местные силы получили подкрепление с севера.

В 1062 году папой римским стал Александр II, один из череды пап-реформаторов, вернувших папскому престолу власть и общее уважение. Через год после своего избрания Александр объявил, что рыцари, которые помогут освободить Испанию от мусульман, получат отпущение грехов: так он начал, по удачному выражению Менендеса Пидаля, «крестовый поход до крестового похода» ^[114]. Отклик был очень скромным. По-видимому, в Испанию отправилась лишь горстка франкских рыцарей; возможно, их участие помогло отвоевать новые мусульманские территории, однако серьезные битвы с их участием нам неизвестны.

Стоит отметить: папа был очень озабочен тем, чтобы рыцари, отправлявшиеся на войну с мусульманами, по дороге не нападали на евреев. Он специально приказал защищать их, а затем писал: он рад слышать, «что вы защищаете евреев, живущих среди вас, дабы не убивали их те, кто направляется в Испанию на войну против сарацин… ибо положение евреев совсем не таково, как у сарацин. Война против тех [сарацин] справедлива, ибо они преследуют христиан» ^[115].

В 1073 году папа Александр II скончался, и на его место встал другой пламенный реформатор, также благоприятствовавший отвоеванию Испании. Немедленно после своего избрания папа Григорий VII написал рыцарям, желающим ехать в Испанию, пообещав «наградить испанскими землями всякого француза, который завоюет их в бою» ^[116]. И снова результат был очень скромен – но, по всей видимости, достаточен, чтобы подбодрить местные христианские силы, так что 25 мая 1085 года они взяли Толедо. Падение Толедо стало «бедствием для мусульман» ^[117], как стратегически, так и психологически. Этот город, находящийся в самом центре Испании, был резиденцией одной из самых процветающих мусульманских династий, здесь располагался пышный двор нескольких поколений ее представителей. А еще прежде Толедо был столицей вестготской Испании. И теперь он вернулся в руки христиан.

Затем в 1092 году Альфонсо VI, король Леона и Кастилии, вернул из изгнания самого знаменитого испанского рыцаря. Родриго Диас де Вивар, широко известный как Эль Сид, c дозволения короля собрал войско и после двухлетней осады 16 июня 1094 года взял Валенсию. Мусульмане не теряли времени – уже в декабре они отправили к Валенсии огромную армию. К их удивлению, Сид не стал ждать осады, а вышел им навстречу и встретил мусульманскую армию у Куарте, города близ Валенсии. Сид был блестящим тактиком, не проигравшим ни одной битвы с мусульманами: и на этот раз он предпринял дерзкую ночную атаку, повлекшую за собой сокрушительное и кровавое поражение врага. Вскоре после этого Сид подавил мятеж мусульман в Валенсии, изгнал мятежников и отомстил, превратил девять валенсийских мечетей в христианские церкви. В январе 1097 года Сид разбил новую мусульманскую армию, посланную против Валенсии, встретив ее у города Байрен, а затем взял еще множество городов в этой области.

Славные победы Сида над превосходящими силами противника «показали другим испанским христианам, как можно бить мавров» ^[118]. Хотя в дальнейшем исламские армии несколько раз выигрывали, прилив сменился отливом. Исламская Испания постепенно отступала на юг.