Читать книгу: «Слепцов», страница 7
Умирает в больнице женщина в тифозной горячке, а врач играет в карты у смотрителя и давеча говорил, чтобы попусту его не беспокоить. «Умрет и без него». И вот две сиделки снимают тюфяк с койки больной, чтобы он даром не пачкался. У них недостает на это сил, и они зовут на помощь отставного солдата Петровича. Тот, сонный, пришел и заворчал:
– Ну, что еще? А, дуры-бабы, чего не могут сделать! А ты вот как, по-нашему, по-военному: раз! Берись за тюфяк, а я ее под мышки подхвачу. С Богом! Ну!
Между тем подошла какая-то больная старуха и, охая, смотрела на эту возню.
– Телушка ушла! – закричала вдруг умирающая. – Ушла! Беги за ней, беги скорей, беги!..
– Нет, уж, голубка, упоздала, – смеясь, сказал служитель, – не догонишь! Клади ее на доски! Так. Ну, вот и чудесное дело. Теперь умирай с Богом.
И женщина умирает.
Или в сценах «Питомка» мать разыскивает свою девочку, затерявшуюся в населении воспитательного дома, но нигде ее не находит и встречает только насмешки и унижение. Бредет она по деревне, куда отдают питомок, и пришла в старую избенку без крыши; там лежит больная и голодная женщина, а вблизи нее томится в жару ее питомица, трехлетняя девочка, обернутая в тряпье. Больная чужая мать кличет больной девочке: «Паранюшка! встань, ягодка ты моя!» – и показывает ее приезжей, ищущей. Но нет, это не она, не ее дочь: нет у нее приметы – родинки на правом боку. «Приезжая баба постояла на одном месте, поводила глазами по двору, потом подошла к двери и сказала: „Ну, прощай!“ И вдруг ударилась об землю и зарыдала».
Вдруг ударилась об землю и зарыдала… До сих пор она, в своих материнских поисках, была спокойна, молчалива и, такая несчастная, вовсе, казалось, своего несчастья не замечала. Но это не так, это – иллюзия: на самом деле все ее отчаяние, все неутешное горе таилось под слоем скупых слов и было скрыто слепцовской манерой рассказа. Теперь же безмолвная скорбь достигла своего предела и порвалась, и женщина вдруг ударилась об землю.
