Профессия за тридевять парсеков

Межгалактический линкор «Фибрра»

Порой так хочется отмотать время назад! Исправить ошибки, переиграть шулера-судьбу и выбрать другой путь на развилке жизненных дорог. И всегда в такие моменты в голове насмешкой звучит: «Ах, знать бы, что так будет!».

Если бы я знала, какую подлость уготовила мне судьба этим утром, то, пожалуй, вовсе не вылезла бы из кровати, и пусть бы мир как-нибудь справлялся без меня. Но трели будильника не оставляли шансов поваляться в уютной постельке еще пару часов.

Мелодия с поэтичным названием «Птички на заре» раздражала, как неубитый с вечера комар. Казалось, она проникала в сознание, минуя уши, и откликалась все нарастающими волнами бешенства. Тот, кто так ее назвал, обладал очень специфичным чувством юмора.

– Да не сплю уже, не сплю! – простонала я и принялась шарить под подушкой. – Заткнись наконец!

– Команда «заткнись» не распознана, – несгибаемо откликнулись откуда-то сбоку, и механические «птички» запели еще громче, вызывая нестерпимое желание зажарить их на вертеле, а из яиц сделать гоголь-моголь.

– Зачем я только тебя терплю?!

Археологические раскопки в щели между койкой и стеной, куда коммуникатор своевольно укатился, заходясь вибрационными спазмами, все никак не приводили к желанному результату. И как только пролез, гаденыш, там рука-то застревает!

– Индивидуальные коммуникационные устройства являются обязательным снаряжением участников межгалактических экспедиций и должны быть у каждого члена экипажа, – наставительно процитировали мне устав.

Кое-как выудив гаджет из закутка, я набрала комбинацию кнопок, решила математический пример и расшифровала капчу. Выдумать что-нибудь еще коммуникатор не сумел и наконец позволил отключить мерзкое пение.

– Сколько раз повторять, чтобы ты записал слово «заткнись» в словарь вербальных команд?!

– Я записал.

– И почему тогда не выключил?!

– Сбой процедуры распознавания голоса.

Коммуникатором меня обеспечил Рим, так и не признавшись, где взял. Впрочем, догадаться было нетрудно. Едва соприкоснувшись с кожей, новообретенный девайс объявил, что с такой грязнулей ему еще работать не доводилось, и принялся громко зачитывать все пункты устава, относящиеся к личной гигиене на борту, планетах и прилежащих к ним территориях, пока я судорожно нажимала все кнопки подряд, пытаясь отправить горластое устройство в спящий режим. Думаю, взаимная неприязнь родилась как раз в тот момент, когда гаджет, в ответ на попытки его утихомирить, шарахнул меня током.

Имени у него не оказалось (или он просто счел меня недостойной этой информации), так что пришлось придумать самостоятельно. Когда-то Рим рассказывал о синтетической душе – загадочной техалийской технологии, благодаря которой электронные устройства обретали способность мыслить самостоятельно. Повторить успех погибшей расы так никому и не удалось, и получить гаджет «с характером» для многих было несбыточной мечтой. А вот я бы с удовольствием с кем-нибудь махнулась! Лучше немодный планшет, чем вреднющее устройство, которое неизвестно что там себе надумает и как учудит. Но словосочетание «синтетическая душа» почему-то легло мне на сердце, так что гаджет получил имя Синт.

Найти общий язык с собственным коммуникатором оказалось труднее, чем с самым страшным хищником. Синт считал меня существом никчемным, что к поискам компромиссов как-то не располагало. Он оспаривал приказы, язвил и был настоящим мастером по части всяких подлостей. Больше всего меня раздражал режим «устройство тупое, послушное», когда Синт старательно прикидывался пай-мальчиком, которого недалекая хозяйка нагружает непрописанными в программе приказами, а потом еще и возмущается.

– Зачем ты вообще завел будильник? – прошипела я, собирая в дрожащую кучку последние целые нервы.

Вчера я допоздна торчала в зверинце, разбирая поднакопившиеся дела, и планировала сегодня отсыпаться до обеда. Синт разбудил меня в восьмом² часу, когда жизнь на корабле только начиналась. Конечно, кто-то наверняка уже или еще не спит: экипаж жил и работал в свободном графике, а некоторые инопланетяне вообще довольствовались кратковременным отдыхом в течение дня. Но меня на такие жертвы мог сподвигнуть только острый приступ трудолюбия.

– Ты вчера полдня ныла, что ничего не успеваешь! Вот тебе три часа свободного времени, дарю! – Синт замигал зеленым огоньком от избытка честности.

Я хмуро потерла глаза и поняла, что снова уснуть не получится. Сон растворился в раздражении, как сахар в теплом чае, оставив только сладкое послевкусие.

Подловить Синта на намеренном вредительстве было практически невозможно. Он успешно отбрехивался программой, системой, сбоями и прочими эфемерными отмазками, в которых я мало что понимала и потому не могла крикнуть «ага!» и обличающе воздеть палец к потолку.

За шесть месяцев, прошедших со дня моего официального трудоустройства, жизнь преподнесла немало сюрпризов, и Синт далеко не главный из них. Распускать нюни из-за упущенного шанса вернуться на Землю стало банально некогда.

Едва мы оказались под куполом флиберийского космопричала, как Рим поволок меня оформлять документы. Рассусоливать времени не было: «Фибрра» могла получить новую миссию в любой момент. Поскольку этот самый момент почти наверняка оказался бы неудачным, Леотимир настаивал на решении кадрового вопроса как можно скорее.

Помню, как мы толкались в толпе инопланетян, а я судорожно цеплялась за руку Рима, не обращая внимания на температуру. Было до ступора страшно отстать и потеряться.

Космопричал Флиберии был урбанистически красив, чист, как операционная, и совершенно чужд. Прозрачная полимерная крыша переливалась, как гигантский мыльный пузырь, задерживая и фильтруя лучи Ингард-Шейры³, но они все равно давили на психику, заставляя испуганно озираться и вжимать голову в плечи. Казалось, флиберийские светила только и ждут возможности растопить хлипкую преграду и поджарить копошащихся внизу существ, как рыб на сковородке.

Меня душила подступающая к горлу паника; стены казались слишком тонкими, чтобы выдержать объединенную мощь двух звездных гигантов. Я чувствовала себя жуком, над которым в погожий денек жестокий ребенок занес увеличительное стекло. Риму пришлось долго успокаивать, уговаривать и грозиться самолично зажарить меня, прежде чем давящее чувство опасности немного отступило.

Наученные горьким опытом, флиберийцы нашли идеальный баланс между технологиями и природой и застроили свои города, умело их сочетая. Узкие черные листья флиберийской флоры казались на фоне сияющих сверхнебоскребов нарисованными углем силуэтами. Освещалось все это какой-то хитрой лавой, текущей по прозрачным желобам тут и там. Над космопричалом величественно проплывали межгалактические лайнеры, готовые поспорить величиной с островами; подмигивая габаритными огнями, проносились быстрые легкие катера, перевозившие пассажиров из одного порта в другой; сновали скоростные капсулы-маршрутки. Закат двух солнц оказался незабываемым буйством красок – я так прикипела к окну, что Риму пришлось буквально отдирать меня оттуда.

Документы оформили легко, но с остальным пришлось повозиться. Похожий на саранчу пришелец сфотографировал меня жутким агрегатом, из которого, судя по размерам, должна была вылететь не птичка, а птеродактиль. Перебросив Риму на планшет какую-то справку и смерив меня оценивающим взглядом, он выдал комплект нашивок на форму и долгожданный темно-синий комбинезон.

Уже позже я узнала, что в той комнатушке меня хладнокровно прогнали через сканер, узнав всю информацию вплоть до количества волос; считали и внесли в базу отпечатки пальцев, сетчатку и, черт возьми, даже грязь под ногтями взвесили, что Рим не преминул заметить и осмеять. Так что уже через час я была сыта по горло флиберийскими наворотами и мечтала поскорее убраться оттуда.

Мы простояли на якоре еще три оборота⁴, пока бюрократы МИК не спохватились, что межгалактический линкор в доке вхолостую сжирает резервы планеты, и расщедрились на новое задание. Только на погрузку-выгрузку всего необходимого и сбор радостно разбежавшейся в увольнительную команды ушло полдня!

Я уже вознамерилась было использовать это время, чтобы потосковать о Земле – когда еще-то? – но неосторожно попалась капитану. Леотимир очень обрадовался и тут же объяснил, как мне, оказывается, недосуг.

Ворох проблем, с которыми прежде играючи справлялся Венимор, большей частью лег на мои плечи. Перечислив пару десятков основных обязанностей, капитан полюбовался ужасом на моем лице и окончательно добил рекомендацией выучить всегалактический язык. И даже поймал мне для этой цели Финика.

Лингвист тоже восторга не выразил, но спорить не посмел и рьяно взялся за дело, явно рассчитывая отвязаться поскорее.

К вечеру я различала цифры.

А следующим утром напрочь их забыла.

Что ни говори, трудно освоить чужеродный язык с нуля. Так что, несмотря на усердные занятия, говорила я по-прежнему плохо, путала «arbi» и «aarbi»⁵, зато научилась читать. На уровне школьника. Ладно: учащегося первого класса младшей школы. Для отсталых.

Справляться с обязанностями Веника без его доброжелательного руководства тоже оказалось непростой задачей, даже несмотря на то, что часть взяла на себя линатианка Тамия. Особенно тяжело пришлось в первые дни. Многих животных списали на Флиберию, но после них осталось столько недодиктованных отчетов и уборки, что пару дней мне не удавалось даже толком поесть. Потом стало полегче, но не успела я расслабиться, как судьба подкинула новую напасть.

Имя напасти – Хока. Уверена, родители сей девицы сразу поняли, что их ждет, и лихо замаскировали в двух слогах фразу «ходячая катастрофа». Ее появлению мы были обязаны кадровикам МИК, внезапно вспомнившим о запросе на ксенозоолога, который Венимор подавал еще до меня.

Девчонка, едва вышедшая из-под опеки высших учебных заведений, горела энтузиазмом, как политая керосином свеча. Казалось, она была повсюду: мы сталкивались в зверинце, на мостовой палубе и в ангаре. Она оказывалась на моем пути к рубке и подстерегала у дверей каюты. Я не знала, куда спрятаться, и уже всерьез подумывала просить у Лео политического убежища в его комнате. Хотя, зная Хоку…

– На шоу опаздываешь, – укорил снова надетый на руку Синт. Коммуникатор не ощущался кожей, но спать в нем я боялась, памятуя об электричестве и специфических методах побудки.

– Ой, помолчи! Второй раз я на этот трюк не куплюсь. Если надеешься, что я опять сломя голову побегу… Погоди, какое шоу?

– Ты хотела, чтобы я помолчал, – напомнило устройство и мстительно ушло в спящий режим.

Будить и расспрашивать было бесполезно. Во-первых, все равно не скажет, а во-вторых, не хотелось признаваться в развившейся благодаря его выкрутасам паранойе.

Выйдя из каюты, я привычно залюбовалась своей дверью. Рисунок зубной пастой значительно изменился, но это была не моя заслуга. Прознав о моем решении, экипаж подошел к поздравлению творчески и, пока я предавалась непробиваемому сну после бюрократической канители, расписал дверь каюты вдоль и поперек. Открытка вышла что надо. Роботы-стюарды, следившие за чистотой на этажах, не считали зубную пасту грязью, а потому эта красота радовала меня по сей день, успев намертво впаяться в белый пластик.

Подпрыгнув на силовых полях лифтовой шахты, я вознеслась на верхний этаж и вдохнула знакомый запах растений Мелиссы, которых на мостовой палубе было великое множество. Какой все-таки у нас уютный корабль! Здесь даже сутками пахать приятно, а выспаться, в конце концов, и завтра можно…

В следующий миг на меня сверзился толстый пищащий комок, отчаянно трепыхая крыльями и источая аромат сроду нечищеной пасти. Опознался комок быстро, но это породило еще больше вопросов. Лерийским ухокрылам место в клетке! Как он здесь оказался и что натворил?!

– Какого… – решила я уточнить все сразу, но договорить не успела.

– Саша, наконец-то!

Хока схватила в одну руку удравшего зверя, во вторую – меня, и потянула нас за собой с неумолимостью разогнавшегося паровоза.

Регулярные истерики из-за рассыпанного корма, найденной блохи и прочим не шибко важным поводам перестали удивлять меня уже через неделю общения с Хокой. Но на сей раз беда явно была посерьезнее. Ухокрыл пронзительно пищал и вырывался, наотрез отказываясь возвращаться в чем-то не угодивший ему отдел.

И не ему одному. По мере приближения невнятный гул перерос во внятный, но оттого не более привлекательный: за стеной скулили мои звери. Вести меня за ручку до самых дверей не понадобилось, я сама преотлично добежала, воображая по дороге страшные катаклизмы.

Но перед таким даже моя фантазия спасовала.

– Как?! – еле выдавила я, на миг охрипнув. – Как ты это сделала?!

– Я случа-а-айно! – заверещало мое наказание, присланное не МИК, а богами, за все былые, текущие и грядущие грехи.

С последней высадки нам достался фламиотерикс. С первого взгляда стало понятно, что любовью к огню крохотный зверек посрамит самих флиберийцев. Существо размером с ладошку пылало жаром, как крохотное солнышко, а едва оказавшись в клетке, принялось так отчаянно дрожать, что я захлебнулась жалостью и тут же разработала план.

Вакуумные клетки практически универсальны: в них можно установить любую плотность и температуру, настроить давление и гравитацию – большинству живых существ в них весьма комфортно. Однако клетки не могут генерировать естественную среду обитания, только ее голограмму, и нам приходится обустраивать привычные зверям условия самостоятельно. Мы подсовываем им мелкие камешки, тазики с водой, навешиваем на гравиполях ветки и листья, чтобы обитатели далеких планет чувствовали себя у нас как дома.

Но естественная среда обитания фламиотерикса – лава, и мне пришлось использовать всю свою соображалку, чтобы создать в его клетке подходящую среду.

На одном из наших шаттлов плохо работал обогрев. Группа высадки не жаловалась, ведь оставалось еще три. Но МИК могла задержать корабль в космопричале до устранения проблем, а ждать ремонтную службу никому не хотелось. Так что Кай и Туоми водрузили туда пару обогревателей на основе флиберийской «лавы» – той самой, что освещала города. Для выхода в космос этого хватило, а когда шаттл починили, надобность в них отпала вовсе. Так и стояли они там, неприкаянные, пока я не умыкнула один для удовлетворения звериных нужд.

Продвинутые технологии спасовали перед ломиком. Ощущая себя вандалом, творящим гадости под покровом ночи, я взломала тонкий глянцевый корпус инопланетного обогревателя. Внутри оказалось то, что нужно – генератор флиберийской «лавы». Штука удобная и компактная: с одной стороны трубки специальный порошок, по центру – катализатор. Из грамма смеси получалось почти два кубометра густой горячей субстанции, одновременно похожей и на пену, и на жидкость. С нормальной земной лавой у нее было мало общего, но Рим упрямо твердил, что ненормальная она как раз на Земле, а на Флиберии самая лучшая.

Установленный методом случайного успеха, генератор мигом наполнил клетку, после чего запустил непрерывный цикл обновления, к искренней радости фламиотерикса.

Самодельный вулкан стал украшением зверинца. Он приятно мерцал теплым оранжевым светом, а сдерживаемый вакуумной стенкой жар давал достаточно тепла фламиотериксу и при этом не нагревал окружающее пространство. Короче, все было бы прекрасно, кабы не антиталанты Хоки.

«Просто проходя мимо», та по обыкновению споткнулась и не нашла ничего лучше, чем схватиться за генератор. А держался тот на добром слове и томике устава, которым я придавила его сверху…

Оказавшись на полу, ответственная флиберийская техника мигом смекнула, что по сравнению с клеткой снаружи собачий холод, и принялась активно прогревать отнюдь немалое помещение, щедро сыпя раскаленной массой. Хоке повезло не попасть под нее сразу, а там уж она с визгом бросилась прочь. Об отключении, разумеется, в таких условиях не было и речи.

Теперь отдел напоминал россыпь лавовых озер с вакуумными берегами, по которым в отчаянии метались мои звери. Помещению ничего не грозило: флиберийские материалы жара не боятся, но животные сходили с ума. Большинство панически боялось огня, как и их земные собратья. Звери верещали на все голоса, внося свою лепту в картину надвигающегося апокалипсиса.

Зато фламиотерикс так и светился от удовольствия!

Я бросилась к генератору, но на полдороги увязла подошвами в шипящей массе.

– Стой, я пробовала! Обожжешься!

Миковскую форму в «лаве» даже искупать можно, но Хока права, человеческая кожа подобной огнеупорностью не обладала. Подойти к эпицентру бедствия, не ошпарившись, вряд ли получится.

Обогреватель, будто в насмешку, расстрелял воздух горячими сгустками, и мы поспешно отбежали, пока не перепало и нам.

– Если не остановим процесс, он будет греть до трех сантиграт⁶! В такой бане все корма перепортятся! – Я прикрылась негорючей папкой с отчетами как щитом, и тут же схлопотала на нее увесистую каплю.

– Нужно звать флиберийцев!

«Звать флиберийцев» – универсальное Хокино решение всех вопросов, чему сами званые помощники уже устали удивляться. Девчонка умудрилась достать даже флегматичного капитана, дергая руководящее лицо по всякой чепухе. В последний раз Леотимир, вконец замороченный высосанными из пальца проблемами, отвел меня в сторонку и заявил, что, если «эта пигалица» еще раз выдернет его из рубки из-за линьки какой-то твари, он за себя не отвечает. Так что мне волей-неволей пришлось взять Хоку под свою опеку и постараться оградить ее от общения с другими членами экипажа.

Рим, раньше частенько забегавший поболтать, теперь обходил зверинец на цыпочках. Едва завидев парня, Хока вцеплялась в него, как гламурная фифа в распродажные туфли. «Флибериец-контактер, это же так необычно!» – с придыханием шептала Хока в ответ на все воззвания к удаленной хирургическим путем совести.

Пока я размышляла, флиберийский обогреватель снова просканировал отсек, счел свою работу невыполненной и обильным веером распылил «лаву» по всей комнате. Мы одинаково взвизгнули и бросились под стол. Животные в клетках, на которые тоже здорово плеснуло, завыли в голос. Я испуганно выглянула, вообразив, что крышки все-таки прожгло, но те держались. Зато сама едва успела отшатнуться, когда обогреватель мстительно выстрелил мне прямо в лицо.

Похоже, звать флиберийцев нам все-таки придется.

– Синт, свяжись с Римом! Срочно!

Хока рядом тихонько поскуливала от страха. Вдвоем в этом укрытии нам было слишком тесно.

– Нет связи.

– Как это нет?! – Я улучила момент и наполовину перебежала, наполовину перекатилась под другой стол. Но не успела осмотреться, как рядом плюхнулась запыхавшаяся Хока. – Чего ты за мной поперлась?!

Дипломированная специалистка по ксенозоологии вцепилась в меня, как домашний кот над полной ванной. В зеленых глазах плескался ужас.

– Да будет тебе! Подумаешь, небольшая авария…

– У-ы-ы…

Да-а, и чего ее в космос потянуло с такими нервами?

– Давно полоскает?

– Мин-нут пятнадцать…

– Почему ты сразу меня не вызвала?!

Хока едва не продырявила мою форму ногтями. Нижняя челюсть у нее дрожала, как будто жевала что-то мелкое и липкое.

– Я вызывала! У тебя коммуникатор недоступен!

– Та-а-к…

– А что сразу я? – обиделся Синт. – Мне сказали молчать, я и молчал.

Так вот о каком шоу он говорил!

– Немедленно свяжись с Римом!

– Да не отвечает он!

– Тогда с Кипом!

– С ним и пытаюсь! У твоего Айримира вообще-то нет встроенного передатчика в голове!

– Ладно, где они сейчас? И только попробуй сказать, что данных нет!

Синт на секунду замолчал, будто вообще отключился, но на самом деле просто отслеживал Рима по внутренним системам видеонаблюдения.

– В спортзале.

И чего его туда черт понес в такую рань?!

Из-под стола открывался удручающий вид. Звери визжали так, что приходилось их перекрикивать. Хока скулила тише, зато надрывнее. Тащить ее за собой смысла не было.

– Сиди тут, сама за ним схожу.

– Не бросай меня здесь!

Девчонка цеплялась за мой рукав, будто это был канат над пропастью. Не хватало, чтобы она с перепугу опрокинула еще что-нибудь!

– Все будет хорошо, я быстро!

И чего так орать? Будто на бойне ее оставила!

Расположение предметов в отделе я изучила как свои пять пальцев, так что сейчас, чувствуя себя Снегурочкой над костром, перепрыгнула через лавовую лужу, увернулась от новых сгустков и пробежала за столами и расставленными повсюду клетками. Животные, углядев меня, в отчаянии бросались на стенки. Я машинально подсчитала количество седативных препаратов, которое придется скормить им после такого стресса, и возжелала собственноручно придушить Хоку, пока та не натворила что-нибудь еще.

Когда я с выпученными глазами вылетела из отсека, проходящий мимо Кай отшатнулся.

– Что у вас там стряслось? – крикнул он вдогонку.

Из-за дверей моей вотчины доносились звуки, могущие заткнуть за пояс целую стаю кантикумских мокриц. Особенно старалась Хока: ее голос выделялся среди клекота и скула, как акулий плавник в бушующем море воплей.

– Все под контролем! – на бегу соврала я. – Не ходи туда!

Кай отдернул руку от двери, будто та вдруг стала ядовитой, и поспешил убраться подобру-поздорову. Прочие любопытствующие, до этого сонно косившиеся на мой отдел, начали закладывать широкую дугу, а то и вовсе перешли на другую сторону балкона.

Репутация на корабле у меня та еще. После того, как в порту Флиберии мы сдали кучку свежепойманных пиратов властям, Леотимир созвал общий сбор на мостовой палубе и добрых полчаса во всеуслышание меня расхваливал. Я чуть не провалилась сквозь пол, когда капитан в красках расписывал мои выдающиеся знания (ха-ха с тремя кисточками), отвагу (скорее, везение) и недюжинный ум (тут я скромно не спорила, потому что Рим все это время щипал меня, чтобы прекратила перебивать). Все это было бы здорово, если бы Лео на самом деле так считал, а не попросту насмехался, что было ясно даже дураку.

Не знаю, что еще он наплел экипажу, но у того сложилось обо мне странное мнение. Ведь просто хотела оградить Кая от потрясения, а он шарахнулся от двери, будто боялся выпустить чуму!

Спортзал располагался рядом со столовой и, наравне с ней, был в ведомстве Аглаи Ростной. Большая часть экипажа пренебрегала спортивно-оздоровительными мероприятиями. Риск нарваться на грозную веганианку и быть припаханным к чудовищному комплексу упражнений под ее неподкупным руководством был слишком велик. Аглая перемещалась между столовой и спортзалом как призрак, будто просачиваясь сквозь стены. Подозреваю, что где-то в глубине стен был скрытый проход. На «Фибрре» много технических закутков и коридорчиков, незаметных на первый взгляд.

Раньше Рим не стремился к здоровому образу жизни, так что в правдивости Синта я сомневалась. Однако флибериец действительно обнаружился там, и не один.

В зале царили тропические зной и духота, с которыми даже кондиционер не справлялся. Все тренажеры были сдвинуты к стенам, а на образовавшемся в центре пространстве шел поединок.

По пояс обнаженный Леотимир приковал мое внимание так, что я забыла зачем, собственно, пришла. Раскаленный экзоскелет сиял, как солнце, глаза горели дьявольскими углями, а кожа светилась изнутри, будто по венам тек жидкий огонь. В руке он держал длинный узкий клинок, слепящий глаза не хуже Ингард-Шейры, которым размахивал с виртуозным изяществом. Рим (находившийся, к слову, в той же степени раздетости и прогретости) терялся на фоне брата, как одинокая искра в костре.

Мне редко доводилось наблюдать флиберийцев в таком виде. Экзоскелет надежно сдерживал температуру, давая другим расам возможность находиться рядом без риска заполучить множественные ожоги. Но схватка Т’ахару, а это была именно она, предполагала использование раскаленного оружия, и здесь предосторожности были ни к чему. Это пугающее, агрессивное, но удивительно красивое зрелище завораживало.

Говорят, можно бесконечно смотреть на три вещи: воду, огонь и то, как другие делают твою работу. Так вот, сюда можно смело вписать еще один пункт: отвести взгляд от вошедшего в раж Леотимира было решительно невозможно.

Противники на секунду замерли, оценивая друг друга, а потом Лео провел стремительную серию ударов, оттесняя брата к стене. Я с неожиданной гордостью отметила, что отбивается Рим вполне уверенно: будь на его месте я, уже с визгом бросила бы меч и сбежала под защиту трибун.

Снова остановка – полсекунды, не больше, – и молниеносная атака, но на этот раз Рим пригнулся, на волосок разминувшись с режущей кромкой, и подло напал со спины. Лео развернулся, небрежно отбил выпад и, крутанувшись, сделал подсечку клинком. Рим подпрыгнул, пропустив меч в считанных сантиметрах, и бой закипел по-новой.

Сознание выхватывало какие-то разрозненные картинки: вот Лео в красивом замахе наносит рубящий удар; Рим неожиданно делает сальто назад, умудрившись не потерять при этом оружие, – я и не знала, что он так умеет! Лео прогибается, пропуская меч над собой, легко вскидывает клинок, и слепяще-белые искры летят ему прямо в лицо, не причиняя неудобств.

Рим отскочил, уворачиваясь от раскаленной стали, и наконец заметил меня.

– Ты что тут…

Лео по-простому подставил ногу, и в следующую секунду Рим с размаху хлопнулся на спину, раскинув руки в стороны. Клинок зазвенел по полу, мгновенно остывая, – я едва успела отпрыгнуть с его пути. Черная флиберийская сталь разочарованно сверкнула, так и не отведав кровушки.

Леотимир улыбнулся и подмигнул мне. Сияние под кожей потускнело и быстро сошло на нет.

– Вот тебе урок, братец: не отвлекайся на хорошеньких девушек, пока противник еще на ногах. Привет, Саша!

– Привет, – с задержкой откликнулась я, все еще под впечатлением.

Тяжело дышащий Рим лежал на спине в той же позе, не делая попыток встать. Он тоже остыл, и только тлеющие экзоскелеты, созданные линатианами и не умевшие так же быстро охлаждаться, еще напоминали о горящем внутри каждого флиберийца пламени.

– Чего тебе, Саша? – простонал Рим вместо приветствия, с трудом восстанавливая дыхание. Лео уже отдышался и теперь стоял над поверженным братом, оперевшись на свой клинок.

– Да так…

Говорить о новой неудаче Хоки при капитане не хотелось.

– Ладно, на сегодня все, – понятливо кивнул Лео, быстренько оделся и прошел мимо меня на выход, обдав волной жара.

Я подошла к Риму и нависла над ним, пытаясь понять, в состоянии ли он оказать посильную помощь в устранении последствий Хокиной неуклюжести.

– Так вот куда ты по утрам пропадаешь!

– А ты за мной следишь? – Рим приподнялся на локтях. Грудь у него ходила ходуном, будто раз за разом ловила выпрыгивающее сердце.

Играть в детектива я не планировала, но коль уж лучший друг имеет обыкновение периодически бесследно исчезать, всегда приятно выяснить куда именно.

– А ты от меня, что ли, прячешься?

Протянутую руку он отверг, отдышался и поднялся без моей помощи.

– Не могу же я подвергать опасности твою психику, – развел руками Рим и видя, что шутка не понята, пояснил: – Ты всякий раз при моем братце ловишь приступ столбняка.

Он с хохотом увернулся от заслуженной оплеухи и, слегка пошатываясь, отправился к трибунам, где были в кучу свалены вещи. Под футболкой обнаружился Кип, в темноте ушедший в спящий режим и потому не принимавший вызовы. Я вспомнила, что и так потеряла много времени и всполошилась: пока я тут наслаждалась невиданным зрелищем, Хока со зверями уже, должно быть, свихнулись от ужаса!

– Ой, у меня там такое! Спасай! Позарез нужна твоя антипригарная шкурка.

Рим от неожиданности запутался в футболке, а когда я схватила его за подол и поволокла на выход, отчаянно затрепыхался в ней и просунул голову в рукав.

– Стой, куда?! Дай хоть в душ сходить, я же весь – ай! – мокрый!

– Нет времени! – отрезала я, выпихивая его на балкон.

Прохожие невежливо на нас уставились. Рим смутился и попытался выпутаться из футболки, но я подтолкнула его в спину и, не дав опомниться, погнала в свой отдел.

Едва открыв дверь, мы ощутили всю прелесть конца света. Хокины рыдания из-под стола звучали главным паникующим аккордом. Животные, сходящие с ума от творящегося вокруг кошмара, вторили ей разноголосым хором. Лужи на полу растекались в стороны, как кровь невинно убиенных дев, а проклятый обогреватель, отчаявшись отопить такое большое помещение, поливал все вокруг с воистину артериальным энтузиазмом. Трех сантиграт он достичь не сумел, но температура уверенно приближалась к двум, а то и с половиной. Эдак он весь запас компонентов впустую израсходует, и где их потом добыть?!

Рим присвистнул и кинулся к генератору. Сами бы мы точно не прошли: тот лежал в огромной луже, был весь заляпан раскаленной массой и выскальзывал из рук. «Лава» брызгала во все стороны, так что, когда флибериец наконец нашарил переключатель и отключил адскую машину, он был по уши в ней изгваздан.

– Говорил же, это плохая затея, – укорил он меня, отряхиваясь.

– Если бы не некоторые… – завела было я, но Хока, опередив меня, с радостным визгом выскочила из-под стола и бросилась к Риму с намерением повиснуть на шее избавителя.

Рим отшатнулся и, поскользнувшись на луже, свернул клетку фламиотерикса. Та опрокинулась на бок, выплеснув содержимое огненным цунами, обдавшим флиберийца и отогнавшим импульсивную Хоку.

Фламиотерикс с торжествующим писком проехался на гребне волны, лег в лужу и в экстазе зашевелил лапками, будто рисуя ангела на снегу.

Хоть кто-то счастлив!

***

За устранение беспредела взялись втроем. Рим, конечно, для виду побухтел, но припахать себя к общественным работам позволил, отлично понимая, что без него я тут не справлюсь. Да и кто подсобит, кроме лучшего друга? Не Хока же – та больше мешала. Неустанно вознося хвалу флиберийской огнепрочности, девица чисто для прикрытия размазывала уже подстывшую «лаву» по полу, тихонько подкрадываясь к спасителю. Рим так же незаметно отодвигался, пока не уперся в угол. Поняв, что капкан вот-вот захлопнется, друг умоляюще глянул на меня поверх Хокиной головы, и скорби в этом взгляде хватило бы на небольшую планету.

– Кажется, ты забыл меч в спортзале.

– Точно! Пойду заберу! – попытался неправильно понять он.

– Стоять! – Еще чего не хватало, сейчас смоется и ищи его потом по всему кораблю! – Хока принесет.

Девчонка, до этого с открытым ртом пялившаяся на своего кумира, отмерла и подпрыгнула от восторга.

– Флиберийский клинок?! Серьезно?! Конечно, сейчас, я мигом! – и выскочила за дверь, с завидной ловкостью лавируя между лужами. И куда эта прыть девается, когда речь идет о чем-то более обыденном? А еще под столом рыдала!

– Надо было подальше услать, – буркнул Рим, снова сгибаясь над ведром.