Читать книгу: «Под жарким небом Батуми. История, в которой каждый найдёт себя», страница 6

Глава 14. Декабрь 2002 года. Батуми

Вокруг была настоящая зимняя сказка. Город преобразился так, что его едва можно было узнать. Как будто кто-то нарочно выкрасил его сине-белым цветом. Ветер гнал темные сапфировые волны к заснеженному берегу. Они спешили, волновались, наскакивали друг на друга и разбивались белой пеной по мокрому песку. Пышные сугробы надежно укрыли набережную и тротуары. Под тяжестью снежных шапок пальмы гнули свои лапы-листья к земле. Многоэтажные высотки и низенькие ресторанчики, машины и автобусы – все было запорошено серебристыми искрами. Вдали возвышались могучие горные хребты, раскрашенные белым. В воздухе пахло мандаринами и выпечкой. Не было здесь пестрых ляписных украшений, новогодней суеты и спешки. Но со всех сторон, в каждом уголке витал дух наступающего праздника. Волшебное настроение целиком окутало город.

Новый год по традиции мы отмечали в Батуми. Каждый год мы все собирались под крышей большого гостеприимного дома дедушки Карду и бабушки Тинатин. В доме этом неизменно царила атмосфера душевного тепла и умиротворения. Сюда все приезжали без исключения: папа с мамой и мы с Катей, тетя Аня с мужем Михаилом и Арчи. Каждый незаметно старался положить свои подарки под елку, и с каждым днем подарков становилось все больше. Эти несколько праздничных дней мы проводили за разговорами, прогулками, застольями, приемом и посещением гостей.

Арчи с семьей еще не приехали, и первый вечер в Батуми мы провели за ужином узким кругом. На следующий день я отправился на прогулку с Лианой. Так волнительно и радостно было встретиться теперь.

Мы бродили по городу и разговаривали. Слова так и лились из нас без остановки, и казалось, им не будет конца. Мы не могли наговориться, насмотреться друг другу в глаза, насытиться друг другом. Лиана была здесь, рядом, подле меня, но мне все равно было мало ее.

– Мы гуляем уже три часа, – неожиданно выдала Лиана.

– И правда, – смущенно улыбнулся я. – Ты не замерзла?

– Я очень замерзла и очень устала. Кроме того, уже смеркается. Пойдем к нам домой. Мама угостит нас горячим чаем.

Бывать дома у Лианы мне, разумеется, доводилось и раньше. Я любил их большой светлый дом, нравилась мне и мама Лианы – Нана. Нана была тихой, кроткой грузинкой с невыразительными чертами лица и черными как смоль волосами. Она не была красивой и не казалась мне привлекательной, но мягкость ее черт, кротость взгляда и тихий нежный голос делали Нану очаровательной.

Я часто удивлялся, как у такой скромной и сдержанной женщины, как Нана, выросла такая непокорная дочь. Лиана во всем была полной противоположностью матери. Яркая, необычайной красоты внешность ее никого не оставляла равнодушным. Но ни столько красотой, сколько силой характера привлекала она людей. То была смелая, решительная молодая девушка, знающая, чего она хочет и как это получить. Все в ней было свидетельством силы и мужества.

Вероятно, что характер свой Лиана унаследовала от отца. Но знать этого наверняка я не мог, так как нечасто видел его и совсем мало был с ним знаком. Лиана же об отце говорила мало и все больше про книги.

Лиана толкнула тяжелую дверь, и мы вошли в дом. Везде было тихо. Прихожая и гостиная соединялись лишь арочным сводом, а потому я без труда разглядел пышную елку в углу. Вся она была украшена новогодними игрушками: большими и совсем крошечными шарами, стеклянными хрупкими капельками, ажурными снежинками и различными фигурками животных и героев мультфильмов. Огоньки на ней не мигали. Кто же выключит гирлянду на елке в Новый год, если он дома? Я искоса взглянул на Лиану. Та спокойно стягивала с себя сапоги и зимнюю куртку.

– Ну что стоишь, – спросила она. – Раздевайся, будем пить чай.

Лиана быстро скользнула на кухню, поставила чайник и прошла в зал. Не зажигая общий свет в комнате, она включила только огоньки на елке. Комната тут же заиграла яркими цветами. Мягкий свет разноцветных огней отражался в шарах и капельках, сиял на снежинках. Приятный отсвет упал на пол и стены. Ветки и шарики отбросили тени. В комнате сразу стало уютно и радостно.

– Где твои родители? – спросил я, входя за Лианой в гостиную.

– Наверно куда-то уехали, – легко пожала плечами Лиана. – Садись в кресло. Я принесу нам горячий чай.

Как только она скрылась в арке, я направился к книжному шкафу и начал рассматривать его содержимое. Классическая литература здесь соседствовала с современной прозой, Достоевский расположился между Сартром и Сенкевичем, история, литература, философия – здесь было все. Вдруг взгляд мой упал на темно-коричневый переплет с бронзовыми буквами сбоку: «И. Г. Табидзе. Бездна». Я открыл книгу и начал читать.

– Что ты делаешь? – раздался едва слышный голос Лианы за моей спиной.

Сколько я читал? Пять минут или пятнадцать? Время совсем потеряло свой счет. Я захлопнул книгу, поставил ее на место и обернулся. В дверном проеме стояла Лиана. В полумраке и отблеске ярких елочных огней я видел только ее изящный силуэт. Она сменила теплые брюки и шерстяной свитер на легкое тонкое платье и распустила волосы. Я не мог видеть выражения ее глаз, но я знал – она пристально смотрит на меня не мигая.

Она сделала шаг. Под тяжестью ее шагов скрипнул паркет. Лиана замерла на миг, как бы раздумывая, но тут же медленно пошла ко мне. Я стоял и смотрел, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-либо. Я не мог оторвать глаз от воздушного платья, перетянутого черным шелком на талии. Лиана приблизилась ко мне настолько, что я уже мог чувствовать запах ее кожи и волос. Вдруг она закрыла глаза, и влажные губы ее коснулись моих. Сладкая истома горячей волной прошла через все мое тело, и я прижал ее так крепко, как только мог. Мне казалось, я чувствовал пульс ее, слышал биение ее сердца. Все мое нежное чувство к Лиане, все эти месяцы ожидания и тоски, всю любовь мою я вложил в этот долгий нежный поцелуй.

– Лиана, – я тихонько отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в глаза.

Какой хрупкой и нежной она мне казалась теперь. Никогда прежде Лиана не была столь беззащитной, столь милой, как теперь в моих руках. Смущенный взгляд из-под опущенных ресниц, невесомое платье, шелк длинных распущенных волос на плечах.

– Лиана, – тихо позвал я еще раз. – Я хочу, чтобы ты знала. Это – навсегда. Я обещаю.

Она едва заметно кивнула. Я потянул темный пояс, и он упал к ее ногам. Я нежно прикасался губами к ее тонкой шее, хрупким ключицам, смуглым плечам. Она гладила мои волосы, и все ее тело горело под моими ладонями. Вот платье беззвучно скользнуло на пол. Я, не в силах больше ждать, сорвал с себя одежду и крепко-крепко прижал ее обнаженное тело к себе. И вдруг среди страсти и одолевавшего меня желания я услышал ее доверчивый тихий шепот:

– Я доверяю тебе.

И я крепче прижал ее к себе.

То был день безоблачного счастья. День без тени, без сомнения, без печали. Это позже она будет штурмовать его обещание, проверять на прочность год за годом, потому что какая-то ее часть так и не поверит ему. Она будет делать это неосознанно, но все равно будет. Как бы она ни хотела поверить ему, как бы ни уговаривала себя, что верит, она все равно будет считать, что ничего у них не выйдет, что рано или поздно он наконец увидит ее такую, узнает ее на самом деле, а когда узнает, то непременно устанет от нее, перестанет слушать, восхищаться ей, перестанет любить. А перестав любить – возненавидит.

Но это все впереди. А сегодня их счастье было абсолютным.

Глава 15. Декабрь 2002 года. Батуми

Нана и Иосиф отправились в центр за подарками и покупками к Новому году. Праздник в этом году будет скромный. Родители Наны не смогли приехать к ним на Новый год, так как отец сильно простудился, плохо себя чувствовал и лежал с высокой температурой. Угрозы его жизни не было, но дорогу он бы не осилил. Отец Иосифа никогда не навещал их, к нему они поедут сами сразу после Нового года. Лиана очень любила дедушку и всегда с удовольствием навещала его в Тбилиси.

Покупки не доставляли Нане того удовольствия, которое она обычно испытывала, покупая подарки. Они еще не вполне оправились от того удара, который нанес их материальному положению проигрыш Иосифа. Долгов он не сделал – деньги, что были проиграны в казано, были их собственными накоплениями. Но новый гонорар за работу Иосиф должен был получить только летом, а пока им пришлось ужаться в расходах и жить на оставшиеся накопления и ее зарплату. Нана знала, что если ничего серьезного не произойдет, они продержатся до следующего гонорара. Но экономить все равно приходилось.

Не испытывала она радости еще и из-за настроения Иосифа. Из затяжной депрессии он вроде бы вышел, но в радостное состояние пока еще не пришел. С тех пор, как он проиграл в казино, она ни разу не видела мужа веселящимся или радующимся чему-нибудь. Он все время оставался задумчив и молчалив. Нана догадывалась, что мужа съедает чувство вины и раскаяния. Она так старалась развеять его тоску. Она не жаловалась и не роптала на потерю денег. Следующего гонорара хватит сполна, чтобы вернуть их положение. Поэтому она как умела поддерживала мужа. Лиане она и вовсе ничего не сказала, так как понимала, что для Иосифа было бы большим ударом открыть дочери свои пороки.

Неожиданно Нане пришла в голову мысль. А любит ли она все еще Иосифа? И тут же прогнала ее прочь. Конечно же любит. Выбирая его, она точно знала, что ей придется нелегко. Но жена – опора и поддержка мужа во всем. А значит и любить его она должна всегда: в светлые времена и в темные. Мама часто говорила Нане, что у женщины должен быть один мужчина и на всю жизнь. И никак иначе свою жизнь Нана и не видела: в ее жизни был только Иосиф.

Глава 16. Декабрь 2002 года. Батуми

Я посмотрел на Лиану. Она мирно лежала в моих руках. Я обнял и крепче прижал ее к себе.

– Лиана.

– Да, Карду?

– Я люблю тебя.

Лиана повернулась ко мне, и я увидел довольную улыбку на губах.

– Давай уже пить чай, – только и ответила она, весело смеясь.

Мне нравилось наблюдать за ней на кухне: как она ставит чайник, как ищет кружки, раскладывает по тарелкам печенья, как разливает чай. Я ловил каждое ее движение, и все в ней меня очаровывало.

– Когда ты улетаешь обратно в Питер?

– После Рождества, седьмого января.

– Я уеду раньше, к дедушке Герману в Тбилиси.

– У вас такой большой дом, почему вы не перевезете его сюда? Ему бы не было так одиноко в пустой тбилисской квартире, да и климат для здоровья тут куда лучше. Море все-таки.

– Дедушка ненавидит этот дом, – буднично ответила Лиана.

– Правда? Почему?

Лиана пожала плечами.

– Не то чтобы я знала подробности. Просто дедушка говорит, что с этим домом связаны самые печальные воспоминания в его жизни. Он не любит говорить об этом. Он до сих пор не может перенести, что так и не стал великим режиссером.

– Не смог стать? Ты шутишь? Он снял много фильмов. И вот этот еще, ну тот, что был упомянут на Каннском фестивале…

– Не упомянут, а удостоен специальным упоминанием, – поправила меня Лиана. – Так-то оно так, но это только одна картина. По-настоящему хорошей, можно сказать великой, картины он так и не создал. Не смог. И сейчас он не известный режиссер, а всеми забытый пенсионер в своей маленькой квартире в Тбилиси.

– А бабушка? Ты никогда не рассказывала о ней.

Лиана вздохнула, глядя в чашку с ароматным душистым чаем.

– Хотела бы я знать, Карду. Дедушка был женат на балерине Лали Табидзе. Ты не поверишь, но это практически все, что мне известно о ней. Папа не рассказывает о ней. Да и в целом, у нас в семье не принято о ней упоминать. И мама просила не расспрашивать. Когда я спрашивала у дедушки, он всегда отвечал «У меня нет жены». Вот и все.

Лиана немного помолчала.

– А знаешь, как я вообще узнала о том, что моя бабушка – известная балерина? У него дома я нашла газетную статью про Каннский фестиваль. В ней упоминались супруги Табидзе – режиссер и его жена балерина. Вот так вот.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Но как же можно жить и не знать про собственную бабушку?

– Как? – Лиана неожиданно рассмеялась. – Да очень просто. Многие ничего не знают про собственных отцов. Ика вон вообще недавно узнал, что у его отца был младший брат, который умер еще младенцем.

– Ну да, – отозвался я.

– Ладно, садись. Попьем уже чай. Я очень голодна.

Так мы болтали еще некоторое время. Мы строили планы на будущее, которое должно было наступить уже через какие-то шесть месяцев, обсуждали подготовку к экзаменам, переезд, удивление всех наших друзей, когда мы объявим им, что едем учиться вместе. Лиана спросила, увидимся ли мы до экзаменов, а я обещал ей постараться приехать весной, на майские.

Мы виделись каждый следующий день, пока Лиана вместе с семьей не отправилась навещать дедушку Германа в Тбилиси. Эти несколько дней были радостными, счастливыми и безоблачными. Время с Лианой было невероятно волшебно, и я не мог от нее оторваться. Она всегда улыбалась. Всегда была радостна и весела и просто излучала счастье. По крайней мере так мне казалось тогда. Ведь другой Лиану я не видел.

В один из таких дней Лиана лежала в моих объятиях, пока нас никто не видел, а я любовался ее красотой. В тот момент в моей голове пронеслась мысль: «Неужели так же хорошо нам будет и через десять лет?»

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил ее я.

– О том, что через десять лет мне будет так же хорошо, как и сейчас.

По моему телу пробежала дрожь. Вот она – моя судьба, мое будущее, моя цель в жизни. Вот все, что я искал и нашел.

Через пару дней Лиана уехала, но мне совершенно не было грустно. В этом чувстве не было смысла, так как я обрел умиротворение и ясно видел наше с ней будущее.

Глава 17. Август 2018 года. Санкт-Петербург

В доме у родителей шли последние приготовления к свадьбе. Мама и Катя улетали в Батуми завтра, за неделю до свадьбы, чтобы закончить все необходимое на месте. Свадьбу решили праздновать в Батуми, так как там жили все родственники Ики и часть наших. Кроме того, грузинская свадьба – это всегда особенное событие.

Но вот я не испытывал воодушевления по поводу предстоящего события. Во-первых, потому что мне предстояло лететь в Батуми. Я не был там восемь лет. Ровно столько прошло с момента трагедии. Я так и не нашел в себе силы приехать в тот дом, в тот сад. Во-вторых, я не представлял себе, как держаться с Арчи. Я не собирался прощать ему его поступок. Но главной причиной, конечно же, была сама эта свадьба.

Ика был членом нашей компании, и я знал его достаточно хорошо. Он был ровесником Бердиа – на два года младше меня. Простой неплохой парень. Но не было в нем какого-то стремления, желания вырваться из привычного круга и взять жизнь в свои руки. Он был довольно ленив и всегда надеялся, что все образуется в жизни само. И вот, образовалось. Свадьба с Катей введет его в мою семью – семью достаточно состоятельную и благополучную, которая откроет перед ним много перспектив. Конечно, я не подозревал его в корыстных намерениях – Ика действительно любил мою сестру. Но не такого мужа я бы желал для Кати. Ика вряд ли будет человеком, умеющим выстоять в шторм. Я не могу понять, как Катя, девушка умная и проницательная, образованная и интеллигентная, полюбила Ику. Что общего могло быть у них? Что так привлекло ее в нем?

А может быть это просто досада от того, что не моя детская любовь перерастает в семью? Моей свадьбе так и не суждено было состояться. Может быть дело в этом? Я отогнал прочь эти мысли.

– Карду, ты ничего не сказал про платье? – Катя с улыбкой смотрела на меня. – Оно нравится тебе?

– Ну конечно нравится. Ты будешь самой красивой невестой на земле. Иди ко мне, – я обнял ее и поцеловал в лоб. Сердце мое сжалось: моя младшая сестренка, этот нежный ребенок, какой я ее видел, выходит замуж через неделю.

– Мне кажется или ты грустный? Что не так? – она взяла меня за руки и заглянула мне в глаза. – Это из-за Арчи?

Я отвел глаза.

– Карду, вам стоит помириться. Ты же знаешь, он не мог… Пока папа болел…

– Довольно, – резко оборвал ее я. Она потупилась. – Извини, милая. Я не хочу говорить об этом.

В комнату вошла мама.

– Что тут происходит?

Мы с Катей немного постояли молча, затем она вышла.

– Карду, родной, на свадьбе будет Арчи, – она остановилась и выжидательно посмотрела мне в глаза. Я не отвел взгляда. – Бердиа рассказал своему отцу, что вы случайно столкнулись в Ницце и ты даже не пригласил его в дом.

– Мама, – начал было я.

– Не перебивай меня. Я знаю, ты винишь его. Но во всем, что случилось, виновата только Лиана.

Я сделал попытку прервать ее, но она подняла руку, сделав мне знак замолчать.

– Да, сынок. Лиана. Это ее вина. Слышишь? Арчи не мог. Ты знаешь это. Посмотри мне в глаза, – она обхватила мое лицо ладонями. – Милый, перестань жить прошлым. Ты должен жить дальше, должен простить брата. Вы не общаетесь восемь лет. Кому от этого лучше? Мне? Папе? Тете Ане? Сынок, прости брата. Он очень порядочный и хороший человек. Он ни в чем не виноват. Слышишь?

Я убрал ее руки от моего лица, взял ключи, деньги и вышел из дома. Мне нестерпимо хотелось пройтись.

Через некоторое время я заглянул в «Бар Слона» на Рубинштейна – самой оживленной, «барной» улице Санкт-Петербурга. Заказал себе виски, достал телефон и решил написать Тее.

«Привет, как дела?»

Я не знал, ответит ли мне Тея. Мы практически не общались после того, как она улетела в Венецию. На прошлой неделе у меня была короткая поездка в Москву, но я не позвонил ей.

«Ого! Ну привет, незнакомец. Как поживает Ницца?»

«Знаешь, чего мне бы сейчас хотелось больше всего?»

«Бокала холодного розе?»

«Нет. Мне бы хотелось сейчас завалиться с тобой в бар на Рубинштейна. И болтать до утра».

«Ха-ха, почему Рубинштейна, мой космополитный гражданин?»

«Потому что я в Питере».

«Что же ты не предупредил? Могли бы увидеться. Я бы приехала».

Я уставился в телефон. Она это сейчас серьезно? Мы не виделись один месяц, почти не общались… Приехала бы? Я задумался. С Теей было легко и интересно. Весело и радостно. Тея была красивая. Но встретиться с ней тут, зная, что она специально летит в Питер ко мне, означало бы начало чего-то большего, чем простая переписка. А я этого не хотел. Не мог себе этого разрешить.

«В другой раз обязательно напишу. Расскажи мне, что нового происходит в твоей жизни?» – просто ответил я.

После выпитой бутылки виски я все же отправился домой. Свет везде уже был погашен. Я тихо снял куртку, разулся и прошел к себе в комнату. С тех пор как я уехал, родители переделали ее в кабинет, но оставили здесь раскладной диван, на тот случай, когда я буду приезжать. Комната примыкала стеной к родительской спальне. Я лег и уже собирался спать, как вдруг мне показалось, что я слышу приглушенные голоса. Родители о чем-то спорили.

– Ты должен ему все рассказать. Мальчики не общаются восемь лет.

– Ты ставишь меня в безвыходное положение. Он мой сын. Я не могу рассказать ему это.

– Да? А смотреть на то, что твой сын не общается с сыном твоей сестры, ты можешь?

– Милая, он мог давно простить его.

– Да, мог. Но не хочет. Он простил бы его, если бы все знал. Он винит Арчи в случившемся.

– Я не могу. Прошло столько лет, что я ему скажу?

Мои веки отяжелели, глаза слипались, а голова налилась свинцом. Я не дослушал их разговора и провалился в глубокий пьяный сон.

Наутро голова болела нещадно, во рту был мерзкий привкус алкоголя и сигарет. Я открыл телефон. Надо бы перечитать все то, о чем переписывался вчера с Теей. В голове ничего не осталось. Я пытался вспомнить, как добрался домой. Пусто. Кажется, я слышал разговоры родителей. Они что-то говорили про Арчи. Или мне все это только приснилось?

Глава 18. Июнь 1980 года. Тбилиси

Еще один учебный год, наконец, подошел к концу. Впереди были три летних месяца, а значит, и поездка в Батуми. В этом году он ждал ее как никогда прежде. Ему не терпелось оставить ненавистные стены тбилисской квартиры, пропитанные горькими слезами, криками, обидами и ссорами. Ему хотелось скорее сбежать от страха в свою тихую аджарскую гавань летного дома в Батуми.

К почти ежедневным скандалам родителей добавились проблемы в школе. Иосиф читал много книг, был любопытным и усидчивым, а потому знал много больше своих одиннадцатилетних одноклассников. Школьная программа быстро наскучила ему, а потому на уроках он не слушал учителей и не выполнял домашних заданий. За это он заработал нелюбовь учителей. Многие из них понимали, что мальчик умен и развит не по годам, но все равно требовали послушания и следования системе, а потому без устали наказывали его.

Исключением стали лишь история и литература. Литература учила его слову. Он познавал приемы и инструменты передачи идей. Черпал опыт у Достоевского, Гюго и Гоголя. Делал первые попытки изложения собственных взглядов и мыслей, зарисовывал первые сюжеты, получал взгляд со стороны от учителя, его критику, замечания и справедливую оценку. Тот поддерживал Иосифа и разжигал в нем жажду творить. История же стала неиссякаемым источником сюжетов для Иосифа. В одиннадцать лет трудно придумать достойный сюжет. Да и зачем? Все в этом мире уже случалось, все было. Главное: точно увидеть, передать, изложить. Что чувствовал Александр Первый во время заключения Тильзитского мира с Наполеоном? Какие мысли одолевали жен погибших на Куликовом поле воинов? О чем думал и рассуждал сам с собой Ломоносов на пути из Архангельска в Москву? Он пробовал себя в историческом эссе.

Друзей Иосиф также не завел. Другие дети не любили его за то, что он, казалось, все знал, не прикасаясь к учебникам, за то, что не любил их игр и шумных компаний, за то еще, что не искал их расположения и общества. Он не был маленьким и хилым, напротив, Иосиф рос красивым, статным грузином с черными курчавыми волосами и большими грустными карими глазами. Над ним не смеялись, не издевались и не оскорбляли его. Его не понимали, а потому попросту избегали.

Итак, ровесники не принимали Иосифа в свою компанию, учителя с ним не общались, друзья родителей теперь почти не посещали в их дом – родители были слишком заняты скандалами и ссорами, чтобы приглашать гостей. Единственным другом и его благодарным читателем стала маленькая Курдиани. Так он называл про себя Анну.

Поначалу он невзлюбил ее. Маленькая, неусидчивая, шумная и чересчур живая, Анна отталкивала его своей энергией. Он старался избегать ее и не понимал, почему так активно она пытается с ним подружиться. Эта веселая, заводная девчонка находила его повсюду и всегда старалась завязать разговор. Бабушка Иосифа, едва завидев Анну, звала ее в дом, угощала чаем и всякими сладостями. Она очень любила девочку и хотела, чтобы Иосиф с ней подружился.

Понемногу Иосиф стал привыкать к присутствию Анны. Они стали вместе ходить на море, играть в саду и пить чай. Иосиф читал ей свои рассказы. Анна, никогда до того не знавшая ни про Наполеона, ни про Ломоносова, слушала его, затаив дыхание. Ей нравились его эссе, и это заставляло писать еще и еще.

Но по-настоящему Иосиф осознал ценность их дружбы по возвращении в Тбилиси. Там одиночество и тоска навалились на него с новой силой. Ему было тягостно находиться дома, тяжело ему было и в школе. Письма Анне стали тем островком удовольствия и радости, который помогал ему не потерять присутствия духа. Ее же письма в ответ давали ему сил пережить тревогу, больше писать и чаще улыбаться.

Иосиф подошел к столу и вынул последнее письмо Анны. Он не раскрыл его вчера, когда почтальон только принес его, потому что хотел оттянуть этот приятный момент. Вместо этого он долго любовался конвертом, а затем бережно убрал его в стол, откуда теперь в нетерпении вытащил. Он аккуратно разорвал конверт сбоку, стараясь не повредить письмо. Большие, размашистые детские буквы заплясали в его глазах, складываясь в слова, и в голове зазвучал голос Анны.

Здравствуй, Иосиф!

Я рада была получить еще один твой рассказ вместе с письмом. Я так люблю читать твои сочинения! Пиши, пожалуйста, чаще.

Правда, кто такая Екатерина Медичи, я не знала. Поэтому все в твоем сочинении было для меня новым. А она правда была такой злой и жестокой, какой ты ее описал? Как можно было замучить и убить столько гостей, прибывших на свадьбу? Это бесчестно и подло. Я так плакала, когда читала о Варфоломеевской ночи. Ты так все написал, что мне было очень грустно. Как у тебя это получается? Твои сочинения трогают душу и заставляют грустить. Когда я читаю написанное тобой, мне кажется, что это я, а не Колиньи, стою посреди спальни, окруженная гвардейцами королевы. Но знаешь, я думаю, что все же согласилась бы принять другую веру. Лучше сменить веру, но остаться в живых, чем умереть. Если я умру, то какая мне будет разница, какой я веры? Это грустный и слезный рассказ, но он так понравился мне. Очень красиво.

Ты уже знаешь, о чем будет твой новый рассказ? Может быть он уже готов? Мне хотелось бы прочитать и его.

А у меня столько всего есть тебе рассказать!

На прошлой неделе в моем хореографическом классе был выпускной концерт. Мы делали его для наших родителей и приглашенных гостей. Пришли моя мама и Ика. Жаль, ты не видел! Мы танцевали вальсы Штрауса. Всех девочек в группе разделили на две костюмные группы: у одних платья были розовые, у других – голубые. У меня было голубое платье. Оно мне так понравилось! А после концерта у нас было чаепитие.

Еще мы закончили учиться и получили итоговые оценки. Я все же не смогла избежать тройки по алгебре и физике. Мама была очень расстроена. Но, слава богу, учеба позади, можно забросить учебники на все лето и наслаждаться ничегонеделаньем.

А вот Давид и Ика учатся без остановки. Скоро им придется сдавать экзамены в университет. Они день и ночь проводят вместе в нашем саду, обложившись книгами. Ика говорит, они поедут в Ленинград. Ленинград, представляешь? Мама сначала была очень против, но папа и дядя Важа, отец Давида, смогли ее уговорить. Ика хочет стать лучшим хирургом. Он говорит, что врач – благородная и нужная профессия, ведь врачи спасают жизни людей. Он говорит еще, что у нас будет династия врачей: папа – кардиолог, он сам – будущий хирург, а когда у него появится сын – тот тоже будет врачом. В Ленинграде есть хороший медицинский университет, и Ика хочет поступить туда. А Давид будет поступать на архитектурный. Он хочет быть архитектором, как и его отец. Это он захотел уехать в Ленинград. Говорит, там красивые здания и улицы и ему там будет лучше работаться. А ты был в Ленинграде? Я еще никогда. Но теперь мне так хочется там побывать! Самой увидеть то, за что его так хвалит Давид.

Ика будет хирургом, Давид – архитектором, ты – писателем. А я совсем не знаю, кем хочу быть. Мне так много всего нравится, что я не знаю, чему себя посвятить. Мне нравится танцевать, но балериной мне быть уже поздно. Мне бы хотелось быть врачом, но я не люблю биологию. Химии у нас еще нет, но, боюсь, она будет слишком сложной для меня. Все вокруг – таланты. Врачи, балерины, режиссеры, архитекторы, писатели. А у меня нет глубоких талантов. И кем мне быть, я совсем не знаю. Как думаешь, как мне это узнать?

Теперь самая главная новость. Мы вместе с Натишвили поедем на Олимпиаду в Москву! Папа говорит, это будет так здорово! Мы будем смотреть какие-то соревнования и церемонию закрытия. Папа Давида Важа рассказал моему папе, что на церемонии закрытия будет какой-то сюрприз. И что сценарий церемонии очень хорош, намного интереснее открытия. Папа говорит еще, что вся Москва преобразилась к Олимпиаде: что город стал чище, красивее. А Ика сказал, что все это – показуха для иностранцев. Их же так много приедет и нельзя, мол, ударить в грязь лицом.

Иосиф, не едешь ли и ты на Олимпиаду? Быть может, если твои родители не против, ты мог бы поехать с нами? Может мне спросить твою бабушку, когда вы приедете? Было бы так здорово, если бы и ты поехал!

Напиши мне все-все-все, что происходит у тебя. А лучше – не отвечай! Приезжай поскорее сам.

Анна К.

1980 г., Батуми.