Читать книгу: «Отзовись, кого зову! Невыдуманные истории любви»

Редактор Татьяна Груздева

Фото обложки Елена Ван

© Татьяна Груздева, 2020

ISBN 978-5-4474-9343-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

В поисках пятого угла

В ожидании чуда,

В никуда ниоткуда.

Для кого Иисус,

Для кого Иуда.

Не гони все подряд,

Слова не горят.

Никого не вини,

Спаси-сохрани.

(группа «Моральный кодекс»)

Парадоксально, но это так: самые необычные истории любви – невыдуманные! Вы держите в руках сборник таких историй. От нежной, почти андерсеновской, почти сказки «Лишь Ёлка знала» до остросюжетной, социальной, «балабановской», драмы «Благословляю твой уход».

Как и человек, любое чувство имеет право на эволюцию – от робкого становления «на ноги» (чувства влюбленности) до старения и угасания (чувства привычки). И все это —естественный процесс. Рассказ «Шиворот-навыворот» начинается с несколько юмористического и подробного описания первой любви – сначала школьной. Потом, в «Лишь Ёлка знала», автор возвращается к этой теме. Но в малюсенькой новелле радость зарождения первой любви, внезапно вспыхнувшей между подростками, намечена особо: тонкими, как иголки новогодней ёлки, штрихами, и имеет открытый финал.

И в других историях автор оставляет в конце многоточие, приглашая нас самостоятельно подумать над продолжением или финалом. Эта особенность, которая присуща писателям, неравнодушным к мнению читателя, призывает к внутреннему диалогу: «А что дальше? Чем закончится?». Может, герои пойдут по своему пути, который для них придумаем мы? А может… В каждом рассказе или повести остается это «А может…».

Автор ставит читателя в положение «ожидающего на платформе»: а какой поезд появится сейчас за поворотом? Тот, в который захочется вскочить, не задумываясь о конечном пункте назначения, или тот, в который без билета сесть боязно, ибо не знаешь, куда он привезет тебя? И именно этим настроением ожидания, иногда даже тревожным, наполнен весь сборник невыдуманных историй.

И настроение это крутится вокруг любви – самого главного чувства! Однажды Бернард Шоу сказал: «Устаёшь ждать, но насколько хуже было бы, если бы ждать стало нечего». Герои этого сборника находятся в ожидании – ожидание следующего дня после рождения первой любви («Лишь Ёлка знала»), ожидание чуда от целительной силы любви, почти как в О'Генриевском «Последнем листе» («Ветка можжевельника»), ожидание того, сбудется ли придуманная сказка («Шиворот-навыворот»), и, наконец, ожидание последствий морально-нравственного выбора героев в пользу спасения или отторжения любви, «настоянной» годами брака («Благословляю твой уход»).

В середине первой части сборника находятся эссе «Навеяно Пушкиным». Вроде бы не по теме? Но два эссе – это, по своей функции, связующие флешбэки между подлинными историями и возможностью задуматься о «запредельных» смыслах чувства любви. Реальность переплетается с философией, не требующей подкрепления реальностью…

Жанр рассказа-ожидания достаточно новый в современной литературе, и автору удается балансировать между «лихостью и каверзами» сюжетных поворотов и эффектом «недосказанности», о котором я писал выше. В каждом своем произведении автор умело подаёт это ожидание разными «блюдами-приемами» и разными порциями. В «Лишь Ёлка знала» – через образ мудрой Ёлки, которая стала невольным «свидетелем» и хранителем зарождения первой любви.

В «Ветке можжевельника» героиня сама творит чудо, лелея надежду, что это чудо спасёт человека. В «Шиворот-навыворот» эффект ожидания преподносится как эффект неожиданных сюжетных поворотов и поистине сказочных поступков героев, можно сказать, что это – «неожиданное ожидание»!

И, наконец, во второй части сборника, мы окунаемся в ожидание последствий от нелегкого выбора, вставшего перед героями. Острые коллизии повести «Благословляю твой уход» превращаются в «поиск пятого угла», потому что героиня, запутавшись в жизненных обстоятельствах, ежечасно, иногда подсознательно, принимает абсолютно нетривиальные решения! Будто бы находит пятый угол в комнате. И уход от шаблонов чудесным образом помогает ей найти дорогу к спасению семьи.

На фоне реальных примет времени любовная история приобретает социальный характер, это в чем-то и драма «потерянности поколения 90-х», хотя герои истории уже немолоды и имеют достаточный жизненный опыт. Удастся ли им возродить чувства, казалось бы, уже угасающие? Возможно ли понять и простить предательство? Ждем!

Виталий Молев, филолог

Ах, эти тучи в голубом…

Я писала эти строки под вальс «Тучи в голубом…». Так уж совпало с настроением, в котором я завершала работу над книгой. Неожиданно этот образ – тучи на фоне чистого неба – позволил мне полнее понять собственный замысел.

О чем сборник? Если сказать, что о любви, этого будет недостаточно! Под одной обложкой я объединила две книги. В первой рассказала о том, что наполняет жизнь девушек ДО свадьбы. Вторая повествует о преодолении семейного кризиса, что часто случается ПОСЛЕ свадьбы.

Если оттолкнуться от слов моей помощницы-песни, то первая книга – это «вальс в мажоре», а вторая – «вальс в миноре». Но это очень условно! Безоблачной жизнь не кажется никому: ни героям рассказов, которые вошли в первую книгу, ни героям повести. И в то же время – мажор присутствует как в рассказах, так и в повести!

Практически во всех рассказах и в повести речь идет о нравственных ПОБЕДАХ героинь. И о том, какой труд души нужен, чтобы в твоей жизни произошло чудо. Оно не с неба падает и не золотой рыбкой преподносится.

Как же исполняются наши желания? Я прослеживаю во всех подробностях подлинные события, иногда совершенно невероятные. Это и моя собственная жизнь («Шиворот-навыворот»), и истории близко знакомых женщин, куда только добавлено лично пережитое. Стараюсь сохранить живой аромат всего, о чем рассказываю, сохранить накал чувств героев, но при этом и разумом понять, почему с Таней, Наташей, Ксеней случались чудеса?

Как жаль, что я не могу ввести вальс из к/ф «Московская сага» книгу! В дополнение к стихотворному эпиграфу. «Отзовитесь» Юрия Долгополова тоже будто бы посвящено героям обеих книг, они ведь едины в чистоте помыслов и стремлении получить ответное «АУ!» от своих любимых.

Автор

Отзовитесь!

 
К солнцу,
               к небу,
                           в синеву
Мчится звонкое «Ау!».
Я кричу с речных обрывов:
– Отзовись, кого зову!
 
 
Ветры свежесть принесли,
Ветви росы отрясли,
И летят к нам в гости птицы
Ото всех концов земли.
 
 
Дали сини и чисты,
Словно первые цветы.
Отзовись – и между нами
Встанут радуги-мосты!
 
 
Ветер стих, и наяву
Слышу звонкое «Ау!».
Кто-то крикнул с дальних плесов:
– Отзовись, кого зову!
 

Юрий Долгополов

Что там, за поворотом…
(РАССКАЗЫ И ЭССЕ)

Шиворот-навыворот
(Невероятно, но факт!)

Часть первая: И в октябре бывает май…

И зачем это, спрашивается, отец назвал меня Татьяной? Нет, против самого имени я ничего не имею. Но ведь мне его дали не просто так, а в честь пушкинской героини.

– Татьяна Ларина – идеал женщины, – не раз говорил отец. Я хочу, чтобы душою ты была похожа на неё…

Ну, конечно: младенцев никто не спрашивает! Давали бы сначала временные имена с правом замены их… допустим, в подростковом возрасте. Я бы таким правом воспользовалась, так как с отцом совершенно не согласна! Татьяна Ларина мне нравится, но душевные качества я бы предпочла иметь другие, потому что ну вот нисколечко не хочу благородно страдать от безответной любви! Не мыслю свою личную жизнь похожей на ту, что была у Татьяны…

А тут еще мама умудрилась родить меня в среду. Есть такое шутливое стихотворение:

 
Если ты родился в понедельник, это значит
Будешь ты красавцем, парень, не иначе.
Дети вторника родятся для удачи…
Каждый день в неделе что-нибудь да значит!
Для большой любви родятся люди в среду,
А четверг сулит нелегкую победу…
Дарит пятница тревоги и заботы,
Путешественник рождается в субботу.
Ну, а если ты родился в воскресенье —
Получай в наследство радость и веселье!
 

Между прочим, шутки шутками, но я специально интересовалась и выяснила, что для многих людей стихотворный пустячок справедлив…

Родиться для большой любви… А знаете, я – согласна! И даже чувствую, что многое в жизни могла бы подчинить этому главному предназначению. Но судьбы Лариной все равно не хочу! Пусть моя сложится как-то иначе. Как? Наверное, я это пойму, когда любовь ко мне придет. Но вот здесь в моей жизни получилась заминка…

Отца, кадрового военного, слишком часто переводили из гарнизона в гарнизон. Я не успевала завести друзей ни в школе, ни во дворе. Поэтому с мальчишками общаться не умела, боялась их, и обычной для детей спонтанной, интуитивной влюбленности пережить мне не довелось…

Когда отец наконец-таки уволился в запас и мы обосновались в старинном городе средней полосы России, я была уже подростком. Мой последний по счету класс оказался и самым удачным – может быть, оттого, что я пришла в его коллектив без обычного прежде чемоданного настроения. Быстро освоилась с девчонками, а соседка по парте как-то очень легко и сразу стала лучшей подругой…

Мальчишки… не задирались. Они были здесь какими-то уж очень «правильными»: почти все взяли курс на различные вузы. Так и сквозила в их поведении некоторая бравада: «Первым делом, первым делом аттестаты! Ну, а девушки? А девушки потом…». Это «потом», конечно же, то и дело нарушалось, но я плохо знала своих ровесников и принимала их выпендреж за чистую монету.

А мысли о любви тем временем стали меня одолевать. Как можно рассуждать на уроках литературы о тончайших нюансах чувств, допустим, той же Татьяны Лариной или Наташи Ростовой, если не знаешь, что такое любовь? И почему это все остальные девчонки знают, а я – нет? Нужно немедленно проверить, в порядке ли моя эмоциональная сфера или со мной что-то не так?!

Я решила обязательно влюбиться. Темными зимними вечерами, когда уже сделаны уроки (к вузу-то я тоже готовилась – глупее мальчишек, что ли?), подолгу смотрела на свое отражение в оконном стекле и пыталась вообразить рядом с собой то Вовку, то Виталика, то Павла… Ничего не получалось! Ни к кому не лежало сердце… Но не может же такого быть? И я продолжала поиски.

Не смущалась, что поступаю «шиворот-навыворот»: надо подождать, когда сердце вдруг само заговорит, а я разумом пытаюсь навязать что-то своему сердечку… Затея безнадежная, и я до сих пор не знаю, почему она удалась. Получилось, как в тех строках, которые я учила на отметку: «Пришла пора – она влюбилась».

После довольно долгих прикидок я поняла, что мне наиболее симпатичны в нашем классе Андрей, а в параллельном – Женька. Жребий, что ли, бросить? Нет, лучше Андрей. Или Женька? С Женей уже и что-то похожее на дружбу начинает завязываться. Мы с ним часто выступаем в общешкольной команде КВН, которая стала в городе популярной, и ее то и дело приглашают куда-то на игру. На задания, где нужно сочинить стихи и написать что-то в прозе, капитан команды неизменно отправлял нас с Женькой (что у него, что у меня – неплохо «язык подвешен»), и мы неизменно этот конкурс выигрывали.

У Женьки победно светились глаза, похожие на темные вишни, и смешно топорщился на макушке рыжеватый хохолок. После игры он обязательно провожал меня домой и всю дорогу нес какую-то смешную чепуху… Да, в Женю можно влюбиться. Чего тут еще думать? Все, я решила! В ту ночь я уснула умиротворенная (наконец-то у меня все, как у людей), и снился мне Женька, о котором я долго и впервые очень тепло (почти влюблено) думала перед сном.

А утром, на первом же уроке наша классная попросила меня сходить домой к Андрею – нужно было предупредить его отца, известного врача, который вел у нас школу здоровья, о том, что очередное занятие планируется прямо сегодня. Ну и заодно мне передали фрукты для Андрея, который тогда болел.

Андрей был личностью в каком-то смысле исторической. Еще пару месяцев назад англичанка выставляла его в коридор профилактически, едва урок начнется. Войдет в класс и сразу же: «Андрей, go into corridor!»

Такое случалось и на других уроках. Красный, хихикающий Андрюшка, только что совершивший очередную шалость, ничуть не смущаясь, регулярно удалялся вон из класса. Мы привыкли к этому, так же как и к постоянным его тройкам. Что поделаешь, детство затянулось! Поэтому, когда поведение Андрея вдруг кардинально переменилось, все удивились. Пожалуй, кроме меня. Я и раньше замечала в нем стремление докопаться до чего-то главного в жизни и поражалась его кратким емким репликам, почти афоризмам. Хотя случалось это редко – я такие случаи запоминала, поэтому с удовольствием согласилась навестить больного. И не пожалела.

Дома Андрей был непривычно тихий, серьезный! Говорил со мной просто, совсем не рисуясь, как это обычно делали парни его возраста, и очень доверительно. Показал свой секрет: на обороте большой географической карты он записывал интересные высказывания, изречения. Их уже накопилось много, и все они свидетельствовали: Андрей пытается понять смысл жизни. Об этом же говорили и книги в его комнате. Видно было, что читал он много и сложные вещи.

Мне так понравилось у него дома! А Андрей, будто угадав это, попросил меня о шефстве на время болезни. «Не хочу отстать от класса. Приходи, когда сможешь, будем вместе уроки делать!» С неделю я регулярно навещала его, но потом надобность в шефстве отпала, и я вновь стала заходить к Андрею лишь в крайних случаях – так же, как и он ко мне. Как раз в этот момент, когда мы начали хоть как-то сближаться, в нем и произошла та самая удивившая всех перемена.

Андрей внезапно стал получать почти сплошные пятерки. Учителя сначала тоже удивлялись, но быстро привыкли к новому отличнику и даже фамилию его произносили с большим уважением! Андрей перестал вертеться на уроках и озорничать. Он усердно работал. Он осознанно и целеустремленно взял курс на институт. На то, чтобы покрывать изнанку карты изречениями, да еще читать их вместе с девочкой, не оставалось ни сил, ни времени…

Я поняла это. И не обижалась. Это же прекрасно, когда человек может поставить перед собой цель и так упорно идти к ней! Разве просто за полгода наверстать все, что было упущено из-за прежних шалостей? А он наверстал. Он сумел заделать все пробоины и пробелы. Я гордилась им. И собой тоже. Я же угадала все это в нем заранее!

– А здорово ты меня эпиграммой «припечатала»! – сказал как-то Андрей, вспомнивший вдруг беззаботную пору своего озорства. – Как там? Начало ускользает… Ты ее еще переделала из довоенного фокстрота!

– Фокстрот «Андрюша», что ли? Вот это?

 
«Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?
Промчись по классу, партами гремя!
Поднажми, чтобы стекла затрещали
И все девчонки глядели на тебя!»
 

Андрей вздохнул:

– Сейчас хоть денек бы такой жизни! Но институт выбрал сложный, приходится пахать. Иногда прямо невмоготу! Я ведь на заочные подготовительные курсы поступил. И далеко не все мне там нравится, но я должен осилить программу. Я люблю физику, труды Нильса Бора, например, читаю как приключенческий роман… Значит, должен все одолеть, да? «Все победы в жизни начинаются с победы над самим собой» – и Андрей отогнул уголок географической карты с изречениями.

После шефства над Андреем моя решимость влюбиться в Женьку поколебалась. Мы с ним продолжали играть в своей родной команде КВН и запоем сочинять юмористические стихи, но, прокручивая перед сном прожитый день, я все чаще думала не о Жене. Перед глазами невольно появлялся Андрюшка. И нынешний, и тот, недавний, которого за дверь выгоняли. А потом… случилось что-то странное.

Андрея я стала видеть пред собой постоянно. Есть над головой небо, есть солнце, но где-то там, в вышине, рядом с большим общим нашим светилом прочно обосновалось мое личное маленькое солнышко: Андрюшкино задумчивое лицо – такое, как в те минуты, когда он читал мне записи на карте…

И от света этого добавочного солнца все вокруг становилось немного другим, приобретало особые краски, особую прелесть. Как будто я из нашего мира попала в параллельный. Очень похожий, почти такой же, только… все в нем звучит, словно едва слышная завораживающая музыка, все дышит поэзией. Нет ничего скучного, будничного, все радует, все преодолимо – «был бы милый рядом». И как в той же песне – «больше ничего не надо». Люблю я или нет и кого именно люблю – этот вопрос, как совершенно лишний и глупый, отпал сам собой…

Приближались выпускные экзамены. Учителя твердили о них буквально каждую минуту, настраивая нас на особо ответственное отношение к учебе. Но приближалась и весна! Был уже конец марта: днем яркое солнце и звонкая капель, по вечерам – легкий, бодрящий морозец, сохраняющий, словно аромат фруктов в мороженом, весенний солнечный запах и в темноте.

Мы с Женей заканчивали зимний спортивный сезон, который неожиданно начался на новогодних каникулах. Я кататься на коньках не умела – в военных гарнизонах негде было этому учиться, а Женька с детства владел ими виртуозно и дня не мог прожить без катка. Решил почему-то и мне открыть такое счастье. Сначала я стеснялась того, что окажусь в новичках наравне с детишками, потом боялась, что мой добровольный тренер заскучает, да и просто замерзнет с такой ученицей… Женька все мои «но» отверг и подарил незабываемые каникулы: две праздничные недели мы бывали на катке ежедневно. А там – нарядная елка, гирлянды цветных фонариков, изумительная музыка… Я буквально окунулась во все это – впервые!

Когда я уставала или сильно шлепалась на лед, тренер усаживал меня на лавочку – приказывая отдохнуть и забыть об ушибе (лучшее лечение!). Сам он в это время в стремительном темпе носился по катку, чем компенсировал вынужденно плавное катание со мной, и суммарная нагрузка за вечер оставалась для него привычной.

К концу января я уже не очень его позорила: под руку с Женей бегала вполне прилично, хотя, оставшись одна, могла и шлепнуться. В награду за успехи Женя предложил продолжить посещения катка и после каникул, только реже. А в марте каток и вообще работал с перерывами – исключались оттепели, но их было немного, в целом месяц выдался морозным. Наконец настал день, когда Женя объявил:

– В воскресенье ставим точку. До следующей зимы… С понедельника каток закрывается.

До следующей зимы? Почему он так уверен? Мы же готовимся в институт. Или я уеду учиться в Москву, или он, или мы оба… Вслух я эту мысль высказывать не стала, просто промолчала. А Женька, весело просвистев какую-то популярную мелодию, так же весело и беззаботно продолжил:

– Воскресные вечера у нас теперь будут свободны. Что ты предлагаешь?

Я растерялась и вновь удивилась его уверенности. Каток – ситуация особая и исключительная, но почему Женя считает, что мы и дальше будем вместе проводить выходные дни? Да, я к Женьке привязалась, он стал моим другом – настоящим, что было много раз проверено. Но… я давно не была в гостях у соседки по парте, она уж обижаться стала. И потом: за зиму сложилась внутри класса небольшая компашка, куда входил Андрей и куда охотно звали меня.

Я объяснила ребятам, что временно занята по выходным, но ведь временно! Вдруг они меня в следующее воскресенье в кино пригласят? Я не знала, что ответить Жене. Обижать его ну никак не хотелось, в то же время мне нужно было устроить жизнь так, чтобы любой вечер, который сулит встречу с Андреем, был бы безоговорочно свободен!

Женька понял мое молчание по-своему.

– Ладно, чего загадывать? Посмотрим, что у нас там в кинотеатрах. Если стоящий фильм – я заранее возьму билеты. А нет, так придется тебе звать меня в гости! Мы же с твоим отцом никак не можем закончить партию в шахматы, помнишь?

Женьке легко давались контакты с людьми. Не скажу, что друзьями, но приятелями у него была чуть ли не половина школы! Он не умел сердиться и ссориться, а если случался с кем-то конфликт – Женька очень ловко обращал все в шутку. Тут же, вроде бы сам собой, всплывал анекдот, попадающий прямо «в точку», и через минуту потенциальные враги хохотали от души. А потом, чаще всего, трепались за жизнь до поздней ночи…

Я однажды увидела эту Женькину «методу» на примере своего отца. Случилось так, что я пришла домой в два часа ночи. Сейчас это в порядке вещей, но мы подчинялись более строгим правилам второй половины 20 века, и мои родители пережили настоящий шок! Телефона у нас не было: не успели еще кабель к новому дому подвести, и я не смогла предупредить, что после катка мы с Женькой по необходимости зайдем к нему домой. Он жил рядом со стадионом, а меня нужно было срочно подсушить: я так неудачно въехала в сугроб, что снег попал под одежду, немедленно там растаяв.

Я надеялась, что приду домой только чуть позже обычного, но Женька стал угощать дефицитными записями Высоцкого, и так их комментировал, что я совершенно забыла о времени…

Почти не бывало, чтобы я возвращалась домой позже одиннадцати. Только по особой договоренности (КВН затянулся, всем классом в театр ходили…) отец мог продлить мне «комендантский час» до полуночи, но в этом случае прогуливался рядом с домом – на всякий случай. И вдруг такое ЧП домашнего масштаба!

Женька, провожая меня, надеялся, что сможет все объяснить отцу, который ждет возле дома. Но его не было… И в окнах квартиры свет не горел.

Хорошо это или плохо? Вдруг и вправду родители уснули и не знают, который час? Я пробралась в свою комнату на цыпочках и улеглась, ничем не скрипнув. Пронесло?

И тут же ослепительно вспыхнул свет люстры. На пороге стоял разгневанный отец.

– Я-то думал, что моя дочь не позволит себе шляться по ночам! А ты… Завтра поговорим. Сейчас мать с валидолом лежит. Сразу с утра как угодно, хоть письмом, хоть телеграммой сообщишь кавалеру, что я тебя после школы никуда отпускать не буду. Поняла?

Свет в моей комнате погас. Величественный, несмотря на наряд из одних только семейных трусов, отец гордо удалился. Я свернулась калачиком. Эх, и когда же телефон проведут? Завтра воскресенье, Женька в кино пригласил… Что он теперь подумает? А ты, папочка, разве не знаешь, что письмо неделю идет?

Утром, когда я хмуро завтракала в одиночестве (родители держались особняком – с каменными лицами) в дверь позвонили. Отец открыл, и я услышала разговор в прихожей:

– Сергей Александрович, прошу прощения за ранний визит. Но у меня из головы не выходит та шахматная комбинация, которую вы блестяще разыгрываете. Раскройте, пожалуйста, секрет! Против вас я это использовать не буду, даю слово! Но у меня есть самонадеянный дружок, которого нужно по носу щелкнуть. Ради его же блага…

Отец обожал шахматы, а партнеров у него было мало: на гражданке друзья для военного пенсионера находились с трудом. Женька же играл вполне прилично, отец радовался, когда удавалось засадить его, вечно куда-то спешащего, за шахматную доску.

– О чем речь, Женя? Раздевайся, проходи. Рад, что ты ко мне пожаловал. А Татьяна сегодня наказана, пусть у себя сидит, мы ее звать не будем…

Я устроилась на диване с любимой книгой, ничего хорошего не ожидая.

Не пилят, и то ладно. Отвлечь отца от моего воспитания – это Женька правильно сообразил. Прошло, наверное, часа три. Из кухни, где расположились игроки, доносились то шахматный сленг, то хохот, вызванный явно не игрой… Я уже было задремала. И вдруг ко мне заглянул Женя.

– Вот те раз! Я стараюсь во всю, а она спит! Собирайся быстрее, до кинотеатра добежать успеем…

– Но…

– Какие «но»? Сергей Александрович все понял про вчерашний вечер, ни на кого не сердится. Отличный у тебя предок! Да не копайся ты, на сегодня еще столько интересных дел намечено!

По дороге в кино Женька объяснил, почему это папочка мой сменил вдруг гнев на милость:

– Во-первых, поиграли мы действительно от души. И потрепались классно! А между делом я рассказал про старшего брата, которого в нашей части города все боялись. Когда он в армию уходил, то познакомил меня с окрестной шпаной. Не думай, интересов у меня с ними общих нет и дел – тоже. Но они знают, что я всегда пойму и помогу, если кому-то приспичит ко мне обратиться – поводы-то разные бывают. Допустим, сигаретами нужно чуть ли не ночью разжиться. Все мы – люди…

Твой отец обещал ждать спокойно, когда ты со мной. Он понял, что на ближних улицах мы в безопасности. И нести караул возле дома отставному офицеру больше не нужно…

Так оно и случилось. Женя время от времени тешил моего отца шахматными баталиями, взамен нам разрешались довольно поздние прогулки. Так сложилось, что сразу после катка мы пили чай у Жени дома, а потом, уже отдохнувшие, не спеша, шли ко мне и успевали поговорить, кажется, обо всем на свете… Если только у Жени не накапливались новые стихи. Тогда уж только они! Я слушала с удовольствием – сама ведь потихоньку пишу. Но у Жени получается лучше. Не всегда понятно, не всегда самобытно (проглядывает Высоцкий), но очень интересно!

Вот так все у нас с Женей сложилось к тому моменту, когда закрылись в городе катки – и дальние, и тот, самый любимый, возле которого жил мой друг. Что Женька стал лучшим другом, я ни капельки не сомневалась. Вспоминала иногда свое гадание «на ромашке»: «Женя, Андрей, Женя, Андрей…». Может быть, я ошиблась тогда? Когда берешься решать что-то только разумом, действительно, получается все «шиворот-навыворот». Жизнь сама расставляет все по местам.

С Андреем мы встречаемся только в классе и на школьных вечерах, очень редко – в компании общих знакомых. А с Женькой мы больше двух месяцев были неразлучны, я теперь знаю его лучше, чем кого-то еще из парней. И не хочу терять эту дружбу. Вот скажу сейчас Жене, что выходные дни могут стать еще более интересными, чем во время увлечения катком. Нужно только хорошо подумать…

Я уже рот открыла, чтобы произнести эту фразу, но Женька меня опередил:

– Ну что, сейчас идем к тебе в гости – нужно партию с Сергеем Александровичем доиграть, а завтра по блату достану билеты в кино, иначе на этот фильм не попасть… Потом придумаем что-нибудь еще. Главное – не расставаться… Он задумчиво поковырял носком ботинка ледышки на тротуаре, потом сдвинул на макушку лохматую лисью ушанку, улыбнулся, но как-то странно, не поднимая на меня свои карие до черноты глаза:

– Я не хотел говорить, думал, что люди могут понимать друг друга и без слов… А ты сегодня странная, держишь что-то в себе. Я же вижу. Что с тобой? Хочешь сказать, но боишься? Я тоже боюсь… Поэтому начну первый. Нравишься ты мне. Очень. Я, наверное, люблю тебя…

Дыхание у меня перехватило, сердце подпрыгнуло. Я этого не ожидала! И не знаю, отчего, вероятно, от неожиданности, ляпнула то, чего говорить вовсе не собиралась:

– И ты мне нравишься – как друг. Ты очень хороший. Только… разговоров у нас об этом не заходило… поэтому не было повода сказать, что я… люблю Андрея!

– Да? – он помолчал. – Вот как… Ну, что же. Тогда я пойду домой, – и еще помолчал. Потом добавил:

– А знаешь, завтра я к тебе приду!

Едва раздевшись, я еще в прихожей начала откровенный рев. Чтобы родители не услышали, уткнулась плотно в носовой платок. Он всегда лежал у меня в кармане пальто, а сейчас вместе с платком выпала и какая-то бумажка. Женькин почерк… И когда успел незаметно подсунуть листок?

Я быстренько сказала маме, что голова разболелась, улеглась в постель и под одеялом с помощью фонарика начала разбирать мелкие строчки:

 
«Хочешь, дам тебе имя?
Ты для меня – Тайна.
Я встретил тебя в мае,
И это совсем не странно…
Только ранней весною
Везде расцветают цветы,
Они и в стужу со мною:
Их оживляют мечты…
 

P.S. Мы познакомились осенью, на первой игре КВН, но все равно это было – в мае! Стихи – так себе, но ты поняла, почему в мае?»

Поняла, конечно же, поняла! И для меня в октябре начался чудесный май, только я не думала об этом, принимала все, как должное… Влюбленность в Андрея не мешала мне радоваться дружбе с Женькой, и мысль о том, что из-за Андрея встречи с другом могут прекратиться, даже не приходила в голову. Почему я не видела такой опасности – не знаю…

Это хорошо, что я догадалась соврать маме про головную боль, поэтому утром легко получила разрешение не ходить в школу. С успеваемостью у меня проблем не было, так что будь мамина воля, она бы и вообще приветствовала свободное посещение… Но школой руководила не мама, так что прогуливать нужно было с умом.

Одно дело, если требовалось просто выспаться и отдохнуть, и совсем другое – разгуливать в учебные часы по улицам. А я для того и осталась дома, чтобы как можно быстрее оказаться в самом центре города, а точнее – в нашем роскошном драматическом театре. Пришлось добираться до храма искусства «переулками и закоулками», где была наименьшая вероятность столкнуться с кем-то из учителей. И вот он – заветный служебный вход!

На вопрос вахтера, к кому это я утречком пожаловала, с гордостью ответила:

– Меня ждет Мария Ефимовна!

Никакой договоренности с моей родной тетей Машей, конечно, не было, но я по опыту знала, что вахтер не станет до нее дозваниваться, потому что к главному художнику театра поклонники за автографами не бегают, и что пускает до предела загруженная делами Мария Степанова к себе в кабинет только тех, кто ей действительно нужен… Или кому нужна она!

– Тетечка, милая, простите, что я без предупреждения, но я… я не знаю, что мне делать! В школу не смогла пойти, чтобы с Женей не встречаться, потому что не могу просто поздороваться с ним! Мне нужно ему сказать… что-то очень хорошее, только не знаю, что…

– Танча, перестать тараторить, – ответила мне тетина спина. Мария Ефимовна чудом удерживала в руках крошечный трон Снежной королевы, который срочно нужно было доделать, пока не высох клей в том месте макета декорации дворца, куда надлежало водрузить этот сверкающее чудо…

Я замолчала и стала ждать, пока тетя сможет на время отвлечься от макета и повернется ко мне. Разговаривать с теми, кто стоит у нее за спиной, художница не любила: «Люди должны видеть глаза друг друга».

– Правильно сделала, что прибежала сюда, – сказала, наконец, тетя. – Пойдем за мой чистый гостевой стол, чаю попьем. Я с семи утра вожусь с макетом, руки уже болят…

Чай был с травами и к нему – фирменные булочки из театрального буфета. На душе от этого стало немножечко легче, хотя порою слезы наворачивались на глаза. Мария Ефимовна о моих сердечных делах давно все знала, а главное – понимала меня: с ней разговаривать было проще, чем с мамой, к тому же тетины слова часто «подбрасывали дровишек в костер» – то есть давали пищу для неожиданных размышлений.

– И куда это вы все спешите? – строго спросила тетя. – И ты, и друг твой Женя… Хороший паренек, я помню, как вы с ним ко мне в мастерскую ворвались прямо после спектакля – и цветы принесли, словно примадонне! Его была идея, да? И вечерам вашим на катке я очень радовалась, поверь… Такие зимние каникулы – это ведь роскошный подарок. А ты чем его в ответ одарила? Не успела еще? Так думай!