– У него под коленом родимое пятно, овальное, как тутовая ягода. У моего брата такое же… было… Мы его подкалывали: если следующий ребёнок родится без «ягодки», значит, жена нагуляла.

Адэр невесело усмехнулся.

– Ну и врождённая хромота, – добавил Крикс. – Можно спросить?

Адэр кивнул.

– Почему они убили Малику?

– Не знаю. Очнётся – расскажет.

Командир сбросил скорость:

– Она жива?

– Жива, Крикс. Жива. Ради бога, поехали!

– Куда едем? В замок?

– Сначала отдадим ребёнка маме.

И тут командир впервые дал волю чувствам. Не меняя выражения лица, тихонько или завыл, или засмеялся сквозь стиснутые зубы.

Адэр сцепил руки:

– Ты можешь ехать быстрей?

– Я еду со скоростью, разрешённой законом.

– Чёрт! Крикс! Сейчас мне плевать на закон! От нас зависит жизнь Малики. Добавь газу!

Машина взвыла и понеслась.

– Как ты оказался в Тезаре? – спросил Адэр.

– Там, где я родился, было две дороги: в тюрьму или в армию. Я выбрал армию.

– А твой брат?

– Мой двоюродный брат родился и жил в Рисковом, – проговорил Крикс; пальцы, сжимая руль, побелели. – Я родом из Верхнего Дола, в Рисковый приезжал только в гости… Я этих тварей по одной передавлю. Как крыс. А потом пусть меня судят по всей строгости закона.

Адэр изогнул губы. Это была бы самая удачная развязка ужасной истории, если бы командир не посвящал его, правителя – защитника гуманных законов и сторонника праведного суда, – в свои преступные замыслы.

– Нет, Крикс. Твоё «передавлю» расценят как умышленное убийство. Но если они окажут сопротивление при задержании или попытаются сбежать… – Адэр многозначительно умолк.

– Так и будет. Они обязательно окажут сопротивление.

– И тогда отряд под твоим командованием уничтожит бандитов.

Поигрывая желваками, Крикс кивнул.

– Есть несколько задач, которые надо решить в первую очередь, – проговорил Адэр. – Необходимо проверить выход из «Котла».

– Проверял, и не раз. Живыми оттуда не выходят.

– Значит, всё-таки… – Адэр поморщился. – Как звали начальника шестого прииска?

– Лабичи. Прииск «Горный».

Адэр достал из бардачка блокнот и ручку. На последнем листе написал имя. Вырвал лист и смял в кулаке. Последний лист – последняя запись! Он изнасилует память, но заставит её удерживать имена, названия и даты!

– Значит, преступников из «Котла» вытаскивал Лабичи.

Крикс качнул головой:

– Не факт. В Порубежье искупительных поселений больше, чем магазинов.

– Проверь!

– Проверю.

– Анатан нашёл дорогу, по которой смертников доставляли до «Котла»?

– Прямой дороги нет.

– А как же указатель с надписью: «Мертвецкая»?

Крикс скупо улыбнулся:

– Моя работа. Установил, чтобы бродяги не совались. Хотя этот столб – бесполезная штука. Анатан сказал, что без страховки до «Котла» не добраться. И тут начинается непонятное. Я бы преступников через горы не тащил – это риск. И где столько надзирателей-скалолазов взять? Ладно, предположим, скалолазов нашли. Предположим, рисковали собой и искупленцами. Но глубина впадины сорок метров! Я не представляю, как можно с такой высоты спустить человека. На верёвке. А как его поднять? Опять же на верёвке. Это вам не мешок с едой и не котомка с сапфирами. Ума не приложу, как это проворачивал Лабичи.

– Ты должен выяснить.

– Выясню.

Адэр вздохнул – предстояло задать наболевший вопрос.

– У тебя есть надёжные люди?

– Есть. Мои сослуживцы. Единственное, они по всей стране разбросаны.

– Сколько их?

– Семь человек.

– Всего семеро?

Крикс пожал плечами:

– Надёжные люди в наше время редкость.

– Найди их.

– Найду.

Адэр посмотрел на багряный закат и закрыл глаза.

Казалось, не прошло и пяти минут, как возле уха прогремел голос Крикса:

– Рисковый.

Автомобиль покатил по безлюдной улочке. Чернильные сумерки ещё не успели поглотить узорчатые каменные ограды и квадраты дворов, посыпанные белым песком. Кое-где светились окна.

Командир затормозил возле небольшого дома с тёмным окошком и высоким приступком перед закрытой дверью. Двор, покрытый пучками пожухлой травы, не был огорожен. На крючке, прибитом к перекошенной будке, висел ошейник. На верёвке одиноко трепыхалось заштопанное полотенце.

Сжимая руль, Крикс смотрел в пустоту и хмурился.

– У нас мало времени, – напомнил Адэр.

Командир шумно выдохнул, вышел из машины и перестал походить на грозного стража. Нерешительной походкой приблизился к двери, тихонько постучал. Сделал шаг влево, шаг вправо, упёрся рукой в дверной косяк, прислонился к нему плечом.

Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина в белом платке, наброшенном поверх ночной рубашки. Адэр не видел выражения её лица, скрытого сгустившейся тьмой. Не слышал разговора. Он смотрел на женские руки, стискивающие на груди концы платка, и чувствовал, как трясутся его колени.

Мать Вайса медленно подошла к автомобилю. Взялась за ручку дверцы и замерла. Всё, что рассмотрел Адэр, это большие блестящие глаза. Большие не по размеру, а по величине и силе единственного чувства. В них не было слёз – она давно их выплакала. И не было счастья – она давно перестала его ждать. В глазах матери застыл огромный страх.

Адэр, если бы мог, выскочил бы из автомобиля и закричал: «Да смотри же быстрей!» Но не меньший страх приковал его к креслу – а вдруг и он, и Крикс ошиблись?

Женщина открыла дверцу – салон наполнился мягким светом – и рухнула на колени. Командир хотел поднять её, но она оттолкнула его руку. Осторожно коснулась пальцами стопы спящего ребёнка, прильнула губами к следам ожога на пяточке. Взобралась коленями на порожек автомобиля. Стискивая концы платка, раскинула руки и, закрыв собой мальчика, превратилась в белую птицу, оберегающую сон птенца.

– Ветер горы облетает, баю-бай. Над горами солнце тает, баю-бай. Месяц солнце провожает, баю-бай. По горам один гуляет, баю-бай.

***

Прошла отведённая на поездку неделя. Потянулись дни мучительного ожидания. Вилар убеждал себя, что причиной задержки Адэра и Малики стали дороги, то есть их отсутствие. Каждый раз, подходя к окну, надеялся увидеть летящий к замку автомобиль. Но, увы! Вглядываясь в безбрежную пустошь, видел только пустошь и думал: «Завтра. Они приедут завтра».

Приходило завтра, и послезавтра, и следующий день.

Охранители и секретарь, привыкшие к своенравию своего господина и к его затяжным загулам, решили, что Адэр уехал с Маликой подальше от сурового Муна, чтобы тот не мешал им развлекаться. Но и они уже выглядели встревоженными.

Этой ночью Вилар так и не сомкнул глаз. Когда перед рассветом сгустились сумерки и до предела потемнели мысли, Вилар вышел из своих покоев и спустился в холл. Нырнуть бы под лестницу и позвонить Трою Дадье. И тезарская армия мощной волной покатится по всему Порубежью. Трой придумает, как объяснить Адэру внезапное вторжение. Но он сам не сумеет объяснить другу, зачем взломал замок, недавно врезанный в дверь комнаты с телефоном.

Вилар ходил по холлу от камина к камину, от стены к стене и обратно, борясь со страхом перед гневом Адэра. И уже собрался отдать охранителям приказ выбить дверь, как караульный крикнул: «Автомобиль правителя!»

Замок будто только этого и ждал. В залах и коридорах загорелись люстры, где-то хлопнула оконная рама, из служебного крыла донеслись голоса прислуги.

Уличные фонари проливали тусклый свет на лестницу и площадку перед парадным входом. Лабиринт аллей и пустошь тонули во мраке. Вдалеке предрассветную мглу безжалостно таранили два оранжевых солнца. Сквозь полусонный шорох ветра пробивался шум мотора.

Вилар посмотрел на Муна и Йола, замерших рядом с караулом, и отошёл в сторону, чтобы не выдать своего волнения нечаянным жестом или взглядом.

Из машины вышли двое. Оба высокие, широкоплечие, в тёмно-зелёной форме. Один вытянулся по стойке «смирно». Второй взбежал по лестнице. Да это же Адэр!

Где-то на полях разума Вилар сделал пометку, что друг явно заигрался: сначала инспектор, теперь страж. Краем уха слышал его отрывистые приказы, не вникая в их суть. Всё вокруг сделалось неважным, кроме девушки, которая почему-то замешкалась в салоне автомобиля.

Вилар с улыбкой вглядывался в тёмные окна, а смутные предчувствия уже стесняли грудь. С лёгким недоумением посмотрел по сторонам. Ни Адэра, ни стариков. Свет фонарей выхватывал из мглы одинокого стража с военной выправкой, который больше походил на деревянного истукана, чем на человека.

Вилар вернулся в замок, поднялся на третий этаж. На балконе караул преградил ему дорогу: с сегодняшнего дня посещение апартаментов правителя возможно только по его приглашению. Неожиданное новшество выдернуло Вилара из состояния тупой растерянности. Он топтался на месте и не знал, что делать. Кричать в пустоту – глупо, юлить перед караулом – бесполезно. Можно отправить к Адэру секретаря и выпросить приглашение.

Вилар устремился к переходу в другое крыло замка.

– Секретарь у правителя, – произнёс прозорливый караульный.

Решив во что бы то ни стало дождаться Адэра или Гюста, Вилар облокотился на перила балюстрады. Глядя на слуг, снующих по холлу с тряпками и вёдрами, успокаивал себя: ничего плохого не случилось, раз Адэр в замке. Вероятнее всего, на одном из приисков возникли непредвиденные обстоятельства, которые вынудили Малику задержаться. Сейчас друг приведёт себя в порядок и…

От внезапной мысли сжалось сердце. Адэр никогда не позволял себе появляться на людях в таком виде: небритый, нечёсаный, в странной одежде и, самое главное, в чужих сапогах. Адэр никогда не надел бы обувь с чужой ноги. А значит, изменить своим принципам его заставило нечто серьёзное.

Из-за спин караульных выплыл сонный костюмер. Тощая фигура в халате, накинутом поверх пижамы, сгибалась под тяжестью дорожной сумки с гербом Тезара.

– Макидор! – окликнул Вилар костюмера. – Правитель снова уезжает?

– Уезжает.

– Куда?

Макидор пожал плечами:

– Не могу знать, ваша светлость. – И двинулся вниз по лестнице.

Через холл прошмыгнули Йола и Мун с перекинутыми через плечи котомками.

– Мун! – крикнул Вилар, но за стариками захлопнулись двери.

Обернулся на звук шагов. По коридору шёл Адэр: безупречная внешность, надменный взгляд, уверенная поступь. И разве что заострившиеся черты лица и несвойственная другу худоба говорили, насколько тяжёлой оказалась поездка по приискам.

– Где Малика? – спросил Вилар, когда Адэр ступил на балкон.

– С каких пор ты интересуешься плебейками?

– Адэр! Пожалуйста! Где она?

– Она сломала ногу. Я отвёз её к доктору.

Вилар схватился за перила:

– Ногу? Как она умудрилась?

– Ты не знаешь, как люди ломают ноги? Одно плохо – этот доктор ни черта не смыслит в переломах. Поэтому, ты уж извини, я забираю у тебя Йола.

Голос Адэра звучал убедительно, но в синих глазах мелькнуло нечто незнакомое – растерянность. И движение, каким он поправил сапфировые запонки в манжетах шёлковой сорочки, было слишком порывистым и не вязалось с величавой осанкой.

Адэр направился к лестнице. Вилар смотрел ему в спину и чувствовал, как необъяснимый страх выхолаживает душу.

– Я могу поехать с вами?

– У тебя десять минут на сборы, – сказал Адэр, даже не оглянувшись.

Ровно через десять минут Вилар выбежал из замка, держа наспех собранный саквояж. Адэр давал какие-то указания стражу, сидевшему за рулём машины охраны. Похлопал ладонью по крыше автомобиля. Страж завёл двигатель и покатил по аллее.

В голове роились вопросы, однако решив, что по дороге друг сам обо всём расскажет, Вилар промолчал. Каково же было его удивление, когда Адэр сунул ему в руки карту, показал, куда ехать, разложил переднее сиденье и с головой укрылся пледом.

~ 9 ~

Ярис посмотрел на стопку нераспечатанных писем. Снял очки, сложил на столе руки и уткнулся в них лбом. Ночь оказалась слишком тяжёлой даже для такого опытного и самоотверженного врача, коим был Ярис Ларе.

От прадеда он перенял любовь к народу, от деда унаследовал страсть к медицине, от отца ему перешла звонкая монета. И потому для маркиза Ларе не существовало ни богатых, ни бедных, он делил всех людей на здоровых и больных, был предан своему делу и не задумывался о доходе.

Но сейчас Ярис чувствовал себя несчастным и разбитым. Он двое суток боролся со смертью и впервые в жизни отступил. Под утро отправил падающих с ног помощников спать, усадил возле кровати сиделку и просто ушёл.

Палаты клиники помнят всех пациентов. Большинство из них бедные люди – богатые предпочитают болеть в роскоши. Иногда, проходя мимо приоткрытых дверей или сидя за столом дежурной сестры и расписывая назначения, Ярис слышал удивительные истории – чем ещё может отвлечь ребёнка от боли мать или бабушка? Как любой образованный человек, он в сказки не верил. Оказывается, зря. Именно в эту минуту в одной из палат умирает моруна. Это её он оставил на волю Бога. Оставил не потому, что передумал спасать пришелицу из древнего предания, и не потому, что выдохся. Ярис не понимал, чем эта таинственная молодая женщина цепляется за жизнь, и неведомая сила, удерживающая моруну на этом свете, вгоняла его в дрожь.

Ему приходилось лечить ориентов. Странные люди с необычными способностями, над которыми Ярис украдкой посмеивался, интуитивно чувствуя в сказках о морском народе подвох.

Ему случалось лечить ветонов, правда, очень давно, когда ещё не было резерваций. Выносливость этого народа приводила его в восторг.

До создания резерваций Ярис не раз встречался и с климами. Эти уж точно не его пациенты – разговаривают с растениями, обнимаются с деревьями и никаких лекарств, кроме настоек из трав, не признают.

Теперь судьба свела его с моруной. И то, с чем столкнулся Ярис, пугало его намного сильнее, чем мистическое поверье о способности этих женщин завладевать сердцами мужчин и подчинять избранников своей воле.

Любой другой врач, будь он хоть самым ярким светилом науки, ещё вчера вечером констатировал бы смерть пациентки – дыхание отсутствует, сердце не бьётся, температура тела равна комнатной. Но как бы он объяснил, почему по спине трупа бегут письмена? Ярис увидел их, когда санитарки смыли с Малики кровь и грязь перед тем, как перевезти её в палату, и вспомнил сказку о метке морун. Но в сказке не говорилось, что надписи живые!

Чего только не делал Ярис этой ночью: искусственное дыхание, вентиляция лёгких, массаж сердца, переливание крови… С вечера моруна по всем признакам была мертва. А письмена жили! И сейчас Ярис ждал прихода сиделки с горьким известием, что строчки застыли или исчезли.

Раздался стук в дверь.

Ярис вздохнул, надел очки:

– Войдите.

На пороге возникла сестра милосердия:

– Маркиз Ларе! К вам посетители.

Из коридора донёсся звук шагов. Так шёл Адэр Карро через Мраморный зал к обычному креслу вместо трона – широко, уверенно, чеканя шаг.

Ярис задвинул под стол корзину для мусора, встал посреди кабинета, прихлопнул на халате карманы и, когда Адэр переступил порог, склонил голову:

– Мой правитель!

Адэр ответил лёгким кивком:

– Маркиз Ларе! – И пронзил взглядом. – Как она?

Не зная, что ответить, Ярис указал на своё кресло во главе стола:

– Прошу вас, присядьте.

– Я приехал не один. – Адэр опустился на кожаное сиденье и указал на вошедшего в кабинет молодого мужчину. – Маркиз Бархат. Мой друг и соратник. Он прибыл со мной из Тезара. А это родственник Малики. Его зовут Мун.

Ярис посмотрел на старика, замершего на пороге. Ориент?.. Его место в резервации, а не рядом с правителем.

– Йола! – крикнул Адэр. – Заблудился?

За спиной Муна возник ещё один… ориент.

– Йола специалист в области травматологии, – вновь заговорил Адэр. – Маркиз Ларе, распорядитесь проводить стариков в палату Малики. Они будут ухаживать за ней, пока она не выздоровеет.

– Насчёт родственника – согласен, – кивнул Ярис, рассматривая Муна, одетого в обыденный костюм. Каким образом ориент умудрился стать моруне родственником?

Переключил внимание на старца в одежде морского народа: просторные штаны и рубаха навыпуск, на голове платок с узлом на затылке, кожаная обувь без твёрдой подошвы.

– Позвольте взглянуть на вашу лицензию травматолога.

Старец потёр мизинцем кончик носа:

– Йола всю жизнь лечит.

Ярис пригнул голову:

– Простите?

– Йола умеет лечить.

– Простите. Я не расслышал. Сколько лет вы практикуете?

– Йола лечит, а не практикует.

Ярис повернулся к Адэру:

– При всём уважении к опыту и возрасту я не могу позволить человеку без должного образования прикасаться к больной.

– Маркиз! Проведите их в палату.

– Прошу прощения, мой правитель, но в моей клинике действуют определённые правила, нарушать которые никому не позволено. Даже мне.

Адэр поднялся:

– Распорядитесь перенести Малику в машину.

– Её нельзя перевозить!

Адэр направился к двери.

Через минуту тишину коридора вновь нарушил звук шагов. Маркиз Ларе вёл стариков в отделение интенсивной терапии.

***

Вскочив со стула, сиделка приподняла подол накрахмаленного платья и, склонив голову, присела. Белокурые локоны спрыгнули с покатых плеч и прикрыли высокую грудь.

– Ты свободна, Вельма, – сказал Ярис.

Девушка выпорхнула за дверь, оставив в палате тонкий аромат таёжных лесов.

Ярис подошёл к лежащей на боку Малике. Бросил сокрушённый взгляд на письмена – час назад они бежали намного быстрее. Накрыл простынёй спину, усеянную кровоподтёками, повернулся к старикам:

– Буду краток… – И умолк на полуслове.

Адэр ничего не сказал им! Он привёз сюда дряхлых, беспомощных людей и даже не удосужился подготовить их к сильнейшему всплеску переживаний!

Ярис подхватил Муна под локоть, усадил на стул. Втиснул в трясущуюся ладонь стакан воды с успокоительными каплями. Хотел усадить Йола, но тот ущипнул себя за ухо и с нестарческой резвостью подскочил к кровати.

– Сколько?

– Что «сколько»? – переспросил Ярис.

– Сколько не дышит?

– Со вчерашнего вечера.

– Сколько часов?!

Тон тщедушного на вид старика был жёстким и требовательным. Ярис растерялся. Доныне простой люд разговаривал с ним как с Богом – полушёпотом. Не зная, как отреагировать на грубость, взял с тумбочки карту болезни. Пролистывая страницы, пытался вспомнить, о чём спросил ориент.

Йола осторожно повернул Малику на спину. Взглянув на лицо, отшатнулся. Но уже через секунду худые пальцы вонзились в грудную клетку девушки.

– Осторожно! – вскричал Ярис. – У неё сломаны…

– Третья.

– Простите?

– Сломана третья кость. Верх сердца.

Ярис нахмурился.

Старик вдавил в тело ребро ладони:

– И пятая. Низ сердца. – Вогнал пальцы в межрёберье настолько глубоко, что, казалось, проткнул кожу насквозь. – Сердце живое.

Ярис снял очки. Надел:

– Точно живое?

– Сколько не дышит? – вновь спросил Йола.

Ярис скользнул взглядом по записям в карте, посмотрел на настенные часы:

– Одиннадцать часов.

– Йола нужны минуты.

– Одиннадцать часов и двадцать минут.

– У Йола есть сорок минут.

– Простите, я не понял.

– Ориенты могут долго не дышать. Так понятно?

– Это я знаю. Ко мне приносили мальчика. Ориента, – говорил Ярис, наблюдая за пальцами старика. – Он вдохнул кусочек ракушки. Пока его несли, пока я извлёк инородное тело… По идее, ребёнок не дышал пять часов, хотя я думаю, сломался мой стетоскоп, и поэтому я не смог услышать…

– Ориенты ныряют на двенадцать часов, – перебил Йола.

– Малика – ориентка? – искренне удивился Ярис и даже успел за долю секунды подумать, что впредь не стоит подслушивать сказки.

– Малика – нет. Отец Малики – ориент.

Фраза, произнесённая стариком минуту назад, наконец-то догнала Яриса. Он окончательно смутился:

– Вы хотите сказать, что ориенты могут обходиться без воздуха двенадцать часов?

– Йола не хочет сказать. Йола уже сказал.

Ярис оттянул воротник рубашки:

– Предположим, вы услышали сердце. Предположим, девушка может не дышать длительное время.

– Двенадцать часов, – вставил Йола.

– Хорошо, я запомню. Но у неё температура такая же, как в комнате. Температура трупа.

– Отец Малики – ориент.

Ярис прижал к виску ладонь:

– Я не понимаю, о чём вы говорите.

– Ориент ныряет на двенадцать часов в холодную воду. Ориенту нельзя мёрзнуть.

– Вы хотите сказать, что, когда ориент задерживает под водой дыхание, температура его тела понижается до температуры окружающей среды?

– Не ниже двенадцати градусов.

– Вы шутите?

– Йола не умеет шутить.

Ярис расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:

– А куда ныряет ориент на двенадцать часов?

– В море. Мун! Помоги.

Ярис посмотрел на старика, сидящего на стуле, и с досадой поморщился – в суматохе он явно переборщил с успокоительными каплями.

– Я помогу. Что надо делать?

– Йола хочет посмотреть спину.

Они осторожно перевернули Малику. Ярис вытер выступивший на лбу пот: слова побледнели, проступали не все буквы, и лениво бегущие строки походили на прореженные зубья старой расчёски.

– Йола не знал, что надпись живая, – сказал старец озадаченно.

– Именно это удержало меня от вскрытия.

Пальцы старика забегали по спине Малики.

– Четвёртый выбит. Пятый.

– Не так быстро, – попросил Ярис, лихорадочно листая карту.

– Седьмой. Копчик смещён.

– Подождите!

Они вновь перевернули Малику на спину.

– Сколько у Йола времени?

Ярис посмотрел на часы:

– Двадцать минут. А что вы делаете?

– Йола хочет знать, почему Малика не дышит.

– Честно говоря, когда я увидел девушку, решил, что у неё вообще не осталось целых костей. Однако при обследовании методом пальпации оказалось…

Ярис подавился словами. Пальцы старика чуть ли не полностью ушли под ребро Малики.

– Отломки ранили лёгкое. В себя воздух тянуть можно, а вытолкнуть нельзя. Сколько у Йола времени?

– Десять минут.

– Йола нужна длинная игла, пустая внутри. – Старик поцеловал Малику в лоб. – Потерпи, дочка.

~ 10 ~

Ярис кружил по коридору, нервно потирая ладони.

В клинике работали доктора почти всех востребованных специальностей. В основном это были выходцы из малоимущих семей, те, кто не гнался за большими деньгами и искренне любил медицину. Ярис помогал им с обучением за границей, притом не тратя отцовских денег. Он изобретал лекарства, продавал свои открытия. И статью дохода, не задумываясь, превращал в статью расхода с целью получения в дальнейшем прибыли в виде надёжных и самоотверженных соучастников великого дела. Но с травматологами ему не везло. Всему причиной был прииск «Горный», где чуть ли не каждую неделю случались травмы, чаще всего несовместимые с жизнью.

Иногда врачам улыбалась удача, и они складывали кости в конторе или в какой-нибудь лачуге при свете керосиновой лампы. Но удача – капризная подруга, и зачастую приходилось оказывать помощь прямо на прииске, в горах.

Сподвижники быстро выдыхались и уже через месяц, от силы через два, сбегали. Точнее, находили массу причин для ухода из клиники. Радовало одно: Ярис не успел потратиться на дорогостоящее оборудование для травматологии.

Сегодня он стал свидетелем сложнейшей работы, проведённой не специалистом в том смысле слова, какой он вкладывал в это понятие. То, что сделал ориент, что сотворили его руки и пальцы без какого-либо оборудования и приборов, заставило забыть о правителе. Неизвестно, когда Ярис вспомнил бы о нём, если бы не показавшийся в конце коридора маркиз Бархат.

– Я говорила, что сюда нельзя, – крикнула сестра милосердия, еле поспевая за Виларом, – но они не хотят слушать.

Стараясь ни словом, ни взглядом не выдать негодования, Ярис устремился навстречу маркизу. День явно не задался. Вместо того чтобы уделять внимание пациентам, он вынужден ублажать высочайших гостей, которые ведут себя как хозяева.

– Маркиз Бархат, прошу вас вернуться.

– Почему я не могу проведать больную?

Интерес знатного человека к состоянию девушки из низшего сословия показался Ярису странным, если не сказать – нездоровым. Это ему, доктору, безразлично, во что одет страждущий: в дорогой костюм или в рубище. Но дворяне спокон веку с прохладцей взирают на нужды и беды прислуги.

– В отделении интенсивной терапии посещение больных запрещено, – сказал Ярис, придав голосу спокойное, но твёрдое звучание.

– Почему больная с переломом ноги находится в реанимации, а не в обычном отделении?

Вопрос маркиза поставил в тупик. Ярис снял очки, посмотрел сквозь стёкла на свет. Правитель отнёсся бессердечно не только к убелённым сединами старикам, он скрыл подлинную причину нахождения девушки в клинике даже от своего соратника.

Адэр участвовал в поисках плебейки, проявил к ней сострадание и лично привёз её родственника и чудо-доктора – это вознесло его в глазах Яриса на высшую ступень благородства и человечности. Сейчас же правитель упал, точнее, мог упасть, ибо Ярис ещё пытался разобраться в подоплёке его неблаговидного поведения.

– Ноги как раз целы, – сказал он, надевая очки. – И руки целы.

– В таком случае я настаиваю… – начал Вилар заносчиво, но, слава богу, ему хватило ума умерить гордыню и обратиться к Ярису более уважительно: – Прошу прощения за излишне резкий тон. Вероятно, я неверно истолковал слова правителя о болезни девушки. Конечно, я не имею права нарушать установленные вами правила, но прошу вас в виде исключения позволить мне взглянуть на неё.

– Кем она вам приходится?

– Она… она моя сиделка. Недавно я получил серьёзную травму позвоночника. Йола поставил меня на ноги. Малика ему помогала.

Чудо-доктор, чудо-доктор, застучало в голове Яриса. Если старика взять врачом в клинику – коллеги не поймут. А вдруг проверка? Как объяснить проверяющему, почему ориент здесь, а не в резервации?

Ярис взял Вилара под локоть и повёл по коридору:

– Состояние вашей сиделки очень тяжёлое. Девушка угодила в какую-то переделку и чудом осталась жива.

– Правитель ничего не сказал мне.

Неожиданно в голову пришло объяснение непонятному отношению Адэра к своим спутникам.

– Возможно, правитель поступил так из гуманных соображений. Вы бы всю дорогу изводили себя безрадостными мыслями. – Подойдя к палате, Ярис сжал Вилару локоть. – Если я не ошибаюсь, ваш отец Суан Бархат? Советник Великого по вопросам транспорта и связи?

– Совершенно верно. Это имеет какое-то значение?

– Абсолютно никакого. Простое любопытство, – ответил Ярис и открыл дверь.

Старики вскочили со стульев, согнули спины. Вилар сделал несколько шагов и застыл перед кроватью. Ярис боролся с желанием обойти маркиза и взглянуть ему в лицо. Какие же чувства сквозят во взоре потомка одной из самых знатных фамилий Тезара? Если маркиз находится в пленительной власти особы из низшего сословия – его отцу пора бить тревогу, ибо во всём мире ничто не ценится так высоко, как сохранность чистоты высокородной крови.

Мысль, что чужие чувства и чужая кровь не должны его волновать, во всяком случае, не сейчас, когда у него в гостях правитель, заставила Яриса перепоручить Вилара сестре милосердия и поспешить в кабинет.

Адэр смотрел в окно. Даже со спины в его осанке, постановке головы и развороте плеч сквозило столько величия и силы, что Ярис, переступив порог, невольно вытянулся, как на приёме. Как же престолонаследник Тезара похож на великого отца!

Адэр обернулся:

– Распорядитесь насчёт комнат, маркиз Ларе. Мы у вас немного погостим.

***

Поздно вечером Адэр вызвал в свои покои Вилара, Йола и Муна. Утопая в глубоком кресле, жестом указал им на стулья и проговорил:

– Вы имеете право знать правду. – Глядя перед собой, умолк.

Вряд ли кто догадался, зачем он привёз стариков в клинику. Помочь Малике… безусловно… Но была ещё одна, более важная причина. Вернись плебейка в замок, поднятая на ноги усилиями маркиза Ларе, и задумка обрести помощников в лице морского народа потерпела бы крах. Здесь же, в больничной палате, её тело лучше самых красноречивых фраз поведало о том, что произошло с ней в бандитском лагере. Её страдания не могли оставить ориентов безучастными.

– Я задержался на прииске. Малика не стала меня ждать и отправилась в посёлок пешком. Когда я приехал в постоялый двор, её там не было. Я решил, что она захотела посмотреть на горы или пошла к морю. Скорее всего, так и было. Мы нашли её в горах, недалеко от моря. Начальник прииска наткнулся на лагерь беглых искупленцев, и мы поняли, что Малика была у них в плену. Наверное, они подумали, что она умерла, и выбросили тело. Мы тоже так подумали и привезли её к маркизу Ларе, чтобы получить заключение о смерти. А Малика оказалась жива.

Мун упал на колени, принялся целовать Адэру руку.

– Довольно! – Он выдернул ладонь из пальцев старика. – Я рассказал это не для того, чтобы вы передо мной унижались.

Йола помог брату подняться, усадил его на стул.

– Преступники должны понести наказание, – вновь заговорил Адэр. – Мне нужна помощь морского народа.

– Морской народ не умеет воевать, – произнёс Йола.

– Возможно, у бандитов есть пленники. Возможно, среди них есть ориенты. И если не вы – кто их спасёт? Я здесь человек новый. У меня нет стражей, нет армии. Пока я сформирую отряд, пройдёт немало времени. А у пленников каждая минута на счету.

Взгляд Йола оставался непреклонным.

Адэр подошёл к окну, упёрся кулаками в подоконник:

– Уходите.

– Мой господин, – прозвучал голос Муна.

– Помолчи, – шикнул Йола.

– Мой господин! – повторил Мун. – Я хочу рассказать вам одну давнюю историю.

– Не приставай к правителю!

– Прошу вас, выслушайте, – настаивал Мун.

Адэр вернулся в кресло.

– Мы с Йола родились в Порубежье, – проговорил старик. – Но наша родина не здесь. Родина морского народа – город-остров Ориенталь. Когда-то ориенты приплывали сюда на шхунах, покупали всякую утварь, которой не было на острове, и уплывали. А потом здесь появился первый лагерь поселенцев. Наш с Йола далёкий предок тоже был поселенцем.

– Зачем ты это рассказываешь? – спросил Адэр.

Ему не терпелось остаться одному и подумать, к кому ещё можно обратиться за помощью. Крикс и его семеро сослуживцев не справятся с бандитами. Нельзя, чтобы кто-то из подонков остался в живых. Нельзя, чтобы он узнал в пленнике правителя.

– Наш предок был честным человеком, поэтому поселенцы выбрали его старейшиной. Теперь старейшина – мой брат Йола. И он сказал вам неправду. Морской народ умеет воевать. – Мун прижал ладонь к горлу. – Однажды трое ориентов ушли в посёлок и не вернулись. Несколько человек отправились на поиски. Вечером выяснилось, что пропал мальчик. Как оказалось, он убежал за своим отцом без спросу.

– У Муна длинный язык, – вставил Йола.

Мун съёжился как сушёный гриб, но продолжил:

– Время шло, никто не приходил. Жёны тех, кто пропал, умоляли пойти по посёлкам и разузнать, что случилось. Жёны других боялись отпускать своих мужей. Одна женщина, муж которой не вернулся, бродила вдоль берега и читала молитвы. Море в ту ночь было спокойным. Волны не шумели, не выл ветер. И вдруг она услышала слабый всплеск. Ещё один. Потом послышался детский голос.

Мун закашлялся. Вилар дал ему воды.

Старик сделал несколько глотков, поставил стакан на столик: