Читать книгу: «Три имени Жанны. Часть 2. Сестра Клер»

Шрифт:

ISBN 978-5-0065-3009-6 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-4288-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга 2

Сестра Клер

Пролог

Энтони Талбот едва дождался утра. Не смыкая глаз после нескольких приемов, на которые он был приглашен и которым не отказал ни одному, выпив все шампанское и весь эль, что подавали, он ввалился в свой дом на Пикеринг-плейс, более скромный, чем дом на Итон-сквер у Латаймера, но не лишенный своего очарования ввиду наличия во дворе одного из старейших домов виноторговли Британии, который был основан еще сто лет назад. Магазины, окружающие двор здания и коридор с Сент-Джеймс-стрит радостно принимали всех джентльменов из многочисленных клубов, расположенных поблизости, что в каждый отпуск позволяло капитану Талботу быстро найти подходящую компанию и не менее быстро оказаться дома, а утром выглядеть гораздо бодрее своих собеседников за счет пары лишних часов сна.

В эту ночь он пил много. Не шла у него из головы сверкающая графиня де Леви с ее черными глазами. Взглядом как огнем жгла. И нельзя было думать о ней, Генри ведь его друг… И не думать – нельзя. А пить – можно! Вон сколько эля еще в погребах… Залить все им: и этот чертов отпуск, и это посольство, и Латаймера с его кузиной, с глазами ее, черт…

К утру Талбот все-таки обрел силы вернуться в свой дом, хотя и нашел вход в него не с первого раза. Дворецкий у него тоже имелся, но был попроще и так давно, что тоже считал себя родственником барону Талботу, упокой, Господи, души его бедных родителей: видели бы они, каков их сынок! А ведь сэр Энтони подавал такие надежды! Мог бы с дружком своим, Латаймером, денег сделать в Африке, уже бы в Белгравии жили… Нет, взялся одно твердить: армия делает мужчину – мужчиной. А теперь этот мужчина лежал в холле полумертвый и, если его пошевелить немного, будто воскресал и шептал: «…Искры… Глаза ее…».

– Оставь меня, Дорсет, я уже тре-з-в. – уверенно сказал барон Талбот дворецкому и сел на ковре в прихожей более-менее ровно. Язык его не слушался, но хоть немного был подвластен. Чего нельзя пока было сказать о ногах – им требовалось время, чтобы вспомнить свое истинное предназначение.

Несмотря на эту досадную ночную заминку, уже в одиннадцать утра, бодрый, умытый и переодетый в чистый мундир, барон Энтони Талбот стоял на пороге дома Генри Латаймера, настойчиво стуча в дверь – не имея привычки сдаваться никогда, уж завтрак со старым добрым другом в Её присутствии он решил пережить.

Моррисон открыл двери и, не глядя, кто на пороге, почтительно отступил. Лицо его было мрачным, и сам воздух в этой богатой прихожей стоял тревожный, будто кто-то при смерти… Весь холл был уже уставлен корзинами с цветами для графини де Леви, поднос с визитками являл собою самую высокую пирамиду в мире, могла ли хоть одна примадонна Ковент-Гардена похвастаться таким количеством поклонников после удачной премьеры? Однако, напряжение и мрак витали в воздухе, сгущая его. Встревоженно, опережая дворецкого своего друга, Талбот вбежал в кабинет и увидел там Генри, сидящего за письменным столом возле телеграфа. Вокруг обстановка напоминала взрыв: по полу валялись осколки пепельниц и лампы, стул был сломан, бумаги разбросаны, складывалось впечатление, что в этом небольшом помещении дралось на саблях не меньше бригады всадников. Руки мистера Олтона, разбившие все это и разбитые, как и их владелец, тряслись, волосы упали на лоб и по низко опущенному лицу можно было подумать, что он плачет.

Он не плакал.

Смелый, предприимчивый, сильный и уверенный в себе, сэр Генри Гаррингтон, барон Латаймер, граф Олтон после того, как в ужасе пробегал всю ночь по улицам Лондона вместе с частными сыщиками в поисках Жюли, которой и след простыл, не плакал. Ни звука не прорывалось из его каменной груди. Все оставалось внутри, лишь в деталях выпуская наружу то искру боли, то высокую температуру гнева. Даже сидеть сэр Генри спокойно не мог: он менял положение, словно отталкиваясь от стола, от спинки стула, от всего, что прикасалось к нему в этом, в одночасье ставшим враждебным, холодном и пустом мире.

Ничего, кроме открытой двери из гостиной в сад, тьмы и смятой розы на их скамье, найдено не было. Слуги, дворецкий, камеристка, баронесса: все пили успокаивающие капли и бегали по его поручениям. В посольство сообщили – связь с деятельностью отца графини де Леви была очевидна. Ла Валетт дал своих людей в поиски, но, в интересах сохранения репутации графини де Леви, напрямую к полиции просил не обращаться.

Генри перестал чувствовать все остальное: боль гнала его, давала сил, затмевала усталость и даже страх за его Дженет. Но к утру он понял, что одной боли мало, чтобы ее вернуть… Все задействованные силы вскоре были истощены, а след леди Джейн так и не найден: никто в Белгравии ночью не следит за домами соседей. Неутомимые сыщики, тайная полиция при посольстве, разведка Британии, разведка Франции – все пытались разгадать этот ребус, и никто не добился успеха. Мало-мальски стройной версии произошедшего с леди Джейн не было, как и ее местонахождение оставалось тайной. Все это тихо, вполголоса, Моррисон рассказал сэру Талботу, остолбеневшему возле своего друга.

Несправедливость всегда возмущала Энтони Талбота, давая необходимую и иногда даже избыточную энергию для восстановления равновесия добра и зла. В этот раз больно было ему самому: видеть, как страдает его друг, умный, добрый и порядочный человек, и знать, что Она в опасности… Однако военная служба научила сэра Талбота главному для мужчины: действовать без промедления. Решительно сев перед другом в кресло, он начал говорить, усыпляя его отчаяние и помогая себе справиться с волнением:

– Генри, мы найдем ее! Нам нужно действовать обдуманно: нужны проверенные помощники, готовая на все армия и мозг, который все будет анализировать…

– Я начинаю думать, что тут замешаны все: и все разведки мира, и мое прошлое…

– При чем тут разведки? И нет ничего в твоем прошлом, чтобы…

– Есть, – жестко ответил Генри и опустил глаза, но больше не сказал ни слова.

Они договорились, что в их ситуации факт похищения графини де Леви действительно необходимо скрыть: это облегчит им поиски. Баронессу отправят в Брайдхолл: они всем скажут, что графиня де Леви отправлена врачом в Италию, на лечение. Леди Латаймер более всего подходила на роль того, кто организует и нужные слухи, и работу усадьбы до их возвращения. Встав с колен, на которых она провела в молитвах те малые часы отдыха, что ей были отпущены этой ночью, баронесса немного сопротивлялась своей миссии. Ей хотелось участвовать в поисках, быть по-настоящему полезной, однако встретившись глазами с сэром Генри она осеклась и ушла собирать свои вещи. Обернувшись на прощание к мистеру Олтону, она вдруг по-матерински коснулась его плеча и сказала тихо и очень твердо:

– Держитесь, сэр Генри. Она найдется. Обязательно пишите мне: я должна знать все, что вы найдете! Или я умру!

Слугам на Итон-стрит положили тройное жалование за то, что они держат язык за зубами, а представитель Британской разведки прибыл вскорости и рассказал им о том, что будет, если этот запрет будет нарушен. Моррисон единственный отказался от оплаты. Он понимал больше остальных: дочь начальника тайной канцелярии во время войны нужна каждой из противодействующих сторон, и он все еще был лучшим дворецким Лондона. Ему было странно, что похитили ее только сейчас, а не месяц назад, когда они приехали. Понятна дворецкому была поспешность хозяина со свадьбой: спрятать мишень всех разведок мира под другой фамилией в провинции третьей стороны, вдали от глаз, было лучшим решением для спасения любимой женщины. Но, как оказалось, все равно неудачным.

Отправили телеграмму в Брайдхолл чтобы приехал доктор Дойл. Лучшего аналитика и стратега Генри не знал, хотя был знаком со многими, да и не доверился бы никому другому. Мистер Дойл пообещал быть к ночи, наверняка заинтригованный срочностью и отсутствием деталей происходящего. И только тогда Талбот смог оставить своего друга одного, вдвоем с Моррисоном практически силой затолкав его в постель: свежая голова и отдохнувшее тело нужны для поисков больше, чем уставший, разбитый герой, бегущий в никуда.

Проваливаясь в сон, Генри думал, что это невозможно: он теперь никогда не сможет спать, пока она не вернется. Всю ночь они прочесывали улицы Белгравии, Итон-парк, затем близлежащие улицы, затем остальные. Он был на фабрике, он дважды прочесал периметр вокруг дома, он всю ночь звал подмогу, отбивая телеграммы в посольство Франции, Англии, частным сыщикам, и к утру помощь пришла: в дом входили люди, задавали какие-то вопросы, уходили, возвращались, обещали держать в курсе.

Она не сбежала – он знал это точно.

Она растворилась в темноте всего час спустя после того, как сказала «Tu es mon Dieu!»¹ в гостиной и убежала собираться в дорогу. Ее Бог был повержен: он не уберег ее, не спрятал в Брайдхолле, не окружил его тройным кольцом конницы, не успел жениться на ней, не притащил ее чертова отца для венчания из Франции за шиворот, смог лишь ненадолго спрятать ее в Белгравии, но зачем-то согласился на этот дурацкий выезд в посольство… Высшее милосердие сжалилось над ним и погрузило его в сон против его воли. Там граф Олтон бежал по зарослям шиповника в Брайдхолле к старой беседке, продираясь сквозь обжигающие все тело болью колючие кусты, но никак не мог отыскать свою милую Дженет.

Талбот тем временем вернулся в расположение своей части с рапортом о продолжении отпуска еще на три недели по семейным обстоятельствам. Его командир долго не мог понять, с чего вдруг офицер, ранее не рвавшийся на гражданку, вдруг так заинтересовался мирской жизнью, но капитан Талбот в ответ на все вопросы молчал как партизан, сухо ответив, что все изложил в рапорте и добавить к нему более ничего не может, ибо это не его тайна. Отличная служба и горячее сердце капитана Талбота сделали свое дело: отпуск он получил, наравне с предложением помощи в случае ее необходимости.

Энтони Талбот очень хотел найти невесту друга.

И был готов сражаться за нее, если придется.

Но сначала – найти.

Глава 1

Дождливый вечер, загнавший под крыши тех обитателей Лондона, у которых они были, и под мосты тех, у кого их не было, привел в дом Генри Олтона и армию, и штаб-квартиру: пока хозяин мятежно спал, переместившись в кошмар не меньшей силы, чем прошедшая ночь, в его гостиной встретились доктор Дойл и капитан Талбот. Сидя у камина, потягивая бренди в ожидании хозяина, которого решено было разбудить, они не говорили о причине, которая послужила столь стремительному вызову доктора в Лондон: как умный человек, он понимал, что она веская, хотя и не была ему сообщена.

Мистер Дойл решил не продолжать свои упражнения в анализе этой истории, его самолюбию было достаточно того, что до сего дня он безошибочно угадывал дальнейший сюжет. Еще раньше самого мистера Олтона, доктор понял ту невероятную химию, которая возникла между Генри и его неожиданной подопечной, принесшей столько беспокойства в его дом и его жизнь. Несмотря на уверенную позицию ученого и медика самых прогрессивных взглядов, глянув на Олтона и его кузину, мистер Дойл готов был сразу поклясться, что Господь ведет каждого за руку к его счастью, а несчастья происходят лишь тогда, когда человек противится Его воле. Очень вовремя и очень кстати появилась эта милая французская кузина, так заполнившая пространство вокруг своего опекуна хлопотами о себе, что лучше и нельзя было выдумать лекарства от горя и отчаянья для человека, потерявшего всю семью. Их союз был предопределен и прекрасен, что могло испортить эту идиллию?

Мистер Олтон вошел в гостиную собранным, бледным, однако двигался очень уверенным шагом. Выглядел он как собственное привидение, но был тверд и решителен. В его жизни не было вызовов такого уровня, но тем сильнее он был разгорячен желанием вернуть из небытия того, кого потерял безвозвратно. И если с родителями это было подвластно только Господу и тот крайне редко выполнял подобные просьбы, то с его Дженет просить никого было не нужно: это было возможно руками обычного человека. Просто все происходило медленно. Очень медленно. Время теперь текло как вязкий прошлогодний мёд: не давая пошевелиться, склеивая все на своем пути.

Как только он сел, вбежавший за ним Моррисон прикатил тележку с поздним ужином джентльменам: холодный окорок, ветчина, жареная утка в яблоках и дюжина бутылок бренди. Отдав предпочтение ужину, чтобы хоть немного отблагодарить своих помощников за их рвение и способность сорваться с места и прийти на помощь в любую минуту, Генри ел мало и почти молча, пообещав доктору Дойлу все рассказать после. Талбот был напряжен, но как офицер знал о важности подкрепления сил войска. Знать бы еще, кому они объявили войну, или – кто объявил войну им? Доктор Дойл, терпеливо решив дождаться объяснений, так же взялся за вилку и нож. Бренди призывно искрился в хрустальных бокалах. Тишина звенела, нарушаемая лишь дыханием троих мужчин, в обход всех традиций, ужинающих наскоро и молча.

Моррисон тихо вошел в гостиную снова и, наклонившись к уху сэра Олтона сказал: «В прихожей Вас ожидают. Это не терпит, сэр», – и Генри вскочил и вышел вперед испуганного Моррисона, который вслед ему продолжал: «в Вашем холле сейчас дерутся две разведки. Боюсь, нас ждет еще одна Столетняя война!».

Совершенно запутавшись, доктор Дойл посмотрел на сэра Талбота и, не найдя ответа на свои красноречивые и немые вопросы, все-таки негромко спросил, отложив вилку с ветчиной:

– Во что мы ввязались, мистер Талбот?

– В войну, мистер Дойл… В войну разведок, черт меня побери! – горячо и тихо после паузы ответил Талбот самому себе, глядя в свою тарелку.

– Не сочтите меня навязчивым, мой друг, но при чем здесь мистер Олтон?

Вошедший Генри, явно разгоряченный полученными новостями, бросив на стол две пухлые папки, ответил за своего друга:

– Не я, доктор, а графиня де Леви…

Доктор Дойл слушал молча, не перебивая беспокойный, но уже стройный рассказ Генри о том, что случилось за последние сутки на Итон-стрит, кто такая графиня де Леви и почему она оказалась в Англии. Отчеты, с которыми явились представители тайных канцелярий обеих держав, Англии и Франции, лежали на краю стола объемными папками, но не производили впечатления содержательных извещений: в холле оба задиры, быстро поспорив о величии их монархов и перейдя к рукоприкладству, отрицательно покачали головами. Будто бы и не сговариваясь, обе разведки не нашли ничего о местонахождении графини де Леви. Английская добавила, что определить местонахождение иностранной гражданки невозможно из-за территориальных особенностей поисков. Французская причиной назвала свою войну с Пруссией, внутренними политическими проблемами и запретом Национального собрания выдавать местонахождение членов семей и родственников слуг государства. Единственное, что не удавалось Генри делать постоянно – это думать холодно и отстраненно. Талбот умел только сокрушать противника, а им был нужен человек думающий и надежный, способный анализировать информацию и делать верные умозаключения, не отвлекаясь на отчаянные мировые войны.

Они пересели к камину. Доктор Дойл закурил. Взглядом окинув своих собеседников, он читал в их глазах надежду, места которой реальность не оставляла: найти похищенную дочь начальника Черной комнаты Тайной канцелярии Второй Империи, ведущей войну с самым могущественным государством Европы троим англичанам, один из которых ослепленный болью утраты жених, второй капитан кавалерийского полка, а третий – врач из провинции, не представлялось возможным ни при каких обстоятельствах. И в то же время, никто так, как доктор Дойл, не знал, что искреннее желание способно сотворить невозможное, конечно, если желание несет благо. Генри закончил свой рассказ, опустив глаза и глядя в огонь в камине:

– Я имею опыт розыска и возвращения людей с другого континента, джентльмены. Но это не было моим личным делом, поэтому сейчас для успеха мне нужны вы оба. Готовы ли Вы участвовать в истории, которую на этот раз сотворите сами?

Доктор помолчал, затягиваясь сигарой, и тихо ответил сэру Генри:

– Во-первых, должен сказать вам, что вы надеетесь на чудо. И существует одна миллионная доля вероятности того, что наши усилия приведут к успеху. Против всех остальных, провал в которых разрушит не только наши надежды, но и жизни. Мне хотелось бы, чтобы вы оба осознавали это и приняли как факт. Во-вторых, возможно, что ваша оценка моих способностей завышена и мне окажется не под силу решить этот ребус. В-третьих, нам придется обращаться за помощью к таким слоям общества, о которых вы и не догадывались, а я предпочел бы никогда не встречать повторно. Это – война до последнего патрона. Я, в отличие от вас двоих, осознаю, во что ввязываюсь. Что поделаешь? Я люблю сложные ребусы и довольно долго прожил для того, чтобы не бояться потерять оставшиеся мне дни. Я люблю головоломки и ради них готов жертвовать. А вы? Вы готовы на такое ради любимой женщины?

Не задумываясь, они оба: и Генри, и Талбот, одинаково горячо ответили: «Да!», еще мало понимая, что придется пройти им в будущем, но искренне желая вернуть то равновесие, которое для обоих заключалось в существовании графини де Леви. Удивленно переглянувшись, они замерли: Талбот понял, что проговорился, Генри понял, что у его друга свои интересы в этом деле. Видя их замешательство, доктор Дойл усмехнулся:

– Вы выясните все тогда, когда графиня де Леви будет сидеть в этой гостиной, живая и невредимая. Ни минутой раньше! До этого момента вам двоим нужно быть самыми преданными союзниками и верными друзьями, каковыми вы и являетесь.

Генри очнулся от удивления и, не выпуская свои чувства наружу, спокойно произнес:

– В таком случае приступаем. Все, что мы узнаем, все, что нам покажется причастным к нашему делу, мы будем приносить сюда, на Итон- стрит, в кабинет. Важна любая мелочь. Каждый вечер мы будем собираться здесь в девять и обмениваться тем, что смогли сделать за день…

Доктор Дойл покорно подытожил:

– Я отправлю несколько писем в свою больницу, мне нужно подумать о схеме наших действий. А сейчас – выпейте еще бренди и ступайте спать, джентльмены, это совет врача.

Генри облегченно выдохнул, залпом выпил все из своего бокала и помолчав немного, сказал:

– Спасибо, доктор!

– Доброй ночи. – и мистер Дойл решительно встал со своего места. Моррисон проводил его, попутно обещая найти все, что необходимо мистеру Дойлу. Генри и Талбот остались одни.

Не поднимая друг на друга глаз, они молчали. Как такое вообще могло случиться со старыми друзьями, которые как братья росли с самого детства? Одна женщина, настоящее чувство – и они соперники? Генри понимал, что его Дженет могла вызвать чувства у кого угодно, но меньше всего думал он об этом касательно Тони Талбота. А его друг сидел напротив, осознавая, что у него нет шансов: не потому, что Латаймер красив, умен, богат, а по тому, как Она смотрела на Генри Латаймера, не сводя глаз. И в то же время не мог Талбот контролировать свои чувства к Ней. Резкой вспышкой вошла в его жизнь графиня де Леви, неожиданная, яркая… Слишком быстро, чтобы привыкнуть к этому свету настолько, чтобы не замечать его. Да и возможно ли это было? Не замечать Ее, не думать о Ней…

Оба они молча заканчивали по второй бутылке бренди. Оба собрались сидеть так всю ночь, будто время могло найти решение той боли, которая покрывает вчерашних друзей, ставших в одночасье противниками. И Генри оказался сильнее. Он заговорил слегка заплетающимся языком, глядя в камин, но искренне обращаясь к своему товарищу:

– Тони, я хочу ее найти.

– Ты не думал, что она сама? – Талбот так же не мог поднять на своего друга глаз, как выговорить т о, что невеста его друга сбежала из-под венца. Генри же размышлял:

– Только не она… Даже если… Даже если она сама захотела сбежать, она бы оставила записку. Но она не могла сама… Я знаю ее… Даже если… Я просто хочу найти ее и убедиться, что с ней все хорошо.

– Я хочу того же, Генри… – Талбот тоже говорил нечетко, и в помощь непослушному языку кивал головой, – Она же… Она такая…

– Да, Тони… Она – такая…

И они хором озвучили: «Яркая Звезда Франции!», подняли бокалы и почувствовали прежнее тепло старой дружбы. Вспомнив что-то, Генри вдруг поджал губы и, уже не контролируя себя, заносчиво произнес:

– А этот Ла Валетт с ней два раза танцевал…

– Наглец! – и глаза Талбота сузились, но Генри попытался объяснить себе и другу право хозяина приема на любом балу, которому не отказывают в приглашении танцевать:

– Ну, он – посол…

– Но – наглец!

И они скрестили бокалы еще раз, довольные нашедшимся внешним врагом. После паузы, Генри осенило открытие, которое он тут же озвучил своему другу с гневом, хорошо разбавленным бренди:

– Что, если это – он? Если это все устроил посол Ла Валетт?

– Вот мерцаве-ц! – подхватил Талбот, пытаясь встать со своего кресла и немедленно идти во Французское посольство. Генри подал ему руку и сам встал. Их мстительный дуэт сильно раскачивался. Решено было немедленно идти в посольство и вызывать посла на дуэль. Если его не убьет Генри, его убьет Талбот.

Они обнялись и почти ровно дошагали до выхода из гостиной, где из темноты проема дверей навстречу им вырос доктор Дойл в домашнем халате и резонно поинтересовался, а кто в этом случае будет искать графиню де Леви? Друзья обмякли. Протрезвев благодаря этому вопросу, оба застыли, вернувшись в реальность…

– Я не буду сидеть, сложа руки… – тихо, но твердо сказал Генри, опустив глаза.

– Лягте, расправив их, – отрезал мистер Дойл, – Не заставляйте меня жалеть о том, что я согласился на это предприятие! Я готов к партнерству, но не собираюсь быть вам обоим родной матерью! Завтра после завтрака оба в кабинет! А сейчас – или вы идете спать, или я – собирать вещи на первый поезд из Лондона!

Утром доктор был собран, деловит и, быстро покончив с завтраком, объявил им, что имеющаяся информация для анализа недостаточна: необходимо учесть всех, кто мог желать неприятностей графине де Леви, кто мог их исполнить, и кто был рядом в последние сутки. С трудом, но Генри пришлось назвать имя Сен Паля и Агнес Хейли: ему показалось, что леди Хейли он заметил на приеме в посольстве Франции в окружении нескольких темных личностей, она преследует его уже несколько лет после одного поручения Её Величества, которое он выполнил с честью, но попал в область личных интересов леди Хейли. Сен Паля Генри не знал лично, но знал, что он – прусский шпион и что еще месяц назад этот человек, преследовавший его Джейн от Парижа, находился в Дувре и получил отказ графини в своей просьбе. Талбот напрягся в этот момент, но промолчал. Генри сообщил так же, что на приеме были несколько прусских шпионов, о которых ему было немного известно, но это обычное дело в наше время. Доктор Дойл кивнул и начал объяснять ситуацию:

– В похищении графини де Леви условно мы можем подозревать: разведки Франции, Британии, Пруссии, господина Сен Паля, леди Хейли и неизвестное нам лицо или группу лиц, о которых мы пока ничего не знаем. Поэтому первое, что мы должны обеспечить – это крайне осторожный обмен информацией с этими подозреваемыми нами объектами, и если мы не общаемся с леди Хейли и Сен Палем, то с разведками нужно быть втройне предусмотрительными и осторожными. Так же я навещу кое-кого сегодня в Лондоне, чтобы уточнить, насколько никто ничего не видел и не слышал в ту ночь.

В этот момент вошел Моррисон и объявил:

– Лондонская стереоскопическая компания прислала своих рабочих, сэр.

– Рабочих? Зачем? – спросил Генри, не понимая ничего.

– Фото леди Джейн, сэр. Оно в раме, сэр.

– Поставьте на камин, не распаковывая…

– Невозможно, сэр: фото огромное, мистер Ноттидж и мистер Ингленд прислали сопроводительную открытку и инструкцию по установке. Они сказали, что это второе фото в их практике такого размера и они очень беспокоятся о его транспортировке и правильном расположении в помещении. Это портрет в полный рост, и установят его их рабочие…

Кулаки Генри сжались, а лицо побледнело. Он не был готов сейчас смотреть ей в глаза, своей милой Дженет. Только не это. Только не сейчас. Не только боль потери, но и чувство вины за то, что не уберег ее, наполняли его душу и сердце. Талбот коснулся его плеча и сказал Моррисону:

– Я прослежу, чтобы его поставили…

– … в гостиной! – Генри трясло, но он унимал свою дрожь как мог, – Пусть будет мне напоминанием.

Доктор Дойл промолчал. Он видел, чего стоило Генри собраться в этот момент, чтобы четверть часа спустя вместо самобичевания отправиться к своей тетушке, леди Гаррингтон, рассказать ей о произошедшем и попросить помощи в поисках. Сэру Талботу выпала роль справиться о фактическом местонахождении господина Сен Паля и леди Хейли: нужны были их адреса. Сам же мистер Дойл ушел в кабинет думать, пока не наступил вечер и не пришло время для его особенных визитов.

Фото графини де Леви в полный рост, в подвенечном платье, с флердоранжем в прическе, убранное красивой витой рамой из серебра, водрузили на каминную полку и леди Джейн встала вровень с портретами знаменитых предков Гарринтонов, Латаймеров и Олтонов. Глядя в пустую гостиную, залитую печальными тенями и слабым, обреченным светом дождливого утра, она светилась так, будто одна живая стояла среди мертвых и улыбалась Генри. Она всегда улыбалась Генри: неважно, слышала ли она его голос или смотрела ему в глаза, был он рядом или за сотни миль. Генри всегда был вознагражден ее улыбкой. И серебряными искрами в глазах…

1.Ты мой Бог! – (фр)