Читать книгу: «Я дура», страница 3

Глава четвертая

Я спряталась за мраморной колонной, одной из тех, что утыкали изнутри весь вокзал. «Усам» неспешно, совершенно спокойно (ну и выдержка!) пересек зал ожидания и направился в сектор, именуемый «автоматические камеры хранения». Соответствующее табло ярко горело над аркой, которую солидно и достойно пересек «Усам». Из-за колонны мне хорошо была видна его твердая поступь. Это почему-то злило. Я, честный труженик пера, изгнана с позором из родной редакции. Безработная, униженно прячусь за монументальными колоннами! А он! Преступник, террорист мирового масштаба, разыскиваемый всеми службами безопасности мира, спокойно и уверенно разгуливает по вокзалу моего города! Что за мир, в котором мы живем! Но придаваться долгой скорби и распускать сопли, не было времени. Если не всему миру, то хоть милому докажу, что я чего-то стою! Преодолев рысью небольшое расстояние до зала камер хранения, я замерла за очередной колонной. «Усам» возился у одной из ячеек. Вот дверца широко распахнулась и он суну в черную пасть модный кожаный дипломат. Послышались характерные щелчки набора кода. Раз, вжик, два, вжик, вжик, три. Стоп, раз, два, стоп, раз, два, три, четыре пять, шесть стоп. Раз, стоп, Три, два, шесть, один – 3261, надо запомнить. Пригодилась наука милого, который как-то раз решил показать мне свою небывалую грамотность, а мою, соответственно, бестолковость.

– Все гениальное, просто, – вещал он тогда, развалившись после сытного ужина на моем диване, – будь ты повнимательнее, много интересных вещей знала бы.

И привел пример, предварительно сунув меня мордой в простой с его точки зрения факт. В пустых ячейках автоматических камер хранения код автоматически выставляется на нули. А при наборе каждая цифра издает один характерный щелчок. Стоя неподалеку, вполне можно безошибочно определить код любой запертой ячейки.

– Надумаешь хранить вещи в автоматической камере хранения, – поучал меня милый, – предварительно хаотично перепутай номера и лишь после этого кодируй, иначе сопрут твои вещички.

У «Усама», видно, такого предусмотрительного наставника не было. Он набрал номера, начиная с ноля, а значит, вещички вполне можно стащить, но не они меня интересовали. Мне нужен был «Усам», который бессовестно скрутил дворники с машины Джохи и зачем то сунул их на заднее сиденье! Мало того, что выставил меня в глазах милого полной дурехой, так еще и на мою бедную голову кучу неприятностей накликал. Если все разведки мира такие беспомощные, что не в состоянии разыскать спокойно разгуливающего по улицам мирного города террориста номер один, то это сделаю я. Надо же чем то заняться безработной девице. Утру нос милому, прославлюсь на весь мир и, глядишь, шеф вернет меня в родную редакцию. Сладостные мечты прервал «Усам», который продолжил свое шествие теперь уже без чемоданчика в сторону стоянки такси. Сейчас он сядет в машину и тю-тю! Ищи ветра в поле! Я рванула к кучке таксистов, зазывающих пассажиров.

– Вперед. Вон за той машиной!

Водитель, привыкший к причудам пассажиров, послушно тронул с места. Мы не мчались на бешеной скорости по улицам оживленного города, не проскакивали на красный свет, боясь упустить беглеца. Мы даже особенно не скрывали, что едим следом. Мы просто плелись за «Усамом» на скорости 30 км в час! Вот машина «Усама» свернула налево и замерла. Открылась дверца и «Усам» прошествовал в… областную прокуратуру. Мне хорошо было знакомо это здание. Год назад здесь размещалась наша редакция, а до этого райком партии. Потом какому-то чиновнику пришла в голову идея провести лакировку. С какой целью неясно. Редакция переехала в здание прокуратуры, поближе к медвытрезвителю и центральному рынку. А прокуратура в трехэтажный особняк, бывшего райкома партии. В этом-то особняке и скрылся «Усам»! Я едва удержалась, чтобы не броситься ему наперерез с криком: Не смей сдаваться сам! Это я тебя арестовала еще на вокзале!

Крик замер на губах, когда увидела лицо водителя такси. На нем был написан неописуемый испуг.

– Человек умирает! Врача! – уставившись на меня безумным взглядом, орал таксист непонятно почему. Умирающих или желающих это сделать в окрестности не наблюдалось, а таксист все трендел, как заведенный:

– Врача, скорую, умирает…

Шедшая по тротуару группа подростков с интересом уставилась на нас с водителем. Пожилая женщина стала поспешно рыться в сумочке, приговаривая:

– Я сейчас, сейчас. Да куда же оно запропастилось?

И тут какой-то мужик дал водителю совет:

– Ты на колесах, быстрее сам отвезешь, чем «Скорую» дождешься! Надо же такая молодая, красивая, а сердечко никуда не годится. Вези, а то помрет!

Я все никак не могла уразуметь, кто же помирает? Легкий туман поволокой закрывал глаза, в ушах шумело. Так кто же помирает? Мысли стали проясняться в тот миг, когда за «Усамом» захлопнулась пластиковая дверь прокуратуры. Как на экране я увидела толпу и водителя, который осторожно, но настойчиво пытался запихнуть меня в салон машины. Да идите вы все! Обрушившиеся в последние несколько суток на меня беды, вылились в потоки слез. Я рыдала, захлебываясь в них. Грудь разрывала обида, я размазывала воду по щекам и даже не пыталась остановить ливший из моих глаз соленый поток.

– Вот и хорошо, вот и хорошо, – приговаривала пожилая женщина, промокая мои слезы, – поплачь милая, поплачь, легче станет.

Мне действительно стало легче. На место обиды пришла злость. Полная решимости бросить вызов всему миру. Я поудобнее уселась на заднее сиденье такси и приказала водителю: Трогай!

– Расплачивайся и вылась, – зло сказал он. – Достала уже! То она умирает, то у нее истерика! Да мне своей бабы выше крыши хватает!

Видно словарный запас таксиста был гораздо беднее обуревавших его чувств, поэтому он смачно сплюнул на землю и в сердцах пробормотал какое-то ругательство. Везти меня он явно никуда не собирался.

– Вылась, сказал, же!

– Как же сейчас! – не менее решительно ответила я, – или везешь или не получишь денег, а вот умереть в твоей зачуханной машине я могу прямо сейчас.

– На умирающую что-то не похожа, – не преминул огрызнуться водитель и под взглядом все не расходящейся толпы полез за руль, – куда везти?

– На вокзал!

– Куда, куда? Только что оттуда! Так и будешь кататься вокзал -прокуратура и обратно. Плати, тогда поеду.

Перестраховщик, несчастный! Назад до вокзала мы доехали быстренько. Получив деньги, водитель поспешил избавиться от истеричной пассажирки. Для него было более чем достаточно и одного моего нервного припадка.

За время нашего отсутствия вокзал не изменился. Все тот же полупустой зал ожидания и безлюдное помещение автоматических камер хранения. Я решительно подошла к ячейке, у которой час назад стоял «Бен Ладан». Набрала код, руки, как не странно не дрожали. Испуга, что поймают с чужими вещами, не было, а ведь я совершаю кражу – мелькнула мысль. Да еще со взломом! Отягчающее обстоятельство, но и это не вызвало страха. Интересно, откуда это у меня? Может быть, я не правильно выбрала профессию, и у меня криминальный талант? Не каждый с первого раза без шума и пыли вскроет ячейку, хоть и не банковскую, но все же! Нереализованный криминальный талант возможно и заставляет меня до утра зачитываться детективами, которые у Джохи вызывают недвусмысленные замечания о моих невысоких вкусах и интеллекте. Он же, талант, бросает меня в бездну полицейских криминальных сводок, из которых я обязательно вылавливаю именно те, которые, по мнению высокого полицейского начальства, ни в коем случае не должны появляться в печати.

– Тебя нельзя на пушечный выстрел подпускать к дежурной части, – любимое изречение милого, – обязательно вляпаешься во что ни надо. Писала бы лучше о бабушках-одуванчиках. У них столько проблем – пенсия маленькая, на свет, газ цены растут, на мясо и того больше. Дети неблагодарные, старикам не помогают. Вот тебе и молодежная тема. Так нет, тебе сводку свеженькую утречком к кофе подавай, чтобы в ней побольше крови, да вони было. Это по тебе!

Уверенной походкой, такой же как недавно «Усам», и с тем же чемоданчиком я вышла на улицу и прямиком к такси.

Квартира встретила меня полной тишиной, где-то в глубине теплилось затаенное желание, что двери откроет милый и участливо спросит о моих бедах, приласкает, успокоит, утешит. А я покаюсь, поплачу, и раненько утречком мы побежим в ЗАГС, где все лежит и лежит наше невостребованное заявление о создании новой счастливой семьи. Вздохнув печально в гулкую тишину, я подумала – ну и ладно. Хорошо, что его нет. Не успела я разуться, как услышала за дверью Саулешкино:

– Здорово, что ты пришла! А у нас сегодня было распределение ролей. Будем ставить Месье Амедея! Как думаешь, кто прима? – Саулешке не требовались мои ответы. Она была талантливой актрисой и играла без вспомогательных реплик.

– Конечно, я! Знала бы ты, Тэечка, сколько интриганок вокруг! Молоденькая девушка из студии и так и сяк вертелась вокруг режиссера. Все намеки делала. Даже домой приглашала. Ха, но на первых же пробах полный провал!

Сунув черный чемоданчик в угол за полку, где стоит зимняя обувью, которую я все не удосужусь упаковать в коробки. Да и зачем? Скоро все равно распаковывать. Я прошла на кухню, где уже во всю хозяйничала соседка. И как это у нее ловко получается без пауз тарахтеть и стол накрывать.

– А где Джоха? – спросила вдруг она. – Давненько я его не видела.

Мне самой хотелось бы знать, где милый и чем он занимается. Интересно, после того, как я не соизволила явиться на обеденное свидание, он меня бросит, или простит, прочитав очередную нотацию о моей необязательности, неумении жить по плану и прочее в том же духе. Это хорошо, что мы не поженились, а то пришлось бы разводиться. Мысль пришла в голову неожиданно и была такой революционной, что перепугала меня. Все, в том, числе и я, были уверены, что я как кошка влюблена в Джоху. Что я часа без него не могу прожить, да просто пропаду без его опеки и нотаций. Большой, успешный, красивый, он постоянно подчеркивает, что мне просто повезло с ним. Он мне и мама, и папа, и опекун и кормилец. Правда, почему кормилец не ясно. Я сама зарабатываю не меньше чем он. У него денег никогда не прошу и не беру. Да он и не предлагает. Рассказывает, что копит их для нашей совместной, счастливой жизни в будущем. Я же, транжира и растратчица, живу одним днем.

Испуг не остался незамеченным Саулешкой:

– Ты что уже знаешь!? Он там! – с еще большим, чем у меня ужасом в глазах то ли спросила, то ли поведала соседка.

– Где… там? – я закрыла рот ладонью, чтобы не завизжать от ужаса. Хотя не понимала, чего же надо бояться и что такого страшного произошло.

– Так ты не знаешь? – с разочарованием вздохнула Саулешка. Я отрицательно покачала головой, все еще прикрывая рот ладонью непонятно зачем.

– Мне мой под большим секретом рассказал, что через нашу область прошла большая, ну просто огромная партия наркотиков. На миллион долларов. Представляешь! Генерал рвал и метал. Поговаривают, что какой-то полицейский из непростых их прикрывал! А тут информация из надежного источника, что у наркобаронов, что-то не срослось и деньги с наркотиками зависли где-то в области. Вот и стали искать. А ничего – найти не могут. Представляешь! Факт есть, а наркотиков и денег нет! И наркодельцов нет! Все перешарили вдоль и поперек, всех агентов на ноги подняли. Нигде ничего! Известно только, что все это где-то у нас зависло!

– Как зависло? – речь соседки почему-то вызвала картину чего-то повисшего в воздухе. А вот чего?

– Ну, так и зависло. Заказчики с исполнителями должны вначале рассчитаться. Потом товар пойдет по назначению, а они не рассчитываются. То ли хитроумный план, то ли денег нет! То ли кто-то кого-то подставил!

– У кого денег нет? У наркодельцов? – обалдела я.

– Нет! У них деньги есть, – продолжает объяснять Саулешка, – У покупателей, может нет, а может и есть. Хитрят что-то.

– Кто хитрит? – еще больше запуталась я, – Генерал?

– Нет, генерал готовит секретную операцию. Сегодня ночью начнется. Брать будут. Про операцию никто не знает. Секретная! Твой там тоже!

Секретная операция, о которой никто не знает, обсуждается на кухне домохозяйками! Ну не домохозяйками, а просто женщинами! Здорово! Хотя я ничего толком из рассказа соседки и не поняла. Но при такой секретности неудивительно, что преступность растет. Бедный мой Джоха, сидит, наверное, в засаде, в холоде и голоде! Впервые при таких мыслях у меня не дрогнуло сердце от жалости к милому! Видно слишком много на меня свалилось в последнее время. Проблема за проблемой. Теперь вот безработная воровка. Умыкнула чужой чемоданчик с секретными материалами средь белого дня, и рука не дрогнула. Тюрьма по мне плачет. Мысль о тюрьме напомнила, что в прихожей все еще стоит злосчастный черный чемоданчик, который надо бы убрать подальше от любопытных глаз Саулешки. Под предлогом помыть руки перед ужином, который прекрасная кулинарка – соседка уже успела приготовить, я вышла из кухни.

– Куда бы его запрятать, – я оглядела свое небольшое и не особенно роскошное жилище. Две комнаты в хрущевке. Главное преимущество – изолированные. В большой, именуемой залой, кресло необъятных размеров, горка, подарок папы-слесаря, телевизор и пианино-воспоминание о нелегком музыкальном детстве. Все усилия родителей привить мне музыкальную культуру оказались тщетны. Хотя я провела за инструментом немало часов.

– Стоп! Пианино! Вот самое надежное место. Никому и в голову не придет на нем играть. По крайней мере, до приезда моих родителей, его точно никто не откроет. Как-то однажды, вытирая пыль, я задела вертикальную крышку инструмента и она отвалилась. Вернее открылась. Но вначале я решила, что отвалилась начисто, такой был грохот. С учетом приобретенного опыта, я осторожненько открыла «музыкальную вертикаль». Черный чемоданчик легко уместился в музыкальном чреве. И со спокойной совестью вернулась к соседке. Саулешка ушла к себе во втором часу ночи, успев перемыть всю посуду, рассказать пару-тройку театральных сплетен и полицейских секретов. После ее ухода, я даже при большом желании не смогла бы вспомнить их, потому что думала только о своем. Что в черном чемоданчике? Как лучше преподнести милому факт моего воровства? Куда пойти работать? В государственное издание или частную газету? «Адилет», к примеру, или «Тамаша»? А может лучше стать свободным журналистом. Пиши себе и продавай материал. Ни планерок тебе, ни шефа полоумного. Над этим стоило хорошо подумать. Журналист я известный и популярный среди читателей. Но прежде надо разобраться с чемоданчиком. Лишь только за соседкой закрылась дверь, я вскрыла тайник и достала плод собственного преступления. Против ожидания дипломат оказался без секретов, открыть его не составило большого труда. Кто ж думал, что я прихвачу чужой чемоданчик домой и стану в нем рыться! Что я ожидала увидеть? Деньги, конечно, и документы, изобличающие «Усама». Мои ожидания сбылись наполовину. Я увидела столько денег, что ахнула! Тугие пачки долларов, упакованные в банковскую ленту и сложенные аккуратными рядами в стопки, создавали иллюзию нереальности происходящего. Я на автопилоте посчитала пачки, миллион долларов в полноценной американской валюте. Гораздо за меньшее людям шеи сворачивают! Доигралась! Прав был Джоха, надо о бабушках одуванчиках писать. А теперь за мою жизнь никто ломаного гроша не даст. Что делать? Срочно возвратить все на место. В два часа ночи?!

– Придется дожидаться утра, – ни с того ни с сего я стала разговаривать сама с собой. – Надеюсь, что чемоданчика хозяева еще не хватились.

Не знаю, сколько времени я тупо смотрела на зеленое изобилие денежных купюр, пока мое внимание не привлек обычный почтовый конверт. А вот и документы! Мы еще посмотрим, кто кого, непонятно почему радость вселилась в душу. Конверт оказался даже не заклеенным. Стоило взять его в руки, как оттуда выпало фото. Да это же! Это же! Да это же Лялька! Не веря своим глазам, я схватила фотографию и подошла к ночнику, при свете которого потрошила чемоданчик. Лялька смотрела на меня, улыбаясь во весь рот. На ней был ее любимый сарафан. Она кому-то за кадром посылала воздушный поцелуй. И зачем Лялька понадобилась террористам? В недоумении я взяла белые листки бумаги, развернула. На компьютере набранный текст вещал: «Убрать до 30 сентября. Несчастный случай. Аванс.» над смыслом текста ломать голову не приходилось. Лялька чем-то не угодила террористам. Ее просто, на просто заказали. Неужели аванс это миллион долларов? Нечего себе?! Но тут я увидела еще один белый конверт, развернула его. Там были деньги, доллары, десять купюр по сто. Одна тысяча долларов. Однако не дорого ценят террористы жизнь подружки. Но зачем она им? В политику не лезет. Занимается своими магазинами, купи-продай, да за многоженцем в погонах бегает! Может быть, что-то, где-то видела, чего нельзя знать? Надо ее по расспрашивать. Сегодня уже 15 сентября. Жить Ляльки осталось в лучшем случае две недели и знаю об этом только я! Где же милый? Куда запропастился? Надо бежать в полицию и писать заявление! Надо спасать подругу! Я заметалась по комнате, спотыкнулась о набитый деньгами чемодан и в недоумении уставилась на него. И как все это я объясню полиции? Про «Усама» расскажу, чтобы меня в психушку сдали, и никакой милый не поможет! Нет, бежать отпадает. Но что делать. Для начала надо успокоиться. О, если бы я тогда знала, что меня ждет, сломя голову бросилась бы в полицию. Уж лучше было тихонько отсидеться в психушки! Но знать будущее нам не надо, вот и творим глупости.

Руки у меня тряслись, я все никак не могла засунуть злосчастные листки в белый конверт. И тут одна из бумажек спланировала на пол, перевернулась и я увидела надпись, сделанную от руки. Ничего особенного, кто-то шариковой ручкой вывел фамилию, имя и отчество Ляльки. И тут во мне проснулся дух сыщика. Откуда появилась это злосчастная уверенность, но я решила, что сама все распутаю, спасу подругу, найду заказчиков и передам их в руки правосудия.

– Так, что мы имеем, – продолжила я разговор сама с собой, – дипломат с валютой в сторону. Оставим конверты с фото и записками. Почерк он о многом говорит. О, да здесь и подпись есть. Квинтэссенция почерка – подпись, по мнению графологов проливает самый яркий свет на потемки души человека. Так, конец подписи устремлен вниз. Ее автор склонен к пессимизму, не уверен в себе. Подпись длинная – писал зануда, дотошный тип. Первая буква огромна в сравнении с другими – тщеславен и капризен. У букв угловатые острые углы – раздражителен, вспыльчив, упрям, нетерпелив, все никак не может самоутвердиться. Вот, гад! Решил свое самолюбие за счет Ляльки вылечить. Почему-то сразу вспомнился возлюбленный подруги —Максим. Видение я отогнала. Он, конечно, не ангел, И я его терпеть не могу, но это неповод считать его убийцей. Он по-своему любит Ляльку, дорожит ею. И откуда у него такие деньги! Ходит все время в одной и той же рубахе. Шестеро, а может пятеро детей не шутка. Вот, к примеру, в подписи, завитки и виньетки – это симптомы творческого склада ума, художественного вкуса. А Лялькин ухажер очень далек от искусства. Вот подпись отчеркнута снизу. Что там по этому поводу наука говорит? Гордец и карьерист. Это больше подходит лялькиному ухажеру. Тьфу ты! Это как же я его ненавижу, что как только понадобился кандидат в убийцы, так я только о нем и думаю. Вот здесь подпись петляет, делает овал. Скрытый, своенравный, независимый тип, а здесь циферка стоит. Редчайший случай наличия цифр в подписи. Что же это? А вот – мстительный, осторожный, недоверчивый тип, склонный к нервно-психическим недугам. Все дошла до ручки. Только психа и не хватало! Да и откуда у психа такие деньжища? И что связывает психа с «Усамом»? А может «Усам» сам псих? С этим я провалилась в тревожный сон. Мне снились горы, террористы, психи и моя одинокая, несчастная фигурка, обдуваемая всеми ветрами, стоящая на краю бездонной пропасти. Вещий сон!

Я – дура

Глава пятая

Из ночных кошмаров меня выдернул звонок мобильного. Ну и какой дурак поставил будильник на семь утра! Никогда я не вставала и не научусь вставать в такую рань. «Дураком» был милый, который периодически пытался, надо сразу сказать – безуспешно, привить мне кое-какие правильные с его точки зрения привычки. При этом Джоха приводил в пример, как считал, весьма убедительный факт выработки условных рефлексов у «собаки Павлова». Но милый, видно, был не таким талантливым, как академик, да и я не такой послушной, как собака. Короче, мобильник трещал, я поглубже нырнула под одеяло в надежде подремать еще пару часиков. Безработной спешить некуда, рассудила, да и преступнице лишний раз появляться на улице не стоит. Поспать не удалось. Мобильник заверещал уже другой мелодией, извещая, что звонит человек, внесенный в базу данных.

– Ну, кто же в такую – то рань? – беру трубку и замираю в недоумении. На табло высвечивается редакционный номер. Прямой телефон самого шефа! Рука не поднялась нажать кнопку соединения. В семь утра, шеф, ко мне, домой? Вчера только он с позором изгнал меня из редакции, дав на сборы два часа. От чрезмерного удивления все более – менее толковые мысли покинули голову.

– Попью-ка я чайку с вареньицем, да печеньицем, раз полениться не удалось. Может чего дельного и надумаю! – провалявшись в постели минут десять в тщетной попытке заснуть, принимаю решение.

Пока хлебала витаминную жидкость, в голове появился просвет. Мысли закрутились вокруг черного чемоданчика, переметнулись на Лялькино фото, да там и остались.

– Лялька – вот, что самое главное, – надумала я, – подругу надо спасать.

И тут меня охватил ужас. Как же я забыла, что на новом железнодорожном вокзале везде понатыкано видеокамер. И меня уже, конечно, знают в лицо и разыскивают бандиты. Шлялась – то я по вокзалу ого сколько. Но и «Усам» тоже шастал! Надо идти в полицию, сдаваться. Да где же милый запропастился? Впрочем, ему-то как раз говорить ничего не стоит. Желание переложить проблему на чужие плечи поглотило меня. Но этих самых плеч как раз и не наблюдалось. Джоха займется нравоучениями и насмешками, а полиция та вообще посчитает меня чокнутой, лишь услышит имя «Усама». И эта Лялькина фотография! От волнения я стала выписывать круги по квартире.

– Так дело не пойдет, – ударившись о дверной косяк, принимаю я решение, – надо успокоиться и подумать.

Но подумать не удалось. Только, только стали появляться толковые мысли, как затрезвонил домашний телефон,

От неожиданности я вздрогнула.

– Да что же это такое. Еще восьми нет, а у меня уже филиал Смольного семнадцатого года!

Хватаю трубку и слышу ледяное шипение:

– Соединяю с шефом. Только посмей бросить телефон!

Как же, стану я швыряться телефонами! Они мне еще пригодиться, а вот рычажок отключения соединения нажму непременно. Хватит командовать. Я у вас больше не работаю! Стук в двери уже не был неожиданностью

– Спокойно, – сказала я себе и иду открывать двери. На пороге – водитель шефа

– Готова, поехали.

– Куда? – от удивления у меня все же отвисла челюсть

– Тебе разве шеф не сказал? На работу, Тебя обратно взяли.

Я уже так привыкла к мысли, что я безработная и не надо ходить на планерки. А тут! Но воспитание не позволило выставить незваного гостя вон. В конце концов, водитель ни в чем не виноват. У него работа подневольная, куда пошлют. Сама еще недавно было в его шкуре.

– Погоди, я сейчас.

Через пять минут я была готова, а еще через десять предстала перед светлые очи шефа.

– Серафимова, возьми стул, наконец-то и сядь, – совсем не ласковый прием. Впрочем, я не рассчитывала даже на такой.

– Погорячился я вчера, – голос медовый, а глаза!. Что-то здесь не так?! По доброй воле не стал бы шеф со мной нянькаться.

– Ты хотела курировать ГУВД. С сегодняшнего дня и приступай.

Опа! Приехали! Это что же должно было случиться, чтобы шеф позволил мне писать о полицейских?! Два года его уговариваю. Даже милого подключала. Все без толку. И вдруг сам предлагает! Еще совсем недавно шеф назидательно говорил:

– В ГУВД не лезь, Там Эльмира работает. Мне нравиться ее материалы. Выдержанно, продуманно. Никаких сенсаций и скоропалительных выводов! А ты занимайся экономикой.

И лишь иногда в порядке большущего одолжения шеф позволял написать что-нибудь на полицейскую тему. Чаще всего тогда, когда проваливалась подписная компания, и срочно требовалось чем-то завлечь потенциальных читателей.

– Вы не заболели? – спрашиваю участливо, настолько аномальным было поведение шефа.

– Ты тут не умничай, – тон повыше, голос построже – Иди и работай. К десяти тебя ждет первый заместитель генерала полковник Никитенко. Ему твой отчет с пресс-конференции понравился и он решил в эксклюзивном порядке дать тебе еще пару материалов.

Вот оно что! На шефа надавило вышестоящее начальство, и он… Но отчет-то выйдет в сегодняшнем номере. Как мог Никитенко прочитать его вчера? Что-то тут не так. Ладно, разберемся потом.

В приемной мне пришлось еще раз подивиться на то, как трепетно шеф относиться к пожеланиям начальства. Его личный водитель ждал меня, чтобы целой и невредимой доставить до места встречи с высоким начальством. Половина редакции вывалилось в коридор, чтобы поглазеть на мое возвращение в родные стены. Под пристальными взглядами коллег бодренько прошествовала на улицу, и театрально хлопнув дверью, отбыла в тревожную неизвестность. Если бы я только могла чуток подглядеть будущее, то ни к Никитенко поехала, а без оглядки куда подальше сбежала бы! Но у меня дара предвидения нет.

Никитенко встретил радостно и вежливо. Его глаза и голос были одной тональности. Я быстро успокоилась под его плавную и размеренную доброжелательную речь. Полковник вещал о моем высоком профессионализме, который позволит поднять престиж полицейских служб в глазах народных. Послушал бы Джоха своего начальника. А то! Тебе нельзя к сводкам подпускать!

– Прежде чем направить вас к начальнику следственного отдела, где вы получите все необходимые для сенсационных публикаций материалы, я хотел бы попросить вас о небольшом одолжении.

– С удовольствием, в рамках моих скромных возможностей.

– Да так чепуха. Мелочь. Скажите, вы вчера на вокзале не случайно оказались…

Вот и приехали. Откуда он знает про вокзал? А черный чемоданчик! Он и про него знает? Видеозапись! Они следили за «Усамом»! Но почему меня не остановили с чемоданчиком?! Да я же за чемоданчиком позже приехала, после Усама! Я было уже открыла рот, чтобы во всем покаяться и переложить заботу о жизни подруги на мужественные плечи симпатичного полковника, как услышала.

– Вы чемоданчик, конечно же, случайно взяли. Та небольшая сумма, которую вы там увидели это деньги от продажи моего скромного дома. Я попросил одного нашего сотрудника положить их в камеру хранения. Не доверяю банкам. Да и эти все налоговые декларации. Вы меня понимаете. Возвратите чемоданчик, и мы забудем про инцидент.

Ничего себе! Сотрудник ГУВД «Усам»! Миллион долларов небольшая сумма за скромный домик! А Лялька?! Получается, ее Никитенко заказал?! Или нет Никитенко – киллер!? Чушь какая-то! А полковник продолжал медовым голосом:

– Мы очень ценим вас. У вас острое перо, быстрая мысль. Мне очень понравился ваш отчет с последней пресс-конференции. Генерал попросил главного редактора назначить вас нашим куратором.

Так вот оно что! С шефом понятно. А Никитенко темная личность. Надо молчать и соглашаться, пока не разберусь что к чему.

– Думаю, мы будем дружить. Поработайте со следователем. Закончите, и мой водитель отвезет вас домой. С ним передадите чемоданчик, договорились?

В один день два личных водителя – это явный перебор.

– А чемоданчика дома нет, – прикидываюсь наивной дурочкой.

– Где же он? Надеюсь, вы его не потеряли?

– Нет, нет. Что вы, как можно Я даже его не открывала. Просто мне удобнее будет положить его назад в камеру.

Полковник поморщился, но решил, что лучше со мной согласиться.

– Хорошо, – в голосе лед.

Распрощайся дорогая Тэечка, со спокойной жизнью. Никитенко это ни шеф, он орать не будет. Он, молча, загрызет до смерти. Мои глаза расширились от ужаса, когда представила перспективу. Верну чемоданчик – подруге конец. Не верну – мне. Выбор не богат! Мои мысли крупными буквами были написаны на лице. Не прочитать их Никитенко не мог. Он же профессионал.

– Тэечка! Простите меня, но не могу не воспользоваться моментом, – стал профессионально исправлять ситуацию полковник, – что вы нашли в Джохе. Это же солдафон, простите, что оскорбляю вас такой откровенностью. Но вы достойны гораздо большего. С вашей внешностью, умом, общественным положением.

Пауза и сокровенный шепот над самым ухом. Боится, что его подслушают в собственном кабинете? Нет, оказывается, хочет придать моменту больше значимости и театральщины.

– Вы мне давно нравитесь. Я холост. И вы могли бы сделать меня счастливым…

Думала, что сегодня меня уже ничем больше не удивишь. Но тут по неволи глаза полезли на лоб!

Я и Никитенко?! Первый бабник на всю страну!? Счастливой на сколько? На ночь, неделю? О похождениях полковника, который овдовел пару лет назад, среди журналистов ходили легенды. Практически после каждой пресс конференции он «снимал» одну из одиноких и жаждущих особого положения богинь пера. Его чувств хватало от силы на месяц. Но девушки не обижались. Месяц богатой и беспечной жизни, полной обожания, дорогих подарков, доступа к эксклюзиву. А перед расставанием на вечную и долгую память особый подарок – квартирку, машинку, бриллиантики. Кому что по вкусу. Своих пристрастий Никитенко никогда не скрывал. Появлялся с очередной пассией публично и так же публично ее обожал. В последнее время по причине небольшого количества в области неженатых журналисток полковник пошел по второму кругу. Принцип прост – старая любовь, как хорошо выдержанное вино. Я не попала в поле его обольщения лишь потому, что была невестой товарища по оружию. Какими же должны быть вескими основания, чтобы полковник отступил от незыблемого правила и стал соблазнять невесту полицейского.

– Тэечка, я знаю, что обо мне говорят.

– Да уж бабник вы известный, – не удержалась я и испугалась. Хожу ведь по лезвию ножа.

– Все от того, что не встретил единственной.

Молчу, хотя так и тянет сказать гадость – и вот встретил с чемоданом набитым долларами. Оттого и любовь великая родилась.

– Я вас не тороплю с ответом. Три дня, думаю, хватит, чтобы принять мое предложение.

Какое предложение? Какие три дня? Глаза снова полезли на лоб.