Факел в ночи

5: Элен

«Верность до конца».

Отец нашептывал мне девиз клана Аквилла почти с самого рождения. Я повторяла эти слова тысячи раз. И никогда не задавала вопросов. Никогда не сомневалась. Сейчас, когда два легионера держали меня в подземелье Блэклифа, я думала над этими словами. «Верность до конца».

Кому быть верным? Моей семье? Империи? Собственному сердцу?

Будь проклято это сердце. Из-за него я сюда и попала.

– Как сбежал Элиас Витуриус?

Слова допросчика проникали в мое сознание сквозь пелену мыслей. Его голос оставался таким же равнодушным, как и несколько часов назад, когда Комендант велела бросить меня в эту яму. Группа масок под ее предводительством окружила меня за казармами Блэклифа. Я спокойно сдалась, но Комендант все равно меня вырубила. И пока я была без сознания, умудрилась сорвать с меня серебряную рубашку, подаренную Пророками. Рубашка, слившись с моей кожей, делала меня почти неуязвимой. Наверное, мне стоило удивиться, как она сумела ее снять. Однако я ничуть не удивлена. В отличие от всех остальных в этой чертовой Империи, кто имел глупость недооценивать Коменданта, я никогда не заблуждалась на ее счет.

– Как он сбежал? – Допросчик снова повторил свой вопрос. Я подавила вздох. Я отвечала на него уже сотню раз.

– Я не знаю. Только собиралась отрубить ему голову, как в следующий миг меня оглушил звон в ушах. Когда я взглянула на помост, он уже исчез.

Допросчик кивнул двум легионерам, которые меня держали. Я собралась с духом. Не говори им ничего. Когда Элиас сбегал, я пообещала, что прикрою его в последний раз. Если станет известно, что он ушел через туннели вместе с рабыней-книжницей, а свою маску отдал мне, солдатам будет легче выследить его. Он ни за что не сможет выбраться из города живым.

Легионеры сунули мою голову в ведро с грязной водой. Я плотно сжала губы, закрыла глаза и расслабилась, хотя нестерпимо хотелось вырваться из рук моих мучителей. Но я следовала той линии поведения, которой обучила нас Комендант во время тренировочных допросов.

Элиас в бегах. Он в далеком, залитом солнцем краю. Он улыбается. Он обрел свободу, которую так долго искал.

Легкие распирало и жгло огнем.

Элиас в бегах. Элиас свободен. Я тону, я умираю. Элиас в бегах. Элиас свободен.

Легионеры выдернули мою голову из ведра, и я глубоко вдохнула.

Допросчик твердой рукой поднял мой подбородок, заставляя смотреть в его серебряное лицо, в бледно-зеленые бесчувственные глаза. Я ожидала увидеть если не гнев, то хотя бы проблеск раздражения – ведь он несколько часов кряду задавал одни и те же вопросы и получал одни и те же ответы. Но он выглядел абсолютно спокойным. Почти безмятежным.

Про себя я окрестила его Северянином за смуглую кожу, впалые щеки и особый разрез глаз. Он закончил Блэклиф несколько лет назад и был еще слишком молод, чтобы служить в Черной Гвардии, не говоря уж о том, чтобы вести допросы.

– Как он сбежал?

– Я только что сказала вам…

– Почему ты оказалась в казармах Мастеров после взрыва?

– Думала найти его там, но потеряла из виду.

Частично это правда. В конце концов, я ведь и в самом деле потеряла его.

– Как он установил взрывчатку? – Северянин отпустил мое лицо и стал медленно ходить вокруг меня. Он почти слился с полумраком подземелья, пестрела лишь красная вставка его униформы – кричащая птица, символ Черной Гвардии, внутреннего войска Империи. – Когда ты ему помогла?

– Я ему не помогала.

– Он был твоим наперсником. Твоим другом. – Северянин что-то достал из кармана. Оно звякнуло, но я не видела, что это. – В тот миг, когда его должны были казнить, прогремела серия взрывов и практически сровняла школу с землей. Думаешь, кто-то поверит, что это простое совпадение?

Я промолчала, и Северянин подал знак легионерам вновь окунуть меня в ведро. Я глубоко вдохнула, выбросив из головы все, кроме образа Элиаса, обретшего свободу. И как раз в тот момент, когда мою голову опустили в воду, я вдруг подумала о ней. О книжнице. О ее волнистых темных волосах и чертовых золотистых глазах. О том, как он держал ее за руку, когда они пересекали двор Академии. О том, как певуче она произносила его имя.

В рот хлынула вода с привкусом мочи и смерти. Я стала вырываться из крепких рук легионеров. Успокойся. Вот так допросчики и ломают своих узников. Достаточно появиться единственной трещинке, как он тут же вобьет в нее клин и будет долбить и долбить, пока не расколешься.

Элиас сбежал. Элиас свободен. Я попыталась мысленно воскресить этот образ, но видела лишь, что они вместе, как переплетены их руки.

Может, задохнуться в грязной воде – не самый худший вариант.

Легионеры выдернули меня, когда сознание стало меркнуть. Я выплюнула изо рта воду.

Взбодрись, Аквилла. Вот так он тебя и ломает.

– Кто эта девушка?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что на долю секунды я не сумела скрыть потрясение, чем невольно выдала, что знаю, о ком речь.

Часть меня проклинала Элиаса за то, что он оказался настолько глуп, что попался кому-то на глаза с этой девушкой. Другая часть пыталась подавить растущий внутри ужас. Допросчик же внимательно следил за эмоциями, промелькнувшими в моих глазах.

– Очень хорошо, Аквилла. – Его слова едва слышны. И сразу же мне вспомнилась Комендант. Чем тише она говорит, однажды сказал Элиас, тем большей опасности нужно от нее ждать. Наконец я увидела, что достал из кармана Северянин. Два набора соединенных между собой металлических колец, которые он надел на пальцы. Кастеты. Жестокое орудие, избитый ими обречен на медленную смерть от потери крови.

– Почему бы нам не начать?

– Начать? – Меня держали в этом аду уже несколько часов. – Что вы имеете в виду?

– Это, – кивнул он на ведро, а затем на мое избитое лицо, – я просто с тобой познакомился.

Тысяча чертей! Главную пытку он припрятал в рукаве. Он увеличивал боль понемногу, раз от разу, постепенно ослабляя меня. Он ждал, когда пробьет во мне трещину, когда я начну сдаваться. Элиас сбежал. Элиас свободен. Элиас сбежал. Элиас свободен.

– А сейчас, Кровавый Сорокопут… – Несмотря на то что Северянин говорил очень тихо, его слова просочились сквозь мантру, звучащую в моей голове. – Сейчас мы посмотрим, из чего ты сделана.

* * *

Границы времени размылись. Шли часы. Или дни? Недели? Я не могла сказать. Здесь внизу я не видела солнца. Не слышала боя барабанов и колокольного звона.

«Еще чуть-чуть, – говорила я себе после особо жестокого избиения. – Еще час продержаться. Еще час. И еще полчаса. Пять минут. Минуту. Только одну».

Но каждая секунда была наполнена болью. Я проиграла борьбу. Я чувствовала это с каждой уходящей минутой, слышала в словах, что путались и вязли во рту.

Двери моей тюрьмы открывались и закрывались. Приходили гонцы, приносили новости. Вопросы Северянина менялись, но он и не думал прекращать допрос.

– Мы знаем, что он сбежал с девчонкой через туннели. – Один глаз у меня полностью заплыл, и когда Северянин говорил, я смотрела на него другим глазом. – Перебил там половину взвода.

О, Элиас. Он будет терзаться из-за того, что убил их. Он никогда не сочтет подобный шаг вынужденной необходимостью, он будет думать, что сделал неверный выбор. Он будет чувствовать их кровь на руках гораздо дольше, чем чувствовала бы я. Однако в глубине души я испытала облегчение от того, что теперь Северянин знал, как сбежал Элиас. Во всяком случае, больше мне не придется лгать. Когда Северянин спросил меня про отношения Лайи и Элиаса, я честно ответила, что ничего не знаю. Мне просто надо продержаться какое-то время, чтобы Северянин мне поверил.

– Расскажи мне о них – это не так уж и сложно, правда? Мы знаем, что девчонка была связана с Ополчением. Она вовлекла Элиаса в это дело? Они были любовниками?

Мне хотелось смеяться. Тебе, как и мне, остается лишь гадать об этом.

Я попыталась ответить ему, но было так больно, что смогла лишь простонать. Легионеры швырнули меня на пол. Я лежала, свернувшись в клубок, слабо пытаясь защитить сломанные ребра. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Мне хотелось бы знать, близко ли моя смерть.

Я подумала о Пророках. Знают ли они, где я? Беспокоит ли их это?

Должны знать. И все же они не сделали ничего, чтобы помочь мне.

Однако я еще не умерла. И Северянин не добился от меня того, что ему нужно. Раз он все еще задает вопросы, значит, Элиас до сих пор на свободе и та девушка с ним.

– Аквилла. – Голос Северянина изменился. В нем слышалась усталость. – Твое время вышло. Расскажи мне о девчонке.

– Я не…

– Иначе я забью тебя до смерти, таков приказ.

– Приказ Императора? – прохрипела я. Странно, я думала, Маркус обрушит на меня всевозможные ужасы, прежде чем убить.

– Неважно, чей приказ, – произнес Северянин. Он присел на корточки и встретился со мной взглядом. На этот раз его зеленые глаза были не так безмятежны.

– Он не стоит этого, Аквилла, – промолвил он. – Скажи мне то, что мне надо знать.

– Я… я ничего не знаю.

Некоторое время Северянин ждал, не сводя взгляда, но я молчала. Тогда он поднялся и надел кастеты.

Я вновь вспомнила Элиаса, который совсем недавно сидел в этом же подземелье. О чем думал он перед лицом смерти? Он казался таким безмятежным, когда всходил на помост. Как будто, встретив свою судьбу, он наконец обрел мир в душе. Хотелось бы и мне обрести хоть чуточку этого мира. Прощай, Элиас. Надеюсь, ты нашел свободу. Надеюсь, ты счастлив. Небеса свидетели, больше никому из нас это не светит.

Дверь за спиной Северянина со скрипом открылась. Я услышала знакомую ненавистную походку. Император Маркус Фаррар. Пришел убить меня собственноручно.

– Ваше Величество Император, – поприветствовал его Северянин. Легионеры подняли меня с пола, поставили на колени и склонили мою голову в знак подобия уважения. В тусклом свете подвала, да еще и одним глазом, я не могла различить выражение лица Маркуса. Но я тотчас узнала высокого светловолосого господина за его спиной.

– Отец? – Что он, тысяча чертей, здесь делает? Маркус задумал использовать его, чтобы надавить на меня? Он собирается пытать его, пока я не расскажу все, что знаю?

– Ваше Величество… – Когда отец обратился к Маркусу, голос звучал абсолютно ровно – так, что нельзя было распознать эмоций. Но глаза, скользнувшие по мне, наполнились ужасом. Собрав остатки сил, я взглянула на него.

Не показывай ему свой страх, отец. Не дай понять, что ты чувствуешь.

– Одну минуту, Отец Аквилла. – Маркус отмахнулся от него и посмотрел на Северянина. – Лейтенант Харпер, – обратился он к допросчику. – Чего-нибудь добились?

– Она ничего не знает о девушке, Ваше Величество. И к разрушению Блэклифа не причастна.

Значит, он поверил мне.

Змей велел легионерам отпустить меня. Я приказала себе не падать. Маркус схватил меня за волосы и рывком поставил на ноги. Северянин наблюдал за происходящим с каменным лицом. Я стиснула зубы и распрямила плечи. Я приготовилась к боли, ожидая, нет, надеясь, увидеть в глазах Маркуса только ненависть.

Но он разглядывал меня с жутким спокойствием, какое было ему совсем не свойственно. Казалось, он знал все мои страхи как свои собственные.

– Правда, Аквилла? – спросил Маркус, и я отвела взгляд. – Элиас Витуриус, твоя единственная настоящая любовь, – в его устах это прозвучало мерзко и грязно, – сбежал у тебя из-под носа с девкой-книжницей, и ты ничего об этом не знаешь? Не знаешь ничего о том, как она осталась в живых после Четвертого Испытания? Или о ее роли в Ополчении? А может, методы лейтенанта Харпера не слишком действенны? Может, мне стоит придумать что-нибудь получше?

Лицо отца, стоявшего за спиной Маркуса, стало еще бледнее.

– Ваше Величество, прошу…

Маркус не обратил на него внимания. Он прижал меня спиной к сырой стене подвала и навалился всем телом. Когда он приник губами к моему уху, я зажмурилась, отчаянно желая, чтобы отец этого не видел.

– Может, мне следует кого-нибудь помучить? – пробормотал Маркус. – Того, в чьей крови мы сможем искупаться? Или я должен сделать кое-что другое? Надеюсь, ты обратила внимание на методы Харпера? Тебе, как Кровавому Сорокопуту, они не раз пригодятся.

Перед глазами с ужасающей ясностью встали давние ночные кошмары, о которых он каким-то образом прознал. Я видела искалеченных детей, выпотрошенных матерей, дома, сожженные дотла. И я всегда рядом с ним, его преданный воин, его опора, его любовница. Я упиваюсь этим. Я хочу его.

Это просто ночной кошмар.

– Я ничего не знаю, – прохрипела я. – Я верна Империи. Я всегда была верна Империи.

«Не пытай моего отца», – хотелось мне добавить, но я заставила себя замолчать.

– Ваше Величество… – Голос моего отца на этот раз звучал настойчивее. – Как же наше соглашение?

Соглашение?

– Минуту, Отец, – пробурчал Маркус. – Я еще играю.

Он придвинулся ближе, затем на его лице появилось странное выражение – удивление и, возможно, раздражение. Он мотнул головой, словно лошадь, отгоняющая муху, и отступил.

– Освободите ее, – приказал он легионерам.

– Что это? – Я попыталась встать, но ноги подкосились. Отец поймал меня, не дав упасть, и закинул мою руку себе на плечи.

– Ты свободна и можешь идти. – Маркус не сводил с меня взгляда. – Отец Аквилла, жду вашего доклада завтра к десятичасовому колоколу. Вы знаете, где меня найти. Кровавый Сорокопут, ты придешь с ним. – Он медленно провел пальцем по кровоточащим ссадинам на моем лице, затем поднес палец ко рту и лизнул. В его глазах читалось вожделение. – У меня для тебя есть задание.

Потом он вышел, а вслед за ним Северянин и легионеры. Только когда шаги на лестнице, ведущей из подвала, стихли, я позволила себе уронить голову. Усталость, боль, подозрения истощили мои силы.

Но я не предала Элиаса. Я выдержала допрос.

– Пойдем, дочка. – Отец держал меня бережно, как младенца. – Я отведу тебя домой.

– Что ты ему за это пообещал? – спросила я. – Что ты ему должен за меня?

– Ничего важного. – Отец попытался подхватить меня, но я не позволила, лишь прикусила губу посильнее, чтобы выступила кровь. Пока мы шаг за шагом выбирались из подвала, я старалась думать только об этой боли и не обращать внимания на слабость в ногах и жжение в костях. Я – Кровавый Сорокопут Империи меченосцев. Я выйду отсюда на своих двоих.

– Что ты ему дал, отец? Деньги? Землю? Мы разорены?

– Нет, не деньги. Влияние. Он ведь плебей. У него нет ни клана, ни семьи, которые бы поддержали его.

– Кланы ополчились против него?

Отец кивнул.

– Они призывают к его свержению… или убийству. У него слишком много врагов, и всех их ему не пересажать. И не убить. Они слишком могущественны. Ему необходимо влияние, которое я ему и дам. В обмен на твою жизнь.

– Но как? Ты будешь давать ему советы? Дашь ему людей? Я не понимаю…

– Сейчас это неважно. – Голубые глаза отца вспыхнули гневом, и, поймав его взгляд, я почувствовала, как в горле у меня растет ком. – Ты моя дочь. Я бы позволил содрать с меня кожу живьем, если бы он попросил. Обопрись об меня, моя девочка. Береги силы.

Не может быть, чтобы Маркус выжал из отца одно лишь влияние. Мне хотелось настоять, чтобы отец рассказал мне все без утайки, но пока мы поднимались по лестнице, у меня закружилась голова. Я была слишком измучена, чтобы требовать ответов, и позволила ему вывести меня из подвала. Но тревожное предчувствие не утихало, рождая подозрения, что какую бы цену ни заплатил отец за мою жизнь, она окажется чересчур высока.

6: Лайя

Нам следовало убить Коменданта.

Пустыня за крепостным валом Серры хранила тишину и спокойствие. Лишь отблески пожара в ясном ночном небе говорили о восстании книжников. Холодный бриз принес с востока запах дождя. Там, над вершинами гор, бушевала гроза.

Вернись. Убей ее. Я буквально разрывалась на части. Если Керис Витуриа позволила нам уйти, значит, у нее на то имелись свои причины. Некий дьявольский план. Кроме того, она убила моих родителей и сестру. Она выколола Иззи глаз. Изуродовала Кухарку. Пытала меня. Она взрастила не одно поколение смертоносных, коварных чудовищ, которые превратили мой народ в бессловесных призраков. Она заслуживает смерти.

Однако мы уже довольно далеко отошли от стен Серры, и теперь было слишком поздно поворачивать назад. Гораздо важнее спасти Дарина, чем мстить этой безумной. А чтобы добраться до Дарина, необходимо уйти от Серры как можно дальше и как можно быстрее.

Когда мы вышли из сада, Элиас вскочил на коня. Он постоянно оглядывался по сторонам. В каждом его движении сквозила настороженность. Я чувствовала – он задавался тем же вопросом, что и я: почему Комендант нас отпустила?

Он подал мне руку, я подтянулась и села позади него. От его близости к лицу тотчас прилил жар. Седло было широким и удобным, но и Элиас – далеко не щуплым. Я не знала, куда пристроить руки. К нему на плечи? На талию? Так и оставила их болтаться по бокам. Он пришпорил коня, и тот рванул с места. Я едва успела вцепиться в перевязь Элиаса, чуть не вылетев из седла. Он отклонился назад, притянув меня к себе. Я обняла его за талию и прижалась к широкой спине. Мимо проносились пустынные мили, я то и дело вертела головой.

– Пригнись, – бросил он через плечо. – Впереди гарнизоны.

Он мотнул головой, как будто хотел прогнать какое-то видение, и по всему его телу прокатилась дрожь. Годы наблюдения за работой дедушки и его пациентами кое-чему меня научили. Я приложила ладонь к шее Элиаса. Его кожа пылала. Но, возможно, его разгорячила и схватка с Комендантом. Дрожь вскоре утихла, и он снова пришпорил коня.

Я оглянулась, ожидая увидеть солдат, выбегающих из ворот города. Боялась я и того, что в любую минуту Элиас напряженно замрет и затем скажет, что слышит бой барабанов, сообщающих о нашем местоположении. Однако мы миновали гарнизоны без всяких происшествий. Нас окружала одна лишь пустыня. Паника, охватившая меня с момента встречи с Комендантом, начала медленно отступать.

Элиас ориентировался по свету звезд. Спустя четверть часа он замедлил бег лошади до легкого галопа.

– К северу пролегают дюны. Ехать там на лошади – сплошной ад.

Я приподнялась, пытаясь расслышать его слова сквозь топот копыт.

– Едем на восток. – Он кивнул в сторону гор. – Нам надо попасть в грозу. Дождь смоет наши следы. Сейчас мы направляемся к предгорьям…

Ни я, ни он не заметили тени, которая вылетела из темноты, пока она нас не настигла. Только что в нескольких дюймах передо мной было лицо Элиаса – я наклонилась поближе, чтобы не пропустить ни слова – как в следующий миг я услышала звук упавшего на землю тела. Конь встал на дыбы, и я схватилась за седло, пытаясь удержаться. Вдруг нечто вцепилось мне в руку и выдернуло из седла. Я хотела закричать, ощутив нечеловеческий холод этого прикосновения, но смогла лишь взвизгнуть. Казалось, будто меня схватила сама зима.

– Дай-й-й, – скрипуче протянуло существо. Я смогла разглядеть лишь развевающиеся полосы тьмы, образующие подобие человеческой фигуры. От существа пахнуло зловонием смерти, и я в ужасе замолкла. В нескольких футах от меня, сыпля проклятиями, сражался с тенями Элиас.

– С-с-с-серебро. Дай, – произнесла державшая меня тень.

– Пошла прочь! – Я ударила ее кулаком, и руку тотчас заморозило до самого локтя. Тень исчезла, и я обнаружила, что нелепо отбиваюсь от воздуха. Однако спустя миг ледяное кольцо сковало мою шею и начало сжиматься.

– Дай-й-й!

Я не могла дышать. Отчаянно молотя ногами, я угодила в нее ботинком, и тень отпустила меня. Я хрипела и задыхалась. Ночную тишину пронзил оглушительный визг, и мимо пролетела бесплотная голова, отрубленная мечом Элиаса. Он бросился ко мне, но еще два существа вынырнули из темноты пустыни, преградив ему путь.

– Это призраки! – прокричал он мне. – Голову! Тебе надо отрубить им голову!

– Я же тебе не чертов мечник!

Призрак возник снова, и я выхватила из-за спины меч Дарина. Существо остановилось, но поняв, что я не умею им пользоваться, набросилось на меня и вонзило ледяные пальцы в шею, вытягивая кровь. Я закричала от холода и боли. Тело онемело, и меч Дарина выпал из рук. Но тут сверкнула сталь, раздался леденящий душу скрежет, и тень упала, обезглавленная. Пустыня погрузилась в тишину, нарушаемую лишь нашим хриплым дыханием. Элиас поднял меч Дарина и подошел ко мне, разглядывая царапины на моей шее. Взявшись теплыми пальцами за подбородок, он поднял мое лицо.

– Тебя ранили.

– Это пустяки.

Его лицо тоже было все в порезах, но он не жаловался, поэтому я отстранилась и взяла меч Дарина. Элиас, казалось, заметил его впервые. От удивления у него отвисла челюсть. Он приподнял его повыше, пытаясь разглядеть в свете звезд.

– Черт возьми, это же меч Телумана? Как… – За спиной раздался шорох, и мы оба схватились за оружие, но из темноты так ничего и не появилось. Тогда Элиас побежал к лошади. – Давай-ка выбираться отсюда. Расскажешь мне все по пути.

Мы мчались на восток. Я поняла, что Элиас почти ничего обо мне не знает, кроме того, что я рассказала ему той ночью, когда Пророк запер меня в его комнате.

«Возможно, это и хорошо, – шепнула мне осторожность. – Чем меньше знает, тем лучше».

Пока я размышляла, что можно рассказать ему о мече Дарина и Спиро Телумане, Элиас повернул ко мне голову. Его губы изогнулись в улыбке, как будто он догадался о моих сомнениях.

– Мы вместе, Лайя. Так что можешь все мне рассказать. И, – он кивнул на мои раны, – мы сражались плечом к плечу. Ничего хорошего не выйдет, если врать своему товарищу по оружию.

Мы вместе. Все, что он сделал с того момента, как поклялся помогать мне, подтверждает, что это правда. Он заслуживал знать, за что борется. Заслуживал знать правду, какой бы странной и неожиданной она ни оказалась.

– Мой брат не был обычным книжником, – начала я. – И… ну, я не совсем обычная рабыня…

* * *

Прошло два часа. Мы проскакали пятнадцать миль. Лошадь тихо плелась дальше. Элиас хранил молчание, держа в одной руке поводья, вторая рука покоилась на рукояти кинжала. Низко нависшие облака разразились дождем, и я поплотнее запахнула плащ.

Я рассказала Элиасу все – про облаву и родителей, про дружбу Телумана и предательство Мэйзена, про то, как мне помогли Пророки. Я так привыкла носить эти секреты в себе, что и не замечала тяжести этой ноши, пока не освободилась от нее.

– Ты огорчен? – спросила я.

– Моя мать, – произнес он тихо, – она убила твоих родителей. Прости. Я…

– Это вина лишь твоей матери, не твоя, – ответила я, справившись с удивлением. Я никак не предполагала, что он это скажет. – Не извиняйся за них. Но… – Я вглядывалась в пустыню, безлюдную, тихую, обманчивую. – Но ты понимаешь, почему для меня так важно спасти Дарина? Он все, что у меня есть. После того, что он сделал для меня, и после того, что сделала я… бросила его…

– Ты должна его спасти. Я понимаю. Но, Лайя, он больше, чем просто твой брат. Ты должна это знать. – Элиас оглянулся на меня. Серые глаза пылали гневом. – Сталь Империи – это единственная причина, по которой никто не осмеливается бросить вызов меченосцам. Любое оружие от Маринии до Южных Земель сломается от удара нашего клинка. Узнав секрет стали, твой брат стал угрозой для Империи. Неудивительно, что Ополчение так хотело заполучить его в свои ряды. Неудивительно и то, что его отправили в Кауф, а не убили на месте. Они хотят знать, поделился ли он с кем-нибудь своими знаниями.

– Они не подозревают, что он был учеником Спиро, – добавила я. – Думают, что он шпион.

– Если нам удастся освободить его и переправить в Маринию, – Элиас остановил коня у полноводного ручья и подал знак спешиться, – он мог бы делать оружие для маринцев, книжников, кочевников. Он мог бы изменить мир.

Элиас покачал головой и спрыгнул с лошади. Как только подошвы коснулись грязи, ноги вдруг подогнулись, и он схватился за луку седла. Лицо стало белым как мел. Он приложил руку к виску.

– Элиас? – Я взяла его за руку и почувствовала, что он дрожит. Тело его прошила судорога, как и тогда, когда мы только покинули Серру. – Что с тобой?

– Комендант неплохо меня приложила, – сказал Элиас. – Ничего серьезного. На миг показалось, что ног не чувствую.

Цвет лица вернулся, Элиас запустил руку в седельную сумку и достал пригоршню абрикосов, таких спелых, что кожица начала лопаться. Должно быть, он набрал их в саду. Когда я надкусила фрукт и на губах остался сладкий вкус, мое сердце сжалось от боли. Я не могла есть абрикосы – мне сразу вспомнились ярко-синие глаза Нэн и ее джемы.

Элиас открыл рот, как будто намеревался что-то сказать, но передумал и наклонился к ручью, чтобы наполнить фляжки водой. Но я чувствовала, как его терзает какой-то вопрос. Мне хотелось знать, смогу ли я на него ответить. Что за существо ты видела в кабинете моей матери? Почему Пророки спасли тебя?

– В сарае, когда ты была с Кинаном, – наконец заговорил он. – Ты целовала его? Или он тебя?

Выплюнув абрикос, я закашлялась, и Элиас разогнулся, чтобы похлопать меня по спине. Я не знала, стоило ли рассказывать ему о поцелуе. В конце концов, решила я, раз уж доверилась ему, то будет лучше ничего не утаивать.

– Я рассказала тебе всю свою жизнь, а ты спрашиваешь об этом? Почему?

– А ты как думаешь? – Он вздернул голову и поднял бровь, и внутри у меня все сжалось. – В любом случае, – сказал он, – ты… ты…

Он снова побледнел, на лицо набежало странное выражение. На лбу выступил пот.

– Лайя, я не чувствую… – Не договорив, он пошатнулся. Я схватила его за плечо, пытаясь удержать на ногах, а убрав руку, увидела, что она вся мокрая – и вовсе не от дождя.

– Небеса, Элиас, да с тебя пот течет ручьем.

Я взяла его ладонь. Холодная и липкая.

– Взгляни на меня, Элиас.

Он посмотрел мне в глаза. Зрачки были сильно расширены, все тело содрогалось. Он направился к лошади, но когда потянулся к седлу, потерял равновесие и упал. Я успела подхватить его под руку, пока он не ударился головой о камни у ручья, и как могла осторожно опустила на землю. Руки его подергивались. От удара в голову такого бы не было.

– Элиас, – окликнула его я. – Ты не поранился где-нибудь? Комендант тебя ничем не порезала?

Он схватился за предплечье.

– Просто царапина. Ничего серье…

По глазам я увидела, что он все понял. Элиас повернулся ко мне, пытаясь что-то произнести, но его сразил приступ. Рухнув как подкошенный, он потерял сознание. Но я уже знала, что Элиас хотел сказать. Комендант отравила его.

Тело пугало своей неподвижностью. Я взяла запястье Элиаса и, нащупав беспорядочный пульс, запаниковала. Хотя пот струился с него в три ручья, тело оставалось холодным, никакого жара не было. Небеса, вот поэтому Комендант позволила нам уйти? Конечно же, Лайя! Ты просто дура. Ей вовсе и не нужно гнаться за вами или устраивать засаду. Ей достаточно было лишь нанести порез, и яд убьет его.

Но не убил, во всяком случае, пока. У моего дедушки бывали пациенты-книжники, раненные отравленными лезвиями. Большинство из них умирали в течение часа после ранения. Но в случае с Элиасом прошло уже несколько часов, а он только сейчас начал реагировать на яд.

Доза маловата, или же порез оказался неглубок. Неважно. Важно лишь то, что он все еще жив.

– Прости, – простонал Элиас. Сначала я решила, что он разговаривает со мной, но глаза оставались закрыты. Он поднял руки, словно от чего-то отмахивался. – Я не хотел. Это приказ… Я должен был…

Оторвав от плаща лоскут, я сунула его в рот Элиасу, чтобы он не откусил собственный язык. Неглубокая рана на руке воспалилась и горела. Когда я коснулась ее, он резко дернулся, напугав лошадь.

Я порылась в сумке, где держала флакончики с лекарствами и травами, и нашла средство, которым можно было очистить рану. Как только я обработала порез, тело Элиаса расслабилось, разгладилось искаженное болью лицо.

Он по-прежнему мелко и часто дышал, но, во всяком случае, конвульсии больше не повторялись. Длинные ресницы темными полумесяцами лежали на бронзовых щеках. Во сне он выглядел моложе, напомнив мне того мальчика, с которым я танцевала в ночь Лунного Фестиваля.

Я положила руку ему на подбородок. Кожа была теплой и колючей от пробивающейся щетины. Элиас источал жизненную силу: когда сражался, когда скакал верхом. Она пульсировала в нем даже сейчас, когда его тело отравлено ядом.

– Давай, Элиас, борись, – молила я, склонившись к самому уху. – Очнись. Приди в себя.

Глаза распахнулись, он выплюнул кляп, и я с облегчением убрала руку с его лица. Раненый в сознании – это лучше, чем раненый без сознания. Он вскочил на ноги, но тут же согнулся пополам и его стошнило.

– Ляг. – Я потянула его вниз, Элиас опустился на колени. Растерла его широкую спину, как делал Поуп своим пациентам. Прикосновения порой лечат лучше трав и припарок. – Мы должны узнать, что это за яд, и найти антидот.

– Слишком поздно. – На миг Элиас расслабился в моих руках, затем потянулся за флягой и выпил всю воду. Затем взгляд его прояснился, и он попытался подняться. – Антидот для большинства ядов надо принимать в течение часа. Но если бы доза была смертельной, то я бы уже умер. Так что поехали.

– Куда? – спросила я. – В предгорья? Где нет ни городов, ни аптек? Тебя отравили, Элиас. Если антидот не поможет, значит, хотя бы нужно лекарство, чтобы сдерживать приступы, иначе ты так и будешь терять сознание до самого Кауфа. Только ты до него и не дотянешь, потому что невозможно так долго выносить подобные припадки. Поэтому сядь и дай мне подумать.

Он посмотрел на меня с удивлением, но сел.

Я постаралась воскресить в памяти тот год, когда я помогала Поупу как ученица лекаря. Вспомнилась маленькая девочка, страдающая судорогами и потерей сознания.

– Экстракт теллиса, – сказала я. Поуп давал девочке по капле экстракта, и за день симптомы уменьшились, а через два дня все прошло. – Это поможет твоему организму бороться с ядом.

Элиас скривился:

– Мы могли бы найти его в Серре или в Навиуме.

Вот только мы не можем вернуться в Серру, а Навиум находится в противоположной от Кауфа стороне.

– А как насчет Разбойничьего Привала? – спросила я, а у самой внутри все сжалось от страха.

Гигантская гора слыла обителью отбросов общества, живущих вне закона – разбойников, охотников за головами, торговцев черного рынка… Там вершились самые темные дела. Поуп несколько раз отправлялся к Привалу, чтобы собрать редкие травы, и Нэн глаз не могла сомкнуть, пока он не вернется.

Элиас кивнул:

– Там опасно, как в преисподней, но Разбойничий Привал кишит людьми, которые, как и мы, скрываются от Империи.

Он снова поднялся. С одной стороны, меня впечатляла его выносливость, а с другой – я просто ужасалась, с какой небрежностью относится к себе Элиас. Он нашарил поводья лошади.

– Скоро начнется новый приступ, Лайя. – Он похлопал лошадь по передней левой ноге, под коленом, и она присела. – Привяжи меня веревкой. Сама направляйся прямиком на юго-восток. – Он сел в седло, едва не завалившись набок. – Я чувствую, они приближаются, – прошептал он.