Падший ангел за левым плечом

Глава 4
Грибов

Когда Алексей Грибов – менеджер фольклорного ансамбля «Гармонь и балалайка» – вошел в спальню Леокадии Пыжовой, та удивленно подняла тоненькие, как ниточка, выщипанные брови.

Леокадия Пыжова – шестидесятипятилетняя хозяйка и солистка фольклорного ансамбля – отдыхала в своей огромной, как футбольное поле, постели после субботнего визита к косметологу и массажисту.

– Ты где это пропадал целый день? – спросила она недовольно. – Я тебе звонила, ты не отвечал.

– Я в Ногинск ездил, смотрел концертную площадку, – ответил Алексей Грибов.

– Так Ногинск что, тайга? Связь, что ли, мобильная не работает там?

– Я потом в шиномонтаж еще заскочил.

– Ох, крутишь ты что-то, милый. – Леокадия Пыжова погрозила наманикюренным пальчиком. – Разлюбил, что ли?

У них была связь и длилась она вот уже год. Двадцатишестилетний Алексей Грибов почти каждую ночь проводил тут, в этой спальне. Леокадия Пыжова платила ему зарплату из своего кармана и старалась получить максимум удовольствия.

– Ты мое сокровище, – ответил Алексей, – я по тебе скучал весь день.

– Так прыгай сюда. – Пыжова царским жестом откинула покрывало.

Она была абсолютно голой, тело лоснилось от крема. Алексей начал послушно раздеваться, стараясь не глядеть на обвислые груди и дряблый живот своей любовницы-хозяйки.

Фольклорный ансамбль «Гармонь и балалайка» переживал кризис. Столичный зритель воротил от шоу нос. Выручали гастроли по периферии, в основном по малым городам. Да разные профессиональные праздники типа Дня железнодорожника и Дня чекиста. Леокадию Пыжову по старой памяти приглашали на ведомственные концерты. И сидевшие в зале скрепя сердце терпели весь этот залихватский фольклор с гиком и присвистом, с треньканьем балалаек и с эффектным появлением на сцене самой Леокадии: она выплывала павой под россыпь гармоний – старое чучело с фальшивыми золотыми косами и в расшитом аляпистой тесьмой и пайетками сарафане. «Лапти, ох, лапти, ох, лаптииииии моиииииии!» – выдавала она визгливо и начинала тяжеловесно плясать, махая платочком и топоча алым сапожком, улыбаясь хмурому залу и игриво подмигивая.

Леокадия Пыжова помнила о своей бурной юности и брала себе только молодых любовников из числа танцоров и менеджеров ансамбля.

«Мои поррррррррррродистые жеррррррррребчики» – называла она их.

В «жеребчиках» Алексей Грибов ходил уже год.

– Манкировать мной стал. – Леокадия потянула его к себе в постель за брючный ремень.

– Я сейчас разденусь.

– Сначала мой сок мне подай. – Она указала на столик у кресла, где стоял хрустальный графин с коньяком.

Алексей Грибов налил коньяк в хрустальную рюмку.

– А себе?

Он налил в рюмку и себе.

– За любовь, сладенький, – провозгласила Леокадия и хлопнула коньяк одним махом.

Пьянела она быстро. Но признаки опьянения проявлялись лишь в бледности морщинистого ее лица, которому уже мало помогали косметические процедуры и сценический грим.

– Нос воротишь от меня, сладенький. – Она снова погрозила Грибову пальчиком. – Все адвокатом себя мнишь, все о прошлом думаешь. А кто ты такой сейчас? Никто. Ноль. Выперли тебя отовсюду. А я вот взяла тебя в шоу, бабки тебе плачу из своего кармана. Папашка-то кто твой был? Прокурор? Так посадили его. Наследственность – тяжелая, Лешенька… Папашка-то в тюрьме. Так что нечем гордиться-то. Нечего нос от людей, которые к тебе всем сердцем, воротить.

– Да что ты в самом деле? Я же по твоим делам ездил, насчет концерта хотел договориться.

– Весь день пропадал. На звонки не отвечал. – Леокадия сверлила его взглядом. – И чего концерт?

– Ничего. У них там все закрыто оказалось. Офис закрыт.

– Врешь ты мне все. – Леокадия хмыкнула. – Ну да сердце-то у меня доброе, проверять не стану. Ложись, что ли.

Алексей Грибов послушно лег в постель рядом с ней. Она тут же жарко его обняла и, дыша коньяком в лицо, начала ласкать, возбуждать.

Они возились в постели. Потом Леокадия разочарованно отпихнула его от себя.

– Чего ты как ледышка-то?

– Я просто устал. – Алексей Грибов закрыл глаза.

– С чегой-то ты устал? Уж я и так стараюсь, и этак. А ты как мертвый.

– Подожди немного.

– А чего ждать-годить? Само встанет, что ли? – Леокадия села в подушках. – Целый день где-то шатался. Сейчас кабачок вялый.

Алексей Грибов повернулся на бок.

– Лешенька, я ведь и рассердиться могу, – елейным зловещим тоном пообещала Леокадия.

Тогда он обернулся к ней. Улыбнулся натянуто и покорно.

– Ты потрясающая женщина, – сказал он, – я весь твой. Я просто устал немножко. Дорога скверная – сплошные пробки.

Леокадия снова сунула руку под одеяло.

– Ну вот уже лучше, процесс пошел. – Она протянула вторую руку и взяла Алексея Грибова за подбородок. – Адвокатик ты мой неудавшийся. По нынешним-то временам кому ты нужен? Никому, кроме меня. Ты это цени, Лешенька.

– Я ценю.

– И все же, где тебя носило сегодня?

Алексей Грибов приподнялся и сграбастал ее в объятия, заглушая все эти ненужные любопытные, ревнивые вопросы поцелуем в старческие, пахнущие коньяком и помадой губы.

Глава 5
«М»

Только на мгновение полковник Гущин закрыл собой от Кати стену гаража. Потом отступил на шаг.

– Прибито гвоздями, – сказал он хрипло.

– Убийца воспользовался пневматическим молотком. Вон он тоже на полу. – Эксперт Сиваков не касался вещдоков до работы своей команды криминалистов. – Гараж не кирпичный, а из блоков. Гвозди вошли как в масло.

На стене большая буква «М» – с нее начиналось короткое слово, написанное кровью широкими мазками.

Но букву «М» образовывали человеческие руки, отрезанные электропилой, прибитые гвоздями.

Руки были неестественно вывернуты. Пальцы мертвых ладоней переплетались. И все это крепилось гвоздями к стене.

– Локтевые суставы, судя во всему, повреждены электропилой, чтобы сделать всю эту чудовищную конструкцию более гибкой, податливой. – Сиваков смотрел на стену. – Чтобы снять все это, извлечь гвозди, нам потребуется время. По мне, так я бы забрал все это как есть, чтобы уже в лаборатории детально исследовать. Но не выламывать же нам часть стены в гараже… Абсурд… Тот, кто это сделал, добился своего. Оторопь берет. Не знаешь, с чего осмотр начинать.

– Со слова, которое написано. – Гущин подошел к стене вплотную.

Страшная буква «М», составленная из рук Полины Вавиловой – жены полковника Вавилова, – была заглавной буквой в слове «Мщу».

Буквы «щ» и «у» написаны кровью. Они складывались из широких, угловатых линий-мазков.

– Тут должно быть что-то в ее крови, какой-то предмет, которым он писал, – сказал Гущин.

– Нет, судя по ширине мазка, – Сиваков тоже подошел вплотную к стене, – и по частичкам блоковой крошки в распилах предплечий, на костях и на кожных покровах, убийца написал обе буквы ее руками. Сначала он написал «щ» и «у». А затем уже составил свою инсталляцию из буквы заглавной.

– «Мщу»… не «месть», как пишут обычно, не «Я мщу», а просто коротко, лаконично. – Гущин обернулся к помертвевшей Кате. – Какие мысли?

– Я не знаю, Федор Матвеевич. Ужас.

– А еще что? Что первое на ум приходит?

– Ярость. Он был в ярости, этот убийца. За что он мстит?

– С этим придется разбираться, долго разбираться. – Гущин констатировал факт. – Меня сейчас интересует – как он в дом попал? Следов взлома нет. Значит, Полина Вавилова сама его впустила, открыв все замки.

– Выходит, она знала убийцу? Была с ним знакома?

Полковник Гущин пошел к двери гаража, поманил одного из оперативников и спросил тихо:

– Ну, что вы нашли?

Глава 6
Вещи и окрестности

– Много отпечатков пальцев. Экспертам работы – непочатый край. – Оперативник повел полковника Гущина в холл.

Катя устремилась за ними. Она хотела слышать все, что скажут члены оперативно-следственной группы на этом первичном этапе осмотра.

Лишь бы не видеть то, что лучше не видеть…

– Нам предстоит выяснить, чьи отпечатки где – Вавилова, ее… Не сейчас же откатывать, когда ЭТО там на стене висит. А потом дом только что построен, тут бригада рабочих трудилась – отопление налаживали, кухню монтировали, нагреватели для воды. Все захватано – двери, косяки, поверхности. Определение давности следов пальцев рук – вещь ненадежная, сами знаете, Федор Матвеевич.

Гущин осторожно двигался – боком, как краб, чтобы ненароком не наступить на кровавый след волочения на полу – его обрабатывали эксперты, ползавшие на корточках.

В кухне, проходя мимо, Катя увидела врача в белом халате.

– Откуда он тут взялся? – спросила она шепотом.

– Наши вызвали через отдел полиции, привезли на машине из горбольницы. Не психолог. Просто терапевт дежурный. Игорю Петровичу психологическая помощь требуется, но психолог когда еще из Главка приедет. А этот укол успокоительного ему сейчас сделает.

Гущин кивком позвал из кухни помощника Вавилова Артема Ладейникова. Тот подошел.

– Ну как он там?

– Неважно.

– Я с его допросом погожу. А вы… ты нам расскажешь, что тут было, когда вы с ним приехали.

– Конечно. – Артем Ладейников кивнул.

– Еще что кроме отпечатков? – спросил Гущин оперативников.

– Вот смотрите сами в холле у двери, у вешалки – полно коробок. Судя по всему, это доставлено из интернет-магазинов. Часть коробок вскрыта, но товары внутри. А часть коробок пустые, видно к выбросу приготовленные.

– У них есть во дворе мусорный бак?

– Нет, мусор тут они копят, – сказал Артем. – Вынуждены копить. Игорь Петрович как-то жаловался – мол, по нескольку дней не может выбросить, набивал мешки и сам на машине отвозил на свалку. Здесь у них новое все в поселке. Еще не отлажено.

– А он что, сам товары в Интернете заказывал?

– Не знаю, вряд ли. Скорее всего это она, его жена.

Гущин подошел к входной двери – тяжелой, железной, обитой искусственной зеленой кожей, со множеством замков, с задвижкой и цепочкой.

– Полина Вавилова впустила убийцу в дом. Сама, – сказал он. – Никаких следов постороннего проникновения. И подбором ключа эту дверь снаружи не откроешь, такая конструкция. Я же говорю – бывший опер знает, как обезопасить дом от воров. Но убийца сюда вошел. Если Полина его не знала, значит, она открыла дверь по звонку и при этом не испытала никаких подозрений.

– Доставка товаров на дом? Курьер интернет-магазина? – спросила Катя. – Убийца прикинулся курьером?

Гущин попросил эксперта в перчатках открыть входную дверь. Но тут внезапно к нему подбежал другой эксперт:

– Сиваков просит вас в гараж вернуться, срочно!

Гущин повернул назад. Его грузное, полное тело вытянулось в струнку, когда он проходил по узкой полосе ламината, там, где не было на полу кровавого следа. Катя тоже шла осторожно, балансируя как на жердочке.

– Что еще у тебя? – спросил он Сивакова в гараже.

Тут уже было полно экспертов. Один из них с помощью пульта открывал подъемную дверь, чтобы выгнать из гаража серебристый «Ниссан» Полины Вавиловой, освобождая место для тотального осмотра.

Сиваков указал на валявшийся у стены деревянный ящик:

– Вот здесь могут быть следы убийцы.

– Как на пиле и на пневматическом молотке?

– Там мы с тобой ничего не найдем. – Сиваков не строил иллюзий. – Он не такой идиот, чтобы оставлять свою визитку на подручных инструментах. Я не о пальчиках говорю. Я говорю о следах других – почва, микрочастицы, пыль с подошв его чертовых ног.

– Как на полу?

– С пола мы тоже ничего не соберем. Пол бетонный, это дохлый номер. А ящик деревянный. Это другое. Он на этот ящик вставал.

– Почему ты так решил?

Сиваков повернулся к страшной «инсталляции» на стене.

– Люди обычно пишут на уровне своих глаз. Это непроизвольно получается – во многих случаях так удобнее. А по этой детали мы можем установить рост убийцы. Только не в этом случае. Он и это предусмотрел. С определением роста не получится, потому что надпись – я сразу это увидел – слишком высоко.

– Да, высоковата. Не то чтобы очень, но…

– Убийца вставал на ящик, когда все тут прибивал и писал. Потом отшвырнул его подальше за машину.

– Ты хочешь сказать, что убийца мог быть и небольшого роста?

Сиваков молчал.

– А как насчет физической силы?

– Пила – электрическая, молоток пневматический. Инструменты полдела сами делают, облегчают задачу. – Сиваков говорил все это цинично, но на стену… на стену он смотрел, не отводя глаз. – Труп он из холла не перенес, а волоком приволок. Может, и надпись столь короткая «Мщу», потому что ему рукой отрезанной тяжеловато было орудовать. Кость у нее, у Полины, широкая. Так что не могу я сказать, что тут большая физическая сила потребовалась. Но и опровергнуть это мне пока нечем.

Гущин молча созерцал участок, открывшийся им из-за поднятой двери гаража.

Катя пыталась составить себе о доме полковника Вавилова цельное представление. Двухэтажный дом, новый. Сам построил его себе, взял кредит, ипотеку? Внизу – просторный холл, переходящий в гостиную с диваном и телевизором, и кухня. Супружеская спальня и другие комнаты наверху.

Тело Полины Вавиловой до сих пор лежало в гараже. Эксперты делали свою работу.

Такая молодая…

Она такая молодая…

Крашеные светлые волосы…

Эта рана на ее горле как алый цветок…

Ноги согнуты, неестественно подвернуты…

Ну да, ОН же «работал» тут с ее телом, орудовал электропилой… Это называется манипуляция. ОН манипулировал с трупом, потому что хотел, как сказал Сиваков, получить «подручный материал» для надписи.

Чтобы оставить нам указание на ясный и недвусмысленный мотив.

И чтобы вселить ужас в наши сердца.

Катя видела женские руки – там, на стене.

И женское тело, лишенное рук.

Хорошо, что полковник Вавилов больше не смеется там, за стеной… И не называет ЕЕ Венерой Милосской…

Когда бывшие начальники уголовного розыска бьются вот так в истерике, в бессильном отчаянии, потеряв самое дорогое…

Какая же она молодая – эта Полина, его жена. Ей всего двадцать лет.

– Во всем этом есть что-то нечеловеческое. – Эксперт Сиваков в который раз повторил эту фразу. – Я никак не могу отделаться от этой мысли. Но это не проявление маниакального психоза.

– А что это, по-твоему? – спросил Гущин.

– Демонстрация и торжество.

– Над чем?

– А над чем, по-твоему, торжествует месть?

– Мы сейчас попытаемся все это снять, – сказал эксперт-криминалист Сивакову.

Гущин как-то неприлично быстро повернул к двери – назад в холл. Катя, чувствуя, как к горлу подкатывает ком тошноты, заспешила за ним.

Прочь, прочь, прочь! Прочь отсюда.

Дверь в кухню закрыта. Там врач с Вавиловым. У распахнутой входной двери Артем Ладейников разговаривал с экспертами.

В холле пахло кровью и свежим, холодным ветром. Кате хотелось, чтобы это был просто ветер. И она безмерно обрадовалась, когда Гущин кивнул Ладейникову:

– Пойдемте пройдемся.

Они вышли, их окутали вечерние сумерки. Катя поежилась от холода, застегнула молнию стеганого пальто-дутика до подбородка. Апрель, а тут в низинах в окрестных рощах еще лежит снег. Красивое здесь место, озеро недалеко. И не скажешь, что под самым боком с одной стороны подмосковный город Рождественск, а с другой – Москва подступает.

А тут – поля в вечерней дымке. Дорога, к федеральному шоссе. У шоссе – кондоминимум, напоминающий слепившиеся друг с другом птичьи гнезда. А здесь – простор. Новые дома стоят отдельно друг от друга.

– Нет никакого забора. Доступ на участок открыт, – сказал Гущин.

– Это экопоселок. Тут такие правила. – Артем Ладейников огляделся. – Они сами так захотели – жители, владельцы коттеджей. Игорь Петрович говорил – современный экоурбанистический стиль. Как в Европе.

– Или на Рублевке, – хмыкнул Гущин. – И здесь тоже все чертовски дорогое. И земля, и участки. И дома.

– Тут у них ветряки для электричества. – Артем махнул куда-то в сумерки. – С дороги видно.

– А въезжать как сюда, в поселок? Я ехал – здесь уже наши везде, ГИБДД, все перекрыли. А вы как въезжали с Вавиловым? Там у них КПП, сторож?

– Никакого сторожа. Они поставили шлагбаум. И у них пульты у каждого. Они сами въезд открывают.

– А как же экстренные службы сюда попадают?

– Я не знаю. – Артем пожал плечами. – Это надо у Игоря Петровича спросить.

– Как только он адекватным станет. А пока что вы можете сказать?

– Мы приехали, а тут это. – Артем Ладейников умолк, потом продолжил: – Мы как вошли… А она – в гараже… А на стене… Он как это увидел… Честное слово, я больше за него в тот миг испугался. Думал, если у него табельный в кобуре, он застрелится прямо там. Но вроде с табельным на совещание к губернатору не ездят. А он на совещании был. Потом мне позвонил, мол, собирайся, я тебя у метро захвачу.

Полковник Гущин слушал, а сам осматривал участок. Катя глядела себе под ноги – все заасфальтировано тут, и плитка везде от самой подъездной дороги. Вавилов, видно, грязь дорожную не терпит. А в результате – каменный дворик, и никаких следов убийцы. Деревья тоже повырублены, пни выкорчеваны. Вон соседние дома – там старые деревья постарались сохранить. А Вавилов сделал «место пусто».

Окна двух соседних домов закрыты металлическими жалюзи изнутри. Наверное, никто не живет там.

– Что, еще не купили дома? – спросил Гущин.

– Я не знаю, – ответил Ладейников.

– А вы, Артем… на «ты» буду к тебе обращаться, хорошо?

– Хорошо, Федор Матвеевич.

– А ты бывал тут прежде – у него дома?

– Однажды. Мы из Шатуры ехали. Игорь Петрович там информационно-аналитическую работу проверял. Обычно я в приемной у него сижу, я же фактически секретарь-помощник. А в тот раз он меня с собой взял. И на обратном пути заехали к нему домой обедать, то есть ужинать уже.

– Ты Полину видел?

– Да, видел в тот день. – Артем вздохнул. – Она ничего не умеет готовить. Сделала нам омлет. Игорь Петрович ел и хвалил. Мы с его водителем тоже ели, потом меня водитель домой отвез.

– А сегодня Вавилов водителя не брал и служебную машину тоже? – спросил Гущин, бросая взор на стоящий у дома серебристый внедорожник Вавилова.

– Сегодня нет. Он в выходные старается водителям дать отдых.

– А тебя что же на работу выдернул?

– Не на работу. – Артем покачал головой. – Он меня помочь попросил. Вчера сказал: не окажешь услугу? У жены Полины, мол, что-то там с ноутбуком. То ли зависает, то ли что-то с программой. Я согласился, конечно, посмотрю, сделаю что могу. Он сказал, что во второй половине дня, после совещания позвонит. И позвонил.

– Во сколько?

– Около половины четвертого. Мы у метро встретились, он из центра ехал, а я от себя. Забрал меня.

– Сам за рулем на этой машине?

– Да.

– И что дальше?

– Мы сюда приехали.

– Он там, на дороге, пультом открыл шлагбаум?

– Ну да, я же сказал, а это важно?

– Нет. И что тут у дома?

– Ничего, он позвонил. Никто не открывает. Он сказал: дом большой, Полина наверху. И полез за ключами.

– Он ключом открыл дверь?

– Да.

– Так у них же там задвижка, цепочка изнутри. Он что же, знал, что на задвижку не закрыто?

– Я понятия не имею.

Катя слушала Гущина. Вот о чем он сейчас спрашивает этого парня, секретаря? Ведь он уже выяснил, что у Вавилова на момент убийства – алиби. Тот находился на совещании у губернатора вместе с начальством Главка. К чему все эти вопросы?

Или Гущин до конца Вавилову, что ли, не верит? Что тот организовал себе алиби и нанял киллера – жену убить?

– Значит, дверь открытой оказалась? – уточнил Гущин.

– Нет, закрытой, он ключом открывал.

– Я имею в виду не на задвижку и цепочку.

– Так она же мертвая уже была к тому времени. – Артем всплеснул руками. – Кто же там задвижку задвинул бы изнутри?

– Я имею в виду то, что Вавилов открыл дверь своим ключом. А не стал дальше громко звонить в дверь. И по мобильному он ей, кстати… звонил с дороги?

– Нет, при мне в машине нет.

– Ладно. И что дальше?

– Мы вошли, а там кровища на полу. Он сразу по следу этому – в гараж. А там… – Артем Ладейников умолк. – Я поначалу растерялся. Потом стал в Главк звонить дежурному.

– А Вавилов?

– Он к жене бросился. И стал словно помешанный. Когда увидел… ее и то, что там на стене. Руки… эту жуть… и то, что там намалевано. Потом из ОВД приехали – им из дежурной Главка сообщили. Когда много народа – легче. А то я не знал, что мне с ним, когда он в таком шоке, делать.

К дому со стороны дороги двигалась «Скорая». Нет, не «Скорая», а «труповозка». Сейчас там, в доме, тело Полины Вавиловой упакуют в черный пластиковый мешок и повезут в бюро судебных экспертиз.

Катя не желала возвращаться в этот страшный дом, где жил бывший начальник уголовного розыска.

Где-то в голых, лишенных листвы кустах тенькала птаха-невидимка, провожая стремительно заканчивающийся день.

Птица что-то вещала тоненьким надтреснутым, как мертвый колокольчик, голоском.

Катя не желала прислушиваться. Она чувствовала, как ее колотит дрожь.