Читать книгу: «Правда на крови», страница 5

Глава пятая. Дети за отцов не отвечают

В первый раз Илья переступил порог того подъезда, до которого всегда провожал Дашу. И за массивной двухстворчатой дверью обнаружил вполне современный холл с живыми растениями в кадках, ковром на безупречно-чистом полу и охранником в особой стеклянной выгородке с деревянными панелями. Обнаружил – и опешил, настолько в его представлении не сочеталась Даша с этим великолепием.

– Вы к кому? – равнодушно осведомился охранник.

– К Петровым, – быстро справившись с собой так же равнодушно ответил Илья. – Меня пригласили.

– Фамилия?

– Моя? – снова растерялся Илья.

– Моя мне известна, – с легким раздражением отозвался страж.

– Астраханский.

Охранник кивнул и показал влево, на дверцу лифта:

– Четвертый этаж.

На четвертом этаже была только одна квартира. И, едва переступив ее порог, Илья понял, что все его мечты о простом и даже трудном счастье с Дашей – утопия чистой воды, что девушка, живущая в такой обстановке не сможет приспособиться к обычным условиям, делить с ним угол в крохотной квартирке, хозяйничать в обшарпанной кухоньке, ездить в автобусе.

Он и не подозревал о том, что в четырех кварталах от его жилища есть дом с квартирами, точно сошедшими с рекламного проспекта или с экрана телевизора, где показывают сцены из жизни миллионеров. Холл с колоннами, двумя абсолютно настоящими пальмами, с люстрой, способной украсить иной дворец культуры. Ему самому и всем его знакомым понадобилось бы работать лет пятьдесят без перерыва и при этом не есть и не пить, чтобы приобрести такую обстановку, такие ковры на полу и такие картины на стенах.

Даже то, что тут была Даша, явно обрадованная его приходом, никак не могло вывести его из состояния некоторого внутреннего ступора. Он думал о том, что придет в стандартную, скорее всего, трехкомнатную квартиру, с одной проходной комнатой и изолированной восьмиметровой клетушкой. Что из кухни выглянет Дашина мать в переднике и косынке с руками по локоть в муке, и засмущается, что еще не все готово. Что Даша поведет его в самую большую комнату – «залу», знакомиться с отцом, который сидит в кресле перед телевизором и читает газету. Короче говоря, Илья шел в обычный, привычный для него мир. А пришел – точно в иное измерение.

А когда Даша втянула его в неизвестно какую по счету комнату и радостно, хотя и с некоторой нервозностью сказала: «Познакомься с моим отцом», Илья застыл на месте, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово. С человеком, шедшим ему навстречу через большой и, мягко говоря, роскошный кабинет, он за год работы в Волжске неоднократно встречался и еще чаще видел его фотографии в газете или «живьем» в местной телепрограмме. Отцом Даши был Иван Николаевич Петров, мэр города…

– Да вы не переживайте, молодой человек, – рокотал Иван Николаевич, усаживая Илью в необъятное кресло и пододвигая к нему бокал с каким-то напитком. – Это в мэрии я хозяин, а тут так, муж и отец, причем женщины мои мною вертят, как хотят. Не шучу! Чувствую, Дарья не предупредила… Ну, перец-девка, ну, артистка! Хотела, значит, чтобы сюрприз. А мне чо, я без претензий. Главное, чтобы ты ее любил, а не мое кресло. Правильно? Да ты выпей, выпей, мы тут по-простому, без цирлих-манирлих всяких. Оно и хорошо, что не знал, а то мы с матерью все боимся… Ну да ладно! За знакомство!

Илья залпом выпил, не почувствовав никакого вкуса. Слова Ивана Николаевича «а то мы с матерью все боимся» эхом отдавались у него в ушах. Чего ни боятся? Чего может опасаться фактически полновластный хозяин города, если верить злым языкам – чуть ли не «крестный отец» местной мафии? Он растерянно посмотрел на Дашу. Та сидела рядом, уставившись себе под ноги, и, казалось, так и не произнесет ни одного слова. То ли боялась его первой реакции на новости, то ли решила предоставить событиям идти своим чередом.

Не пошевелилась она даже тогда, когда в кабинет вплыла женщина неопределенных лет, увешанная таким количеством ювелирных украшений, которых хватило бы на десяток элегантных дам. И не просто элегантных, а еще и очень, очень богатых.

– А вот и мамука, – обрадовался Иван Николаевич. – Знакомься, мамука, это тот самый Илья, который нашу Дарью присушил. Вон какой добрый молодец!

«Мамука» протянула Илье ухоженную, но какую-то вялую руку, отягощенную многочисленными перстнями и кольцами, и проронила:

– Лидия Захаровна, очень приятно. Много о вас слышала… от общих знакомых.

Какие общие знакомые у них могли быть? У него, вчерашнего детдомовца, и этой женщины, явно старавшейся произвести впечатление великосветской дамы, которой, по какому-то необъяснимому недоразумению приходится принимать у себя кухаркиного сына. Илья лихорадочно искал какие-то приличествующие случаю слова, а Иван Николаевич снова наполнил бокалы, не забыв на сей раз и про Дашу, и, естественно, про супругу.

– Ну, по второй, по второй. Первая-то колом, а вторая – соколом. Потом поедим, что бог послал…

После второй порции Илья почувствовал, что снова может дышать и даже вроде бы говорить. Но вот о чем – не представлял себе. Сказать: «Уважаемые Иван Николаевич и Лидия Захаровна, мы с Дашей любим друг друга, хотим пожениться…» Они это, похоже, уже знают. Попросить благословения? Чушь какая-то!

Да и что же получается: скромная, непритязательная Даша – дочка первого человека в городе? Да кто же поверит, что он собирается жениться по любви? Он, Илья Архангельский, правдоискатель и борец за справедливость? Кто ему после этого вообще хоть в чем-то поверит?

– Почему ты не сказала? – повернулся он к Даше, по-прежнему изучавшей сложный рисунок на ковре.

Та пожала узенькими плечиками.

– О чем? О папе? Так ты, вроде, за мной ухаживал. И потом, знаешь, я в первый раз была уверена… ну, почти уверена в том, что любят именно меня, Дашу, а не Дарью Ивановну, дочку Самого.

Лидия Захаровна властно хлопнула в ладоши:

– За стол! Давно накрыт, все готово, успеете отношения выяснить. Папука, веди гостя к столу. Дашенька, приглашай. Человек в первый раз в доме, а вы его голодом морите.

Стол соответствовал всему остальному в квартире, поэтому в Илье вполне закономерно пробудился вечно голодный детдомовский мальчишка и он, махнув рукой на моральные аспекты возникшей проблемы, отдал должное всему, что предлагали хлебосольные хозяева, не слишком заботясь о том, чтобы правильно пользоваться многочисленными ножами, вилками и вилочками, положенными возле его тарелки. Иван Николаевич откровенно любовался Ильей и даже подмороженная Лидия Захаровна стала улыбаться почти по-человечески:

– Ну, молодец, – приговаривал хозяин, – ну, Илья, значит, Муромец. Любо-дорого посмотреть, теперь-то все либо вилкой в тарелке ковыряют, либо вообще отказываются. Страдают, понимаешь, отсутствием аппетита на пищу. А по-моему – зажрались. Раньше-то работника как нанимали: сажали за стол и смотрели, как ест. Если вроде тебя – годится, и работать так же будет. Одобряю, дочка, не ошиблась. Настоящий мужик.

– Да будет тебе, папука, – жеманно процедила Лидия Захаровна. – Работник, мужик, Илья о нас бог знает что подумает. А вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь и на супруга моего внимания не обращайте, это он Ваньку валяет, на публику работает, рабоче-крестьянское происхождение подчеркивает, будто не знает, что это теперь не модно.

Даша по-прежнему молчала, но, казалось, забавлялась сложившейся ситуацией. Илья, наконец, взял себя в руки и, отодвинув очередную тарелку, сказал:

– Большое спасибо, было очень вкусно, никогда так не ел. Но я ведь не за этим пришел. Даша сказала вам о нашем решении? Думаю, что сказала. Так вот, мне бы хотелось услышать ваше мнение на этот счет. Причем откровенное, поскольку я думаю, для вас не бог весть какой радостью было услышать, что дочка выбрала в женихи человека без кола без двора, да еще живущего на одну зарплату. А менять в своей жизни я, честно скажу, ничего не собираюсь…

– Да бог с тобой, парень, – все так же по-простецки сказал Иван Николаевич, – Дарья у нас не принцесса и мы не короли. Полюбили друг друга, хотите жениться – дело ваше, мы с мамукой благословим и свадьбу вам справим, как у людей положено. Ты-то, я слышал, сирота круглый, значит, тем более – наши заботы о празднике-то. А жить вам, не нам. Квартира Дашке давно куплена, приданое ее, стало быть, а ты мужик, работай, корми жену. Покупать тебя я не собираюсь, да ты и не продаешься. Скажу больше, крутились тут возле Дарьи многие, один вроде бы серьезно. Отец у него – первый банкир в нашем городе, мы с ним друг друга много лет знаем, как облупленных. Деньги, сам понимаешь, водятся, поболее, чем у меня. Только Дарья все сомневалась, время тянула. А сейчас вот тебя встретила и сама о свадьбе заговорила.

Илья посмотрел на Дашу и та впервые за весь вечер подняла глаза. Знакомый и любимый серый свет окатил Илью и он забыл все разумные доводы, сомнения, принципы. Видел только любимые глаза и понимал, что без них ему уже не жить… И тут вмешалась Лидия Захаровна, мамука:

– Квартира квартирой, но, думаю, на первых порах вам лучше с нами пожить. Дашенька учится, почти целый день в институте пропадает, а кто же готовить будет? Да и не умеет она… Пусть посмотрит, поучиться. У нас домработница приходящая, поживете по-человечески…

Илья опешил. Еще неделю тому назад он вообще ни о какой женитьбе не помышлял, а тут – здравствуйте вам! Через пару месяцев у него будет не только жена, но и тесть с тещей. Общаться с ними каждый день… Каждый день садиться вот за такой стол – вряд ли они только для будущего зятя так расстарались, наверняка всегда едят не хуже. А на какие, спрашивается, шиши? Его зарплаты с гонорарами на пару-тройку их обычных завтраков хватит. А одеваться? А все остальные необходимые расходы?

Даша почувствовала его настроение и решительно встала из-за стола:

– Мамочка, не пугай Илюшу. Не все сразу. А сейчас пойдем ко мне, я хочу показать тебе мою комнату. Ты же не знаешь, как я там все уютно устроила…

Илья несколько раз во время телефонных разговоров с Дашей пытался представить себе эту самую комнату, но теперь должен был признаться, что воображение его подвело. Ему почему-то казалось, что Даша живет в самой маленькой, изолированной комнатке, метров восемь-девять, в которой помещается только кровать или тахта, письменный стол со стулом и комод. То есть примерно такая комната, в которой он сам сейчас жил, только уютнее, украшенная всякими милыми пустячками девичья светелка. И опять воображение его подвело, просто потому, что вообразить такое он не мог.

«Девичья» размерами не уступала всей квартирке Анны Петровны. Вместо окна – чуть ли не трехметровый эркер, в котором разместился и диванчик, и пара мягких кресел, и изящный журнальный столик. Стены уставлены стеллажами с книгами, компакт-дисками, видеокассетами, в эти же стеллажи вмонтирован огромный телевизор с видеомагнитофоном, роскошный звуковой центр. Широкая тахта покрыта ковром, свисающим со стены. Еще один мягкий гарнитур с журнальным столиком… И все равно свободного места полно, хоть танцы устраивай.

– А здесь моя ванная комната, – просто сказала Даша и легким движением руки отвела в сторону то, что Илья принял за обычное зеркало в рост человека. – Видишь, у нас может быть почти отдельная квартира, с предками можно будет только в столовой встречаться. А можно и не встречаться, поесть и сюда принесут.

Илью неприятно резануло словечко «предки» – до этого Даша никогда не употребляла жаргонных выражений. Но ванная комната поразила его так, что он забыл даже поморщиться. Пару раз он такое видел – в кино, в фильмах из жизни американских миллионеров. Но в реальной жизни…

Назначение половины предметов он себе даже не представлял. Яркий кафель, мраморный пол, чуть ли не золотые краны и трубы. Утопленная в пол ванная размером с небольшой бассейн, затейливой формы раковина, вмонтированная в зеркальный шкафчик. И… два унитаза. Тут он окончательно перестал что бы то ни было понимать и только переводил изумленный взгляд с них на Дашу. Та, наконец, поняла, в чем дело, и звонко расхохоталась:

– Илюша, ты что, – давясь от смеха произнесла она, – никогда биде не видел?

– Я даже слова такого не знаю, – холодно ответил Илья. – Боюсь, что ты ошиблась, я тебе не подойду. Как говорили в старинных романах: я тебе не пара.

Веселость Даши мгновенно испарилась, она кошачьим, гибким движением взяла Илью под руку и повела обратно в комнату.

– Илюша, милый, не сердись на меня, я не подумала… Ну что же делать, если я выросла в такой обстановке? Ну, родной мой, ну, прости меня, пожалуйста. Я и не думала над тобой насмехаться. Ну, дура, дура, избалованная дура. Но ведь все эти вещи сделаны для того, чтобы ими пользовались. У твоей хозяйки санузел просто стерильный, хоть с пола ешь. Но ведь там повернуться невозможно…

– Твоя собственная квартира тоже такая роскошная? – мрачно осведомился Илья. – Или все-таки попроще? Я вообще-то думал, что мы будем жить у меня, то есть у тети Ани. Она, кстати, сама предложила…

– Ну, если ты так хочешь… Только давай сначала попробуем здесь. Мама права, я еще ничего по хозяйству не умею. И учеба… Ну, Илюша, милый, ну давай попробуем, а? Вдруг тебе понравится, ты привыкнешь. А в моей квартире ничего такого особенного нет, даже мебель еще не покупали. Обычный ремонт сделали…

– Обычный – значит этот самый «евроремонт»? Так?

– Илюшенька, но я-то в чем виновата? – взмолилась Даша. – Я даже и не просила ничего, мне и тут неплохо, а они сделали мне подарок на восемнадцатилетие… Я не понимаю…

Она обнимала его, умоляюще заглядывала в глаза. Запах ее духов, уже хорошо знакомый, кружил ему голову. Какая квартира, какие родители? Все это мгновенно отодвинулось куда-то на тридцать девятый план. Была только Даша, ее руки, ее губы… Чудовищным усилием воли он отстранился и хрипло сказал:

– Дашенька, ты сошла с ума. Не дразни меня, я живой человек.

– Я и не дразню, – тихо ответила она.

– А если войдут твои родители?

– Не войдут, они у меня тактичные. Да мы же ничего такого не делаем, только целуемся. Мы же теперь жених и невеста, да? Жених и невеста?

– Конечно, да. Только…

Даша властным движением руки зажала ему рот.

– Никаких «только». Все будет так, как ты скажешь. Несколько недель поживем здесь – после свадебного путешествия, конечно, а потом – как скажешь. Хочешь жить у Анны Петровны, будем жить там. Согласишься жить в моей квартире – еще лучше. Только не будем ссориться из-за такой ерунды. Говорят же, что с милым рай и в шалаше…

– Много чего говорят, – уже спокойнее улыбнулся Илья, сев в удобнейшее кресло на безопасном расстоянии от своей слишком соблазнительной нареченной. – К этой поговорке в последнее время, кстати, добавляют: «если милый – атташе». Но я не атташе, а ты же совсем не знаешь жизни, Дашенька. Тебе будет очень трудно, ты не привыкла. Да и я не вправе лишать тебя привычного комфорта и обрекать на полунищенское существование.

Даша хотела сказать, что с деньгами проблем не будет, родители помогут, но вовремя прикусила язык. Достаточно того, что все чуть было не рухнуло из-за квартиры. Она как-то не отдавала себе отчета в том, каким потрясением будет для Ильи обычное, с ее точки зрения, жилье.

Конечно, когда она была маленькой, родители жили скромнее, достаток было не принято выставлять уж очень напоказ, но и тогда ее отец – директор крупнейшего в области завода – практически ничего не покупал в магазинах, а все получал с каких-то складов по достаточно умеренной цене. Мебель в доме всегда была импортной, ремонт делали по высшему классу, ну и так далее. Конечно, у нее не было собственной ванной, да и комната была куда меньше и скромнее, так это когда было?

У всех ее приятелей и приятельниц такие же квартиры, а то и получше. Собственные дома – не их, конечно, а родителей. У Максима, бывшего ее пламенного поклонника и без пяти минут жениха, с которым она неделю назад возвращалась с какой-то вечеринки, помимо немалых апартаментов в особняке родителей, имеется собственная лошадь для верховой езды и конюшня, соответственно. В их кругу никого ничем невозможно было удивить. Но Илья, конечно, совсем другое дело…

– Все образуется, Илюшенька, – ласково сказала она. – Я научусь готовить и все такое. А ты станешь самым известным журналистом в стране, начнешь ездить в командировки за границу, ну и по стране, конечно, будешь выступать по радио, по телевизору… И у нас все будет свое, заработанное. Я же после института тоже работать пойду.

Примерно такую речь она произнесла полчаса спустя, когда ее родители позвали «молодых» пить чай. Иван Николаевич поддакивал и похохатывал, но Лидию Захаровну такая перспектива явно не вдохновила:

– В нашей семье женщины никогда не работали, – произнесла она, поджав губы. – Ни моя мама, Дашенькина бабушка, ни я. Женское дело – обеспечивать уют в доме, да детей воспитывать.

– Меня бабушка воспитывала! – фыркнула Даша. – Вы с отцом тогда на Севере были.

– Правильно. Не могла же я тебя тащить в этот жуткий климат. А как только папука получил назначение в Волжск, так мы сразу тебя к себе забрали, да и мама последние годы не одна прожила, заботились о ней, как о королеве. Впрочем, дело ваше. Надеюсь, Илья, вы не будете возражать против того, чтобы свадьбу мы справили по всем правилам? Дочка у нас одна…

– По всем правилам? – ошарашенно переспросил Илья. – Простите, Лидия Захаровна, я в этих делах не специалист. Конечно, делайте, как вы считаете нужным. Если от меня что-то требуется… То есть, конечно, требуется, только я не знаю…

– Да ничего от тебя не требуется! – вмешался Иван Николаевич. – Подаришь Дашке колечко, всего и делов-то. Я тебе подскажу, где подешевле купить. Не хмурься, я знаю, что деньги ты не печатаешь. Потому и забочусь. На свадьбу, как я понимаю, тебе звать почитай некого?

– Почему же некого? – слегка обиделся Илья. – Анна Петровна, хозяйка моя, раз. Алексей с Аленой, друзья два. Рита – три…

– Кто такая Рита? – заинтересовалась Лидия Захаровна.

– Рита – это мой друг. Еще по Ростову.

– Девушка – друг?

– Да ну тебя, мама, – капризно протянула Даша, – друг, конечно. Мне Илюша все-все про нее рассказал. Не дергайся.

Лидия Захаровна сохранила на лице скептическое выражение, но развивать тему не стала. Инициативу вновь перехватил Иван Николаевич.

– Так. А еще кто?

– Еще Владилен Сергеевич, мой шеф. Вот, пять человек получается.

– Н-да. Негусто. Ну да не беда, с Дашенькиной стороны меньше ста человек не получится.

– Сколько-сколько? – переспросил Илья, не веря своим ушам.

– Не меньше ста, – с видимым удовольствие повторил Иван Николаевич. – А может, и больше. Не волнуйся, парень, все за наш счет. Да и ежели бы ты миллионером был, все равно свадьбу родители невесты устраивают, так уж на Руси испокон веков заведено было. А предки наши не дурее нас с тобой были.

– Платье нужно в ателье заказывать, – мечтательно произнесла Лидия Захаровна. – И фату тоже. Вы венчаться будете?

Илья беспомощно посмотрел на Дашу. О венчании он даже и не думал, он и саму регистрацию-то в загсе представлял себе достаточно смутно, поскольку ни разу не видел воочию. Так уж жизнь сложилась.

– Будем, будем, – пришла ему на помощь Даша. – Это так красиво… И потом – ведь на всю жизнь. Правда, Илюша, мы же на всю жизнь?

В ее голосе впервые за все время их знакомства – правда, очень недолгого, – явственно прозвучали какие-то детские нотки, совершенно не вязавшиеся с прекрасным голосом зрелой женщины. Это было одновременно и раздражающе, и трогательно. Как, впрочем, и многое в Даше.

– Ну, конечно, на всю жизнь, – улыбнулся ей Илья. – Можешь не сомневаться. Просто я в этих вопросах новичок.

Даша просияла и захлопала в ладоши. Еще один жест манерного ребенка. Прежняя скромно-насмешливая, уверенная в себе, почти зрелая женщина словно куда-то подевалась. Как будто Даша стала играть совсем другую роль. Только глаза остались прежними – прекрасные, жемчужно-серые глаза с длинными пушистыми ресницами. И одного их взгляда по-прежнему было достаточно, чтобы Илья позабыл все свои недоумения, сомнения, тревоги и почувствовал себя совершенно счастливым…

«А с родителями разберемся, – думал Илья, возвращаясь поздно вечером домой уже официальным женихом. – Ну, будем жить в квартире, которую они Даше купили, подумаешь, большая беда! На жизнь я сам заработаю и всего добьюсь, а когда в Москву переедем, то и жилье я обеспечу. Главное, она меня любит. И не виновата же, в конце концов, в том, что ее отец – мэр. И так, бедная, молчала до последнего, боялась, что я сбегу. Правильно, между прочим, боялась, мог и сбежать. А с родителями разберемся, в примаки к ним я не пойду и ладно».

Счастливый, как никогда в жизни, он тем не менее не мог отделаться от смутного чувства какого-то беспокойства. Слишком уж радужная и идиллическая картина получалась, а он, не очень-то избалованный жизнью, в идиллии не верил. Точнее, их боялся. Но отмахивался от беспокойства, загонял его в самый дальний угол сознания, уговаривал сам себя, что все прекрасно и удивительно, что чудеса, черт возьми, случаются не только в сказках, и что Даша его любит.

А все остальное – ерунда. Перемелется, мука будет.